***
Канун Дня Весения. Вечер
— Дарион, может твоя королевская задница соизволит подняться, и ты наконец объяснишь мне, что происходит?! Найон был в бешенстве. Его глаза пылали темно-бордовым, руки гневно подрагивали. Дарион никогда так себя не вел, никогда не увиливал, лишь слегка лукавил, со смехом наблюдая, как его друг закипает словно чайник, но после выкладывал все от начала до конца. Так ведь, черт возьми, и делают вожди: рассказывают свои планы советнику и спрашивают, блин, совета! Сейчас же вождь упорно молчал. Лишь тяжелым взглядом смотрел в пламя очага. — Дарион. Мне. Нужен. Мотив. Масштабная война? Серьезно? На повестке дня «Начало Конца»! Ты сам видел Стражей! Команда в сборе, Конец близок, а ты собираешь устроить территориальные войны?! Крик молодого мага, казалось, слышал весь остров, но Дарион словно оглох. Найон фыркнул и в гневе пнул ногой стол так, что он перевернулся и отлетел к стене. — Так и быть. Хочешь войны? Пожалуйста! Только я в этом не участвую! Взбешенный маг выбежал, хлопнув дверью. Дарион, не отрывая взгляд от огня, монотонным и пустым голосом тихо сказал: — Я знаю. Соплеменники с недоумением смотрели вслед Найону, буквально полыхающему злостью. Оказывается, так быстро привыкаешь к высокому положению «правой руки» вождя. Раньше у Дариона от Найона не было секретов. Что же изменилось всего за одну ночь? Найон ворвался к себе в дом и захлопнул дверь. Словно загнанный в клетку тигр, он ходил туда-сюда по комнате и бормотал проклятья. Спустя несколько минут градус злости спал. Осталось лишь отчаяние и неудовлетворение. Найон устало опустился на стул у огня. — Я — идиот. — Отнюдь. Маг вскочил. На ладони полыхнул огонь. — Все вы, огненные, одинаковые! Чуть что, так сразу драться. Остынь, парень!.. Хм, звучит довольно двусмысленно по отношению к магу огня, — Кант, облокотившийся плечом о стену в темном уголочке, потер подбородок, довольно улыбаясь. — Кто ты такой? — Найон ни на йоту не потушил огонь, всматриваясь в говорящую полутень. Кант усмехнулся, но все-таки сделал пару шагов вперед, выйдя на свет. Найон от удивления даже рот приоткрыл, и огонь на его ладони тут же потух, стоило лишь увидеть белоснежные крылья за спиной у статного юноши. Кажется, его ровесника, но это вряд ли. — Правильно, а теперь присядь. Поговорим. Найон насторожился, но все же послушался. — Итак, Найон, ты — не идиот. Ну, не больше, чем остальные маги, люди и тд, и тп. Так что… — Притормози… те. Кто ты?.. Вы? — Манеры — это хорошо! — Кант оскалился, — Но можно и на «ты», я старше тебя всего на пару-тройку тысяч лет. Меня зовут Кантоир, можно Кант… — Советник Одина. Твою ж Хель, не впутывай меня в это идиотское шоу! — вся растерянность молодого человека тут же испарилась. — Я пытаюсь тебя выпутать из него, идиот! — Кант гневно оскалился, но закрыл глаза, сделав глубокий вдох, — Ну вот… вынудил меня ругаться, а я ведь не хотел, — Кант всплеснул руками, — Слушай, дружок, ты прав. Дарион изменился действительно за одну ночь. Сказать почему? — Обойдусь, — буркнул маг. — Гончая. Адская Гончая. Найон распахнул глаза, потом задумался, его глаза забегали. — Не-ет, нет. Не хочешь ли ты сказать, что… Нет, нет, — Найон закрыл лицо ладонями. — Хэй, — Кант перестал улыбаться, нахмурившись, — Мне жаль, но такого пророчество. Иных вариантов нет. — И что же мне делать теперь? Зная, что он — Гончая? — Уходить. Сегодня же. Сейчас. Бери курс на Олух. — Я даже не знаю, где это. Да и как? Я из Племени Огня. Меня нигде не примут. — Ты не чистокровка, — лукаво прищурился Кант, — так стань просто магом смешанных кровей. Тем более, — к прищуру добавилась настолько же лукавая улыбка, — на Олухе тебя примут без вопросов. — Ага, как же. Ну, о великий Советник, что прикажешь мне делать? — Первое! Ты должен быть на Олухе послезавтра к закату. Олух в Северном Архипелаге. — Северный! Ты ничего не перепутал? Мы в Южном! Это другой край света! — Ну, так, второе! Приручи дракона, — подмигнул ему Кант, — долетишь за сутки, если вылетишь сегодня. — Я с ними сражаюсь. Эти твари жрут скот и убивают детей. — Ой, да ла-адно. Ты перестал в это верить, как только увидел Ночную Фурию, ластящуюся к задохлику-Стражу. Найон нахмурился. Так и было, чего лукавить. Драконы Стражей вели себя словно домашние овечки, размером с ладью и с зубами острее бритвы. И ладно бы простые драконы, которых пруд-пруди на каждом скалистом островке Океана, так ведь Ночная Фурия! — Ну, так что? Полетели? — Кант рассмеялся, хлопнув Найона по плечу. Дом мага тут же опустел, и только искры танцевали в спертом воздухе.***
Канун Дня Весения. Утро
Лавиния сидела на бочке-мишени на Арене — спокойная и умиротворенная, наверное впервые за эти пару недель — и играла с водяным пузыриком из соседнего корыта с водой для плененных драконов. Вчера, конечно, на душе было не так спокойно. Вчера ее сердце было готово от нее ускакать, руки дрожали, словно у умалишенной, мозг отказывался переваривать происходящее. На следующий день после разговора со Стоиком Лавиния ушла к Бриенне и решила остаться у нее. Отец отпустил ее с трудом, но ей удалось убедить его, что это всего лишь ночевка у подруги. На самом же деле, это был довольно хитроумный план по избежанию отцовского гнева, ведь Стоик именно в этот день собирался сказать отцам помолвленных о желании аннулировать договор. В общем, крик Ангуса Йоханссона было слышно на весь остров. Лавиния и Мор едва успели сбежать в лес, когда он объявился на пороге дома Хардкасслов, где его встретили нахмуренные, но настроенные весьма решительно женщины: Бриенна и ее мать — Рина. Ангус ушел ни с чем, но был готов отыграться на расторжении. Что до отца Трита, то он отнесся к решению Лавинии спокойно. То ли ему было плевать, то ли… нет, ему точно было плевать. Для Ларсона-старшего было важным лишь то, что Трит все же станет вождем. Лавиния с Мором и Риной пришли самые первые. Стоик и Плевака уже их ждали. У вождя было хорошее настроение, и его теплый взгляд обещал, что мужчина сделает все, что в его силах, чтобы отстоять позицию Мора. О Плеваке можно было и промолчать — светился словно Стногглтогская елка. Что до Ларсонов, то девушка видела, что Трит едва-едва сдерживал себя от того, чтобы свернуть ей шею. Но самое страшное началось, когда пришел Ангус. Анника — ее мать — не была против выбора дочери, но, к сожалению, ее голос не имел веса. Ей оставалось лишь молча наблюдать, как Ангус разрывает глотку понося собственную дочь, которая выносила все на удивление спокойно и с гордо поднятой головой. Знала бы Анника, чего ей это стоило. Лавиния держалась лишь благодаря желанию покончить со всем. Стоик, оттащивший Ангуса от дочери, начал с места в карьер. Чего медлить-то, когда и так понятно, что Лавиния имеет полное право на расторжение? Собственно, спустя пару часов споров, оров и криков, Стоик ударил кулаком по столу. — Тауб Ларсон не возражает. Лавиния Йоханссон согласна выйти замуж за Мора Хардкасла. Хардкаслы готовы принять девушку в семью. Договор расторгнут, а значит Лавиния не связана обязательствами и имеет право выбрать себе суженного самостоятельно, — каждое предложение сопровождалось ударом кулака об стол. Ангус молчал, а когда Ларсоны ушли, то лишь скрипнул зубами. — Уходи из моего дома. Ты мне не дочь. Лавиния вздохнула и метнула нож в мишень почти не глядя, заодно рассеяв пузырик. — Утренняя хандра? Девушка, как всегда, не заметила, как пришел Мор — тихо, словно под ногами у него была воздушная, звуконепроницаемая подушка. (Может, так оно и было?) Парень с улыбкой провел ладонью по щеке Лавинии. Она на секунду прикрыла глаза, не сумев сдержать теплый смешок. Улыбнулась, благодаря чему ее глаза словно засверкали, отчего Мор чуть не помер от остановки сердца тут же на месте. — Почему ушла так рано? — Хотела подумать. Мор с пониманием кивнул. Лавинии сейчас было тяжело. Ее выгнали из дома без приданного, с одной лишь сумкой в руках, и какой бы Рина Хардкасл ни была чуткой и доброй, она не сможет заменить родную мать, которую Ангус не подпустит к девушке и на пушечный выстрел. — Доброе утро, голубки! — Бри-и, — хором протянули «голубки». Девушка шла вместе с Хагеном. Гард сиял, словно начищенный щит. А объяснил он свою радость тем, что по всей деревне ходят слухи о том, что Трит остался без жены. Лавиния вздохнула. — Нехорошо, — она встала и направилась к мишени, — Вчера его сдерживало присутствие троих взрослых мужчин и вождя. Сейчас он в любой момент может разорвать мне глотку. Девушка с легкостью выдернула ножик и взялась за ручку застрявшей в той же мишени секиры, которую кто-то забыл убрать накануне. Что-то заставило ее посмотреть на отражение в лезвии, и именно это что-то ее спасло. Резко обернувшись она выставила руки перед собой. Ледяная стена выросла в одно мгновение, но даже лед едва удержал файербол невероятной силы. Лавиния приоткрыла зажмуренные глаза, медленно убрав руки от лица и приоткрыв губы от удивления и внезапности нападения. Она не мигая смотрела на трещину во льду в паре сантиметров от ее носа. Никто не двигался, даже сам Трит, застывший, сжав кулаки, на входе на Арену и громко вдыхающий воздух, гневно раздувая ноздри. Лавиния словно в трансе сжала руки в кулаки, а после резко разжала, разведя их в стороны. Лед раскололся на стреловидные шипы, медленно нацелившиеся на «будущего вождя». — Ты мог меня убить, — ровно произнесла девушка, делая шаг по направлению к застывшему теперь уже, кажется, от испуга Триту. — Ты, отродье Хель, совсем не отдаешь отчета своим действиям? — еще один шаг. — Лавиния? — настороженно пискнула Бриенна. — Т-ты… твои… — начал Трит, но тут же заткнулся, когда Лавиния сделала очередной шаг. — Лин. Йоханссон резко обернулась, глядя на Мора. Он сделал едва-едва заметный полушаг назад, но этого хватило, чтобы Лавиния очнулась. Растерянно оглядев испуганные лица друзей, рассмотрев странно нехарактерное для Трита выражение лица, заметив острые шипы, грозно парящие в воздухе, она сделала дрожащий выдох, испуганно отшатнувшись, и лед тут же растаял, водой пролившись на каменный пол. Трит тут же ретировался, а Мор подбежал к девушке, первым очнувшись от ступора. — Ч-что произошло? — девушка приложила руку ко лбу. Мор аккуратно обхватил ее лицо ладонями, вглядываясь в глаза. — Ты хотела сделать из Ларсона подушечку для иголок. И твои глаза… Они светились.***
За два дня до Дня Весения. Вечер
Астрид искала Иккинга по всему острову, но за эту неделю, поняла, что парень прячется на обрывах с видом на море. Так что через полчаса она нашла его на другой стороне острова. Оставив Громгильду резвиться с Беззубиком, Астрид пошла сквозь высокую траву, думая о том, что же ему сказать. Но потом подняла взгляд на восхитительное солнце и нежно-розового цвета небо и улыбнулась, переведя взгляд на Иккинга. Он был ее солнцем и небом, так что думать нечего. Одного «люблю» будет достаточно, а все остальное само приложится. — Привет. Иккинг обернулся и поднялся, улыбаясь, тщетно пытаясь скрыть тревогу в глазах. — Привет. Как ты меня нашла? Астрид пожала плечами. — Просто знала, что ты где-то здесь, смотришь на море и думаешь, как правильнее поступить. Иккинг слегка сник. Она снова его раскусила. Неужели, так заметно, что он встревожен и в отчаянии? — Это чутье, Иккинг, — словно бы ответила на его немой вопрос девушка, — Ты можешь провести кого угодно, но не меня. Выкладывай. Хэддок вздохнул и перевел взгляд на горизонт. — Мне… страшно, наверное. Возвращаться. Там нас ждет что-то… неизвестное до сих пор. — Иккинг. Ты улетел с родного острова, облетел все Открытые Земли, чуть не умер несколько раз, а теперь вдруг боишься вернуться на родной остров из-за «неизвестности»? Зачем тебе врать мне? Или себе? Иккинг молчал. — Дело в отце, верно? Очередной вздох и усмешка. Иккинг притянул Астрид за талию к себе и провел ладонью по ее щеке. — Ты знаешь меня лучше, чем я сам. Мне уже страшно, если честно. — Не бойся, — Астрид хмыкнула, пропустив растрепанные волосы Иккинга сквозь пальцы, — Ничего не бойся. Потому что я всегда рядом и всегда за тебя. Астрид мягко и нежно поцеловала его, запоминая это кружащее голову ощущение, постоянно стирающееся из памяти, и сухие и мягкие губы Иккинга. Ночью они улетают. Впереди долгий марш-бросок на Олух, и кто знает, когда она снова сможет это сделать?..***
За два дня до Дня Весения. Вечер
Мала брела по лесу, задумчиво глядя себе под ноги. Мыслей было слишком много для одной головы. Она не могла понять, разобраться, найти нужную нить, то самое гениальное решение, которое спасет ее остров и ее людей. Ничего не выходило. Оставался один вариант — принять бой и умереть, как герои. Как те единственные во всем архипелаги люди, что не прогнулись под Племя Огня. Мала устало облокотилась о ствол крепкой сосны. Она сползла вниз и запрокинула голову. Ветви деревьев рассекали приглушенный серовато-голубой цвет, струились по гладкому полотну словно черные вены и капилляры. Вечернее небо было мягким и приятным. Чистым и успокаивающим. Мирным. Мала несколько раз произнесла слово «мир», словно пробуя его. Оно было приятным. Кружило голову. Но до мира было далеко — прямиком по бесконечной тропе, забрызганной кровью сотен людей. Мала поднялась, схватившись за рукоять катаны, как за спасительную соломинку. — Эрай! — негромко позвала она. Ответом ей было только едва слышное, искаженное эхо. Но спустя несколько секунд под ее ладонью почувствовался жар и гладкая чешуя. Мала опустила взгляд и улыбнулась. Грациозный Шипорез льнул к ней, требуя ласки, которую Королева ему с радостью отдавала. — Эрай, у меня для тебя задание. Некому больше его доверить. Мале было тяжело говорить, ведь задание было смертельно опасным, а отпускать друга — давнее напоминание о буйной и счастливой юности — не хотелось. Шипорез смотрел на нее своими темно-фиолетовыми глазами и будто читал все ее мысли. — Нужно, чтобы ты слетал на разведку. На остров Огня. Сделаешь это для меня? Шипорез не отрывал своего взгляда, гипнотизируя, не отпуская взгляда Королевы, но после прикрыл глаза и опустил голову, подняв крылья. — Будь осторожен, — прошептала женщина, глядя дракону вслед и словно завороженная наблюдая, как чешуя на крыльях отливает металлическим блеском в свете последних лучей солнца. Тем временем Гера устало вздохнула и отложила перо. Вновь перечитала письмо и кивнула сама себе. Откинув влажную от пота темно-рыжую прядь со лба, она поднялась и свернула пергамент в свиток. Подошла к окну и распахнула ставни. В лицо пахнуло свежестью. Вечерняя прохлада была настолько приятной, что женщина едва не рухнула на подоконник, сложив ручки и засопев под песнь ветра. Но все же Гера вспомнила о важном деле и свистнула, протяжно и заливисто. Спустя несколько секунд, на ее вытянутую руку приземлилась Жуткая Жуть. — Галлит, у меня для тебя задание. Это письмо ты доставишь Стражам, — женщина привязала свиток к лапке. Дракончик смотрел на нее прямым и не сфокусированным взглядом, мечущимся туда-сюда. Гера нахмурилась и обернулась. — И как он найдет их? Жуть привязана к своей территории, он не сможет найти непонятный остров и не сможет пролететь такое расстояние, даже если найдет. — Не волнуйтесь, Гера, — Кант подошел к окну и погладил дракончика по носу, — Этот долетит. Я прослежу. Гера кивнула, по-прежнему недовольная таким тяжелым для ее дракончика заданием, но вновь наклонилась к Жути. — Лети прямиком на север, пока не увидишь большой остров. Там ты найдешь Ночную Фурию. А если не успеешь… — Я помогу проложить очередной курс. Жуть лишь моргнула несколько раз, лизнула глаз и тут же упорхнула. — И почему мы? Племя Огня, война, месть... Я не жалуюсь, конечно, но очень уж интересно, — голос женщины был спокойным и глубоким, как и всегда, но Кантоир услышал в нем сарказма на два ведра и блюдце. — Так уж совпало, — он усмехнулся, но тут же посерьезнел, — Теперь у Талласа есть шанс. Гера непонимающе оглянулась, припоминая суть письма, надиктованного Кантом, и то, было ли там вообще что-то про помощь ее острову, но комната была уже пуста.***
Лавиния привалилась к стене, утирая пот со лба. День Весения был в полном разгаре. Рукоплескания и крики заглушали ее мысли. Шлак и Ведрон наперебой оглашали результаты очередного состязания, и Лавиния с неудовольствием отметила, что у нее всего один балл. У Мора два. А у Трита, — конечно же! — три. Бриенна и Гард шли с нулями, но им кажется было по боку. Мор устало привалился рядом и осмотрел Йоханссон. Девушка, не глядя на него, ответила на незаданный вопрос тут же: — Я в норме. — Охотно верю! Как ты его уделала на состязании в меткости… — Я не про это. Про слет с катушек и светящиеся глаза. Все в порядке, я не превращаюсь в одержимую Гончей и не схожу с ума. Просто разозлилась. А теперь они меня боятся, — она кивнула на разговаривающих друг с другом Бриенну и Хагена, — И… ты, кажется, тоже. — Не-ет, ну что ты, — Мор сжал ее ладонь, — Я просто насторожен. Вдруг это что-то серьезное? Может, Готти помогла бы разобраться. — Я просто разозлилась. — Но ведь такого не было раньше. Что если что-то изменилось? Лавиния вздохнула и крепко сжала ладонь парня в ответ. — Я не знаю, Мор. Мне страшно. Хардкасл притянул девушку к себе и крепко обнял. — Все будет… Но не успел он договорить, как на всю Арену раздался громовой голос вождя: — Сегодня знаменательный день. Сегодня, в это День Весения, Трит Ларсон становится законным наследником трона вождя. Именно ему сегодня предстоит доказать, достоин ли он этого. Сегодня он убьет Ужасное Чудовище! Лавиния отвернулась от довольно ухмыляющегося Ларсона. Его радовали убийства. До такой степени, что у него дрожали руки от предвкушения. Девушка сглотнула. Она еще никогда не убивала. Никого. Ее стрелы вонзались только в деревья да в мишени. То же самое было со всеми остальными ребятами. Кроме Мора. Лавиния заметила, как сжались кулаки парня, но он лишь отвернулся и потянул девушку за собой на трибуну. Йоханссон вздохнула, вспоминая тот день и тот налет. Было много огня. Люди кричали, дети плакали. Лавинии было пятнадцать — достаточно взрослая для участия в битве. По крайней мере, как пожаротушитель или подмастерье. Она помнит, что они были все вместе: она, Бриенна, Гард и Мор. Они были вооружены, но им запрещалось вступать в бой. Поэтому они носились за водой и тушили горящие дома. Лавиния едва поспевала за длинноногими Хардкаслами. Бриенне тогда было четырнадцать, но она давно догнала и даже почти перегнала ее по росту. А вот Мору было шестнадцать, и он возвышался над ней уже на целую голову. Гард бежал последним, постоянно поправляя булаву за спиной. Они повернули за угол, и Лавиния узнала улицу, на которой был дом Мора и Бриенны. И она узнала их дом, хотя он был весь в огне. Хардкаслы, не сговариваясь, помчались вперед к ближайшему колодцу. Но парень вдруг остановился и замер, глядя куда-то вправо. После резко рванул в ту сторону. Бриенна закричала. Гард побежал к ней на подмогу, а Лавиния, ведомая каким-то странным чувством, опрометью помчалась за Мором. Он бежал настолько быстро, что девушка запыхалась и сильно отстала, но когда она уже собиралась выбежать из-за угла, то тут же упала на землю от сильно толчка в плечо. — Не высовывайся! Это был Мор с обнаженным мечом в руках. Наверное, он уходил от атаки, в чем Лавиния скоро убедилась, когда он побежал в противоположенную от нее сторону, а за ним помчалась взбешенное Ужасное Чудовище. Йоханссон замерла, не двигаясь, но потом услышала крик Рины. Она молила о помощи. Лавиния подумала, что она ранена и вскочила. Но когда она подбежала к женщине, стоявшей на коленях, она поняла, что дело совсем не в Рине… Мор вернулся спустя минут десять. С головы до ног в копоти, земле и крови. Он шел медленно; меч чертил кончиком линию по земле, и Лавиния, утерев слезы с глаз с ужасом поняла, что на лезвии была кровь. Пустой, немного растерянный взгляд парня скользил по пространству, пытаясь за что-то зацепиться. Лавиния поняла, что случилось что-то плохое. Она вскочила и подбежала к нему, схватив за плечи. — Мор? Мор не надо. Не иди туда… н-не смотри, — слезы вновь полились из ее глаз, и Мор словно очнулся от транса. Он слабо улыбнулся и утер мокрые дорожки на ее щеках. Он уже знал, что увидит. — Не плачь, милая Лин. Не плачь, — сорванным голосом просипел он, обошел ее и продолжил путь. Он уже знал, что увидит. Лавиния знала, что каждый шаг дается ему с трудом, и знала, как легко ему было упасть на колени подле тела его отца. Девушка очнулась от воспоминаний, когда толпа бешено взревела. Ужасное Чудовище вылетело из клетки вместе со столпом пламени. Лавиния схватилась за поручни, пытаясь разглядеть Трита в вихре огня. В таких поединках было запрещено использовать силу элементов, так что шансы юноши выжить стремительно снижались, потому что настроение у дракона было не очень. Они кружили в смертельном танце, Трит носился вокруг дракона туда-сюда, пытаясь сыграть на размерах и истощенности дракона. Он колол его и тут же убегал, подныривал и ударял мечом наотмашь. Чудовище теряло силы и заунывно ревело. Лавиния отвела взгляд, косо посмотрев на Мора. Внешне он казался спокойным, но Лавиния, знавшая его столько лет, видела, как напряжены его руки и челюсти. Трибуны начали скандировать: «Добей! Добей! Добей!», — и девушка вернулась к бою. Чудовище истекало кровью, Трит стоял недалеко от него и дирижировал трибунами, сверкая улыбкой. Он двинулся к дракону. Чудовище закрыло глаза, смирившись со своей судьбой. Костяшки Лавинии побелели от того, как сильно она сжала поручни. Еще пара шагов. Скандирования стихли мгновенно, стоило услышать до дрожи в коленях знакомый свист. Кто-то закричал: — Ночная Фурия! Крики потонули в звуке залпа и взрыва, и на Арену стрелой влетело «порождение молнии и самой Смерти», а за ним следом еще четверо драконов! Арена потонула в дыму и искрах. Не было слышно ни звука, зрители замерли, только Стоик медленно поднялся со своего места. Лавиния едва не перелетела через перила, пытаясь что-то разглядеть. Коллективный ступор нарушил Мор, взмахнув рукой. Поток ветра унес дым и смог прочь, открыв всем вид на Арену. Вздохи и ахи донеслись со всех сторон. Лавиния, приоткрыв рот, нашла ладонь Мора и крепко сжала ее. Что было там внизу? Стражи верхом на драконах со всех сторон окружили раненое Чудовище. Беззубик стоял рядом с Иккингом, настороженно глядя вокруг, готовый защитить брата от любого, кто осмелиться приблизиться. Сам же Иккинг хмуро смотрел на лежащего на полу Арены Трита, приставив к его горлу кончик его же меча. Хэддок медленно поднял взгляд и обвел трибуны. Люди сжимались под грозным взглядом пылающих ярким зеленым огнем глаз. Иккинг не обращал на это внимание и искал вождя. Когда же он это сделал, он весь подобрался еще больше, чем прежде. Во взгляде Стоика было столько шока и неверия, что это мешало разглядеть истинные эмоции. Все еще держа меч у горла валяющегося в шоке Ларсона, он прорычал: — Сегодня ни один дракон не умрет!