И всё-таки, осень в этих широтах наступает чертовски рано. С наступлением сумерек побережье всколыхнул первый порыв ледяного ветра, идущего откуда-то с запада, где расположился огромный айсберг размером с остров, ко всему прочему скрытый от посторонних глаз завесой тумана. Да, определённо, ветер шёл оттуда. Вмиг почерневшие волны то и дело с грохотом обрушивались на скалистый мыс, стачивая глинистый слой с самых низеньких участков и забирая себе добрую часть песчаной поверхности пологого берега. Скудная растительность рвалась в свободный полёт.
Холод пробрался под тонкое одеяние из тускло-чёрной ткани, и Ниальт невольно поёжился. Первое телодвижение, воспроизведённое им за последние два часа, привлекло к себе внимание белой, почти светящейся призрачной фигуры в глубине пещеры. Белая фигура внимательно обвела взглядом серую, с трудом вырывая детали из размытой картинки: на фоне глубоко-серого неба едва выделялась слегка желтоватая кожа и, — ярче всего, — свободные фиолетовые волосы, когда-то совершенно точно бывшие угольно-чёрными. Больше стремительно падающее, порой почти отсутствующее зрение заметить было неспособно, поэтому его обладатель поднялся и приблизился к интересующему его объекту. На растояние вытянутой руки. Подойти ближе он не смел. Принц повернулся к нему в пол-оборота, остановив ладони, трущие кожу предплечий в попытке согреться.
— Что? — коротко спросил он, чтобы через минуту, не дождавшись ответа, снова отвернуться.
Лёгкая ткань была натянута им на грудь, чтобы плотно прилегать к покрывшейся мурашками коже. И когда принц хотел пойти за чем-то тёплым, на его плечи вдруг легла тяжесть Астрагоровского плаща, подобно панцирю блокируя поступающий холод. Зелёно-карие глаза с неярко выраженным верхним веком, от которых веяло когда-то любимыми Астрагором кочевниками, удивлённо устремились на его лицо.
— Каков прогноз? — с этими словами мужчина оттянул ткань на воротнике, зарылся в него подбородком и выдохнул горячий воздух.
Жар разливался постепенно, касаясь покрывшейся мурашками кожи, включая самые потаённые участки. Принц передёрнул плечами от разразившегося озноба, чтобы вскоре почти заурчать от комфортного тепла, окружающего его со всех сторон, в том числе от плеча, к которому прислонялся затылок, и от ладони, гладящей и слегка царапающей его шею. Обращённый к нему вопрос был успешно им утерян, поэтому фраза прозвучала ещё раз. Касаясь взглядом бессознательного тела слева от себя, он подумал: стоило ли смягчить свои слова в этот раз?..
— Крови он потерял достаточно, но жить будет, к счастью. Думаю, поставим на ноги через недельку.
— Неделю, значит? — раздражённый выдох оказался слишком горячим, поэтому принц инстинктивно оттолкнул мужчину и отошёл в сторону, зажимая чуть не поджаренную скулу холодными пальцами. — Снова задержка.
— Ну прости уж, я не волшебник.
Слабый, едва различимый стук становился громче и настойчивее, что вполне мог встрять в разговор. Не то разыгравшаяся морось, не то набирающий силы ливень, отнимая секунды внимания, с загадочной последовательностью обрушался на поникшую, но всё ещё сочно-зелёную траву. Снаружи в уютную теплоту годами обжитой пещеры проник сырой холод, и принц без раздумий опустился рядом с бессознательным молодым телом, заботливо накрывая его тёплой материей и касаясь лба. Пожар под его ладонью не предвещал ничего хорошего, но он смиренно молчал.
— И так делаю всё возможное, чтобы осложнения не появились, — только произнёс он. — Если ему сейчас вернуться к активному образу жизни, можно подхватить заражение, и тогда всё, крышка, даже я не помогу. Так что единственный верный выход это перевязать, обеззаразить его рану и обеспечить покой, чтобы всё быстрее затягивалось. Через неделю точно побежит.
Глядя на выжимаемую сильными руками тряпку и последующее укладывание на пострадавшего, мужчина недовольно скривил губы. Его любовник оказался безрассуднее, чем он думал. И добрее, чем он думал. «Весь в мать», — мысленно прибавил он, физически ощущая призрачное трение на шее и невольно касаясь саднящего места пальцами. Шрам. Тонкий, уродливый. Авторства разъярённой Гюнай, этой наидобрейшей женщины, узнавшей о том, что под покровом ночи творил с её юным сыном молодой торговец.
— Знаешь, — вдруг и без того всегда негромкий голос стал до невозможного сиплым. — Я опросил уже полчище торговых партнёров, и никто, даже самые доверчивые и бескорыстные из них, не собираются подпускать к кузнице чужака. Потому как полностью оборудованная кузница сейчас на вес золота. Потерять её из-за неумелого новичка равносильно тому, что лишиться головы.
— А что там может не так-то пойти? Как кузницу можно испортить?
— Не имею ни малейшего понятия.
— Иккинг не новичок. Он всё детство пров…
— Будь Иккинг
Иккингом, таких проблем бы не возникло, не думаешь? Но пока он Арлет, все пути закрыты.
Очень неразумно рычать на того, кто час назад мог отрезать тебе голову. Однако даже его, Астрагора, стальным нервам, было тяжело не терять самообладание:
— Итог один — отказ.
— Почему ты не сказал ему?
— Ненавижу истерики. К тому же, я намекал, что его план бесполезен, но он будто меня не слышит, не воспринимает, верит в лучшее. Кузницы ему не видать, а, соответственно, и страховки. Я уже вторую неделю таскаю его по своим делам исключительно в качестве дополнительных рук.
Вера в наилучший финал этого разговора постепенно угасала. Принц гладил Иккинга по скулам и взъерошенным гладким волосам, и понимал: Астрагор прав. По крайней мере, на первый взгляд. Думать и углубляться в суть сейчас не хотелось.
— И… что теперь делать?
— Предлагаю убить его.
Эта фраза оказалась сродни непокорным волнам, разбиваясь о берега восприятия принца, и так повреждённые недавними событиями. Поэтому он принял эти слова не сразу, вслушиваясь в урывки, долго и тщательно обрабатывая точно нечто далёкое, важность которого была понята им слишком поздно.
— За что?! — вдруг воскликнул он.
Осознание было слишком внезапным, слишком резким. Таким, что принц даже не подумал о правильности своей реакции. К счастью, расслабленное лицо парня в его руках осталось спокойным, будто существовало в иной реальности.
— Риавалль не вернётся на поверхность. Этот недоносок слишком упрям, чтобы отпустить своё прошлое. Даже я уже не чувствовал ненависти к нему. До недавних пор. Теперь она снова в добром здравии.
— Это его отношение к тебе, причём вполне обоснованное. Иккинг здесь причём?
— Выслушай ещё раз, только внимательно: во-первых, ради достижения цели Риавалль пошёл против желаний своего возлюбленного, ради собственного эгоизма. Это уже о многом говорит. Он не изменится. А этот мальчишка пропадёт без него — у него нет ни друзей, ни острова, ни даже крыльев, чтобы сбежать. К тому же, существует вероятность, что он потеряет руку. Пусть лучше он умрёт сейчас, мирно и во сне, без мук, чем скончается от того, что насытился ими сполна. Во-вторых, Эдиатре помешана на институте семьи, поэтому она быстро найдёт Риаваллю женщину. А тот… — пристальный взгляд сменился другим, слабым и поникшим. — Поддастся… без сомнений. Поэтому… пусть не мучается.
— Почему обязательно поддастся-то?!
— Я думал, тебе не нужно напоминать, чей он отпрыск!
— И что теперь? Мой отец, к примеру, был ёбаным тираном, который свёл свою жену в могилу потому что, видите ли, не хотел «пятнать своё честное имя». Я не такой, как он.
— А Риавалль? Насколько он НЕ похож на отца?
Наверное, если бы перед ним был любой другой человек, даже самый опасный в мире, и смотрел бы на него с такой обидой… Астрагору было бы плевать. Ни единая мускула бы не дрогнула на его лице, будь это последний разговор в его жизни. Но именно эти глаза, именно это лицо заставляло его непроизвольно сбавлять обороты и отводить виноватый взгляд. Он сел рядом, прислонившись спиной к стене и устало прикрыв глаза. Голова раскалывалась, хотелось быстрее закончить бессмысленный разговор и наконец прикончить бедного мальчишку, пока он спит. Каштановые волосы с лёгким рыжим оттенком распластались у его колен, а принц сидел чуть левее напротив него. Ему отлично была видна беззащитная светлая шея, в которую он планировал вгрызться. Но принц явно будет против крови и жестокости, поэтому нужно придумать менее изощрённый метод, чем он и занимался.
Хорошо, что никто не может залезть ему в голову.
— К тому же, нам нужно что-то есть, — невзначай напомнил он. — Человеческое мясо как не что другое восстанавливает силы, а нам они необходимы. Мы и так слишком давно им не питались.
— Интересно, если бы знал, что ты уже давно собираешься его сожрать, он бы стал тебя так отчаянно защищать?
— Думаю, стал бы. Безрассудства ему не занимать.
— Как и смелости! Я всем видом показывал, что хочу его прирезать, но он всё равно стоял на своём. Будто совсем не боится. И всё ради него, ради Роувелла. Он знает, что ему нужно вытаскивать его из Скрытого мира, и от этого он не чувствует ни страха, ни преград. Ты ведь тоже был способен пойти на что угодно ради Глумингалла. Знаешь, что это такое!
По мере приближения к окончанию требовательного монолога Астрагор понимал, какая тема будет поднята, но всё ещё надеялся, что принц побоится и смолчит. Не смолчал. Мужчина нервно потёр виски. На земли острова окончательно хлынул дождь.
— Знаю, — выдохнул он. — Поэтому мне и жаль его. Он рыпается, а всё зря. Только пока он этого не понимает.
— Нет, не зря! Ты же сам знаешь, что в отношении Глумингалла был неправ. Отец Роувелла был тем единственным, кто поверил в тебя и помог поверить в других. Кто полюбил тебя, что бы ты там ни говорил. Ты ведь хотел простить его, зная, что у любого есть право на ошибку. Он же хотел забыть Райнет как страшный сон, но это ТЫ не смог его простить и в итоге потерял, обсуждали это уже. Он дорожил тобой, и продолжает дорожить, раз
до сих пор ищет тебя, — звонкий голос сам собой перешёл на мучительный шёпот, а пальцы легли на другие, болезненно тонкие и белые. — Дай им шанс, прошу тебя.
Какая муха его укусила?! Юноша убедителен, всё ещё побаивается его, смотрит с трепетом, усмиряет тон ближе к кульминации, зная, что давит на самую больную рану, однако… правда, и так обговоренная ими на тысячу рядов, звучала как нечто страшное и постыдное, болезненное для слуха. И с чего бы?
— Если истории суждено свершиться, ничто не сможет ей помешать. Я не хочу, чтобы
он стал персонажем этой истории. Разговор окончен.
Мужчина плавно высвободил свою конечность и отсоединил от ремешков на поясе ножны с острым кинжалом внутри. Шокируя этим парня напротив. Фраза «разговор окончен» означала непоколебимую решимость, повлиять на которую не представлялось возможным даже стихии. Внутренняя дрожь пробиралась наружу. Брать над ней контроль становилось всё труднее, поэтому принц сжал пальцы в кулаки и сложил между слегка разведённых ног. Оставалось только смотреть вниз и ждать: Астрагор никогда не поверит, что люди и не люди могут меняться, слишком горький опыт. Он никогда не поверит в благополучие и счастливый исход. Он уже давно утратил эту способность.
Клинок занесён над часто вздымающейся грудью, правая кисть подрагивает. Ниальт тихо уставился на обоюдоострое тело смертоносной вещицы в любимых руках точно на ядовитую змею, от действий которой зависела вся его дальнейшая судьба. Одно движение, и этого по-своему очаровательного парнишки больше нет. Ни его смелости, ни милых веснушек и общей нелепости, и от того прекрасности существования.
Хорошо, что никто не может залезть ему в голову.
— Стой!!!
— Господь Всемогущий! — от резкого вскрика рука дёрнулась, и на ум сам собой пришло выражение, услышанное им от европейских коллег почти десятилетие назад.
Астрагор вздрагивал всего пару раз за свою жизнь, настолько он привык ко всему внезапному и резкому. Но это сиюминутный порыв настолько напугал его, что, если бы мог, точно приобрёл бы на голове пару седых волос. Теперь он смотрел на зажавшего себе рот принца вытаращенными от шока глазами. Иккинг только жалобно простонал, но глаза не открыл. Оба облегчённо выдохнули. Если бы он очнулся, вопросов возникла бы масса.
— Ты к… — мужчина хотел в точности поведать о своих эмоциях, но, к сожалению, все ругательства остались с ним в детстве и на языке ночных фурий, поэтому он мог только беспомощно открывать рот в попытке найти слова-заменители. — Не делай так больше.
— Прости… я не ожидал, что выйдет так громко…
— Что ты хотел?
— Покажи руку.
Лицо вернулось в своё привычное состояние, а губы недовольно скривились. Правая кисть сильнее сжалась на позолоченной рукояти:
— Нет. Потому что ты пытаешься меня отвлечь.
— Покажи, сказал. Потом хоть что с ним делай.
— Нет.
«Это я-то невозможен?!» — Ниальт смотрел на бездарно скрываемые колебания и подрагивающие глазные яблоки, что происходило только когда он начинал паниковать. Посему прежде чем дракон успел замахнуться ещё раз, быстро выбил из его рук оружие и повалил на землю. Астрагор инстинктивно начал дёргаться, пытаясь сбросить чужака с себя:
— Не трогай меня!
Мужчина дышал глубже, чем обычно и с ужасом смотрел перед собой. Принц выставил ладони вперёд и замер, показывая только лишь доброжелательность. Он точно переборщил. Когда дракон начал проявлять первые признаки успокоения, Ниальт медленно приблизился, касаясь разгорячённого лба раскрытой ладонью и выдыхая ему на лицо. Теперь его руки развязаны. Он взял перебинтованную кисть и развязал серую тряпицу, чтобы снова воскликнуть:
— Твою-то мать!
Некогда рваная светлая полоска поперёк слегка увеличенной ладони расползалась чёрной меткой в естественных кожных впадинах. А это могло означать лишь одно…
— У тебя заражение! Серьёзное! Я же сказал тебе не опираться на неё! Ты почему меня не послушал опять?!
— Без истерик, — отрезал мужчина. — Я забыл о том, что ты говорил, каюсь. Но прошу не забывать, что я д…
— Да пошёл ты на хуй, дракон он! Грязи всё равно, кому в раны забираться! Ты понимаешь, что тебе придётся её отрезать, чтобы не погибнуть?!
— Ещё чего, — с боем конечность была возвращена на место. — Со мной всё будет нормально. Просто буду относиться к своему здоровью осмотрительнее. И не выражайся, это тратит твои нервы.
Чистая повязка и новая порция мази легла на ранение. Пальцы переплелись в замок. Сказать бы многое. Им обоим было, что сказать.
— Ниальт, я… твоя болезнь…
— «Без истерик», Астрит… — могла ли обречённая ирония быть иронией? — Понял я уже, что ты не виноват.
— Но… ты ведь мог…
— Правда, — вымученная улыбка украсила и без того прекрасное лицо.
— Знаешь… ты настоящий принц: благородный, сильный, красивый, точно из сказки, — внезапно начал мужчина. — И достался мне. Трусу, построившему бизнес на не своей славе и на фальшивой крови, которые хрупки точно изморозь. А теперь не может извиниться. Ты действительно готов терпеть это и дальше?
— Что это на тебя напало? — изумился парень, глядя на скорбное лицо. — Терплю же как-то.
— Ты не понял…
Лишние слова могли всё испортить. Ниальт мягко коснулся пальцами тонких прохладных губ.
— Готов, — кивнул он. — «Если истории суждено свершиться, она свершится», да? И если мы вместе, значит, так… нужно?
Не в состоянии вытерпеть это благородство во плоти, Астрагор уткнулся лбом в шею напротив и обнял это всё ещё невинное тело настолько сильно, насколько это было возможно.
— Как я понимаю, ты не дашь мне завершить начатое?
— Нет.
Наконец до них дошло, что они стоят на коленях посреди пещеры и перед свидетелем. Тогда оба быстро перетекли в другой конец пещеры, накрываясь тем единственным одеялом, что смогли найти после перестановки.
— Если так дорожит его благополучием, как Роувелл собирался обеспечить ему комфортное проживание в скрытом мире? Люди не могут там находиться.
— Слияние. Роувелл собирался воспользоваться слиянием и превратить Иккинга в ночную фурию.
— Это же бред, Ниальт, — усталый вздох сквозь завесу принимаемого бреда, — слить можно два органа, но не два тела. Ты помнишь, чем всё кончилось, когда Валгарма попыталась слить Рабия и Габрит: вышла бездумная химера, нужные части тела восстановились выборочно, а не те, которые были нужны. И если за «донора» среди фурий он собирался брать Эдиатре, то… даже говорить об этом не хочу. Разнополых особей сливать нельзя.
— Но он же тоже не дурак, скорее всего знает об этом. Тем более, Валгарма сказала, что нашла свои ошибки.
— Она здесь?
— Эм… да. Они с Эдиатре собираются каждый год в августе, если ты забыл. Чёрт знает, зачем.
— И ты её впустил, молодец.
Дождь не прекращался, а всё больше набирал обороты. На задворках сознания мелькнула мысль о том, что ножи придётся долго и упорно спасать от ржавчины.
— Кстати, ты так и не сказал, что Валгарма — его мать?
Ох, чёрт, точно…
— Не думаю, что ему это понравится…
— Хорошо. Разговор окончен. Только если всё выйдет не так сказочно и прекрасно, как ты это представляешь, то ты очень сильно пожалеешь, — цепкие пальцы больно сжали внутреннюю сторону бедра у основания ног так, что принц невольно пискнул. — И нянчиться с ними тоже будешь ты. Договорились?
— Договорились.
***
Не будь сознание так высоко над облаками, надоедливый шелест кустов об мощные лапы и крылья давно бы стал раздражать. Но он ничего не слышал. В черепе бурлила тёмно-красная кровь, а в горле играл оглушающий рёв, блокируя поступающие звуки. Ночная фурия металась из стороны в стороны, привлекая к себе внимание тех, чья связь с его поведением едва ли дотягивала до единичной отметки. Толпа потихоньку мельчала, а ночная фурия с повреждённым хвостом всё металась и металась.
— Риавалль, — вдруг услышал он со стороны.
Это была всего лишь вибрация, тихая и неровная, но привыкшее ухо уже могло различить своё имя в колебаниях воздуха. Стройная самка-фурия с медового цвета глазами и россыпью серых чешуек под глазами стояла неподалёку. Сколько времени, одним лишь предкам известно. Больше в искрящемся синем свечении не мелькало ни единой живой души.
— Роувелл, — огрызнулся дракон, скаля ровный ряд острейших зубов. — Меня зовут Роувелл.
Он ещё никогда не пробовал «говорить» на языке ночных фурий. Возможно, когда-то давно он использовал его, но безжалостное одиночество искоренило любые навыки общения с живыми существами. Поэтому пришлось напрягаться. Сангия с нескрываемым недовольством фыркнула,
— Это он тебя так назвал? — девушка кокетливо качнула гибким телом, проходя мимо и останавливаясь в траве.
— Нет. Это моё имя.
Самка каталась в траве, выпячивала вперёд живот, раскидывала крылья, будто спасаясь от вредителей. Роувелл молча и с удивлением наблюдал за этим зрелищем и пытался понять смысл его существования. В голову ничего не шло.
— Чё ты делаешь? — когда стало совсем уж не по себе, поинтересовался он.
Сангия приподнялась на лапах и посмотрела на него с таким же удивлением. Роувелл раздражённо фыркнул и мотнул головой: от каждой попытки произносить горло неприятно саднило, и «голос» становился всё выше и выше, что, кажется, он был готов завизжать. Как Иккинг его назвал? Приятные воспоминания, как спасительная прохлада коснулись разгорячённых участков мозга, вызывая неловкую драконью улыбку. Дурацкое имя, чёрт пойми как возникшее и так же загадочно закрепившееся за ним. Но тёплое и родное: Беззубик.
— Он совсем не боится? — человеческий язык, уже тогда дребезжащий мальчишеский голос из подсознания, призраком пронёсся в голове вместе с лицом хилого нелепого подростка с протянутой рукой.
Этот парень, скорее всего его ровесник, стоял перед огромным хищником и не боялся его. Или боялся? Животные инстинкты чувствовали запах крови с бешеной скоростью перекачиваемой бьющимся об рёбра сердцем.
Имя, означающее его жизнь «до» второй встречи с Астрагором, до его ночного кошмара. До сладкого ответа на его, казалось бы, «безнадёжно безответные» чувства. До мучительной лжи. И имя «после»: после начала совместной жизни и серьёзных отношений, после обоюдно принимаемых решений, после роковой находки, после… беспощадной лжи.
Тяга к неизведанному. Порыв. Что-то впрыскивается в кровь потенциальной добычи, делая терпкий запах до невозможного сладким. Затем он улетучивается. Стремительно, будто погружается в воду. И вот на его обонятельных рецепторах запах трескающихся в костре ветвей рябины и иссохшей ели, прибрежного солоноватого ветра и… спокойной, пульсирующей крови.
Тогда почему же она… сейчас… так хищно ярка? Роувелл открыл глаза. Запах крови слишком реален для наваждения. Он огляделся по сторонам, ища её источник, но кроме вездесущего холодного излучения, неестественно синей растительности и заискивающе крутящегося перед ним существа противоположного пола ничего необычного не было. Тогда он передёрнул сложенными крыльями и опустил голову вниз. Весь его путь, каждый след, с лёгкостью можно было отследить по протяжённой красно-чёрной дорожке, тянущейся от одной из лап. Рёбра и лёгкие свело судорогой. Бьющийся в нехватке кислорода разум увидел между пальцев кусок инородной плоти и частицу кожи. Чтобы скорее понять, что ему мерещится, дракон поднёс конечность ближе. И тут же одёрнул, будто ядовитого угря. Ему не померещилось.
— Нет… нет… нет-нет… — вопил он внутри себя.
Что я наделал? Что я… наговорил?!
Большое чёрное тело содрогнулось в немом крике. Что было после его крика? Он просто убежал. А до него? А до него?! Иккинг протянул ему
ту самую руку, а он… отбил её. Бестолковая, жестокая, слепая рептилия!
— Стой! Куда ты? — в прямом смысле повиснув на хвосте, воскликнула самка.
Он уже был ближе к преграде, разделяющий чёртов Скрытый мир и его искалеченную любовь. Счёт шёл на доли секунды, и разжёвывать времени попросту не было. Массивное тело с лёгкостью стряхнуло с себя фигуру поменьше.
— Куда надо!
— К нему? — Роувелл готов поклясться, что не мог слышать этот голос. — После того, как он нагло врал тебе?
— Подслушивала?! — «мымра» — мысленно прибавил разъярённый мозг. — Тебя это не касается, прощай!
— Вы так кричали, вас все слышали!
Как же бесит. Забыв о правилах приличия, Роувелл обернулся в прыжке и, собрав всё бешенство, накопленное за всю жизнь, наградил противницу остервенелым рыком. И, кажется, выбрал верное средство — самка в страхе отступила, прижимая отростки в голове.
— Риавалль! А ну вернись!
О, тяжёлая артиллерия подключилась.
— Твой обряд инициации начнётся с минуты на минуты! Я обещаю закрыть глаза на твоё последнее обращение!
— Да пошла ты на хер со своей инициацией! — хотелось закричать во всё горло. — Иккинг дороже для меня всех вас тут вместе взятых!
Однако подобных слов на языке фурий он не знал. Пришлось лишь многозначительно выдохнуть через нос и бросить искры презрения в собравшуюся толпу, и дракон ринулся в растительные ворота. За ними на песке — капли слегка подсохшей крови, и они же тянулись по валунам наверх. Впервые за чёртов месяц, широкие крылья заслонили собой единственный источник света. Должно получиться. Миг парения, жёсткое столкновение с каменистым выступом. Тяжёлое тело тянет голову вниз, но он карабкается из последних сил. Камни безбожно летят вниз, а спасительные крылья тянут ближе к проигрышу.
Проклиная всё сущее, Роувелл с трудом смог коснуться грудью пологой поверхности. Ещё один рывок, и лёгкое человеческое тело наконец падает на плато. Из разодранных коленей течёт кровь, но он не замечает её, на ватных ногах двигаясь вперёд, цепляя подвешенную на факеле ткань и думая лишь о взбалмошном парне, перевернувшем всю его жизнь.
— Хорошо поговорили? — голос принца размеренный, убаюкивающий, как всегда еле слышен.
— Угу.
Хаотично согнутые пальцы подрагивали с каждым оборотом лечебной повязки наравне с измученным лицом. Иккинг ещё сидел, но уже готов был в любой момент упасть, и всеми силами старался держать глаза открытыми. Сейчас Роувелл ощутил себя самой жестокой тварью в мире. Рот невольно оказался зажат. Боль, вся без остатка, перешла ему. Слияние может спасти его семью от этой боли… спасти и сполна воздать жизненные силы. Нужно только сделать шаг вперёд.
— К чему пришли?
— Ни к чему.
— Совсем ни о чём не говорили?
— Ну, он… — протяжный вздох. — Он не хочет думать о том, что… о благополучии нас двоих. Не видит элементарного. Он схватился за эту возможность… мёртвой хваткой… и всё. Подумать, что будет дальше… я могу понять его, но…
Слова спутаны как ворованный клубок. Но Роувелл мог распутать его. Настолько, насколько было способно его трепещущее сердце. Вдруг он невольно спрятался за выступ — в пещеру вошёл Астрагор с жилеткой Иккинга в руках, на этот раз чистой, без единой пылинки. Так хотелось стащить с него этот дебильный плащ, придушить его им, вырвать Иккинга и воспарить в небеса. Всё бы отдал за это. Скулы неприятно свело от осознания невозможности его желаний. Старший дракон заботливо накинул ткань на растянутую верёвку и, уловив движение тени за скалой, усмехнулся сам себе.
— Не надо было… я бы сам…
Вместо ответа мужчина накрыл его плечи тёплым плащом, краем глаза всё ещё поглядывая сквозь предметы. Иккинг же был поражён такому нездоровому вниманию, но противиться не стал. Зря.
— Спасибо.
Роувелл отклонился назад. Астрагор жив и… лапает Иккинга. Какими
правдами он убедил принца… не убивать его? Почему он не попытался хотя бы зайти в пещеру? Не падает же в обморок! Почему он… улыбается… Астрагору?
— Иногда он бывает беспросветным идиотом, так? — вдруг спросил мужчина, придерживая парня за плечи.
Которыми Иккинг тут же повёл, противясь прикосновениям. В изумрудно-зелёных глазах засветилась надежда. Что он ответит?
— Да, бывает… бывает… ещё как…
Всегда бешено колотящееся сердце начало пропускать удары. Его возлюбленный только что… согласился с его заклятым врагом в том, что он — идиот?
— В такие моменты мне… хочется всё бросить…
Ещё пропуск. Ещё один. Кожу обожгли раскалённые слёзы, которые, из-за слабого мазка рукой, растеклись вниз по щекам, прожигая повязанную вокруг тела ткань. Слышать что-либо стало невыносимо. Да, ничего смертельного Иккинг не сделал. Чёрт бы с ним, с обзыванием. Но он согласился с этим чудовищем, сохранил ему его никчёмную жизнь неизвестным способом (тоже обозвал идиотом?) и пожертвовал их союзом. По всей видимости, не торопясь его восстанавливать и ставить бесцветную сволочь на место. Это о многом говорит. Что конкретно он там собирается бросить, Роувелл решил не слушать. Он зажал рот ладонью и поспешил убраться оттуда. Останавливаясь у первого выступа, он опёрся всем телом об камень и попытался прийти в себя. Ему же померещилось? Померещилось?.. Но нет, три фигуры всё ещё были на местах. Одежда с ненавистью была отброшена им подальше, и стройное тело погрузилось в воду.
— … всё бросить, найти какой-нибудь артефакт и отмотать до того момента, когда всё было хорошо. Чтобы мы жили в мире и никогда не ссорились. Потому что… у каждого есть право на ошибку, и… мы оба должны… сохранять... нашу...
Сознание оставляло его, но он не мог так просто отключиться.
— Кстати говоря, Астрагор. Идиотом даже я не позволяю себе его называть, ясно? Если я ещё раз… услышу, как ты его оскорбляешь… я припомню свои викинговские навыки…
Расслышать последнее слово не представлялось возможным. Ослабшее тело окончательно свалилось на пол. Астрагор внимательно проследил за падением, улавливая вытянувшееся от неожиданности лицо его любовника:
— Хорошо.
— Придержи его голову, — шёпотом попросил принц, продолжая бережно обрабатывать запылившуюся рану. — Всё будет хорошо, Иккинг. Я позабочусь об этом.
