Сюрприз от предков_2

Глава содержит одну противоречивую сцену, но будьте уверены, я соблюдаю список выставленных предупреждений и ценю вашу нежную психику, поэтому ничего не бойтесь

      Не знаю, сколько времени прошло, пока я пялился на расщелину. Я словил сам себя, когда почувствовал, что глаза начало жечь оттого, что я слишком редко моргаю. Я находился в приятной прострации, обмозговывая произошедшее днём. Это невероятно. Я до невозможного потрясён. На улице уже стемнело, а я всё не мог просто принять факт существования племени Ночных Фурий как данность. Это казалось мне невозможным, фантастическим сном. Поэтому я сидел, как истукан. Верхняя одежда Ниальта валялась неподалёку, а самого его не было видно. Ох, хоть бы Астрагор ничего ему не сделал… Их отношения вроде как наладились, а потом нас с Роувеллом потянуло на приключения. Я всё время прислушивался, опасаясь, как бы бешенство Астрагора (его не было видно, но я бы на его месте точно разозлился) не переметнулось и на моего парня.       Так как рядом не было привычного источника тепла, я быстро озяб и теперь трясся от ночного холода. Гордость долгое время не позволяла мне встать и попросить помощи, но когда я перестал чувствовать единственную ногу, всё же переступил через себя. В логове наших соседей было много всяких шкур, сложенных справа от входа аккуратной стопкой. Думаю, они не будут против, если я одолжу одну из них. Я прошёл по нужному маршруту, и теперь нужно было стряхнуть сено. Только я к нему наклонился, как вдруг услышал всхлипы. Я был совершенно точно уверен, что мне показалось. Но когда я нарочито бесшумно убрал наст почти наполовину, звук снова вернулся. Это мог быть только Ниальт. Я двинулся в сторону звука. Он где-то близко. И да, пройдя пару метров и спустившись чуть вниз, в расщелину, я увидел сгорбленного Ниальта.       Он зажимал обеими ладонями рот и трясся. Я остановился. Слишком много потрясений за один день. Когда он убрал руки и начал судорожно вытирать слёзы, я всё же отмер и неслышно двинулся вперёд. Хотя вообще не собирался этого делать! Подойдя ближе, я смог увидеть на левом уголке губ большую ссадину и какие-то разводы на подбородке. Или грязь или кровь. Думаю, всё-таки второе. Сейчас он казался таким… беспомощным. Да, беззащитным и вызывающим жалость. Слёзы не переставали течь, как бы он их не вытирал, и я подался вперёд, в следующий момент показываясь. Ниальт вздрогнул и обернулся на меня, но тут же поспешил отвернуться и скрыть лицо.       — Что ты тут забыл? Уходи! — воскликнул он.       Сколько боли в его словах…       — Я могу чем-то помочь?       Какой глупый вопрос. Ничего я не могу.       — Помог уже! Уходи!       Отлично, теперь я почувствовал себя виноватым. Сердце и правда защемило. Если бы не наше любопытство, может, всё и правда обернулось бы по-другому. Я опустил взгляд в землю. Уйти… значит, предать. Но я правда не знал, как могу ему помочь. Поэтому я сжал губы и пошёл прочь. Роувелл всё это время ждал меня внутри. Они с Астрагором точно не о прекрасной погоде разговаривали, судя по его испуганному лицу.       — Что он тебе сказал?       Я прилёг рядом. Он помотал головой и положил руку мне на грудь, заставляя лечь. Больше он ничего не говорил. Значит, ни о чём хорошем. Слишком явная горечь на лице. От любых вопросов он молча отмахивался и прижимался теснее, как замёрзший котёнок. Начать приставать?.. В ответ на мои «поползновения» он мягко убрал мои руки и прижался переносицей к шее. Ладно, согласен, не время и не место. Астрагор на улице с виноватым видом прошёл мимо. После этого они что-то обсуждали на повышенных тонах, принц часто срывался на крик. К счастью, бормотание было неразборчивым.       Проснувшись посреди ночи, я увидел, как Роувелл лежал и смотрел в потолок. Поймав мой взгляд, он потупил его вниз. Я приподнялся на локте и постарался попасть в его поле зрения. Надо чем-то его отвлечь.       — Знаешь, я забыл тебе сказать… ты стал дядей.       Парень удивлённо обернулся.       — У Эмир родилась дочь, Ильзе.       — От Сморкалы?       — Да.       — Ужас, — Роувелл засмеялся и выгнул спину, будто потягиваясь.       Он накрыл лицо одной рукой, а второй будто не нарочно дотронулся до моего живота и забрался под ткань.       — Почему ужас?       — Ну, ты представь, какая это гремучка получилась.       Тогда засмеялся и я — ну да, точно. Они оба были тем ещё ядрёным дуэтом, а их ребёнок, скорее всего, превзойдёт обоих. Из-за темноты и руки мне было почти не видно его лица, и я наклонился ещё ближе. Дурное ощущение. И точно, он сжал губы и грустно смотрел в сторону выхода. К сожалению или к счастью, я не могу залезть к нему в голову, но думается мне, он точно не полярную звезду на небе ищет. Он думает о выборе, предоставленном Эдиатре. Человек или остров? Да уж, знакомо до жути.       Пойдя на обман, я выбрал остров. Ну, а что же выберет он?.. В его случае перед носом не маячит угроза войны, но и спасительного Арлета тоже как-то нет. И выбора тоже особо нет… людей много, и все они друг другу братья. А вот фурии одни. Нет никого, кто смог бы понять Роувелла за пределами его племени.       — Наверное, Эдиатре права… — не подумав, выпалил я.       — Ну и в чём же?       — В том, что с твоим племенем у тебя есть будущее. Семья…       — Что ты такое говоришь! — он снова взял моё лицо в руки. — Я всегда буду любить только тебя! Ты моя семья!       — Это понятно, но я не смогу дать тебе того, что… принято называть семьёй.       — Ну и ладно! Мне не нужны никакие дети, я их терпеть не могу, так что не парься. А этих фурий я даже не помню.       — Неудивительно, ты был маленьким, и…       — Нет, дело не в этом… — вдруг он отпрянул и накрыл лицо руками. — Нужно было сразу тебе сказать. Вместо этого я, как всегда, начал строить из себя крутого…       Он вздохнул.       — Я вообще ничего не помню. До того, пока не оказался на диких землях. Только какие-то моменты, урывки, и те — по Астрагоровским рассказам. Я даже лица его… толком не помнил. Будто убийство фурий настолько меня шокировало, что я просто утратил способность запоминать. Я запоминал только то, что как-то… в-выделялось н-на… общем фоне. И ничего, что я пережил до Олуха… ничего. Что тоже м-меня… ты понял… и языка ночных фурий я тоже не понимаю. И моё имя… оно с потолка взятое… ничего не обозначает.       Это откровение было слишком внезапным. Слишком… слишком. Я придвинулся к нему и обнял, прижав голову к плечу и перебирая пальцами волосы.       — П-прости, чт… что… лгал… все эти… годы.       — Ты не лгал. Просто не договаривал.       — Ты прощаешь меня?       Зелёные глаза искрятся надеждой. Ненавижу такой взгляд. Не важно, чей. Я не тот, на кого стоит возлагать надежды, но почему-то окружающие имели эту глупую привычку наравне с фразой «ну ты же умный». Я выпрямился и пододвинул горячее тело к себе. Длинные пальцы пробрались под воротник. Взгляд как у преступника. Ну и дурак. Нет, он не преступник. Подростком ему естественно хотелось казаться круче, и я могу его понять — сам таким был. Вместо ответа я взял его за голову и мягко поцеловал в раскалённый лоб.       — Если ты очень хорошо попросишь.       — Ну, — парень загадочно усмехнулся и наклонил голову в бок, седлая мои колени. — Ниальт подсказал мне один новый способ выпрашивания прощения. Думаю, он работает.       Ох, Один… интересно, что они там ещё обсуждают…       — Как тебе вообще не стыдно это обсуждать?       — Легко и просто.

***

      Под утро я снова проснулся. Чёрт, шея затекла. Пришлось менять положение — я потянулся, протёр лицо и аккуратно, чтобы не тревожить мою подушку, одеяло и камин в одном лице, отодвинул нависшее крыло ему за спину, после высовываясь. В глазах зарябило от «розовости» облаков. Ещё ветра не хватало! Кажется, там ещё белые перистые виднеются и они… шевелятся? Я потёр глаза, прищурился и понял: это не облака — вдалеке на слабом ветру развевались белые волосы, Они колыхались настолько спокойно и беспрепятственно, что я подумал, что это не волосы вовсе. Роувелл перевернулся на спину. Ну всё, я потерял свой обогреватель — придётся ждать, пока снова на бок не ляжет. В воздухе пахло сыростью поверх зноя — как в теплице. Такое себе удовольствие. Я прогнулся назад, почти задевая чёрное тело сзади, лениво потянулся и с досадой принял решение вставать.       Астрагор сидел на камне с закрытыми глазами и медитировал. По крайней мере, это было похоже на моё представление об этом, в живую-то негде было увидеть. Он сидел, положив руки на колени, выпрямив спину и прикрыв глаза. Я тихо миновал его и спустился к выступу. Вода тоже оказалась тёплой, как парное молоко, и от умывания ещё больше клонило в сон. Разве что царапины авторства одной рыжей сволочи защипали и не дали рухнуть прямо там. Странно, что спросонья воздух показался мне достаточно холодным. Вот бы проспать один денёк и никуда не тащиться. Возвращаясь, я увидел Ниальта, притаившегося неподалёку от входа в пещеру. Он полулежал на ветках в ткани и наблюдал за ним издалека. Завидев меня, он помахал и зевнул. Интересно, чем кончилась их вчерашняя беседа.       — Тоже не спится? — ещё один зевок он скрыл ладонью: — Да что ж такое-то.       Жестом он пригласил меня к себе и, налив из котелка рядом что-то горячее, протянул мне кружку.       — Не отравлю, не переживай.       — Да я и не боюсь, — я опрокинулся рядом и отпил, чувствуя сладковатый травяной вкус.       — Что, неужели привык?       Его ссадина слишком быстро подсохла, но всё ещё была видна, хотя, уверен, она глубокая и ему с ней жить ещё минимум неделю. Целебная сила ночной фурии? Ладно, не моё дело.       — Долго он так? — вместо этого спросил я.       Принц закивал, сильнее закутываясь в покрывало. Он же вроде не «мерзлячка»?       — Обычно он сидит около часа, а тут ещё ночью вылез.       Обычно. Значит, не первый раз он таким занимается. И не второй тоже. Вот и зеркалка к моим ночным хождениям. Интересно, насколько их с Роувеллом мнения совпадают.       — И как ты с ума не сошёл…       — А что?       — Ну, у него тяжёлый характер, постоянно меняющийся, к тому же.       Он пожал плечами и наконец-то скинул с себя свою шубу.       — В последнее время он всё чаще становится собой, — выпалил он.       Ясно, поддерживать мою игру он не собирался.       — Собой?       — На самом деле, когда мы познакомились, он был совершенно другим. То, каким ты его знаешь… небо и земля.       Хотелось бы знать, какое из его состояний — небо.       — Когда мы познакомились, он был напуганным и хрупким созданием, с глазами, полными сожаления, тоски, утраты всего самого дорогого по своей же глупости, — он смотрел на Астрагора безотрывно и говорил таким голосом, будто рассказывает о самом несчастном человеке на земле. — Да, серьёзно, он даже иногда забывал, что вообще чем-то торгует. Это было странно, но… — вздох. — Это меня и подкупило. Это и искреннее сожаление, и ненависть к себе — жестокая, всепоглощающая и вечная. И… одна фраза, которую он повторял, оставаясь наедине с собой…       Лицо изменилось — принц будто вспоминал что-то очень жуткое.

— Я прощаю…

      Произнёс он потусторонним голосом.       — Было страшно, когда я впервые это услышал. Это было… невероятно, на самом деле…       Кого он прощает? Глумингалла? Что-то по нему не видно, что он кого-то прощает.       — В последний раз вы встретили кого-то, да?       — Да, это был какой-то странный человек, — сказал я и мысленно прибавил «чтоб ему провалиться» — если бы не он, возможно, я бы не испугался слов о покупателе и не сбежал бы. — И после этого Астрагор чаще…       Как бы это сказать… выпадает в астрал? Размягчается, а потом дико психует, если это упомнить?       — Становится собой.       Я смиренно пожал плечами — пусть будет так.       — Ты не знаешь, кто это мог быть? Ну, тот человек.       Печальный взгляд вмиг стал сосредоточенным.       — Догадываюсь. — Он скривил губы и сдвинул брови. — Наверное, было бы лучше, если б они встретились ещё раз.       — Ты предлагаешь нам полететь… туда?       — А что?       — Дурные ассоциации. Не важно…       — Я хочу, чтобы эта ледяная маска… вот это вот… — он состроил безразличную гримасу и провёл перед лицом прямой ладонью, — исчезло, желательно навсегда. И он окончательно стал собой. Да, он будет слабым и уязвимым, возможно, ему придётся сменить работу. Но у него буду я. А я, уж поверь, защищу его от всего, от всех невзгод. И мне будет всё равно, я вскрою глотку каждому, кто покусится на его жизнь: Каин, ещё какой-нибудь псих — неважно. Мне всё равно, кто он и что сделал. Да, он то ещё долбанное зло, но… он мой. И я распоряжаюсь его жизнью.       Блядь. Нет, всё-таки жизнь с белой фурией принесла плоды — он двинулся. То есть, я правильно понимаю — он хочет сломать своего тёмного властелина, чтобы тот стал овощем, и он его опекал, как куклу? Достаточно кровожадно. А так по виду и не скажешь — вполне добрый молодой человек, готовый от большой любви выносить все бзики своего партнёра, как образцовая жена. Нет, он хочет его сломать, загнать защищающую «сильную» личность обратно в пучины ада и оставить себе слабую, взять над ним контроль. Впрочем, я нагнал лишней драмы, и его можно понять — он сам был пешкой, и теперь хочет иметь такую же. Да и, возможно, он правда спасёт Астрагора.       — Ой, прости, — вдруг его физиономию озарила старая, а главное добрая улыбка. — Выглядело немного страшно, но, это… принцип ты понял. Надо уговорить Астрагора, чтобы мы снова туда слетали.       Значит, эмоции скрывать я так и не научился.       — Почему я?       — Меня он вряд ли послушает. Ты же башковитый парень, придумаешь.       Ну вот опять.       — Что он там должен сделать?       И снова здравствуйте, дофига решительное страшилище:       — Поставить точку. Это всё, что я скажу. — Грустный выдох, и взгляд снова касается широкой спины. — После этого ему, возможно, станет легче.       Неловкое молчание. Причём тут этот человек, каким боком он связан с прошлым Астрагора, я так и не понял. Я допускаю тот факт, что в жизни этой фурии был не один сломавший психику мужчина, но что-то всё равно не клеилось. Отвар в кружке почти остыл, поэтому пришлось залить в рот уже холодные остатки.       — Лирический припадок? — раздалось прямо над нашими головами.       Мы синхронно вздрогнули, принц задрал голову и побледнел. Астрагор хмуро оглядел нас и протянул парню руку.       — Ваше счастье, что я ничего не слышал и сделал свой вывод, основываясь на выражении лиц.       Вдруг Астрагор подошёл к принцу сзади и, вцепившись в бёдра, прижал к себе. Затем огладил ягодицы, перешёл вниз по бёдрам, после чего выпрямил и забрался ладонями под майку, надавливая, будто пытаясь что-то нащупать. Парень с охреневшим лицом просто замер и старался даже не дышать. Я был поражён не меньше — какого чёрта он полез к нему вот так? Его совсем моё присутствие не смущает? Я спешно встал и поспешил уйти.       — Уйми свою бурную фантазию и вернись на место.       Это он мне. Даже когда я повернулся, он не спешил отпускать смутившегося принца.       — Меня не устраивает состояние твоих мышц. Они утратили упругость. Полагаю, причиной тому послужил твой отказ от физических тренировок.       — Никто от них не отказывался, эт…       Мужчина наклонился вперёд, прижимая его за бёдра ещё теснее. Парень заелозил и отвёл взгляд в сторону.       — В моих силах исправить эту ситуацию. Итак, мы очень давно этим не занимались…       — Мы много чем давно не занимались.       Его любовник медленно расстегнул халат и кинул за спину, оставаясь в идеально белой рубахе и чёрных штанах длиной до середины икр. Нарочно, или нет, он попал в меня. Я свернул ткань и отодвинул в сторону. Затем он согнул руки в локтях, выставил вперёд прямые ладони и повернулся боком, принимая устойчивое положение. Типа, боевая поза. Чёрт, что я тут забыл… надеюсь, с Роувеллом всё хорошо. Принц сдвинул брови к переносице, но возникать не стал, становясь точно так же, разве что сжав руки в кулаки.       — Нападай на меня.       Парень недовольно фыркнул и шагнул вперёд, но в эту же секунду оказался на лопатках. Эм… я ожидал увидеть обычную уличную драку, а этот субъект точно какие-то специальные приёмы использует.       Почти все выпады принца оканчивались одинаково — Астрагор заваливал его на землю и холодно отходил в сторону, лишь пару раз он едва попадал под удар. А парень каждый раз вставал. Он старался контролировать это, но зарождающаяся ярость была видна невооружённым глазом. Раньше Ниальт казался очень сильным, что сейчас-то произошло?       — Дерёшься хуже Изабель. — Бросил дракон, небрежно откидывая волосы назад после очередной победы.       — Эй! — Ниальт хотел встать, но от возмущения застыл на четвереньках. — Изабель отлично дерётся!       — Но хуже, чем ты в обычном состоянии. Так что не заставляй меня думать подобным образом.       — Кто такая Изабель? — не то чтобы мне было до этого дело. Просто надоело сидеть молча.       — Это наша дочь! — лучезарно объявил Ниальт.       То есть, в смысле, как дочь? А, точно, Астрагор же говорил, что какая-то женщина родила ему ребёнка.       — Она не наша дочь. — Мужчина фыркнул, не разделяя энтузиазма любовника. — То есть, мы относимся к ней, как к своему ребёнку, и воспитывали её совместными усилиями, однако никто из нас не имеет с ней кровного родства.       Врёт?       — А я думал…       — Моя родная дочь, Ланаи, была убита, едва появившись на свет, если ты об этом.       Я потупил взгляд в землю — думаю, хоть с той женщиной его не связывало ровным счётом ничего, ему грустно об этом вспоминать. Оказывается, жизнь этих двоих гораздо увлекательнее, чем может показаться на первый взгляд.       Волосы на затылке пошевелились, и рядом возникла чёрная голова с немым вопросом во взгляде «что вообще происходит». Вопрос был настолько ярким, что любой, кто видел его впервые, смог бы это понять. За спиной раздавались крики и звуки падения.       — Тренируются.       Дракон качнул головой и уселся рядом, лапой прижав к животу. Я думал, он потянет меня прочь. Хах, тоже стало интересно?       — Напомни мне принцип своего племени, — безразлично произнёс мужчина пытающемуся подняться парню, поставив ногу ему между лопаток.       Даром, что босиком стоит. Он не перебарщивает?       — Сражайся или умри! — выкрикнул принц и раздраженно вытер вновь разбитую губу.       — Тогда сражайся! Если станешь сдерживаться, то однажды твоя ошибка станет фатальной для нас обоих. Посему — дерись! Или ты считаешь меня слабым, и поэтому жалеешь?       С этими словами Астрагор развернул принца; зыркнул своим леденящим взглядом. Но Ниальта это не пробрало — он посмотрел ему в глаза и ответил решительным «нет». Одновременно врёт и не врёт, поразительно. Мужчина отпустил его и отошёл на небольшое расстояние, поворачиваясь спиной.       — Не смей жалеть меня.       Принц ринулся в его сторону, и когда мужчина собрался схватить его, он ловко поднырнул под его рукой, схватил её за запястье, второй перехватил за локоть, и когда Астрагор по инерции подался вперёд, со всей силы заехал коленом в грудь. Затем куда-то ударил, что он завалился на живот, дополнительно вывернув конечность и ещё усевшись сверху. Отростки на голове Роувелла были опущены вниз, а рот приоткрыт. Наверное, не будь он так потрясён, скакал бы от счастья. А принц правда сдерживался — завалить даже эту ночную фурию для него раз плюнуть. Повод начать его сильно уважать или бояться?       — Отлично… — прохрипел мужчина, в следующий момент ухмыляясь.       В общем, мы не выдержали этого зрелища и поспешили убраться. И убрались никуда иначе как в Скрытый мир. Эдиатре была вне себя от счастья и тут же пригласила в своё убежище. Она без умолку болтала о какой-то ерунде, в своей, естественно, «сказочной» манере, успевая впихивать высокие фразы об истинном правителе. Ио и Сайори постоянно норовили утянуть меня с собой. Но мы оба чувствовали, что она активно занимается агитацией, и не отходили друг от друга ни на шаг. И хоть Роувелл понимал, что она от него хочет, по признанию не мог уговорить себя уйти. Потом мы с парнями побродили по окрестностям и отправились наверх. Чистые страницы в блокноте почти закончились. Выпросить у хозяев новый?       Когда мы вернулись, Ниальт прижимал окровавленную повязку в боку Астрагора и прислонялся лбом к его плечу, а мужчина гладил его по спине и касался губами макушки. На улице валялся почерневший от крови кинжал. Как выяснилось потом, принц не рассчитал силы и, отрабатывая приём, всадил ему нож под ребро. Странно, что не в горло. Думаю, Астрагор настолько сильно его разозлил, что подсознание так и толкает быстрей его прирезать. А ещё у них теперь ссадины на одних и тех же местах. Думаю, Илия бы посмеялся над этим. К ночи они какого-то лешего вознамерились куда-то улетать. Оставлять нас одних они почему-то не боялись, аргументируя это тем, что «теперь скрывать нечего».       — Мы ненадолго. — Ниальт похлопал меня по плечу и ловко забрался в седло на драконе. — Всего лишь навестим кое-кого.       — Ненадолго это на сколько?       Я был готов вспыхнуть — когда победа уже лежала у меня в руках, я был не готов отступать и тем более ждать! Один, да сколько раз я уже это сказал?! Принц надел шлем и повернулся ко мне.       — Пару дней.       Над ухом раздался поддерживающий рык.       — А вы не могли бы по гостям потом побегать, когда избавитесь от нас? — я старался держаться.       — Прости, но нам правда очень нужно улететь, — принц потерял интерес к беседе и отвернулся. — Отдохните пока, продумайте там план страховки получше. Займитесь друг другом, наконец, а то вы совсем не контактируете.       Мы с драконом переглянулись. Что значит «не контактируем»? Если Роувелл предпочитает находиться в истинном облике, мы не сможем поговорить при всём своём желании. Что я теперь, должен его заставлять? Нам вполне хватает ощущения друг друга. Когда мы чувствуем друг друга: тепло наших тел, частоту дыхания и биение сердца. Он греет меня, а я… наверное, я просто присутствую, чтобы ему было спокойнее. Ещё в нашем распоряжении как минимум его жесты и моё понимание их. Мы знаем, что мы друг у друга есть. И для этого не обязательно много трещать. Весь свой живописный внутренний монолог я решил оставить при себе, поэтому отмахнулся коротким «нам и так хорошо». Судя по всему, Роувелл согласился со мной, прищурив глаза и положив голову на плечо, после чего громко фыркая. И всё это глядя на хозяев острова.       — Знаешь, исходя из личного опыта… — начал принц, но Астрагор резко изогнул спину и встряхнул своего наездника, — в общем, разберётесь.       И белая фурия быстро удалилась. Ну вот. Ещё пара дней. Потом минимум неделя, затраченная на последнюю вылазку. И чёрт его знает, как там всё пойдёт.

***

      Ремни сели как влитые. Какое счастье — я угадал с размерами. Дракон искрился счастьем и начинал дёргаться, ожидая, когда уже сможет посмотреть на себя. Пряжки поблёскивали в свете просыпающегося солнца и даже начали слепить. Когда я отворачивался, Роувелл начинал передёргивать плечами и подпрыгивать, отбрасывая пряжками солнечные зайчики. Поворачиваясь, я видел его непринуждённый вид. Такой забавный, будто я его не вижу.       — Ну, вот. Вроде всё.       Я отошёл и приложил большой палец к подбородку, оценивая свою работу. Сильно шевелиться было запрещено, поэтому Роувелл вовсю пытался что-нибудь увидеть хотя бы под грудью. Я затянул пряжку в районе ключиц и приложил к ней ладонь. Металл нагрелся из-за его жара. Эти ремни напомнили кандалы… которыми я снова его обвязал. Интересно, он считает так же?.. Ночная фурия наклонила голову и ткнулась носом об лоб, дыханием смахивая чёлку и касаясь моей щеки. Я обнял его за морду.       — Осталось совсем немного.       А дальше — свобода. Бессмысленная, временная. Весьма относительное и расплывчатое понятие. Сколько лет прошло, а я так и не изменил своего мнения о ней. Тогда оно возникло в агонии, когда я уже принял, что схожу с ума, но оказалось-то в итоге чертовски верным. За пределами острова нас тоже будет ждать опасность, трудности, и мимолётные бессмысленные дни — куда без них? Зато мы не будем чувствовать себя зажатыми. Ну и, наверное, станем больше ценить друг друга. Дракон снова посмотрел на меня. Знал бы он, какой в моей голове хаос творится.       — Добуду кузницу, и примусь за протез. Правда, железки-то понятно, а ткани вот на него нет.       На глаза попалась «одежда» Роувелла в виде тканевого квадрата, которую он таскал многим чаще нормальной. Серьёзно, я не помню, когда последний раз видел на нём штаны. А что если пустить её на протез? Я сложил её пополам и растянул во всю длину. В общем-то, по размеру подходит, даже ещё запас останется. Роувелл сразу почуял неладное.       — Искусство требует жертв.       Дракон зарычал и прижал ткань лапой к земле.       — Если хочешь быстрее… — я мягко попытался убрать наглую конечность, но она оказалась намертво прилепленной к моей будущей жертве, — улететь, то…       Тогда я упёрся в неё плечом, надавил всем весом, закряхтел, но не смог сдвинуть и на сантиметр. Сверху послышался довольный смех. Я бросил это гиблое дело и сел на землю.       — ...то должен пойти на уступки. У тебя же есть одежда.       На это Роувелл недовольно фыркнул и приблизил морду к моему лицу, тут же обдавая горячим дыханием. Но я был непоколебим и, уставившись на него, самодовольно ухмыльнулся. Неожиданно для меня Роувелл не собирался поддерживать эту игру, и быстро завалил меня лапой на живот, после чего придавил своей тяжёлой тушей. Возмущение не дало никакого эффекта.       — Может, отпустишь меня?       Вместо этого он улёгся поудобнее. Сначала это показалось смешным, а потом начало раздражать.       — Или ты хочешь остаться?       Молчание. Когда я уже начал думать, что всё пропало, Роувелл встал и сравнялся со мной взглядами. Он чем-то недоволен. Раскрыв пасть, он схватил меня за голову и потряс.       — Эй! — взвизгнул я.       — Ещё раз так скажешь, я решу, что ты только этого и хочешь, — буркнул он, обратившись и сев прямо. — А если я так решу, то сильно обижусь. Понял?       — Да где уж тут не понять.       Я снова хотел напомнить про одежду, и тут же вспомнил, что кроме нас на расстоянии сотен километров никого нет. Одну руку я запрокинул за голову, а другой коснулся его живота. Тонкие пальцы легли сверху и повели к груди. Я провёл по рёбрам, оглаживая бок, после сжимая кожу на груди. Он запрокинул голову и качнул бёдрами.       — Не могу поверить: целый остров в нашем распоряжении.       — Запретность и вероятность быть спаленными заводит больше. — Парень забрался под одежду, сразу задирая её до шеи. — Но и так тоже сойдёт.       — Дождёшься вечера?       — М?       — Ну, я бы предпочёл заниматься этим ночью.       — В смысле? — возмутился парень. — А зачем провоцировать начал?       — Я не думал, что ты так быстро отреагируешь.       Он цокнул языком и резко слез с меня, усаживаясь рядом и отворачиваясь. Я прикоснулся грудью к его спине и положил подбородок на плечо. Удар локтем в живот был красноречивее любых слов.

***

      — Иккинг? — Роувелл заглянул мне в лицо. — Что-то не так?       — А что?       — У тебя слёзы текут.       Я провёл по щеке — ну точно, слёзы. Как не вовремя. Эдиатре как раз только воодушевилась и пошла на контакт. Так как время было раннее, а эти драконы ведут ночной образ жизни, бодрствовала только она.       — Вам пора, юноша, — сообщила Эдиатре, поднявшись и приглашая к выходу. — Если пробудете здесь слишком долго, ваши глаза вытекут.       Несмотря на влагу, создавалось такое ощущение, будто глаза правда решили позагорать на солнышке, и, чтоб было веселее, подтянули с собой верхнюю часть носа. Во рту также пересохло. Такое бывало, когда я слишком долго работал в кузне или заходил в хижину-пекарню, где готовился хлеб для праздников. Я спешно поднялся, и Роувелл повёл меня под руку к арке.       — Поразительно. Вроде бы ночные фурии и люди родственные создания, а их организмы реагируют совершенно по-разному.       Родственные? Я обернулся, прикрывая нос и рот. Парень цокнул языком и попытался меня развернуть, но тяга к познанию была сильнее. Старейшина стояла к нам полубоком, перебирая светящиеся цветы на голубой свисающей с дерева лиане.       — Родственные? — поинтересовался я.       — Да. А Риаваль… ах да, — она прикрыла глаза и, сложив руки на груди, вздохнула. — Ночные фурии произошли от людей.       Мы замерли. То есть, в смысле, каким образом? Как это «произошли»?       — Вам очень интересно?       — Да! — выпалил я, прежде чем меня успели пихнуть в грудь.       — Тогда лучше присядьте.       Усмешка тронула бледные губы, и женщина отошла в сторону, усаживаясь на возвышающемся камне. Так обычно сидели кочевники: разведя колени и складывая их на земле. Роувелл засопротивлялся, но я был непоколебим. В итоге, он сдался.       — Много лет назад в людском поселении жила немая девушка. Многие считали её колдуньей, но она всего лишь могла исцелять людей своими слезами. Неизвестное и не похожее всегда пугало людей, поэтому её сторонились.       Роувелл прижался ко мне и положил ладонь на лоб.       — Ишии подкармливала раненое существо. Она могла убить его и доказать всем, что она такая же, как и все люди, могла сделать себе светлое имя. Но не стала этого делать, вместо этого дав странному существу шанс выжить. Это оказался дух Тенгри, неизвестный здешним людям. И, когда он обрел силу, то дал загадать ей три желания.       — Прям как в сказках, — Роувелл прыснул, разглаживая складки на спасённой им ткани, сейчас обёрнутой вокруг него и скреплённой ремнём на поясе. — Не верь ей.       Старейшина проигнорировала это и продолжила рассказ. Мне же было не до смеха — я сам прошёл через это, и похожесть сильно пугала. Ну, типа, как пишется в тех же сказках — «так говорилось в легенде», «так было предначертано» и прочее «у-у-у». Ну к чёрту.       — И она решила воспользоваться этим шансом. Первым желанием она загадала дать ей возможность говорить! — голос то возвышался, то снова мечтательно затихал. Напоминает кое-кого. — Всего лишь на пару минут, чтобы загадать второе… желание: «Пусть все мои дети обретут крылья и силу самого громовержца!».       Говоря последнюю фразу, она поднялась и раскинула руки в сторону. Мы с драконом синхронно отшатнулись.       — То есть… эм… в смысле… если я правильно понимаю…       … ночные фурии — это результат секса человека и мистической ящерицы?       — Так были рождены Ночные Фурии. — Зелёные глаза приобрели бешеный блеск, она снова раскинула руки: — Злобные порождения молнии и самой смерти! Так описывают их человеческие источники.       Я нервно сглотнул. Её голос отразился от стен и казался ещё громче. Всё-таки, Астрагор точно уступает ей в пафосности.       — Ночные фурии — это результат союза духа грома и человека, так что можно считать их родственными существами. От Ишии родилось четыре дитя. И все стали уважать Ишии. Но однажды средний сын был ранен, и его кровь излечила охотившегося с ним сына вождя. И с того момента была объявлена охота. Потому как дар Ишии, то, что привлекло демона — её дар исцеления, — передался и детям. Вся жидкость в теле ночных фурий оказалась лечебной.       Сухость становилась невыносимой, и я почувствовал, как начинаю терять сознание. Роувелл подхватил меня под спиной и зашипел:       — У тебя щас глаза вытекут!       В ответ я шикнул на него и попытался показать максимально непринуждённый вид.       — Поэтому духу пришлось создать для неё Скрытый мир. В нём нельзя жить людям. Дух грома хотел защитить Ишии от людей, и поэтому усеял здесь всё кристаллами, — Эдиатре указала на источники света. — Они испускают нечто, что убивает не лечебную жидкость людей. Мы прихватили с собой немного, когда были изгнаны Астрагором. Но Дух не учёл, что сама Ишии — человек. И даже её исцеление не помогло ей выжить. Затем одна из фурий, самый младший сын, Илин, который больше всего «был человеком», породил род, тесно связанный с людьми. Их отличает ярко-зелёный цвет глаз, которого не было ни у одного человека во всём мире. И… веками этот остров был на огромной, благодатной территории, и, несмотря на всю несуразность этого племени, они всегда в очень выгодном положении: среди лесов и водоёмов, полных рыбой. Третье желание так и осталось не загаданным и нависает камнем над головами фурий.       Вдруг мою шею слегка сжали сзади:       — Уже не нависает, да, Иккинг? — скривив губы, прошептал Роувелл.       Дошло. Вот же… теперь понятно, почему «предки» послушали какого-то меня и обратили Роувелла в человека. Да уж… думаю, Эдиатре разочаруется, узнав, что потомок фурий израсходовал желание предка на такую «ерунду»… «Сюрприз от предков» какой-то.       — А… можно узнать, как назывался этот остров?..       — Название довольно говорящее. Остров «Олух». Ночные фурии тем временем приняли решение быть отшельниками.       — Охренеть! — воскликнул Роувелл, сильно хлопнув меня по спине. — Ты тоже ночная фурия, получается? Ну что, поднял свою самооценку?       — Я… думал… она про Дорашир скажет!       Смущала только фраза про «несуразность». Да уж, лучше не знать ничего, чем такую правду. Значит, во мне течёт кровь драконов. И в половине населения острова. И мы чуть не убили друг друга.       — Но почему об этом нигде не упоминается?       — Потому что ни одна из сторон не хотела такого знания: люди всегда ненавидели драконов и фурий. Ночные фурии считали потомков Илин предателями. Поэтому племени дано укрощать драконов других пород. К счастью, они этим не пользуются.       — …       — Потомки Илин — изгои, символ предательства. Поэтому, дорогой Иккинг, вам не следует больше здесь задерживаться.       Роувелл в ответ фыркнул и, сменив облик, потащил меня прочь. Судя по всему, она не ожидала, что он уйдёт. Наверху он заставил меня выпить воды и покорно уселся напротив.       — Мы одного вида, приятель… — глядя в подпространство произнёс я. — Только ты немного круче.       Дракон выдохнул и продолжил смотреть на меня. Но тут в его глазах возник стрёмный блеск. Я недоверчиво смерил его взглядом. Он не двигался, хорошо. Что он там себе придумал? Когда я показал, что пришёл в норму и встал, случилось страшное: он приблизился слишком близко, прижимая меня к скале. Типа, ладно?.. А дальше что? Когда он вдруг опустил голову ниже моей, я начал подозревать одну его странную тягу. Оголённой кожи на животе коснулся язык. Ну вот, блять. Надеюсь, ему быстро надоест. Я повернул голову в сторону и старался успокаивать себя своей же фразой о едином виде. Ну да, в этом виде он тяжелее меня на две сотни килограмм и длиннее метров на восемь, но одного-о же ви-ида… кто только за язык тянул?! Роувелл не собирался прекращать, зубами потянув мою рубаху наверх. Снять заставляет. Я замотал головой, и поэтому ему пришлось оставить всё как есть. Ох, чёрт… ощущения примерно те же, только… область ласок намного больше, чем обычно. Я и не заметил, как он опустился ниже и задел то, что лучше ему в таком облике не трогать. Я стыдливо зажал рот одной рукой, а другую положил ему на голову. Блять, она у меня целиком на его башке помещается. Его всё устраивало, и под размеренное урчание я запрокинул голову и понял, что сейчас ёбнусь в обморок. Слишком приятно и слишком… слишком.       К счастью, скоро я почувствовал удерживающие руки и увидел обычное человеческое лицо.       — Ты ужасно красный, — произнёс он, прикладывая пальцы к моим щекам. — Я побоялся, что ты отключишься.       Я отпихнул его от себя. Я понимаю, что это его настоящее тело, но это было слишком внезапно. Я согнулся и облизнул мокрые губы.       — Я продолжу?       Только получив согласие, он продолжил начатое. Я закрыл лицо, чувствуя, что оно скоро расплавится. Когда я был достаточно готов и успокоился, я перенял инициативу на себя.       Роувелл приник к земле, а я не стал противиться, прижимаясь к нему грудью и подхватил под плечом, поцеловал выступающую кость. Как сладко он стонет. Его голос всегда утрачивал скрежет и становился таким мягким, когда мы занимались любовью, но сегодня он был каким-то особенным. Я хотел слышать его как можно дольше, чтобы он был громче и не смолкал. Забыв обо всём, я начал двигаться слишком быстро. Парень, как я того и хотел, начал переходить в крик и приподнял бёдра, лаская сам себя. Ох, нет, ты не должен делать это в одиночку. Я накрыл его ладонь и заскользил в едином ритме.       — Иккинг… — выдохнул он, сплетая наши пальцы.       Он на грани. Я позволил ему развернуться, закинул ноги на талию и быстро вошёл полностью, производя пару движений. Он запрокидывал голову и сжимал пальцами покрывало, то и дело жмурясь.       — Любимый…       Я перехватил протяжный стон и небрежно поцеловал его, покидая его тело и прижимаясь. Трение спасало нас долгое время, пока у меня был приступ страха перед близостью, и спасёт сейчас. Всё-таки остров действительно помог нам.       Чёрт, я совсем забыл, что пообещал себе отдаться ему. Я смотрел на разгорячённое тело рядом с собой, гладящее мои плечи. Стоит рискнуть или нет?       — Роувелл?       — М?       — Это… я… я готов, в общем.       Пальцы остановились, он приподнялся и заглянул мне в глаза.       — Что?       — Да так, вспомнил кое-что. — Он сел перед моими ногами, положив локти мне на подтянутые к груди колени.       — Точно? Только честно.       — Совершенно точно. Не как в тот раз.       Он усмехнулся. Да, мы оба подумали об одном и том же. Он покачал головой и, откинув волосы назад, мягко поцеловал меня. Я расставил ноги, принимая его между них.       — Только будь осторожнее… всё-таки два ме…       — Да понял я, не тарахти. В первый раз на этом острове мне было очень больно, поэтому я тебя понимаю.       — Почему не сказал?..       Я сделал ему больно и даже не заметил этого…       — Потому что думал, что ты остановишься и больше никогда не прикоснешься ко мне.       Вот умеет же заткнуть.       — Тебе помочь?       Он отмахнулся и развернул меня, заставляя опереться руками об стену и начал целовать спину. Я прогнулся и приподнял таз, дотрагиваясь затылком до плеча ласкающего меня парня. Спокойно и тихо дышать становилось всё сложнее, поэтому я зажал рот рукой, но Роувелл тут же убрал мою ладонь в сторону, сцепляя наши пальцы и прижимая к шкуре. И кого я постоянно стесняюсь? Он уже дышал рвано и точно над моим ухом, заводя ещё больше. Его рука двигалась слишком быстро, от чего мои ноги стали ватными, а в глазах стремительно темнело. Я уже готов был упасть, но никак не мог остановить его. Он прижимался слишком тесно, я чувствовал жар, исходящий от его живота, а поясницей ощущал кое-что чертовски твёрдое. Скользкие пальцы прошлись вниз по пояснице. Я подготавливал себя днём, и поэтому много времени не потребовалось.       Он ещё несколько раз спросил, готов ли я. И наконец сделал это. Я прикусил губу, стараясь не сорваться в крик. Он аккуратен и нежен, как и обещал. Не скажу, что я вот прям ничего не почувствовал или почувствовал, но «только приятное», но жить можно. Сердце билось в панике, поэтому ему пришлось шептать мне всякие успокаивающие глупости. Вдруг он остановился и, пробормотав что-то, содержащее в себе имя «Ниальт», посадил меня к себе на бёдра, а потом и вовсе встал, прижимая к скале. Один, да что он там от него наслушался-то? Он продолжил двигаться, крепко удерживая меня под поясницей, а я на всякий случай обнял его ногами. В таком положении я, хочешь не хочешь, чувствовал его полностью и ощущал любимое мной чувство невесомости. Скоро он забраковал это извращение и вернулся на шкуру.       За всё время моей холодности я забыл, какого это, когда внутри тебя движется чужая плоть, ты стонешь от двух противоречивых чувств сразу и хватаешься за горячие, покрывшиеся испариной плечи. Роувелл вцепился зубами в моё плечо, иногда забываясь и сжимая его до боли. Как бы не прокусил. Он перестал жалеть меня и двигался слишком быстро, так, что удовольствие начало улетучиваться и уступать боли.       — Мед… медленнее… прошу, — сбито простонал я, зная, что мне придётся повторить несколько раз, но к счастью меня услышали сразу.       Парень тут же сбавил темп, отпуская плечо и подбираясь к губам.       — Прости…       Я уже сам увлёк его в поцелуй, сморгнув выступившие слёзы. Внезапно он вышел полностью и накрыл мой член ладонью, после чего снова проник внутрь под другим углом, начиная двигать рукой в такт движениям, и вырвал из моего горла хриплый и протяжный стон. Я сцепил наши ладони, стараясь подстроиться под его ритм.       Роувелл разомкнул поцелуй и снова спрятал пылающее лицо рядом с моей шеей. Он снова покинул меня, затем тут же проник полностью, от чего я ещё больше запрокинул голову и прогнулся в спине. Потом ещё раз. И ещё раз. И вдруг он замер, а внутренности обожгло чем-то горячим.       — Ну ты и мудак! — сдавленно воскликнул я.       Слюна, сперма, один хрен, это трудно отмывается! И пофиг на целебные свойства.       — Не ругайся.       Нет, не убедил. Он коснулся меня влажными руками и проник в рот языком. Мой громкий стон утонул в темноте, я дёрнулся и зажмурил глаза, чуть ли не доводя ткань под своими руками до кончины. Хватило нескольких движений, и я снова вскрикнул. Мы устало откинулись на шкуру, пытаясь восстановить до ужаса сбитое дыхание. Лицо горело, а губы высохли. Получив короткий поцелуй в нос, Роувелл аккуратно поддел меня под спиной и поясницей и уложил на наше спальное место, прилёг рядом, обнял и зарылся носом в волосы на макушке. Это было… просто прекрасно. Последний раз я испытал нечто такое… даже не помню, когда. Наверное, когда мы были подростками и могли позволить себе заниматься любовью ночи напролёт. Если я и после этого не усну, значит я не усну никогда — я вымотался настолько, насколько это вообще возможно. Влажные участки тела, а это почти оно целиком, неприятно облизал холодный воздух. А вот и ветер, мать его.

***

      В общем, мы прекрасно провели время.       Вернулись хозяева острова счастливые, разговорчивые, будто в отпуске побывали. Принц торжественно объявил, что в следующем месяце Изабель выходит замуж, и он очень за неё рад. Астрагор, естественно, отмахнулся и ничего не ответил. Что ж, я тоже очень за них рад. На самом деле, Астрагор даже не осознаёт, насколько он счастливый — увидеть свадьбу своего «ребёнка» вместе с тем, кто тебя любит — это здорово. Лишь бы они снова не поссорились до этого времени. Почему-то, когда я узнал об этом событии, мне почему-то стало… жаль убивать его.