ID работы: 7365665

Осколки счастья

Слэш
NC-17
В процессе
621
автор
Размер:
планируется Макси, написано 108 страниц, 13 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
621 Нравится 295 Отзывы 150 В сборник Скачать

Глава 11. Снова

Настройки текста
Примечания:
      После ухода Катсуки Изуку остаётся на торжестве недолго. Первые мгновения он просто наслаждается тем, что ему дали, пусть и недолговременную, но волю, стоящую всего на нескольких условиях. За ним никто не наблюдает, теперь он не обязан играть примерного семьянина и везде носиться за Катсуки. Осознание этого опьяняет, вынуждает упиваться. Изуку впервые может отпустить себя вне дома.       Для начала парень решает осмотреть примечательности. Тут очень красиво, — он заметил, ещё входя — но рядом с мужем не мог толком-то и расслабиться, а оглядеться — тем более.       К сожалению, толпа только сгущалась из-за постоянно прибывающих людей, что явно не блистали пунктуальностью. Бакугоу из-за недостатка свободного пространства не мог передвигаться полностью свободно, но даже это не вводило в состояние раздражения, поскольку веснушчатый чувствовал себя вознесённо и так легко, словно его избавили от оков.       Хотя это всего лишь на вечер.       Могло показаться, что нечему радоваться, ведь дома он, в принципе, тоже довольно часто оставался один, то есть, без Катсуки.       Только было одно существенное различие: там за ним так или иначе следили, исходя из того, что весь дом был утыкан камерами, которые начали проявлять своеобразную активность после его побега.       Здесь, в целом, та же ситуация, но найти его в столпотворении — помеха, да и зеленоволосый был целиком и полностью уверен, что Бакугоу не станет заниматься этим здесь. Во-первых, потому что особняк находится в незнакомом Изуку округе, следовательно, сбежать он не сможет, а во-вторых, потому что место для наблюдения явно не самое удачное.       Из достопамятностей юноша выделил для себя люстры, которые чем-то напоминали ему средневековые, и в попытке разглядеть которые он столкнулся с незнакомцем, едва не убившим его взглядом, а также красивые мраморные статуи зеркальных львов — подобные он встречал в книгах по истории, изучая дизайн готических замков.       Вдоволь нагулявшись, Изуку решает исполнить одно из желаний, засевших в голове: идёт к столу и берёт тарелку с ежевичным чизкейком, заодно тестирует лимонную панна котту. Удовлетворённость разливается по телу.       Однако во рту настолько сладко, до жжения, каковое немедленно хочется погасить, банально, стаканом воды. Но, на удивление, ни на одном из столов не находится и сока, а алкоголь пробовать веснушчатый не решается, так как слишком быстро пьянеет.       Остаётся лишь закусить чем-нибудь солёным, что парень и делает, закидывая в рот пару чёрных оливок, которые на вкус слишком маслянистые и зеленоволосому неприятные, отчего желание запить лишь усиливается.       В итоге омеге вновь приходится брести к столу с десертами, среди коих затерялись и несколько тарелок с фруктами, на одной из которых обнаружились очищенные дольки апельсинов и киви. Бакугоу спешно поглощает их, ощущая кислоту.       Жажда немного притупляется, но не исчезает. По крайней мере, от вкуса маслин, к счастью, наконец удаётся избавиться.       Последним пунктом идёт посещение балкона. Он открыт, поэтому Изуку удаётся попасть туда без труда. Правда, он немного просчитался, ведь сейчас в Японии царствовала глубокая осень, а на дворе был вечер, отчего температура держала на низкой отметке.       По причине этого задержаться там надолго не получилось, омега не считал болезнь хорошей перспективой. На балконе он пробыл всего несколько минут, после чего вернулся в помещение, весь продрогший, однако хорошо проветренный и ни капли не жалеющий о своём решении отправиться туда.       Выполнив все свои прихоти, парень больше не видел причины задерживаться в зале, набитым людьми не его морального слоя, потому он нашёл первую попавшуюся прислугу и попросил провести его в комнату.       К счастью, он и Катсуки являлись единственными посетителями, что должны были задержаться здесь, и слуга была осведомлена, поэтому без труда отвела его в нужные покои — этот вывод веснушчатый сделал, заметив на полу возле кровати свой чемодан и сумку Катсуки.       Изуку посмотрел на часы. Они показывали без двенадцати девять. Выходит, «недолго» пробыл он на мероприятии только в своём представлении… В шумном помещении, набитом людьми, и правда легко потерять счёт времени.       Альфа сказал ему ложиться к одиннадцати, однако никаких развлечений с собой нет, а по дому муж бродить запретил, да и, в случае, если он заблудится, вряд ли ему посчастливится встретить прислугу, что отведёт назад, как эта, ведь почти все они на банкете. По причине этого парень решает лечь спать уже сейчас.       Он наскоро принимает ванну, ополоснувшись; переодевается в ночную одежду; пренебрежливо расчёсывает вихри собственных зелёных волос, что уже успели заметно отрости; залазит под тёплое одеяло.       В комнате темно и очень-очень тихо. Засыпанию способствует огромнейшая усталость.       Омега даже не ворочается. Спустя пару минут после того, как он уложился, под завывание могучего ветра на улице, перебирающего потерявшую яркий зелёный цвет листву, зеленоволосый, мирно сопя, уходит в мир Морфея.

***

      — Чувствуй себя, как дома! — Киришима распахивает дубовые двери, ведущие в его кабинет, проходя вглубь.       — В этой сральне? Да ни в жизнь, — говорит Бакугоу с неким пренебрежением и лёгкой усталостью в голосе. Хотя на самом деле в помещении довольно чисто, лишь кипа бумаг, беспорядочно разбросанных по столу, портит весь образ.       Тем не менее альфа также заходит внутрь, опускаясь на кресло возле стола, параллельно с тем, как Эйджиро разваливается в своём офисном кресле, складывая руки в замок, после выуживая взглядом пустую бутылку из-под виски и стоящий рядом бокал, наполненный на четверть. Он тут же оказывается в альфьих руках, губы касаются края, принимая горячительное.       — Алкаш, — грубо изрекает Бакугоу. Красноволосый на это смеётся.       — Сегодня можно, — беззаботно оповещает мужчина. — Кстати, Вы, Господин, не желаете отведать? — спрашивает он чуть погодя, демонстрируя собственный, уже пустой фужер, придерживая его за каёмку двумя пальцами.       — Коньяк, — чистое пожелание.       — Не проблема, найдётся! — задорно восклицает альфа, поднимаясь со своего места и несколькими шагами преодолевая расстояние до деревянного шкафа, открывая одну из дверец и доставая бутылку. Правда, не коньяка, а виски, подобного тому, что стоит на столе. — Не то, — рука вновь скрывается в тумбе, а после, наконец, выуживает бутль с нужным содержимым. — Вот!       Спиртное с приятным звуком разливается по бокалам. Катсуки наблюдает за процессом неотрывно. Он недовольно хмурится, когда Киришима немного проливает, заливая какую-то бумагу, каковая вполне вероятно может оказаться важным документом.       — Идиот, — звучит, скорее, безысходно.       — Расслабься, — уветливо-тянуче отвечает хозяин особняка, откидываясь назад с фужером в руках, предоставляя Катсуки его.       Тот не отказывается, молча принимает из чужих рук алкоголь, обмякая на мягком кожаном местосидении.       Далее они молчат. Неспешно осушают бокалы, тонко чувствуя великолепно-изысканный вкус, и молчат, улавливая лишь звуки дыхания друг друга и тиканье настенных часов. Каждый думает о чём-то своём, смотрит в отличимую другому сторону и просто наслаждается моментом. И так продолжается неизвестно, сколько, может быть, всего несколько минут, а может быть, все полчаса.       Так или иначе, безмолвствовать вечно они не могут.       Киришима первым решается нарушить пусть и затянувшуюся, но приятную, услаждающую тишину, давшую возможность отдохнуть им обоим.       — Так что, — говорит он, — как прошла свадьба? — и для Бакугоу это было самым малоожидаемым вопросом. И не самым желанным, в принципе, тоже.       — Обычно. Свадьба, как свадьба, — уклончиво кинул блондин, заливая в себя очередную порцию горячительного. — И, раз уж я согласился отвечать тебе, будь добр, не задавай вопросов на идиотские темы.       — А эта тебе чем не нравится? — Эйджиро чуть насупился, однако буквально через несколько мгновений после на его лице расцвела похабная ухмылка. — Что, брачная ночь не задалась? — на манеру предположения поинтересовался он. Бакугоу посмотрел на него с толикой удивления.       — Не задалась, значит, — протянул он задумчиво, после чего тоже усмехнулся. — Если бы. Её вообще не было.       — Да ну.       — Серьёзно.       — А чего так? — мужчина выглядел несколько разочарованно. — Неужели Изу-чан так плох в постели? Или… он всё ещё невинный? Решил смиловаться и не трогать?       — Невинный, конечно! Смиловаться? Да не смеши меня! Когда я трахал его впервые, он уже не был девственником, — в голосе скользила лёгкая озлобленность, которая отпечаталась и на лице.       — А-а, прямо как Каминари, — припомнил Киришима, произнося это вслух неосознанно, но очень, очень зря. Видимо, под влиянием алкоголя позабыл, что Катсуки при затрагивании данной темы вскипает мгновенно, свидетельством чему был треск фужера в его руках, а после и резкое поднятие с места.       — Закрой ебальник! — алые глаза мгновенно налились кровью, клыки и когти бесконтрольно выдвинулись, дыхание приобрело пугающе-тяжёлый оттенок. — Не смей, блять, говорить об этой твари! — под сильным напором, инстинктивно чувствуя могущественного соперника, альфья сущность Эйджиро запаниковала.       — Эй-эй, бро, остынь, — красноволосый привстал с места, насторожливо смотря на Бакугоу, сохраняя серьёзное выражение лица. Тот гневно взглянул на него в ответ, однако не стал проявлять агрессию и, вернув контроль над собой, послушался, с глухим рыком опускаясь назад на кресло. За ним последовал и Эйджиро.       — Он под вето, — сказал блондин уже в более спокойном тоне, не лишённом раздражённости, однако. — Ещё раз скажешь о нём хоть слово, и я убью тебя.       — Окей, окей, успокойся только, — Киришима шумно выдохнул, ощущая, как голова резко заныла. — Чёрт, и зачем было так резко усиливать ауру? — жалобно спросил он, потирая левый висок. — Из-за тебя теперь башка раскалывается.       — Потерпишь, — хмыкнув, ответил Катсуки, наливая коньяк в стакан Эйджиро и отпивая. — Нужно было молчать в тряпочку. Я не в настроении.       — Разве пьяным можно быть не в настроении? — альфа глухо засмеялся. — Ах, да, сейчас я тоже не в нём. По вине кое-кого!       — Ой, заткнись, — кинул Бакугоу. — Заебал.       Ответом на это послужило молчание. Редкость, как ни посмотри. Однако, опять же, Киришима не был бы самим собой, если бы держал рот на замке, а язык за зубами слишком долго.       — И всё же, ты сказал, что вы с Изу-чаном переспали. Понравилось? — Катсуки грузно вздохнул.       — С хуя ли это тебя так интересует?       — Так о чём ещё с тобой говорить? Я уверен, что компания под твоим полным контролем, и никаких проблем не… ту… — объяснил Эйджиро, под конец речи, наконец, замечая, что в руках блондин держит его бокал. Однако делать те или иные замечания по этому поводу или подавать какие-либо намёки он не решился.       — А как же, — хмыкнул Бакуго, недовольно прищурившись.       — Неужели есть? — красные брови поползли вверх. Бакугоу запрокинул голову, на лице расползлась ироничная ухмылка.       — Тодороки Энджи умён, на этот раз он обыграл меня, сука.       — Да ладно?! Выкладывай! — Киришима пребывал в весьма взбалмошном состоянии. Блондин хоть и был молодым, но обладал отличным стратегическим мышлением. В то, что его мог кто-то обойти, верилось с трудом.       — Ещё когда со мной в брак вступала его дочь, он предоставил мне контракт. Я, в принципе, согласился на всё это только из-за него. В нём были выложены весьма выгодные условия: если вкратце, в обладание семьи Бакугоу переходила компания «Tomogiraiyo». Она огромна и приносит хорошую прибыль. Когда-то она и так принадлежала нам, но отец решил продать её Тодороки в кредит на проценты. То есть, в течении пятнадцати лет, два раза в год они должны были выплачивать часть стоимости, умноженную на 4,5% этой самой части стоимости, плюс компания переходила в руки Тодороки только по мере выплачивания кредита…       — Но это слишком невыгодно. Вы бы наварили большую сумму, а Тодороки только потратились бы и покрывать бы всё это пришлось бы очень долго.       — Да, — кивнул блондин, — естественно, я тоже думал об этом. Но в договоре не нашлось проплешин, а условие было только одно: компания будет принадлежать обоим сторонам равносильно до рождения моего первого наследника.       — Стоп. Ты говорил, что Тодороки должны были выплачивать кредит на протяжении пятнадцати лет, а сколько же тогда прошло от заключения договора к моменту, как тебе предложили брак?       — Шесть лет.       — Стоп, но тогда…       — Да, — бесцеремонно перебил альфа, вновь натягивая ухмылку, — Энджи меня обхитрил. Мой отец умер за полгода до свадьбы с этой… Фуюми? Неважно. Тогда все его владения перешли ко мне, потому что мама не была в состоянии управлять всем этим. Само собой, в старых документах я не копался, банально из-за того, что на мне висело дохера новых. Ну, а Тодороки решил схитрить.       — Но он мог просто оставить «Tomogiraiyo» себе и всё.       — Мог, но не захотел рисковать, ведь, если бы я всё-таки нашёл документ, подтверждающий кредит, и смог бы доказать его невыплату, — а Тодороки не платил — то имел бы полное право обратиться в суд, и тогда с него стянули бы дохуя бабла…       — Так ты не знал о договоре на кредит…       — Не знал. Узнал только после свадьбы с его отпрыском. Кстати, именно поэтому он так стремился к заключению брака между нашими семьями. Однако отец он совсем хуёвый…       — Ага, ты ведь свою первую жену — его дочку — избил знатно, а он тебе сына отправил, — Эйджиро хлестал с бутылки, смотря в пол, говоря в раздумчивом тоне. Но, в очередной раз поднося горлышко к устам, застыл, переводя серьёзный взгляд на Катсуки. — Я надеюсь, ты с Изумой ничего не делаешь?       Бакугоу рассмеялся, в голос. Киришима насторожился.       — А как же, — блондин вновь вернул спокойствие на лицо. — Кстати, пойду, наверное, уже к нему. Соскучился небось, — молвил он, несколько хищно облизнув губы, пьяным взглядом смотря перед собой и поднимаясь. Всё же здесь он выпил не настолько много, насколько предполагал, а пьянел медленно, поэтому у него всё ещё получалось мыслить как никак трезво, да и передвигаться, почти не пошатываясь.       — Катсуки… — в планах Эйджиро было подняться резко и эффектно, однако он понимал, что если сделает это, скорее всего, потеряет равновесие и упадёт. Бутылка в его руках уже пустовала. — Ну это совсем… зверство! За что ты с ним-то так? — в отличие от Бакугоу, он совсем уже размяк. Оно и не странно — выпил-то он намного больше.       — Может быть, за то, что он сосётся со своим братом? — лица альфы не было видно, он переступил порог.       — Ч-чё?! — Киришима подался вперёд слишком быстро, незамедлительно почувствовав рвотный позыв. И это стоило бы того, если бы дверь за Катсуки на данный момент не была закрытой. Но, коли всё было иначе, настолько бурное удивление являлось лишним.       Эйджиро было жалко самого себя. Теперь он долго, по крайней мере, до того момента, пока не уснёт, будет мучиться вопросом, не было ли сказанное Бакугоу слуховой галлюцинацией. А ещё его вывернуло прямо на пол.

***

      Изуку вырывают из объятий сна внезапно. Слишком внезапно. Чуткий слух улавливает грохот, и веки тут же неспешно приоткрываются. Поначалу всё плавно, но после омега резво подрывается, осознавая, что шум, обычно, не является предвестником чего-либо хорошего, тем более в ночное время суток.       Перед глазами всё смазано. Омега несколько раз моргает, но, поняв, что это особо не помогает, принимается потирать глаза ладонями. Ситуация, наконец, улучшается — он обретает возможность видеть чётко, однако глаза не совсем привыкли к темноте, улавливая лишь очертания плавно приближающегося силуэта, а тело, по пробуждению, совсем ещё слабое, будто размякшее.       И всё это вкупе ставит Изуку в крайне невыгодное положение, хоть он и сам этого толком не понимает. Ровно до того момента, пока его не хватают грубо за руку, резко притягивая к себе; пока не вцепляются в его тонкие запястья мёртвой хваткой, вжимая в поверхность кровати.       Тогда осознание и приходит, слишком быстро. Оно липкое и густое, вынуждающее сердце болезненно сжаться, а всеобъемлемую волну звериного страха прокатиться по телу. Омега замирает, шумно сглатывая; глаза, наконец освоившись среди тёмных оттенков, узнают в лице напротив лицо… лицо Бакугоу…       Веснушчатый не может сдержать испуганного писка, однако, осознавая, что этим может лишь сильнее раззадорить альфу, тут же замолкает. Во взгляде его неизмеримый ужас, тело крупно дрожит. Парень всеми силами пытается не заплакать — получается с горем пополам.       Катсуки же напротив него спокоен. Абсолютно. И это не успокаивает совсем, а лишь пугает, пугает только сильнее, потому что на смену данному спокойствию непредвиденно, в любую секунду может прийти бесконтрольная агрессия — этот вывод Изуку делает, ощутив уловимый запах алкоголя, исходящий от альфы.       Это ведь в разы ухудшает ситуацию! Его муж сам по себе крайне жестокий и несдержанный местами, а в состоянии алкогольного опьянения… Зеленоволосый даже представить боится, что с ним могут сделать. Он опасается даже дышать, вдруг его ударят за это? Вдруг его ударят вообще за то, что он когда-то на свет родился?       И эти параноидальные мысли буквально преследуют его, всё никак не оставляя. Но… по истечению нескольких минут, всё же чуть приспадают. Совсем немного, однако ощутимо несоизмеримо. Нет, Изуку не отпустили и нет, он не предпринял успешной попытки высвободиться.       Просто… его на протяжении этих нескольких минут не трогали.       Ну как, не трогали, он уверен, что на его руках, в любом случае, останутся синяки, однако, помимо этого, блондин не предпринимал совершенно никаких действий. Он просто держал его, нависая сверху и смотря на… на лицо, по-видимому.       Изуку не мог сказать точно, потому что сам себя заставить посмотреть не мог. Он крайне сильно боялся встретиться с алыми глазами, с глазами, которые он видел и при изнасиловании, и в момент, когда его бесжалостно топили…       Это просто невозможно…       Как всё это вытерпеть?       В итоге, чтобы он не делал, его не оставляют в покое. Катсуки не проявляет к нему интереса, не задаривает цветами и вкусными сладкими конфетами, не стремиться побыть наедине, но почему-то всё равно лезет.       Омега понимает, что брак заключён в целях получения финансовой выгоды обеих сторон. Бакугоу не проявлял особого желания стать его супругом. Поначалу он вообще был женат на Фуюми.       Да, на свадьбе они поклялись в верности и прочее, но сейчас ведь не то время. Множество альф изменяет своим омегам, почему Катсуки не может так же? Зеленоволосый отдал бы за это всё на свете!       Может, к нему всё цепляются и цепляются, потому что хотят наследника? Изуку прямо сейчас готов согласиться на зачатие, если только ему не будут наносить физический вред и осведомлят о данной цели заранее.       Но блондину не приносит видимого удовольствия разговор с ним, и вряд ли тот станет оповещать его хоть о чём-то. Надо — сделает и так, как посчитает нужным. Хоть руки выломав. На защиту его, Изуку, ведь никто не станет. Сейчас он уверен точно — никто.       — Ха-а, даже не заистерил. Всё-таки растёшь, — Бакугоу совсем незаметно ухмыльнулся, к огромнейшему удивлению Изуку, отстраняясь. Парень даже растерялся, будучи не в силах осознать, его правда отпустили или забили до потери сознания, и сейчас он просто видит сон?       — Мм-м-м, — мычание — это всё, на что его хватило и чем он мог ответить на слова супруга. Однако лучше бы он вообще молчал, вопрос ведь не был произнесён, и от него какой-либо реакции не требовалось. Подав голос, он даже рисковал разозлить альфу, но тот, вопреки опасениям, оставался совершенно непоколебимым. Жаль, что он такой не всегда, и жаль, что не в грубом-холодном-сухом тоне он говорит всегда. Но лучше уж так, чем побои.       — Содержательный ответ, — Катсуки вновь ухмыльнулся, теперь более явно. Веснушчатому это не очень понравилось, потому что видеть альфу таким приподнято-весёлым, если данное слово вообще можно применять в описании его состояния, было очень странно. Такая манера поведения напрягала и заставляла насторожиться.       Парень ждал подвоха, его нутро чуяло, что здесь что-то не то. Если бы мужу от него не было ничего нужно, он бы просто лёг рядом и всё, поскольку он не из тех людей, которым нравится дразнить — сумбурная, яркая реакция, скорее, его раздражает.       И Изуку не ошибся в этом, потому что следующим же, что прозвучало из уст блондина, являлось пошло-вульгарное предложение, приправленное насмешливо-вопросительным тоном: «Эй, а не хочешь поработать ротиком?»       Когда слух улавливает данный вопрос, Изуку попросту немеет, замирает на месте, будучи не в силах и шелохнуться. Глаза расширяются в ошеломлении, кадык нервно дёргается. Ужасно… Такие грязные слова… Какой ужас… несоизмеримо сильный и такой, сдержать который нету сил.       Юноша ведь пребывал в состоянии настороженности, чувствовал интуитивно, что его ждёт что-то подобное, но… Представлять было куда легче, чем ощущать в реальности. И так со всем… Он говорил, что готов отдаться Катсуки добровольно, лишь бы тот не бил и оповестил наперёд? Теперь он не совсем уверен…       — Ты ведь знаешь, что я не люблю ждать, — голос супруга вырывает из раздумий внезапно и бесцеремонно; Изуку вздрагивает, обращая на блондина перепуганный взгляд. В нём мольба, по нему можно прочесть, что парню не хочется делать… это, но Бакугоу никогда не отличался чувством жалости, потому и сейчас жалеть зеленоволосого не было в его планах.       Тем более отказаться от спроецированного в голове образа омеги, жалко стоящего пред ним на коленях и со всей старательностью вылизывающего его член, было бы истинным кощунством. От представления внутри разливается приятное тепло; тело хочет большего расслабления, и мужчина вновь подгоняет, пока ещё в более-менее мирной форме: «Советую поторопиться. Немедленно».       И на Изуку данная фраза действует безотказно. Он не говорит ни слова, не произносит ни звука, послушно, на трясущихся ногах поднимается с кровати, медленно обходит её, приближаясь к мужу. Его губы поджаты, взгляд пусто-встревоженный.       Веснушчатый действует несколько бессознательно, идя на поводу у кричащего о возможной опасности в случае непокоры чувства самосохранения. Теперь не важно, что ему хочется. То, что просит Бакугоу, просто нужно сделать и всё. Иначе тот сам заставит. Перестанет любезничать и вынудит насильно, не считаясь с его мнением вообще.       А это точно не будет лучшим исходом, ведь омеге не нравится чувствовать боль, совсем, а боли, принесённой руками супруга, он подсознательно боится. Сильнее какой-либо другой. Наверное, потому что только его персона приносила её в таком количестве, в каком Изуку не получал никогда прежде.       Катсуки ухмыляется. Отчего-то ему нравится наблюдать за зеленоволосым, что покорно, хоть и несколько заторможенно, опускается перед ним на колени. Его изумрудные глаза опущены вниз, веки чуть подрагивают. Маленькие ладошки сжаты в кулаки и на данным момент покоятся на коленях; изгиб спины во всецелом мраке кажется очень эстетичным. Отлично, хоть на этот раз мальчишка не накосячил.       Широкая ладонь плавно и мягко зарывается в тёмно-зелёные кудрявые волосы, аккуратно массируя. Движения расслабляющие, но сам парень расслабиться всё никак не может, потому что прекрасно знает, что стоит за данным приливом внезапной нежности, потому что прекрасно знает, что его ждёт впереди. А ждёт его не самое приятное, за чем может последовать что-то ещё более неприятное. Наверное, это плата за проведенный в спокойствии вечер…       — Успокойся, — возможно, Бакугоу и правда пытался его успокоить, но в итоге вышло что-то сродни приказу. А также Изуку про себя отметил, что «успокойся», наверное, самое часто произносимое между ними слово, но и сам не понимал, к чему это.       Лучше бы и правда попытался остудиться, чем думал о ненужном бреде. Однако, верно, думать о всяком бреде и значит пытаться остудиться?       — Действуй, — призывает Катсуки, принуждая Изуку в очередной раз отвлечься от мыслей и, кроме этого, опустить голову ещё ниже, почти вплотную прижимаясь подбородком к груди.       Он не хотел, чтобы его дёргали за подбородок, сильно сжимая челюсть, хотя, если бы Бакугоу захотел, сделал бы это с лёгкостью. Но действовать всё же пришлось самому, иначе бы заставили, в процессе, возможно, оставив несколько синяков. Ах да, они уже у него на руках!       Омега помнит, что в их «интимной жизни» уже присутствовал оральный секс. Минетом это было назвать сложно, потому что… Потому что… Просто нельзя… Так что зеленоволосому было максимально непривычно.       Дрожащие пальцы всё никак не могли рассправиться с пуговицей на брюках, а после и с молнией, но Изуку старался как мог, боясь вызвать недовольство альфы, чья ладонь всё ещё находилась на его голове и, при желании её обладателя, могла запросто схватить за волосы, выдрав клок.       При виде члена супруга, уже пребывающего в эрегированном состоянии, парня охватывает очередной приступ паники. Сразу же вспоминается момент наказания. Веснушчатый шумно выдыхает. Нужно себя заставить. Просто нужно! Если он всё сделает правильно… если сделает, его ведь, возможно, даже отпустят?       Руки касаются твёрдого горячего органа несколько боязливо. Изуку остерегался сделать неприятно, притронуться как-то не так. Он не знал, как будет выкручиваться, когда придётся брать в рот, парень ведь совсем неопытен в плане минета. С Шото они данный вид секса не практиковали, потому что первая их попытка оказалась неудачной, и на все предложения после омега отвечал отрицательно. Только теперь перед ним не Тодороки и отказаться он не может.       Парень прикусывает нижнюю губу, водит по затвердевшей плоти ладонью вверх-вниз, сжимая еле-еле. При подъёме отводит чуть в сторону, думает прикоснуться к основанию губами, но отметает эту затею, продолжая ласки лишь руками.       Яички также не остаются без внимания, парень несмело сминает их свободной ладонью, чуть оттягивая; нежно массирует.       Пальцы уже привыкли к скользкости, сосдаваемой выделяющейся смазкой, а также к высокой температуре и ощущениям в общем, потому теперь игрались с органом несколько смелее, то останавливаясь на головке, то проходясь по всей длине, то просто вычерчивая причудливые узоры по выпирающим венкам.       И, в принципе, всё было не так плохо; зеленоволосый был бы вполне доволен, если бы ему разрешили продолжать так до момента, пока Бакугоу не кончит. Но проблема была в том, что Катсуки не являлся четырнадцатилетним девственником, готовым кончить от любого прикосновения рук противоположного пола. Для полной разрядки он нуждался в полноценном оральном сексе, к которому и стал подталкивать веснушчатого, нажимая на затылок того.       И парень намёк понял.       Да, он боялся, боялся накосячить, боялся, что его вырвет, боялся царапнуть зубами, но всё же решился и взял в рот, поскольку правом выбора омега не обладал.       Глаза были закрыты, а ресницы дрожали; Изуку боязко жмурился и постоянно сглатывал слюну. Наконец, к головке прикоснулся язык. Самый его кончик. Откуда-то сверху послышался томный вздох, рука на голове сжалась сильнее. Зеленоволосый не понимал, хорошо супругу или плохо, продолжать ему или остановиться, но, раз его не отстраняли, то, по-видимому, всё идёт… удовлетворительно.       Он осмелился размашисто лизнуть головку. Реакции относительно никакой. Но Изуку вновь выбрал вариант не останавливаться. Язык загулял по члену, проходясь как вдоль, так и поперёк, задевая чувствительную головку самым кончиком и старательно вылизывая у основания.       Позаботился парень и о упругих шариках. Однако их уже пришлось взять в рот полностью, поочерёдно посасывая и нежно водя шальным ровно по шовчику, а после и по каждому из яичек. В ответ на это слышалось учащённое дыхание. Веснушчатый предположил, что все же идёт по правильному пути.       Омегу слегка подташнивало. Солёность не казалась ему привлекательной на вкус, нисколько. По этой причине он решил довести мужа до оргазма как можно скорее, только вот для этого нужно было всё-таки заглотить твёрдую плоть… и зеленоволосый на это решился.       Когда он отстранился, Катсуки наградил его непонимающе-расслабленным взглядом, когда с совсем не присущей парню смелостью взял его член в руку, ехидно усмехнулся.       Головка вошла в тёплую и влажную полость рта без каких-либо затруднений. Это было первым успехом. Изуку почувствовал, как Бакугоу поднапрягся. Продолжать заглатывать было рискованно, однако Изуку и так сейчас рисковал немало, поэтому вобрал глубже. На этом этапе уже пошло туго. У Катсуки был совсем не маленький размер и неопытному омеге проблемно было заглотить даже до середины. Ему никак не удавалось расслабить горло, и тошнить начинало только лишь сильнее.       Он не знал, устроит ли супруга такой вот, в каком-то роде неполноценный минет, однако поделать ничего не мог и принялся исполнять задачу так, как у него получалось.       Бакугоу никак не направлял его. Из уст альфы срывались редкие стоны и усталые вздохи, рука сжимала волосы на голове то с большей, то с меньшей силой, то совсем отпускала.       Изуку уже было плохо. У него почему-то разболелся живот, так еще и доступ к кислороду был ограничен, а давать себе передышки он попросту боялся. Двигая головой и стараясь работать языком, он молился, чтобы блондин поскорее кончил.       И спустя минут шесть-семь по ощущениям, над ним, наконец, решили смиловаться: Катсуки грубо оттянул его голову за волосы назад, отчего Изуку выпустил орган изо рта, после чего на его лицо выплеснулась горячая, вязкая белая сперма.       Парень обессиленно завалился вперёд, утыкаясь носом в кровать и дыша шумно, тяжело. Он прикрыл рот ладонью, поскольку ещё не был уверен до конца в том, оставили ли его рвотные позывы. Омега ощущал себя просто ужасно. Разум грело лишь одно: Бакугоу, вроде бы, решил смиловаться над ним и не принуждать к классическому сексу.       Хотя… если бы Изуку знал истинную причину, наверное бы, не обрадовался. А может, и обрадовался бы. Этого, увы, предсказать не может никто. Даже он сам.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.