Держите руки на столе, мистер Маркус

За поворотом я догнал Норт и Кэру, и чуть не сбил их с ног, когда споткнулся на очередном сугробе. Они лишь посмотрели на меня глазами, полными надежды и одобрения. Я должен был прямо сейчас оказаться в том баре, где собирались ребята в прошлый раз. На такси не было времени, да и дороги стояли от пробок. В метро я ехал бы еще очень долго, так как из-за загруженности подземки движение поездов было изменено. Решение одно — бежать. Вот еще один поворот, и еще один, и еще — таблички с названиями улиц сменялись одна за другой. Снег почти их засыпал, но я хорошо ориентировался в городе, в котором родился и вырос. Дышать становилось чуть тяжелее из-за холодного воздуха и крупных снежинок, каждый раз врезающихся в глаза и забирающихся под ворот пальто. Я бы, наверное, еще начал переживать о том, что мои ноги уже промокли насквозь, но времени на это у меня не было совершенно. На горизонте показалась знакомая вывеска, а рядом со входом в сам бар стояла группа людей. Завидев меня они начали приветственно размахивать руками и подпрыгивать. Моя группа. — Маааркус! — Джош шел на меня с распростертыми объятиями, слегка пошатываясь. Видно, что сидят тут они уже достаточно давно и уже успели изрядно накидаться. — А где Норт и Кэра? Они, вроде, куда-то за тобой отправились, а ты… — он непонимающе оглянулся, заглянул мне за плечо и, икнув, выдал, — один чет пришел. — Да, так вышло, — переводя дыхание, ответил я. От долгого бега мне оставалось только стоять, согнувшись, и ждать, когда сердце войдет в прежний ритм, а пульс перестанет отзываться где-то в районе горла. Я чувствовал, как пот стекает по моей шее, а от всего тела идет пар, смешиваясь с морозным воздухом. Джош положил мне руку на плечо и заботливо спросил: — Ты как? Зачем так бежать? Мы не собираемся еще никуда уходить, пойдем в помещение. Заходя в бар, я старался прокрутить возможный из тысячи наших диалогов — я извиняюсь, он принимает извинения; я извиняюсь, а он разворачивается и ничего не отвечает; я извиняюсь и мы уходим за руки в закат, встречаем вместе Новый год. Однако, правда оказалась куда более неожиданной. Я повертел головой и за столом Саймона не увидел. — Кого ищешь? — Ральф повис на моей шее, свесив руку на плечо. — А где Саймон? — я не собираюсь ходить вокруг да около. Я посмотрел на время: без десяти двенадцать. — А, так у него завтра рано утром поезд вроде как, он и ушел, — Ральф пожал плечами и тут же протянул мне стакан с пивом. — На тебе лица нету, выпей! Естественно, на мне нет лица! Я потратил херову тучу времени, добираясь сюда, хотя напрямик мог отправиться к нему домой; я положил лицо в ладони и громко выдохнул. Ральф ничего не понял, но все же ободряюще похлопал меня по спине. Я поблагодарил ребят и вышел на улицу. Я должен сделать последний рывок — если я сдамся сейчас, то буду сожалеть всю оставшуюся жизнь, а, вероятно, потом еще и после смерти. Снег все так же валился с хмурого неба на землю, покрывая дороги Детройта уже третьим или четвертым слоем. Я присел на корточки недалеко от входа и прикурил, спешить мне уже явно некуда. Только сделав первую затяжку я понял, как трещит у меня голова: она пухнет от мыслей, от непринятых решений, от всех этих разговоров. Я просто не понимаю, почему все так складывается? Всю жизнь я жил спокойно, твердо отдавая отчет своим действиям и последствиям, к которым они приведут. Каждый мой день не был для меня загадкой, я не метался из угла в угол, выбирая решение. Какого черта сейчас происходит? Внезапно на голову легла теплая ладонь — на секунду я перестал дышать и поднял глаза. Мне кажется, мой взгляд в этот момент мог сравниться со взглядом спаниеля, когда тот выпрашивает еду, даже самому стало неловко. Кэра смотрела на меня с улыбкой: теплой, нежной, словно младшая сестра, готовая принять всю боль брата, а ведь мы с ней никогда не были близки. Я видел ее пару раз, когда был еще студентом, общался лишь изредка на лекциях, но я никогда не придавал особого значения ее роли в моей жизни. — Не расстраивайся, — она присела рядом. — То, что я испытываю, нельзя назвать расстройством. Я вообще не знаю, существует ли название и определение этому, — густое облако дыма растворилось в снежинках. — Я все разрушил, Кэра? — Ты сделал много ошибок, — она не стала переубеждать. — Но кто их не совершает в своей жизни? Каждый из нас хоть раз, да ошибался до такой степени, что больно даже вспоминать об этом. — И что мне делать теперь? — я попытался посмотреть на нее. Кэра слегка наклонила голову и улыбнулась. — Исправлять, Маркус. Ты должен теперь исправлять свои ошибки, если хочешь обрести счастье. — А вдруг счастья не будет? — я сбросил пепел и сделал очередную затяжку. Сигареты отлично расслабляют мозг, они помогают мне сейчас не впасть в панику. — А вдруг ты его упустишь, рассиживаясь тут? — вопросом на вопрос ответила Кэра. Ненавижу, когда так делают. Окурок полетел в стоящую неподалеку пепельницу. Я поправил шарф и воротник пальто — пора идти и исправлять свои ошибки. — Маркус, — окликнула меня Кэра. — Ты это… Не обижайся на Норт. Она просто очень сильно переживает за Саймона. Не было необходимости говорить мне эти слова, я и так прекрасно понимаю, что друзья на то и существуют, чтобы защищать друг друга, оберегать и помогать в трудную минуту. *** В доме Саймона в этот поздний час в окнах уже не горел свет. Создавалось впечатление, что весь дом как будто вымер или ушел в зимнюю спячку, хотя должен веселиться и отмечать до утра. Чем ближе я подходил к подъезду, тем сильнее меня начинало трясти — не то от страха, не то от холода. Ног своих, кстати, я уже не чувствую, как и не слышу своего дыхания. В какой-то момент мне даже показалось, что я перестал дышать, но облачко пара доказывало, что я жив, и уже не могу отступить. Поднявшись на нужный этаж и задержавшись у двери его квартиры, я еще раз прокрутил наш диалог в голове. Глубокий вдох, занёс руку, выдох, постучал — тишина. Я повторил стук в дверь, внимательно вслушиваясь в происходящее по ту сторону. Сначала была полная тишина, а затем послышалось шуршание и тихое: «Кто там?». — Это я, — как же тяжело… — Маркус. Тишина затянулась, кажется, даже время вокруг нас остановилось, воздух в мгновение ока стал тяжелым. Захотелось немедленно спуститься по лестнице вниз, выбежать на улицу и вдохнуть морозный воздух полной грудью. Послышался звук открывающегося замка: щелчок, ещё один, третий. Вот и мое сердце пропускало удары между тем, как срабатывал механизм, открывающий дверь. Дверь слегка приоткрылась, Саймон неловко выглянул и посмотрел на меня своими самыми грустным взглядом. Захотелось прижать его к себе и прошептать, что все кончено, что мы наконец-то во всем разберемся, что вот сейчас-то заживем! Но сил хватило на тихое «Привет». — Пройдёшь? — он немного сдвинулся в сторону, приоткрывая дверь. — Да, спасибо. В квартире Саймона было очень скромно: одна комната с маленьким разложенным диваном, — он явно собирался спать, — стеллажами, полными книг и толстых тетрадей, судя по всему, с конспектами. Небольшой письменный стол, на нем ноутбук и настольная лампа. — Присаживайся, — он указал на стул, а сам отправился на кухню. На кухне загремела посуда, хлопнул ящик и забурлил водонагреватель. — Тебе чёрный или зелёный? — Чёрный, пожалуйста, — я все так же продолжал сидеть в пальто, потирая одну замерзшую ногу о другую; тело никак не хотело отогреваться. — Держи, — Саймон протянул мне кружку с чаем, а на стол поставил вазочку с конфетами. — Прости, у меня особо нечем перекусить. Завтра поезд, поэтому я не покупал много еды. Он снова виновато улыбнулся, делая глоток из кружки. Саймон однозначно изменился: его движения стали более зажатыми, взгляд — неуверенным, а голос звучал так тихо, что мне приходилось напрягать слух каждый раз, когда он начинал говорить. — Уезжаешь? — тупо спросил я. — Угу, — так же скромно ответил Саймон. — Куда? — Для начала съезжу в Массачусетс, посещу могилу брата, а затем… Скорее всего, переберусь в Канаду. — Чем думаешь там заняться? — Маркус, соберись! Ты сможешь обсудить весь этот бред позже! — Получу диплом, ведь к государственному экзамену я, считай, готов, — он покосился на кипу тетрадей и учебников. — А там буду искать работу в госструктурах. — Похвально… В комнате снова повисла тишина — гнетущая, сковывающая. Я должен был собраться с мыслями и разрушить эту стену. — Знаешь, — внезапно начал Саймон. — Сначала я думал, что случайный аспирант может стать отличным орудием для моей мести, что так я покажу брату, что помню его, что мне не все равно, что с ним случилось. Все шло хорошо… Даже гладко, но каждый день, приходя на твои лекции я стал понимать, что ты не из тех, — Мур помялся, — как тот придурок. Ты всегда общался со своими студентами одновременно и строго, и мягко; ты мог для них быть преподавателем и другом. А потом был тот случай в баре, когда я увидел твои глаза — в них играл огонь, но не такой, как у того извращенца, нет… Это был задор, счастье… — он едва улыбнулся. — А потом меня нашёл Златко. Я хотел попросить тебя о помощи, но понял, что только сильнее втяну в свои проблемы. Я вообще не хотел, чтобы ты знал об этой истории, но, скорее всего, Коннор все рассказал? Я лишь виновато кивнул. Если бы не Коннор, вообще не понятно, как закончилась бы эта история. А Саймон снова улыбнулся, но чуть мягче. — С другой стороны, мне же лучше, не придется в который раз вспоминать эту историю, — он взглянул на меня, и я снова смог насладиться глубиной этих голубых глаз. Чистых, больших и таких красивых. — Я бы хотел, чтобы никакой истории со Златко не было, чтобы это все прошло, как страшный сон, но увы… Эта история навсегда останется со мной. Но знаешь, — он чуть выпрямился, — я борюсь! Я хожу на курсы психотерапии, занимаюсь с психиатром и психотерапевтом. Я стараюсь изменить свою жизнь, и чувствую, что последний месяц я живу по-настоящему. Я снова смог общаться с Норт, хотя разорвал наше общение год или полтора назад, я могу переписываться с одногруппниками, они переживают за меня, представляешь? Делясь со мной своими переживаниями, он улыбался, а глаза его светились — он действительно жил. — Когда все закончилось, — он снова откинулся на спинку стула, — а у меня из жизни остались только старые вещи, синяки, шрамы и рапорт, который я должен был заполнить с Коннором, мне стало очень стыдно и обидно. Я читал строки своего дела и понимал, что теперь ты знаешь все, знаешь, что я псих и невменяемый… И когда Коннор меня спросил, был ли это холодный расчет, я ответил — да. Я не хотел, чтобы ты вспоминал обо мне, хотел навсегда стереть себя из твоей памяти. Старался, как мог, но вот ты, — он сверкнул глазами, — настойчиво не хотел убираться из моей жизни. Сначала фотография на какой-то выставке с блондинкой, потом с ней же ты флиртуешь в кафе… Я понимал, что мне сносит крышу, я ревную, я не готов тебя отпускать… но я также все еще не был готов сделать хотя бы полшага навстречу тебе. Ты же спас меня в тот день, вытащил из этой передряги! Глаза Саймона стали наполняться слезами, а голос дрожать. Я продолжал сидеть, как истукан, боясь пошевелиться. — Я говорил с Норт, я рассказал ей все. Я плакался ей каждый день, — он вытер слезы, которые лились уже сквозь нервный смех, — она повторяла каждый раз, что я либо должен прийти на экзамен, либо уехать — и у меня есть только два пути. Я выбрал уехать. А теперь… — он вновь посмотрел на меня, — вот он ты. Здесь, сидишь прямо передо мной, а я просто не знаю, что делать. Мое тело само двинулось навстречу Саймону. Я взял его лицо в свои руки и накрыл губы поцелуем. Кожу обожгло, когда Саймон коснулся моей руки; его губы раскрылись и еле слышный стон пробрался в мое сознание. Я нависал над этим хрупким созданием словно зверь, я чувствовал, как с каждой секундой углубляющегося поцелуя мое сознание отключается, и включаются инстинкты. Я рывком поднял Саймона на ноги и поставил перед собой: мне хотелось заглянуть в его глаза, трогать волосы — забираться в них пальцами. Голубые глаза смотрели на меня призывно, умоляюще и так страстно. Я понимал, что тону, погружаюсь в на самое дно, захлебываясь чувствами и эмоциями. Мне оставалось только одно — поддаться и получать удовольствие. Холодные длинные пальцы скользнули в мои и я почувствовал, как он сжимает мою руку, я с радостью ответил — хочется согреть их, целовать всю ночь. Саймон провожал взглядом наши сцепленные руки, когда я подносил их к губам. На мой поцелуй костяшки указательного пальца он ответил тёплой и мягкой улыбкой — такой я у него никогда не видел. Я понял, что впереди меня ждет ночь, полная открытий. — Прости меня, — слова извинения прозвучали очень тихо, я боялся разрушить эту атмосферу, которую так старательно выстраивал Саймон. Но он лишь смотрел на меня своими добрыми глазами. — Я не знал, что должен делать, что говорить… Я был полностью потерян. Сначала я ждал, когда пройдет время и ты сможешь со мной говорить, а потом эти новости от Коннора. Я боялся оказаться дураком в твоих глазах, но в итоге оказался еще большим идиотом. Мне нужно было самому с тобой поговорить, позвонить тебе, написать, да что угодно. Его лицо упиралось мне в шею, я чувствовал, как тяжело он дышит, вслушиваясь в мои слова. Я положил свою руку ему на голову и нежно погладил по белым мягким волосам — Саймон ещё сильнее уткнулся в изгиб плеча, прижимаясь ко мне всем телом. — Что ты чувствуешь сейчас? — прошептал он мне в воротник пальто. — Я чувствую, — мои пальцы аккуратно подцепили его подбородок к губам. — Что должен все исправить, я должен начать все с самого начала. Саймон улыбнулся и прижался к моим губам, постепенно превращая нежный поцелуй во все более страстный поток энергии. Его язык проникал мне в рот: он был нежным и одновременно напористым, его руки скользнули к воротнику пальто и потянули вниз. Я скинул его на пол и крепче обнял Саймона. Его руки обвивали мою шею, а дыхание обжигало — я был целиком и полностью пленен этим человеком. Я сделал несмелый шаг вперед, наступая на него и одновременно толкая дальше — в сторону небольшого разложенного дивана. Саймон не сопротивлялся, а наоборот — повлек меня за собой, роняя нас обоих на белые простыни. — Ты уверен? — опираясь одной рукой на диван и нависая над Саймоном, я чувствовал, как давлю на него, я проявляю силу, которую никогда не хотел к нему проявлять… Да кого я обманываю? Словно прочтя эти мысли в моей голове, Саймон игриво улыбнулся и стянул с себя серую футболку. — Я же могу довериться тебе? После этих слов, мне словно снесло крышу: я припал к его шее, покрывая поцелуями и покусывая кожу на ключице и плечах, опускаясь к груди и снова возвращаясь к его губам. Мне хотелось терзать их так долго, как это только возможно. А Саймон отвечал — он выгибался и скромно поглядывал в мои глаза, обжигая холодом своего взгляда. Он спустил свои руки на ремень и бесцеремонно расстегнул брюки, ослабляя царящее в них давление. Я медлил — я гладил руками его бёдра, скользил пальцами по коже внизу живота. Саймон громко дышал, издавая изредка легкие стоны. Мне хотелось слышать их чаще, я хотел, чтобы он стонал громче. Но его рука скользнула в мои брюки и мягко обхватила член — касание обожгло и я невольно промычал. Саймон улыбнулся и продолжил двигать рукой по всему основанию: мягко вверх и так же мягко вниз, пальцем он легко касался головки, создавая в моих штанах агонию. Я кусал губы и старался сдерживать себя, но Саймон лишь улыбался, глядя на мои попытки сохранить самообладание. Я одним рывком стянул с него спортивные штаны и нижнее белье, открыв перед собой самый прекрасный вид: белая кожа, аккуратное спортивное тело, упругие бёдра и живот, а самое главное — краснеющее от смущения и возбуждения лицо. Закинув его руки над головой и придерживая их одной рукой, я припал к его губам — нас поглотил новый поцелуй, жаркий и мокрый. Звуки были пошлыми и возбуждающими, а когда уже я начал свободной рукой дрочить Саймону, стало совсем невыносимо. Он стонал мне в рот, выгибался и пытался прижаться к моему бедру своим членом. Я чувствовал, как по руке сочится смазка — Саймон был возбужден до предела, готов был кончить, а я уже просто потерял контроль. Одним движением я развернул Саймона на живот и заставил встать передо мной на четвереньки. Головкой я провёл по ягодицам, не забывая про его возбуждение. Моя рука скользила то быстро, то медленно — поглаживая мягкую ткань. Когда я уперся в него, он кончил прямо на простынь, а затем вжал голову в плечи. Он молчал, он готов был принять меня, он выдержал бы все, не сказав ни слова. Я положил голову на его плечо и жадно кончил ему на поясницу; я должен уметь держать себя в руках, контролировать свои инстинкты и животные порывы. — Почему… Почему ты остановился? — его взгляд был немного испуганным, но в то же время счастливым. — Нам некуда спешить, — я поцеловал его спину, а затем помог подняться с кровати. — Нам нужно принять душ, — поднимая с пола вещи, сказал я. Саймон согласно кивнул, оборачиваясь пододеяльником. — И сменить белье, — подытожил он, стягивая грязную простынь с дивана. *** Всю ночь и следующий день мы провели вместе. Много говорили — о его прошлом и о моем, о наших планах на будущее, о том, что мы пережили за это короткое время. С каждым новым его рассказом о брате мне становилось очевидно — он безумно любил его и хотел стать опорой, надеждой и человеком, на которого тот мог бы всегда опереться. Но у брата были свои определенные трудности, с которыми изначально должны были бороться родители, а не брат. И лишь одно несказанное слово и минута безразличия привели к непоправимым последствиям. В ночь перед университетом он остался в моей квартире: мы приготовили незамысловатый ужин и насладились им, как одна семья, которой так давно не хватало Саймону. — Знаешь, — уплетая пасту, начал он, — я думал, что ты из тех холостяков, которые питаются исключительно в фастфуде. — Ну, как видишь, я и готовить умею. Я вообще люблю это дело, но как-то незачем было: прихожу достаточно поздно, а если удается вырваться пораньше, то дома я занимаюсь написанием диссертации. Саймон немного помялся, водя вилкой по тарелке. Я внимательно всматривался в его смущенный взгляд, понимая, что он определенно что-то хочет спросить. — Ам… Скажи, — ну наконец-то. — А мы должны завтра как-то по отдельности идти в универ? У тебя же нет пар? — Неа, я должен заскочить на пару минут к Аманде для подписания документов. А потом свободен. И зачем нам идти по отдельности? — Ну, ты же преподаватель, а я — студент... — Ииии? — Будет много вопросов, — он ковырял остатки пасты так, словно там лежал клад или микстура от «всего». — У кого? — я не выдержал и уставился пристальным взглядом в эти наполненные смущением глаза. — У Норт, например. Она мне пишет весь день, а я не отвечаю... — Я думаю, она и так уже обо всем догадалась, — я расплылся в улыбке, наблюдая, как сгорает от стыда этот блондин. — В общем, мне нужно посетить консультацию профессора Андерсона. У нас экзамен 30 декабря. Мы можем встретиться после? — Я зайду сам, после всех дел, за тобой, — Саймон улыбнулся и кивнул головой. На глаза мне попалась небольшая коробочка с бирюзовой лентой, идея как-то сама пришла в голову. Вероятно, она была уже там, когда я только смотрел на этот пин у прилавка в ювелирном, подсознание само заставило меня сделать эту покупку. Я встал из-за стола и позвал Саймона подойти к зеркалу со мной. — Возьми, — я протянул ему коробочку. — Что это? — его взгляд просто обезоруживал. Хотелось наброситься и тискать до потери пульса. — Открой, — я скрестил руки на груди, дабы он не заметил моего волнения. Брошь-пин яркого голубого цвета сверкнула в руке, и Саймон растеряно посмотрел на меня. — Какая красивая! Наверно... Она безумно дорогая? — Не важно, — теперь пришла моя очередь смущаться. — Ее цена не имеет значения. — Она очень красивая, Маркус! Спасибо, — он легко коснулся моих губ поцелуем, в ответ я крепко сжал его в объятиях. — К тому же, это просто пин, поэтому его может носить и мужчина. — Я бы носил любой подарок от тебя, — этот плут всматривался в мое лицо, выискивая слабые точки, его взгляд перемещался от глаз к губам и сразу же обратно. Меня не нужно было долго упрашивать. Мы целовались весь вечер, смотрели телевизор и доедали остатки пасты. Это был самый лучший мой вечер за последние несколько лет. *** Хэнк всегда вел свои пары в особой манере — он проводил их в игровой форме, меняя роли преподавателей и студентов. Вот и в этот раз в роли лектора выступали его ученики. Проходя за одну из свободных парт в дальнем уголке аудитории, я помахал Саймону, отчего вызвал у него легкий румянец на щеках. Норт улыбнулась и приветливо кивнула. Он выступал уверенно, и в то же время скромно — слушать Саймона было очень приятно. Вероятно, из него бы тоже получился хороший преподаватель. Следует обсудить это на досуге. Мой взгляд упал на край его рубашки, который неаккуратно торчал и оголял миниатюрный кусочек его живота, когда тот поднимал руку, выводя аккуратные буквы на доске мелом. Я осознал, что неприлично пялюсь на него ровно в тот момент, когда по аудитории пронесся тихий смешок. — Мистер Маркус, — Норт опиралась о кафедру и лукаво смотрела на меня, — держите руки на столе, пожалуйста. Она подошла к Саймону со спины и одернула край рубашки. Он растерянно завертел головой, а затем, осознав, что произошло, и вовсе залился краской. Вот уж и правда, скольких его сторон я ещё не знаю? Как же много мне предстоит открыть.