Perfect Storm

Группа собирается на ранний ужин. Достаточно ранний, что, когда они разделяются на небольшие компании и расходятся в разные стороны, чтобы продолжить вечер в другом месте, солнце все еще садится. Температура значительно упала, так что сейчас на улице уже не так жарко, и Гарри чувствует, что было бы бесполезной тратой времени сидеть в гостиничном номере до конца ночи. Наблюдая, как все разбиваются по парам и обсуждают, что будут делать дальше, Гарри неловко стоит в стороне и, почесывая челюсть, пытается выяснить, куда ему теперь идти. Луи, кажется, находится в той же лодке. Он изучает что-то в своём телефоне, не предпринимая никаких попыток найти себе занятие или присоединиться к какой-либо из других пар, но Гарри видит в отражении его солнцезащитных очков, что он прокручивает свой список контактов, очевидно, чувствуя себя таким же потерянным, как и Гарри. — Эй, Луи, — окликает он. — Хочешь спуститься на пляж? Мы еще даже в воде не побывали. Ну, — он улыбается. — Я был, благодаря кое-кому. — Ага. Нет, все в порядке. Мы теперь одни, Гарри, нам больше не нужно тусоваться вместе. — Оу. Верно. — Гарри неловко шаркает ногой. — Окей. Я тогда. Пойду. Луи поджимает губы, делая странный жест плечами. — Увидимся позже в комнате. — Конечно, — он слабо улыбается. — Меня ждёт отличная кровать. — Говорит он, вспоминая кучу одеял и подушек. Что ж, это не тянет даже на жалкое подобие кровати. — Я позвоню на стойку регистрации и попрошу еще одеял. — Не думаю, что одеяла помогут мне со спиной. — Я имел в виду, что попрошу одеял для себя. Мне было так чертовски холодно прошлой ночью под одной простыней. Гарри смеётся. — Да. — Да, — Луи смотрит вниз, улыбка быстро исчезает. — Хорошо, увидимся позже. — Да. Конечно. — Гарри ждет, пока Луи, возможно, скажет что-то еще, но он этого не делает, и уходит в направлении своей комнаты, оставив Гарри стоять там в одиночестве за пределами ресторана. Он вздыхает, думая, насколько жалко будет пить на пляже в одиночестве. Как оказалось, это ужасно жалко. Ему удалось выпить три с половиной пина колады, пока солнце окончательно не село, и он не может решить, что хуже: сидеть на пляже, в одиночку пытаясь напиться кокосовым спиртным, или рано ложиться спать на полу гостиничного номера своего бывшего. У двух вариантов, очевидно, одинаковые шансы получить звание наихудшего. Уже около девяти часов, когда он тащит себя обратно в комнату Луи, полагая, что горячий душ может помочь с болью в мышцах. Может заставить думать, что время пойдет немного быстрее, если он будет готовится ко сну как можно дольше. Черт возьми, если бы он и Луи были вместе прямо сейчас, они могли бы быть в баре или пойти на ночную экскурсию по острову, или использовать сауну, или делать что-то веселое, на что Луи неизбежно жаловался бы, потому что он устал, и его ноги болят от походов. И Гарри любил бы каждую секунду всего этого. Вообще, это спорный вопрос. Когда он открывает дверь в спальню, он почти ожидает, что Луи уснул или, возможно, умер со скуки, и он вроде как прав в двух случаях. Луи лежит на кровати, как морская звезда, глядя в потолок, глаза почти остекленели. Телевизор включен — рекламный ролик для заполнения пространства звуком, очевидно, чтобы было не так одиноко и тихо, — и Луи явно не прилагает никаких усилий, чтобы переключить канал. — Лу? Что ты делаешь? — Осторожно спрашивает Гарри, позволяя двери с глухим звуком захлопнуться за ним. — Этот ресторан был просто ужасен, — говорит он, все еще пялясь в потолок. — Почему порции были такими маленькими? Он смеётся, прежде чем может сдержаться, снимая обувь. — Ты прав. Самые маленькие порции в мире. — Я так чертовски голоден, что даже думать не могу. — Почему бы тебе не заказать обслуживание в номер? — Ты думаешь, я не пытался?! Кухня закрылась час назад. — Луи садится, нахмурившись, и это просто слишком, так что Гарри снова не может сдержать смех. — Что это за дерьмовый отель?! — Ты не искал торговый автомат где-нибудь на этаже? — О Боже, — Луи спрыгивает с кровати. — Я забыл про торговый автомат внизу по коридору. Ты гений. — Пытаюсь. Он выходит из двери, прежде чем Гарри может вставить слово, почти выбегая в коридор без обуви или носков, оставляя Гарри стоять там, в попытках понять внезапное изменение настроения Луи. Тот всегда был противоречивым, чередуя горячее с холодным, заставляя Гарри ходить на кончиках пальцев, и это то, что он обычно находил милым. Теперь он просто вымотан, пытаясь идти в ногу, но Гарри скучал по этой игривой стороне Луи, так что он будет действовать осторожно и смириться с этим, пока ему не позволят больше. Гарри листает каналы, ища что-то лучше, чем реклама пылесоса, и останавливается, когда Луи влетает обратно, его руки полны того, что кажется недельным запасом нездоровой пищи. Он жестом указывает на груду чипсов, которую Луи бросил на кровать: — Впечатляюще. — Благодарю. Я подумал, ты захочешь чего-нибудь, так что… — Луи бросает ему пакетик чипсов со вкусом соли и уксуса. — Здесь есть M&M'S и крекеры с арахисовым маслом, если ты хочешь. — Ты знаешь меня, — он разрывает пакетик. — Мой герой. Луи ухмыляется и забирается обратно в кровать, раскрывая свой собственный пакет с луковыми чипсами. Он съедает горсть, затем смотрит на телевизор и кривится. — Серьезно, Гарри? Вин Дизель? Он пожимает плечами, понимая, что он нечаянно остановился на Форсаже. — Я не знаю, что тебе сказать, но я люблю мужчин, которые могут круто выглядеть будучи лысыми. — Я до сих пор не могу сказать, шутишь ли ты. — Питбуль, Брюс Уиллис, тот парень-второкурсник из химической лаборатории, который чихнул в твой чай… Они все идеальны. Луи ухмыляется. — Помнишь, как ты пытался убедить меня побрить голову? Гарри сидит на краю кровати, стараясь не вторгаться в пространство Луи. — Да, но, во-первых, я был полностью пьян, а во-вторых, у тебя шишка на черепе. Я просто хотел посмотреть, как он будет выглядеть без волос. Луи закатывает глаза. — Это все еще странный аргумент, даже три года спустя. Мой череп в порядке. — Да, ладно, — Гарри рвет пакет крекеров зубами. — Ты, вероятно, выглядел бы горячо с любой прической. — Ладно, хватит. — Или в любой одежде, — продолжает он. — Тога, доспехи, костюм Большой Птицы… — Костюм Большой Птицы? — недоверчиво спрашивает Луи. — Это одна из первых вещей, которые ты смог придумать? — Видишь ли, ты думал, что лысина — моя фишка, — он откусывает крекер, крошки падают ему на колени. — Но на самом деле это перья. — И ты ждал до этого момента, чтобы сказать мне? — Я не знал, как поднять этот вопрос. Прости. Луи фыркает, потянувшись за напитком на тумбочке. — Это снова стало странным. — Я навеселе. Я выпивал на пляже. — Есть не так много вещей, в которых ты можешь винить алкоголь, Стайлс. Гарри хочет обвинить алкоголь во многом, на самом деле. Это причина, по которой он продолжает двигаться дюйм за дюймом по матрасу, приближаясь к Луи. Это причина, по которой он не пытается отфильтровать множество комплиментов, которые вылетают из его рта, слишком кокетливые и определенно слишком рискованные, учитывая последние несколько недель или даже дней. Это причина, по которой он не может перестать смотреть на то, как губы Луи двигаются, когда тот произносит имя Гарри, или то, как он подтягивает колени к груди, что каким-то образом заставляет его выглядеть меньше. Это причина, по которой грудь Гарри болит от всех тех вещей, которые он хотел бы сказать Луи, за которые хотел бы извиниться и поблагодарить. Стены Луи пали впервые за столь долгое время, и Гарри не может сдержать себя и не воспользоваться преимуществами. Это слабый момент — по какой-то причине — для них обоих, он должен продолжать напоминать это себе. Но это так легко — быть с Луи, любить его, шутить с ним и открыть упаковку отвратительных пирогов с голубикой, чтобы поделиться, смотреть титры к дерьмовому фильму, который ни один из них не удосужился посмотреть. Алкоголь, честно говоря, не имеет к этому никакого отношения. Приближается полночь, когда Гарри понимает, что он все ещё не принял душ. Об этом ему напомнили, кстати, его спина и шея, почти горящие от боли. Он не хотел разрушать чары, хотел наслаждаться временем с Луи, пока они оба не вырвались из этого кокона, но теперь Гарри понимает, насколько напряжены его мышцы, и он не может не вздрогнуть, разминая плечи. Луи замечает это моментально, насмехаясь: — Ты не принимал ибупрофен?! — Мне не хотелось его искать! — Клянусь Богом, тебе как будто восемь лет. — Он встает с кровати, скидывает все фантики в сторону и начинает рыться в своем рюкзаке. — Вот, Иисусе, — говорит он, передавая Гарри баночку. — Как будто ты даже не пытался. — Я и не пытался. — Какой ты бесполезный. Гарри улыбается, когда проглатывает таблетки. — Что бы я без тебя делал. Всегда ко всему готов. Как в тот раз в Вирджинии Бич, когда я зацепился за ядовитый плющ, а у тебя был лосьон с каламином. Кто вообще берет его с собой?! Луи застегивает рюкзак и гудит себе под нос: — Да, это я. Я…эм, — он через плечо указывает на ванную, выражение его лица полностью изменилось. — Собираюсь лечь спать. Он наблюдает, как Луи направляется в ванную, звук воды раздается через несколько мгновений, и Гарри стонет. Он каким-то образом пересек черту, и магия ускользнула так же быстро, как и появилась. Он не пытается разобраться с беспорядком и водоворотом мыслей в своей голове, когда скользит на пол, делая все возможное, чтобы удобно устроиться в куче одеял, ёрзая и скрипя зубами. Он держит глаза закрытыми, пока ждет возвращения Луи, чтобы тот настроил кондиционер и выключил телевизор и весь свет. Он пытается заставить себя быть уставшим, но он полный отстой в этом, он во всем полный отстой. Пол твердый, и Луи теперь лежит в постели примерно в двух футах от него, что ощущается как несколько тысяч миль. Им удается сохранить тишину в темноте комнаты в течение трёх минут. Извинение повисло на кончике языка Гарри — хотя он не совсем уверен, за что он извиняется, — но Луи нарушает тишину первым. — Гарри, иди сюда. — Что? — Я не могу позволить тебе снова спать на полу. Иди сюда. — Ты уверен? — Боже, да. Сюда. — Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя некомфортно. Луи вздыхает, сдвигаясь на матрасе в сторону. — Единственное, что заставляет меня чувствовать себя некомфортно, это мысль о том, что ты плакал на полу всю ночь. — Я не плакал, — он встаёт, стягивая одеяла. — Но. Спасибо. Он кивает, подвигаясь, чтобы освободить место. — Да, это только на сегодняшний вечер. Потом у тебя будет своя комната, да? Все в порядке. Гарри скользит на простыни; они холодные и чувствуются потрясающе на его загорелых голенях. — Да. Только на сегодня. Это почти смешно — то, как они оба лежат на спине в полной тишине, достаточной для того, чтобы Гарри мог услышать, как кто-то проходит мимо их комнаты в коридоре. Он хочет смеяться, или, может быть, плакать от безысходности; он никогда не чувствовал себя так неуместно за всю свою жизнь, и определенно не в присутствии Луи. Он пытается сосредоточиться на дыхании — почему он не может вспомнить, как выдохнуть? — когда Луи перекатывается на другой бок, отворачиваясь от Гарри. Он совершенно неподвижен и Гарри знает, что ему еще не хватило времени, чтобы заснуть. Луи тоже некомфортно. Он делает все возможное, чтобы игнорировать тяжелое чувство, оседающее в его груди, но затем Луи снова переворачивается, на этот раз лицом к Гарри. Он поворачивает голову, чтобы встретить его взгляд, дыхание перехватывает в горле от того, как пристально смотрит Луи. — Гарри, у меня есть вопрос. Он облизывает вмиг пересохшие губы. — Вероятно, у меня есть ответ. — Какое слово мы придумали, когда песня застревает у тебя в голове? — О мой Бог, — он расхохотался, закрыв глаза. Когда он снова открывает их, Луи все еще смотрит. — Я не помню. — Ты сказал, что у тебя, вероятно, есть ответ! — Ну, я полон дерьма, я думаю. Луи смеётся. — Чёрт. Я не могу перестать думать об этом. — Почему тебе нужно знать прямо сейчас? — Потому что у меня в голове застряла песня, — как ни в чем не бывало говорит он, — и если бы я мог придумать слово, мы могли бы избежать всего этого разговора. — Что это за песня? — «Beautiful soul» Джесси Маккартни — Какого черта? — Заткнись. Гарри замолкает. — Теперь она застряла у меня в голове. — Хорошо. — Он подтягивает одеяло к подбородку и закрывает глаза. — И перестань пялиться на меня. — Откуда ты знаешь, что я все ещё пялюсь. Луи почти с головой заворачивается в одеяло, только пара каштановых прядей на макушке видны. — Ты всегда пялишься. Гарри ухмыляется, устраиваясь под несколькими одеялами, боль в груди немного ослабевает. Луи прав. Требуются годы, чтобы Гарри устал достаточно для того, чтобы закрыть глаза, а его дыхание, наконец, выровнялось и стало устойчивым. Этого всего слишком много для него — быть в одной постели с Луи, чувствовать тепло его тела, но не иметь возможности прикоснуться, особенно после стольких лет. Он всегда находил утешение в том, чтобы просыпаться рядом с Луи, делить пространство и утренние прикосновения, глаза Луи всегда принимали более мягкий оттенок голубого после ночного сна. Это одна из вещей, по которым он скучает больше всего в его отношениях с Луи. Он привык к привилегии иметь его всего для себя, держать так близко, как только возможно. Теперь, пока он заставляет себя перестать думать об этом и лечь спать, он слушает знакомые вдохи и выдохи рядом с собой и задается вопросом, станет ли ему когда-нибудь легче жить без Луи. Эти мысли уносят его все дальше в воспоминания об их совместной жизни.

***

Первый раз они спали вместе во время второго курса Гарри. Луи ввалился в квартиру Гарри, пьяный в стельку, в надетых задом на перед спортивных штанах и кривой улыбкой. Он забрался под одеяла рядом с Гарри, бормоча что-то о том, что у него закончился шоколадный торт, а затем быстро заснул, заняв почти всю кровать. И это было совсем не так, как Гарри представлял себе за последние несколько недель, но он не смел пошевелиться, даже не пытался разбудить Луи. Вместо этого, он наблюдал, как его веки дрожали во сне, напоминая себе снова и снова не прикасаться, и когда утром он проснулся с Луи, прижимающимся к его спине, он решил, что ужасная боль в шее того стоит. Он пошел в пекарню вниз по улице, прежде чем Луи заметил, что он ушел, и заказал два кусочка торта навынос, и когда Луи проснулся, он потер висок и сказал: — Черт, выглядит неплохо. Идеально сбалансированный завтрак. Как, черт возьми, ты узнал, что я хочу шоколадный торт уже несколько дней? Гарри пожал плечами, протянув ему вилку. — Просто предчувствие. Однако первый раз, когда они спали вместе, был лучше, чем Гарри себе это представлял. Больше года ожидания сделало все это настолько невыносимо горячим, быстрым, совершенным. Они только пошли на четвертое свидание — простой ужин и кино — и хотя фильм был немного скучный, он все еще смог пригвоздить Гарри к своему месту от того, как сильно тот хотел крепко сжать Луи в своих объятиях, прикоснуться, трахнуть его, проснуться рядом, назвать его своим. И Луи, казалось, был на той же странице, если судить по тому, как он поднял подлокотник на середине фильма, опуская руку на бедро Гарри и заставляя того напрячься и шумно втянуть воздух. К тому времени, как они вернулись в квартиру Луи и в его спальню, Гарри боялся, что он облажается, все испортит или скажет что-то, пересечет черту и напугает Луи, но тот дергал подол футболки Гарри так, как будто он хотел его так же сильно, как и Гарри. Толкнув Луи к двери, Гарри сжал его лицо в ладонях и впился в губы жадным поцелуем. Он слегка подался тазом вперед и потерелся о бедро Луи, почувствовав, как сильно он возбужден. Тепло разлилось по всему его телу, при мысли о том, что Луи тоже это чувствует. Гарри прикусил его нижнюю губу и, словив ртом хриплый стон, ласково зализал место укуса. Луи схватился за плечи Гарри, практически повиснув на нем, и очертил языком его нёбо, изогнувшись дугой. Он отстранился, чтобы сделать вдох, и откинул голову назад. Гарри сразу же переместил губы на его шею, проведя языком влажную дорожку вдоль венки и слегка прикусив ее, шумно выпустил воздух, обдав кожу горячим дыханием. — Ты такой великолепный. — Не останавливайся, — сказал Луи и притянул Гарри для очередного жаркого поцелуя. — Хватит, — простонал он, с влажным звуком отстранившись и делая шаг назад. Луи потянулся за его губами и издал тихий скулеж, зажмурив глаза. — Раздевайся. Как только они избавились от одежды и с протяжным стоном прижались друг к другу, соприкоснувшись разгорячённой кожей, Гарри был уверен, что это невозможно, что никто не хотел ничего так сильно, как Гарри хотел Луи. Он резко приземлился на кровать, потянув Луи за собой. Ему казалось, что он живёт ради того, как Луи закатил глаза и закусил нижнюю губу, отрывисто выдыхая. И когда Луи обнял Гарри за шею, хрипло шепча тому на ухо и опаляя кожу горячим дыханием: «Думаю, я хотел тебя все это время», Гарри чуть не сошел с ума. — Ждал больше года, чтобы решить, стою ли я этого? — спросил он, оставляя влажный поцелуй на челюсти Луи. Луи высоко застонал, не сдержав звука в горле. — Должен был убедиться, что ты достаточно хорош. — Ну и как я тебе пока что? — Чёрт. — Он поднял бедра вверх, толкаясь в такт движениям Гарри. — Ты потрясающий. Гарри скользил руками вверх и вниз по обнаженным бокам Луи, пристально смотря на него. — Так рад, что ты дал нам шанс. Луи впился в его спину ногтями и укусил Гарри за нижнюю губу, немного оттягивая ее и мягко зализывая место укуса. — Не знаю, как я мог этого не видеть. — Его щеки покрылись ярким румянцем, а кадык резко двигался, когда он сглатывал слюну. — Хочешь, чтобы я тебе отсосал? — Боже, да, — застонал Гарри, крепко зажмурив глаза. — Самый быстрый способ заставить меня кончить, это думать о том, как ты это сделаешь. — Ты много об этом думаешь? — спросил Луи, дразня и извиваясь, чтобы выбраться из объятий Гарри. Гарри откинулся на подушки, облизывая пересохшие губы, пока Луи смотрел на него с другого конца кровати, обдавая горячим дыханием бедра Гарри. — Слишком много. И с тех пор все, что Гарри мог чувствовать, был жар рта, обжигающе горячий язык и мягкие губы Луи вокруг него, тщательно работающие, чтобы заставить его кончить. Его волосы были растрепаны, спина выгнута, и Гарри, блядь, не мог выдержать больше трех или четырех минут, слишком отчаянно он хотел достичь пика. — Нет, надо остановиться, — простонал он. — Хочу тебя трахнуть. Луи скользнул ртом вверх по члену Гарри. Его губы были влажными и блестящими, и визуально этого было слишком много. — Пока я не впечатлен твоей выносливостью. Он попытался рассмеяться, но тут Луи вновь вернулся к его члену, одним резким движением заглотив его до основания, и Гарри просто не мог заставить свой язык работать. Вместо этого он изо всех сил пытался сосредоточиться на том, чтобы не сломаться, не кончить прямо на месте только от того, как несправедливо горячо выглядел Луи, претворяя в жизнь все невысказанные фантазии Гарри за последние несколько месяцев. А затем Луи втянул щеки и опустился вниз, его нос коснулся лобка Гарри, и он должен был оттолкнуть его, слишком напряжённый для чего-то большего. Он работал над сохранением хладнокровия, пока нависал над Луи, шепча ему на ушко слова, витавшие у него в голове уже очень долгое время, ухмыляясь, когда щеки Луи приняли глубокий оттенок красного. Он смазал пальцы и, закусив губу в концентрации, протолкнул первый в узкую дырочку, удивляясь реакции Луи, который скулил и стонал, определенно слишком громко, определенно делая это для Гарри. — Ты очень горячий, — сказал он, растягивая Луи уже тремя пальцами. Тот усмехнулся, слегка сузив глаза. — Красноречиво. — Тебе нельзя смеяться надо мной сейчас. — Я могу смеяться над тобой, когда захочу, — вскрикнул он, вздымая грудь. Гарри наклонился, чтобы поставить засос на шее Луи, горячо дыша. — Ты идеален. Луи перестал говорить после этого. К тому времени, когда он чередовал два и три пальца, ловко нажимая и растягивая его во всех нужных местах, Луи выглядел отчаянным и возбужденным до предела. Его глаза были закрыты, а руки сжимали простыни, как спасательный круг. Он тяжело и сипло дышал, изредка поскуливая, и крепче зажмуривал глаза, сдвинув брови, когда Гарри задевал особо чувствительное местечко внутри. Гарри не верил, что он был причиной такой реакции Луи, что после целого года ожидания это действительно стоило того. Это было почти слишком, когда он, наконец, вошёл в Луи одним быстрым движением. Луи схватился за его спину, издав высокий гортанный стон, и Гарри целовал его в лоб, веки, щеки, челюсть, прикусил кожу на плече и ключицах, пытаясь преодолеть напряжение, нахлынувшее на его тело. — Ты, — он выкрикивает, беспощадно работая бедрами, выбивая из Луи весь дух, — чертовски невероятный. — Заткнись, — ответил Луи, его голос звучал напряженно, затем он резко выдохнул. — О, черт, как хорошо. Гарри ускорил толчки, чтобы сохранить это, чтобы Луи стонал и хныкал впиваясь ногтями в шею Гарри. И впервые за год Гарри был полностью и совершенно откровенен, выпуская свои секреты наружу, не боясь, что Луи услышит их. Он бормотал, каким потрясающим он считал Луи, как сильно он всегда хотел его, как он думал о Луи под ним много месяцев, как он не мог думать ни об одном человеке во всем чертовом мире больше, чем о Луи, как он хотел быть только с ним. Это, в сочетании с постоянным толчком бедер заставило Луи кончить на его живот, что-то неразборчиво выкрикнув. Потребовался один взгляд на Луи, разваливающегося на части, чтобы Гарри последовал его примеру. Его тело сотрясалось в оргазме, пока он лежал, уткнувшись лицом в плечо Луи. Было поздно — слишком поздно, чтобы заводить какой-либо реальный разговор, — но Гарри не мог перестать говорить и Луи, казалось, был доволен, так что он согласился с этим, позволив Гарри скользить кончиками пальцев по его рукам, очерчивая контуры татуировок. — Нет, клянусь, я помню, — сказал Гарри. — Когда мы встретились в первый раз, мы были в пиццерии рядом с кампусом, а на тебе были черные дырявые вансы. И ты ел сэндвич с индейкой и сказал: «Эй, ты, кудрявый, передай мне острый соус». Луи ухмыльнулся: — Этого никогда не было. — Да, было. Потому что мне показалось странным, что ты добавил острый соус в сэндвич. И теперь я знаю, что ты добавляешь его во все. — Не во все. Гарри прижал большой палец к татуировке на запястье Луи. — Мне нравится. — Тебе нравлюсь я. Он кивнул, потому что это было преуменьшение года. Он не торопился с ответом, оттягивая время. — До того, как мы начали все это, я думал, что знаю, каково это. — Гарри остановился. — Быть настолько без ума от тебя, что я даже не мог думать трезво половину времени. Но теперь, когда я действительно могу называть тебя своим… — Он прижался губами к виску Луи, его волосы спутались и растрепались в разные стороны. — Мне просто нужно, чтобы ты знал, что я с тобой, я целиком и полностью твой. Я никуда не уйду. Луи зарылся лицом в грудь Гарри. — Спасибо, что был терпеливым и дождался меня, — прошептал он, слегла касаясь губами кожи Гарри. — Я просто. Не знал, что это будет так. Но ты — да. Ты знал. Он опустил руку вниз, вдоль позвоночника Луи, и накрыл ладонью чувствительное место над ягодицами. — Мне кажется, ты уже это говорил. — Наверное. Он улыбнулся: — Можешь повторить, если хочешь. Луи посмотрел на него, выражение его лица серьезное, время шуток закончилось. — Ты — мой лучший друг. А теперь, ты просто… — он замолк и облизал губы. — Я очень счастлив, Эйч. Гарри кивнул, потому что, он понимает, правда понимает. Он дал своей голове повращаться ещё несколько секунд, почти засыпая. Но потом Луи снова начал шептать, прижимаясь губами чуть ниже уха. — О, и Гарри, — прошептал он, — это был не первый раз, когда мы встретились. — Ммм? — Первый раз мы встретились на вечеринке, когда были в стельку пьяными. Я пел Аврил Лавин, а ты выставил себя полной задницей, подбадривая меня. Гарри замолчал. — О, Господи, я совершенно забыл об этом. Луи засмеялся. — Слава Богу, у тебя есть я, да? — Да, — прошептал он. — Слава Богу. Гарри притянул его ближе и нежно соединил их губы, надеясь, что Луи почувствует, что он пытается сказать ему. И судя по тому, как Луи прижался к нему так сильно, как мог, Гарри был уверен, что он понял.