***
— Ох, Плевака, хоть убей! Пустоголовые бездари, эти твои новобранцы. Ни черта не понимают. Пятеро проходимцев! Стоик словно разъяренный дракон мерил шагами Большой Зал. Очередной налет оставил их без трети продовольствия. Конечно, сейчас весна, но собрать все заново — большой труд. Плевака, подперев щеку кулаком, скучающим взглядом следил за его передвижениями. Туда-сюда. Туда-сюда. — Стоик, чего ты хочешь от них. Они молоды, и они — викинги! Им нужен лидер. — Ха, лидер! — Стоик всплеснул руками; вздохнул, присев рядом с другом, — Есть предложения? — Хе, как сказать… Лавиния — самый достойный кандидат, но, поверь, ничего не выйдет. — Почему? — Трит. Трит Ларсон, Стоик. Он — самая большая проблема. У Хардкаслов и Хагена нет выбора, лишь только подчинятся. То же и с Лавинией, только вот у нее причин ненавидеть его больше. — Это каких же? — отрешенно спросил вождь, глядя в огонь. — Очнись, Стоик! Трит стал единственным наследником трона после тебя, а Лавиния — самая старшая из девушек на выданье. Именно с ее семьей заключался договор, что следующий вождь жениться на девочке из дома Йоханссон. Мне жаль бедняжку. Она просто вне себя от этого. А ведь Триту скоро двадцать один. Стоик, по традиции… Но Стоик уже не слышал последних слов друга. Его вдруг пронзила мысль, что его наследник не его собственный сын, а Ларсон. Тяжело вздохнув, Стоик прикрыл глаза. Плевака что-то обреченно прокряхтел. — Стоик, Иккинг бы не покинул Олух, если бы на то не было причины. Он слишком любит этот клочок земли, — Плевака лукавил, скрывая от Стоика, что получил прощальное письмо. Но ведь он не знал, что и Стоик получил свое.***
— Что?! Этого просто не может быть! Это невозможно! — Мала опрокинула стул, яростно зашагав туда-сюда по Залу. — Боюсь, что это так, Мала. Я получила письмо от Талии утром, — рыжеволосая женщина с прямой спиной и гордо поднятой головой спокойно наблюдала за своей подругой. Гера всегда была спокойной и расчетливой. Всегда знала цену опрометчивым поступкам. Мала была не такой. По крайней мере наедине с подругой. — Гера, но… это немыслимо, — Мала тяжело опустилась на скамью. Слова Талии — главы Совета целителей — невозможно было подвергнуть сомнению. Об этом и речи ни шло. Руки Малы дрожали, как бы она ни пыталась, их остановить. — Как, Гера? Когда это случилось? — Талия сказала, что около трех лет назад. Через полтора года после твоего отца. — Это конец, Гера, — Мала опустила голову, — я не смогу доказать, что он пытался атаковать нас в спину, но он легко сможет заявить Совету Вождей о том, что я безосновательно пленила вождя Племени Огня Дариона Неопалимого. И они ему поверят…***
— Хм… «это есть у всех». Может, тень? — Боюсь, что нет, Рыбьеног, — Иккинг остановился, но, покачав головой, продолжил мерить пещеру шагами. — Сердце? Его же не потеряешь, — хмыкнул Сморкала. — Не думаю. Дело в том, что мы должны подобрать слово, являющееся ответом на все строки… — И нам нельзя ошибиться, — закончила Астрид. — Это есть у всех. Это невозможно потерять. Это — самый большой секрет каждого человека. Это — его самая большая проблема. Это — что-то, что меняет, — прошептал Хэддок. — А каким способом Клития доберется до нас? Она же это, там, — Задирака ткнул пальцем вниз. Сестра тут же треснула его по затылку. — Болван, она же богиня. Она одним щелчком может нас убить. Иккинг и Астрид переглянулись. Близнецы редко попадали в цель настолько точно. Если Клития — богиня, то почему она не переубивает их сейчас? Да, и в принципе, почему бы Хель просто не убить их или не натравить стаю Гончих? Все было бы проще. Они бы уже были мертвы. Никакой угрозы. Иккинг вышел из пещеры. Астрид, нахмурившись, последовала за ним. — Кант, назрел вопрос, — тихо пробормотал Иккинг. — Какого рода? Ты ведь понимаешь, что я не чертов словарь? Да, и Один мне крылья обломать может, — Кант материализовался справа. — Почему мы все еще живы? — Астрид сложила руки на груди. — Так, я смотрю, вы научились задавать вопросы. Что ж, я объясню. Вам кажется, что боги не заботятся о вас. Но это не так. Хэй, ведь сама Фригг пришла к вам! И часть асов и ванов борятся с Гончими в Хельхейме на подступах к Иггдрасилю. Хель не выходит из своей норы, потому что знает… — он вдруг внезапно закашлялся. Иккинг с Астрид вопросительно переглянулись. Откашлявшись, Кант вздохнул, кинув злобный взгляд куда-то вдаль. — Короче. Книга Судеб. Подумайте о такой штуке… называется пророчество «О начале Конца». И поменьше думайте о Смерти. Все-таки жизнь продолжается, верно? И еще. Прошлое не должно влиять на ваше будущее, — загадочно произнес Кант, растворившись в воздухе. Астрид подошла к краю скалы и вздохнула, глядя на горизонт. Иккинг встал плечо к плечу рядом с ней и незаметно сжал ее ладонь. Хофферсон молча улыбнулась, сжав ее в ответ. Рыбьеног, наблюдавший за ними, быстро отвернулся, уткнувшись в книгу с лукавой и совсем капельку смущенной улыбкой.***
Стрела. Еще одна. И еще. Тетива натужно скрипела под умелыми пальцами. Тихий свист пронзал воздух. Дерево глухо вскрикивало от каждой стрелы, попавшей в самую середину ствола. Лавиния потянулась за очередной, но колчан уже опустел. Девушка вздохнула, надев на себя лук. Порыв ветра метнул кудрявые рыжие перемешанные с ультрамариновыми пряди, те застряли у нее меж приоткрытых губ и зацепились за ресницы. Она легким взмахом ладони заправила их за ухо. Подошла к дереву и с раздражением стала вытаскивать стрелы. Они с приятным стуком приземлялись в колчан. Собрав все, Лавиния провела пальцами по отметинам на коре. Застыла, глядя куда-то в пустоту. Из раздумий ее вывел дождь. Капля попала ей сначала на нос, потом на макушку, на щеку, смешавшись со слезой. Лавиния махнула рукой над головой как раз перед тем, как дождь хлынул изо всех сил. Капли бесшумно отталкивались от невидимого купола. Шмыгнув носом, девушка прислонилась спиной к стволу и съехала по нему. Лавиния ненавидела давать слабину, но она устала быть сильной. Слезы не желали останавливаться, ведь здесь, в чаще, куда никто не ходит, она могла тихо оплакивать свое будущее. Свое будущее с Тритом — худшим викингом. Ужасным, властным и грубым. Он совсем не умеет любить. А Лавиния — сколько бы себя не корила за это — хотела настоящего пылкого чувства. Она почти не помнит какого это — чувствовать к кому-то приязнь, тянуться к кому-то. Это было слишком давно. Тот человек отрекся от них. Он отрекся от нее. Лавиния зажмурилась, уткнувшись в колени, и зарыдала. Купол над ее головой растворился…***
Иккинг открыл глаза. Вокруг царила темнота. Вздох. Он опять спит. Ему было одновременно и страшно, и интересно узнать, что он сегодня увидит. Темнота начала рассеиваться, дыхание Иккинга перехватило. Он знал это место. Поляна за Вороньим мысом, окруженная высокими многовековыми елями. А еще… Он знал девушку, сидящую, привалившись к одному из стволов. У нее были густые волнистые рыжие волосы с ультрамариновыми прядями у виска, собранные в небрежный хвост. На шее вдоль сонной артерии струилась метка водных магов. Запрокинув голову, девушка, прикрыв глаза, подставляла свое бледное лицо под капли. Казалось, что она спокойна, но ее грудь быстро вздымалась и опускалась. Иккинг знал Лавинию Йоханссон и знал, что она делает на этой поляне, ведь… ведь когда-то именно он привел ее сюда. Хэддок не мог понять, почему он это видит. С Лавинией они не разговаривали да и не виделись особо вот уже шесть лет. А то, что было, было очень давно. Иккинг уверен, что девушка давно забыла его. — Ненавижу, — прошептала Лавиния, — ненавижу тебя, Трит Ларсон. Иккинг покачал головой. Он вспомнил о договоре с ее семьей. По деревне сначала ходили слухи, но Трит раскудахтал об этом всем: Лавиния выходит за него замуж, как только ему стукнет двадцать один год. Иккингу было жаль ее, но он уже ничего не мог сделать. А ведь когда-то давно она была обещана ему. — Ненавижу, — Лавиния зажмурила глаза, пытаясь сдержать очередную порцию слез. Ее плечи содрогнулись и затряслись, но сквозь сжатые зубы она пробормотала: — Ненавижу тебя, Иккинг Хэддок.