***
Мертвое поле. Опять. Астрид открыла глаза и вновь увидела эту дурацкую бесплодную пустошь. Снова этот чистейший холод и отчаяние пробирают с ног до головы. Достало. Хофферсон яростно зарычала. — Чего тебе от меня нужно?! Оставь меня в покое! — Астрид оглядывалась в поиске той… дряни, что сейчас заговорит, трава громко хрустела под ногами, рассыпаясь в белую снежную пыль. В ответ прозвучал лишь громкий смех. Он словно доносился со всех сторон, заполняя сознание Астрид громким эхом и отзвуками, которые заглушали все мысли. — Дитя, ты не увидела и доли страданий, что ждут впереди — ты не видела и даже не знаешь, что такое настоящая боль. Стоило женщине прошипеть последнее слово, как Астрид почувствовала, что ее сердце замедляется, а по всему телу распространяется холод. Девушка упала на колени, ей хотелось кричать от боли разливавшейся внутри, но она не могла. Астрид взглянула на свои руки — они стремительно белели, синие ниточки вен все явственней проступали тыльных сторонах ладоней, ногти посинели. Хофферсон охватила дрожь, по венам будто текла ледяная вода, и на этот раз она не могла ею управлять. В глазах начало темнеть, Астрид едва держалась на границе сознания, пытаясь прохрипеть отборные проклятия в адрес этой-странной-женщине-мучительнице. Сердце будто протыкали ледяными иглами, и оно билось все медленнее. — Хель бы тебя… лучше умереть сразу, чем слышать тебя каждую ночь, — из последних сил прошептала Астрид, падая на бок. Щеку словно впечатали в стеклянное крошево, Астрид почувствовала, как ледяная кровь течет из свежих царапин так, будто это было наяву. Мучительница вновь залилась смехом. — Не кликай беду по имени. Хотя, Хель, конечно, никогда бы не стала тратить на тебя время. На тебя, слабую, беспомощную и бесполезную нимфу. Тоже мне. Размечталась, — фыркнула женщина, — Я — твой худший ночной кошмар. Я стою перед Смертью, чтобы никакие мелкие сошки не мешали ей исполнять свой план. И я убью тебя и каждого из твоих нынешних и будущих друзей. И буду делать это медленно, наслаждаясь каждым вашим… стоном, — прошептала женщина, и Астрид закрыла глаза, выдохнув облачко пара. Ее сердце остановилось.***
Астрид распахнула глаза, вскрикнув и выпрямившись. Все было так реально, слишком реально, для простого видения или пророчества — будущее не должно быть таким стабильным, оно подвергается вариациям. Неужели, какая-то мучительница смертных будет запугивать ее? — Астрид? Все, все хорошо? Хэй, хэй, спокойно, спокойно. Это я, — Иккинг удержал за плечи, начавшую вырываться девушку. Астрид дрожала. Из ее глаз закапали слезы. Щеку зажгло, словно к ней приложили каленое железо. Иккинг со смесью страха и волнения смотрел, как капли становятся красными, проходя по трем параллельным царапинам на левой щеке Астрид. Всхлипнув, она уткнулась в плечо Иккинга. Парень немного опешил, но погладил ее по спине, обняв в ответ. Девушка что-то тихо шептала. — Что, Астрид? — спросил Иккинг. — Прости, — всхлипнула девушка, — Прости, я просто… я вижу… вижу ужасные вещи, слышу страшные обещания… — Тебе не за что просить прощения. Мы оба просто устали, — мягко ответил шатен. — Я не могу… я так устала… — она отпрянула и коснулась его виска. Иккинг увидел все: все сны Астрид, которые она видела с момента их встречи, почувствовал всю боль, которую она перенесла — такую настоящую… Когда все закончилось, Иккинг вздохнул так, словно провел под водой последние пару часов и жутко соскучился по кислороду. Перед ним сидела заплаканная и еще более испуганная Астрид. Девушка смотрела на лицо Иккинга, содрогаясь от страха того, что сотворила огромную ошибку, показав ему видения. Но страх на лице Иккинга сменился волнением. — Так ты из-за этого… о боги Асгарда, Астрид! Почему ты не сказала раньше? — Иккинг вскочил и начал ходить туда-сюда. — Иккинг, я боялась, что… что она найдет тебя. Что если дать тебе доступ к моим видениям, она, кем бы она ни была, дотянется до твоего сознания. Я не знаю, что делать. Наверное, впервые в жизни… — вздохнула Астрид, потерев лицо ладонями. — Я знаю. Кантоир! — крикнул Иккинг в пустоту, — Кантоир, чертов Советник, где ты?! — он разозлился не на шутку. — Хорош орать. Я здесь. Иккинг и Астрид обернулись. Кант стоял у ближайшей чахлой сосенки, хмуро глядя на горизонт. Видок у него был не лучший. Иккинг даже не думал, что бессмертные могут выглядеть так плохо: синяки под глазами, растрепанные волосы, усталость в глазах. Вместо сияющих одежд и доспехов, на Канте было то же, что было на нем при их первой встрече: простая викинговская одежда и длинный плащ. — Что с тобой такое, приятель? — спросила Громгильда, встрепенув крыльями. — Неважно, — устало отмахнулся Кант. — Кант, что за чертовщину видит Астрид? — сурово набросился на парня Иккинг. Кант болезненно поморщился. Он отвернулся, глядя на шумевшее где-то там внизу, за обрывом, море. Его «хрустальные» глаза казались белыми из-за яркого дневного света. Иккинг, Астрид, Беззубик и Громгильда молча наблюдали. Это выражение лица было им до боли знакомо. Плохие воспоминания. Наконец, Кант вздохнул, словно готовился прыгнуть в ледяную воду. — Это поле — Земля Страданий. Оно находится на подступах к реке Гьёлль*. Гарм и Модгуд* поджидают на мосту, и главной проблемой являются отнюдь не они… Кант замолчал на несколько минут. Команда была настолько напугана, что никто не смел и шумно вздохнуть. — На этом поле каждого из вас ждут испытания. Оно находит в вас самое уязвимое место и бьет по нему. Она находит и бьет, — тихо сказал он. — К-кто она? — подала голос Астрид. — Ее имя… ее имя Клития, — едва выговорил он, будто это имя было настолько забытым, похоронено так глубоко, что было трудно собрать его по буквам вновь, — Клития она… она моя сестра-близнец, — прошептал он, и его словно ветром сдуло. Иккинг и Астрид посмотрели на друг друга. — Что?! — выпалила Астрид, — Какого, какого черта он вот так вот говорит такие безумные вещи и… исчезает?! Хофферсон схватила секиру и убежала в чащу леса. Иккинг даже не попытался ее остановить — бесполезно. Кому, как не ему, этого не знать? — Я пойду за ней, — Громгильда сделала пару шагов, но Иккинг поднял ладонь, останавливая ее. — Дай ей остыть. Пытки каждую ночь, это… — Иккинг так и не договорил и снова ушел на берег. Беззубик переглянулся с Громгильдой. Та понимающе кивнула и свернулась клубочком, глядя в сторону, куда убежала Астрид и откуда она слышала стук топора. Фурия хмуро побрел следом за наездником. Клития, Клития, Клития… Дурацкое имя крутилось в голове дракона, словно на перемотке. Страж Земли Страданий… Королева Поля Забвения… О Фригг, сестра-близняшка Канта… Он слышал о ней, но что, когда, от кого, черт бы побрал его драконий мозг, он совершенно не помнит… А должен. Он, во имя Одина, должен. Это было чем-то важным… Но Иккинг сейчас был важнее. Важнее какой-то там дамочки-мучительницы-детей. Беззубик остановился. Иккинг сидел спиной к нему, меч был откинут вправо и наполовину зарылся в песок. Спина юноши была сгорблена. Ветер трепал его волосы, заносил его ботинки песком. Он уперся лбом в колено, глядя на правую ладонь с глубокими жгучими отметинами ногтей. Иккинг исподлобья переводил взгляд на море и слушал тишину в своей голове — надоедливую и громкую тишину. — Что ты видишь, когда смотришь на воду? — спросил Беззубик, устроившись у парня под боком. Иккинг долго молчал, но Фурия ждал. Это был не просто вопрос… особенно для дракона. — Что ты хочешь услышать? — прошептал Иккинг. — Не важно, что хочу услышать я. В этом весь ты Иккинг — ставишь интересы других выше своих. Просто ответь на вопрос. Мне важно слышать, что ты скажешь, — просто ответил Беззубик, глядя на море. — Почему? Беззубик не ответил и тем самым дал настолько яркий и чистый намек, что Иккинг сразу все понял. — Твое прошлое. Расскажи. Я сказал тебе все, так расскажи хотя бы про это, — Иккинг посмотрел на своего дракона. Беззубик медленно вдохнул и шумно выдохнул. — Когда… когда я был маленьким, у меня была семья. Настоящая семья: отец, мать и младшая сестренка, — блуждающая улыбка теплых воспоминаний замелькала на мордочке Фурии, — Отец учил меня летать — где-то год мне исполнился, — и он привел меня на утес Странствий. Этот утес был краем нашего мира — нашего острова на краю земли… — Беззубик вздохнул, — И он спросил меня… он спросил: «Что ты видишь, когда смотришь на воду, сын?» И я ответил: «Воду. Много воды.» Он рассмеялся, и мы не возвращались к этой теме до моего следующего Дня Рождения. В тот день он вновь меня туда привел и снова спросил меня: «А сейчас? Что ты видишь, когда смотришь на воду сейчас? Подумай хорошенько перед тем, как ответить.» Я подумал немного и вновь ответил: «Воду, папа. Что же еще можно увидеть в воде?» Он нежно улыбнулся, но… так и не объяснил. А на следующий год на свет появилась моя сестра, но когда мне исполнилось три, она была слишком маленькой для полетов, и мы вновь оказались на утесе вдвоем. Я знал, что он спросит, и, как только мы приземлились, начал вглядываться в водную гладь. «Что же я вижу?» — спрашивал я себя. Мы, драконы, мозгом взрослеем быстро, так что, считай на тот момент мне было где-то двенадцать, и я действительно задумывался о том, что же я вижу. Не только в воде, вокруг. Знаешь, что я видел…? Я не видел ничего, кроме острова со счастливыми обитателями, счастливой семьи, счастливых родителей. Да, даже камни казались счастливыми на острове Ночи — нашем острове… Острове Фурий… И я смотрел на воду и видел свою семью: отца, маму и любимую сестренку. Но помимо этого, было что-то еще. Что-то, чего я тогда не понимал. И вот отец спросил: «Что ты видишь теперь?» «Я вижу наши отражения» — сказал я. Отец кивнул, но я по его глазам видел, что он знал. Знал о том, что я не могу выразить еще одну мысль. В следующий раз, мы пошли на утес с моей сестрой: только я и она. Отец сказал, что я готов, и теперь я — глава семьи, и все обязанности, в том числе и обучение летным навыкам сестры, лежит на мне. Да-да, знаю, мне было всего лишь четыре, но все это в пределах нормы. И вот, год за годом я и Тень прилетали на утес, и я спрашивал ее, что она видит. Она всегда отвечала, что счастье. Видит счастье, брат, и в ее глазах не было ни тени сомнения в этом. А я, про себя отвечал на этот вопрос по-другому. Когда мне было семь, я смог дать полный ответ на это дурацкий вопрос: «Я вижу счастье, но не вижу в нем себя. Я вижу только горизонт, до которого мне хочется дотянуться, солнце, за которым мне хочется лететь, волны огромного Океана, над которыми хочется парить… Я вижу свою свободу, которая ждет меня…» И я улетел. Улетел, потому что не видел того, что нужно было другим — только то, в чем нуждалось мое эго… Беззубик замолчал. Часть истории, которая следовала за этой… Нет, еще рано. Иккинг ждал, что дракон продолжит, но дракон молчал, поэтому шатен не стал на него давить. — У тебя все наоборот, — хмыкнул Фурия, — Ты видишь то, что нужно другим: друзьям, семье, миру, черт подери! Но не видишь самого простого — того, чего желает твоя душа. Так посмотри на эту, Хель ее, воду и скажи: что ты видишь? Иккинг посмотрел куда-то вдаль, попытался заглянуть за горизонт и увидеть Олух: его утесы, леса, жителей. Не получалось. Представить все это вместе не представлялось Иккингу возможным. Он хотел на родную землю, но не к людям, которые там жили. И он решил перестать хвататься за прошлое. Иккинг посмотрел на воду — темно-синюю и вязкую, игравшую яркими бликами — и заглянул в глубь себя. Что же он видит, когда смотрит на воду…? — Я вижу Олух: скалистый, покрытый лесным ковром, но там тихо. Там нет викингов — только горы, лес и дикие звери… Вижу небо. Ярко-голубое, укрытое тонким одеялом перистых облаков, и темное, словно чернила с рассыпанными по нему звездами… Я вижу нас с тобой, парящих там. И Астрид. Астрид верхом на Громгильде, которые летят рядом с нами крыло к крылу. В тихом и мирном небе… никакой войны и конца света… Они сидели молча, слушая шепот ветра, и вглядываясь в воду, пытаясь разглядеть там свои отражения. Но пока не могли их найти.***
Астрид с остервенением кидала свою секиру в стволы ни в чем неповинных чахлых сосен. Девушка едва сдерживала крик, поэтому зло и довольно бессвязно бормотала: — Нет, конечно, Кант тот еще индюк, но его сестрица! Она же чокнутая. О асы, за что такое наказание? Нет, он просто взял и исчез. Сказать какую-нибудь глупость и испариться — надо взять за привычку: отличная вещь! О Тор и Один, ну почему именно я? Клития, тьфу, троллья задница! Я доберусь до нее, и плевать, что она божество. Я искромсаю ее топором, потом водяным хлыстом. Буду душить ее водяным кнутом, потом сварю ее в кипятке, а потом заморожу и разобью ее прелестную статую на мириады осколков. И никто меня не остановит! Даже… — Астрид остановилась, опустив топор. Что она только что сказала? Это же ужасно! Ни один человек никогда так не поступил бы. Да даже драконы так не измываются над своими жертвами. А если бы ее сейчас услышал Иккинг? Что бы он сказал? — Что бы он сказал? А, Фрейр*? Как бы он отреагировал на такое безумие? — пробормотала Астрид ветру, присев на траву. Неужели, она сходит с ума? Неужели, что-то темное завладевает ею, ползет к сердцу и мозгу, прокладывая себе путь по гладкой дорожке из ее страданий? — Нет. Черта с два. Гореть мне в Хельхейме, но я никогда так не поступлю ни с кем, — она резко вскочила, развернулась и метнула секиру в сосну, разломив ее тонкий сухой ствол на две части.***
— Эй, Иккинг, Беззубик, вставайте. Темнеет, нам пора в путь. Иккинг проснулся от потрясываний плеча и угрюмого голоса Астрид. Когда они уснули? Наверное, сидели с пару часов — он и Беззубик — думая о своем, и не заметили, как задремали. Беззубик широко зевнул и расправил крылья, врезав своему брату по голове. Иккинг повалился на песок и застонал. Астрид не смогла сдержаться и засмеялась тем чистым и искренним смехом, который парень слышал в первый день их знакомства. Иккинг улыбнулся, потирая затылок. Ради этого звука, он не против лишиться головы. Девушка нависла над ним и протянула руку. Астрид продолжала посмеиваться, помогая ему отряхнуться от песка. Она легкими и плавными движениями стряхнула песчинки с его волос и щеки и, по-прежнему улыбаясь, пошла к Громгильде. Шея Иккинга горела, и он молил Фригг, чтобы его щеки не стали красными в цвет помидоров. Любое касание Астрид вызывало такую реакцию, и бедный парень уже не знал куда деваться. А избегать ее ему не хотелось. Воздух был холодным. Астрид прилагала все усилия, чтобы его нагреть, но Иккинг запретил ей, как только узнал, что она не спала сегодня. Хофферсон летела, насупившись, хмуро глядя на горизонт. Иккинг играл с пламенем на ладони, которое выглядело в окружающей их темени летящей звездой. Беззубик что-то бурчал себе под нос, ему вторила Громгильда. Очевидно, эти двое переговаривались на том странном наречии, которое было неподвластно к пониманию полудраконов и «отражений». Впрочем, Иккинга это волновало в последнюю очередь. Он задумчиво глядел на пульсирующую оранжевым точку на острове под названием Терра*. Все было вполне тривиально: название острова само за себя говорило, кто там живет. Значит этот Страж — Йоргенсон — маг земли. Нехорошо. Иккинг, наверное, впервые задумался о том, насколько это бредовая идея. Собрать четырех элементалиев* в одной команде? Это самоубийство. Разные темпераменты, разная магия. Причем он уже в одной команде с контрмагом. Огонь и вода. Вот это ирония. — Это наш пункт прибытия? Иккинг вздрогнул от неожиданности, прервав свои думы. Голос шел откуда-то сверху. Он посмотрел вверх. Астрид и Громгильда парили над ними вниз головой, но долго так лететь нереально, поэтому они тут же извернулись и полетели рядом. Иккинг кивнул в ответ на вопрос девушки. — Остров Терра. Несколько минут прошли в молчании. — Мне одной кажется, что у бога мудрости* снесло крышу? — Нет, — хором ответили Беззубик и Громгильда. — Смотри, Хофферсон, как бы Один тебя не поджарил за такие слова, — усмехнулся Иккинг. — Я ему нужна. Да, Всеотец?! — Астрид раскинула руки в стороны, посмотрев на Иккинга: «Видишь, пока жива» — Собрать элементалиев в одну команду… это же ужас. — И Кант говорил что-то про метаморфов. Так что, все становится в сто крат интересней. — Клянусь Вальхаллой, если я встречу Одина, я ударю его в глаз. — Не советую разбрасываться такими клятвами, — деланно серьезно проговорил Иккинг. — Пф, как будто Один решит высунуть свою голову из дворца в Асгарде. Максимум, кому я смогу врезать в глаз, так это Канту. Кстати, это будет вполне заслуженно, — пробормотала Астрид.