Держите руки на столе, мистер Маркус

На чем строятся отношения людей? На доверии, на взаимопонимании, на умении говорить и делиться своими проблемами со своей второй половинкой. Отношусь ли я к людям, которые направо и налево твердят о том, что в жизни мешает и как тяжело на этом свете жить? Однозначно — нет. Относится ли к такой категории Саймон? Пока мне не понятно. Когда наступили зимние каникулы, мы целиком и полностью ушли в решение его проблем, хотя он об этом и не просил. В первых числах января мы отправились в его родной город, посетили могилу брата. Саймон много плакал, в какой-то момент мне показалось, что у него наступит обезвоживание. Я постарался сразу же увезти его из города, так как невооруженным взглядом было видно, что он на него давит, душит, не дает расправить плечи. При первой же возможности мы вернулись в Детройт, погода в котором не могла не радовать. После затяжного снегопада наступила мягкая зима, с приятным солнцем и сравнительно теплым ветром. В целом, можно было даже позволить себе остановиться в уличном кафе и насладиться приятным завтраком. Что я, собственно, и сделал, ожидая Саймона недалеко от его дома. Сегодня мы договорились пойти в гости к Коннору, точнее — Элайдже. Они все больше времени проводили вместе, особенно после возвращения с новогодних каникул. Кстати, это будет первый день в году, когда я увижу своего друга и смогу уже более спокойно с ним говорить. Саймон показался за поворотом и я помахал ему рукой, подавая знак. Никак не могу привыкнуть, что он так на меня смотрит: открыто, нежно и немного шутливо, словно заигрывая каждую минуту нашего общения. Саймон замечательный человек, в этом я уже убедился не один раз. Нет, он не переводит бабушек через дорогу, он не подбирает бездомных животных на улице и не приводит их к себе домой. Вся его доброта выражается как-то иначе, на уровне инстинктов. Все его движения и слова, — то, как общается с людьми, — говорят о том, что ему не все равно на окружающих, на то, что с ними происходит. Я не знаю, был ли он таким человеком изначально или это последствия всего того, что с ним случилось. Да это, наверно, уже и не важно; я просто могу смотреть в его чистые голубые глаза и радоваться тому, что у нас есть сейчас. Но что-то сейчас в этом взгляде было не так — Саймон накручивал на палец шнурок от капюшона и шел мне навстречу очень медленно и неуверенно. — Что случилось? — поднимаясь со стула, спросил я. — Все в порядке, не заморачивайся. Когда человек говорит мне «не заморачивайся», я начинаю заморачиваться еще сильнее. Я не могу сказать, что у нас сейчас с Саймоном букетно-конфетный период, мы притираемся друг к другу, узнаем, но и натянутыми наши отношения тоже нельзя назвать. — Если ты не хочешь идти, то так и скажи. Я перенесу встречу с Коннором на другой день и просто схожу один, — я легко приобнял его за плечо. — Если я хочу измениться, — он накрыл мою руку своей, — то я должен как можно чаще сталкиваться лицом к лицу с вещами, людьми и явлениями, которые мне… неприятны. — Вы с Коннором успели поссориться? — Саймон быстро замотал головой. — Нет, что ты! Возможно, я просто немного боюсь с ним говорить из-за всего случившегося, ведь он твой лучший друг, а я тот, кто… — он снова замялся. Ну что за человек? Своими медвежьими объятиями я постарался его успокоить. Саймон крепко обнял меня в ответ — так-то лучше! — Я бы попросил тебя постараться забыть о том, что Коннор немножечко туговат в отношении других людей, но ведь ты не сможешь? Его немного виноватый взгляд исподлобья доказывал мне, что Саймон действительно хотел бы пройти через это испытание. Я тяжело вздохнул и махнул рукой, останавливая проезжающее мимо такси. Всю дорогу к дому Элайджи Саймон нервно накручивал шнурок капюшона себе на палец, теперь это уже не нить крепкого плетения, а просто небольшая тряпочка, свисающая на светло-серой спортивной кофте. Ему, для пущего образа волнующегося ребёнка, осталось только взять кончик и начать его грызть. И стоило мне об этом подумать, как он поднес его к губам. — Саймон, — я аккуратно положил свою руку на его и отодвинул ее ото рта. — Успокойся, все будет в порядке. Ты словно не в гости едешь, а на приём к зубному. — Знаешь, я бы лучше сейчас пару зубов мудрости удалил, чем пересекся с Коннором. Голос его звучал действительно напугано, и что делать мне в такой ситуации? — Давай поедем обратно? Заскочим к ним в гости тогда, когда ты будешь к этому готов, — предложение как-то само собой вырвалось. Но Саймон лишь покачал головой и уставился в окно. Пейзаж по ту сторону действительно мог расслабить: яркое солнце почти ослепляло, отражаясь от белого снега, деревья мирно покачивались и сыпали рыхлыми хлопьями, которые навалила на них метель, а замерзшая река по левую сторону от нас игриво сверкала и блестела, напоминая о своей чистоте. На горизонте показался не менее притягательный на вид дом Камски. В зимнюю пору он выглядел весьма успокаивающе и минималистично, чем-то напоминал берлогу медведя — такой же низкий из-за окружающих его сугробов и без окон на фронтальных стенах первого этажа. Я сжал руку Саймона и тут же почувствовал, как его пальцы смыкаются на моей — я одновременно умилялся его простоте и трусливости, и переживал, ведь самое сложное — это перебороть свои страхи, особенно после всего пережитого. — Идем? — спросил я его уже перед самым домом. Саймон тяжело вздохнул и утвердительно кивнул, поправляя свою куртку, не забывая вытащить капюшон толстовки и ее злосчастный шнурок. Дверь открыли не сразу, но когда она распахнулась, то убежать уже хотелось мне. Я выпрямился и дружелюбно улыбнулся: — Здравствуй, Хлоя! Она поприветствовала меня почему-то без особого энтузиазма, мельком заглядывая за мое плечо. Саймон стоял, вжав голову в плечи и переключая свой взгляд то на меня, то на нее, то куда-то в сторону. — Привет, Маркус. Проходите, Элайджа пока занят. Куда идти, знаешь? — Да, спасибо, — я прошел в теплый холл, стряхивая снег с ботинок. Глядя на Саймона, я все никак не мог поверить в то, что еще пару месяцев назад этот парень поедал меня глазами, имел максимально отвязный образ, а сейчас — это олицетворение самой невинности. Я похлопал его по плечу, и направил в нужную комнату. Хлоя направилась за нами. Я очень не люблю неловкие ситуации — я избегаю их, так как люблю определенность во всем: в отношениях, в работе, в учебе и в каких бы то ни было других делах. Неопределенность — это самый главный признак слабости человека. Только сильная духом и твердая характером личность способна развернуть события той стороной к себе, с которой потом можно будет хоть как-то двигаться дальше. Вся ситуация с Хлоей оказалась крайне отвратительной, и со всех фронтов виноват один только я: сам дал ей надежду, затем сам же опять дал ей шанс на восстановление отношений, а потом сам же от этих отношений отказался; а после всего этого еще и не объяснился с ней — с какой стороны ни посмотри, а я здесь самый главный мудак. — Какие дела привели тебя в дом начальника в новогодние каникулы? — я постарался быть настолько дружелюбным, насколько это возможно. Но испепеляющий взгляд Хлои быстро сбил с меня спесь. — С каникул выходим уже завтра, если ты не знал, — она презрительно окинула своим взглядом Саймона. Я постарался встать между ними таким образом, чтобы ее убивающее «а-ты-кто-еще-такой» не настигло бедного парня.  — Ну, конечно же я знаю насчет тебя. Просто не думал, что Камски готовится к рабочему процессу таким образом. — Он провел в полном отстранении около семи дней, не читал письма и новости. Как ты думаешь, стоит ли ему узнать сводки до того, как предстать перед своими сотрудниками и советом директоров на ближайшей летучке? Каждое ее слово, каждая буква были пропитаны ненавистью и желчью. Я прекрасно понимал, откуда растут ноги и почему она сейчас не так мила со мной, как могла бы быть. Я лишь молил об одном — чтобы хоть кто-то из этой сладкой парочки пришел в комнату, пока она не… — Познакомишь со своим другом? — ну пиздец. — Это Саймон, — присаживаясь на диван, указал я рукой на него. — Мой студент и друг, знакомься. Хлоя сделала шаг навстречу Саймону и встала напротив, пристально вглядываясь в глаза. На минуту я почувствовал себя принцем, из-за которого вот-вот подерутся благородные дамы: выглядеть будет одновременно и паршиво, и сексуально. Ах, вот только Хлоя может отсюда на своих двоих уже не уйти, если вспомнить о том факте, что Саймон все же занимался спортом и может делать захваты профессионально. Она протянула ему руку: — Меня зовут Хлоя, — она сомкнула его руку, и почти выдохнула ему в лицо, — бывшая девушка Маркуса. — П-приятно познакомиться, Саймон. Ну же, соберись! Убей ее одним из своих взглядов, которым пленил меня. Вместо этого, он посмотрел на меня, а затем добавил:  — Друг Маркуса. Я же уже говорил о том, что не люблю неопределенности в жизни? Кажется, Саймон тоже из тех людей, и тот факт, что прямо сейчас он не знал, как представиться постороннему человеку, кем он мне приходится, его явно расстраивал. Да, мы целовались и касались друг друга так, как друзья обычно не делают, но вот свои роли мы все еще не распределили, мы не пришли к единому решению — кто мы друг для друга? Не обращая внимания на смущение Саймона, Хлоя продолжала напирать: — Не помню что-то тебя среди его компании до этого. — Я перевелся в этот университет только осенью, я учусь у Маркуса, — ну вот, еще одна категория, под которую я отлично попадаю: учитель-друг. Почему он стоит, хоть и смущенный, но в то же время весьма спокойный, а я бешусь с каждым его ответом все больше и больше? — Хло, отстань от него, — Коннор спускался со второго этажа, видок у него был тоже не самый довольный. И вот я уже второй раз жалею о том, что притащил его в эту цитадель зла. — Привет, Маркус. — Здорово, Коннор! Где Элайджу потерял? — Он собирает какие-то документы для Хлои, сейчас спустится, — Коннор прямиком пошел к барному ящику и выудил оттуда пузатую бутылку с виски. — Тебе колу нести? — Да, можно… — А я и не к тебе обращался, — внезапно оборвал меня друг. — Саймон, с чем пьешь виски? От удивления даже у Хлои вытянулось лицо, думаю, она не рассчитывала, что Коннор вот так вот резко примет в нашу дружную компанию чужака. Это она еще подробностей не знает; и надеюсь, что никогда не узнает. Бедный Саймон растерялся, я было хотел ему помочь и что-то подсказать, как он вдруг посерьезнел и собрался. Он выпрямил плечи и повернулся к Коннору всем телом, словно на присяге. — Если можно, то я бы предпочел побольше льда, — моя бровь медленно поползла вверх, а рот от удивления приоткрылся. Я не против, что Саймон предпочитает чистый алкоголь разбавленному, но никогда бы не подумал, что это виски. Коннор же наоборот не показал никаких эмоций на такой ответ. — Отлично. Хватай в том баре стакан, — он показал пальцем на заполненный до предела стеллаж с различными бокалами и фужерами, — и топай за мной. Молящий о помощи взгляд Саймона упал на меня, я же не сразу нашелся, что ответить. Коннор уже шел в направлении прилегающей комнаты на первом этаже. — Разве мы не хотели посидеть в теплом дружеском кругу? — попытался я остановить друга. — В кругу мы посидим позже, а пока мне нужно кое-что обсудить с Саймоном, — Коннор перевел на меня строгий взгляд. — Наедине. Словно соглашаясь со своей участью, Саймон кивнул головой и, захватив стакан для виски, пошел за Коннором. Мне оставалось лишь проводить их взглядом и остаться наедине с Хлоей, что меня совершенно не радовало. Да и в целом вся эта ситуация казалась мне странной. Я нервно посмотрел на часы: — Что-то долго заставляет ждать твой босс. Всегда он такой? — Тебе действительно сейчас интересно узнать то, как быстро Элайджа проверяет документы? — она развернулась ко мне и сверлила взглядом, скрестив руки на груди. Признаться, я всегда восхищался ею, как женщиной: высокая, стройная, с идеальной точеной фигурой; Хлоя заставляла мужчин оборачиваться и присвистывать, а девушек — завидовать и нервно покусывать губы. Волосы она никогда не красила, красота ее белых волос была от природы, как и большие серо-голубые глаза. Она любила яркий макияж, а особенно — черный карандаш, который подчеркивал взгляд. Всегда, когда злилась, она слегка вздергивала свой курносый носик и морщилась, покусывая внутреннюю сторону губы и щеки. Да, я любил ее красоту и восхищался, но я не могу сказать, что я испытывал к ней что-то еще помимо этих чувств. Для идеальных отношений, наверное, мало просто любить чьи-то внешность, стиль и чувство вкуса, нужно иметь что-то еще. Безусловно, я был в нее влюблен, я старался делать для нее все, что требовал от меня институт молодой семьи: свидания, подарки, секс, честность и искренность. Хотя с последним, наверное, у меня всегда была беда. Жаль, что ко всему этому я прихожу так поздно, успев испортить ей жизнь. — Я бы не сказал, что мне очень интересно, но это действительно странно — заставлять тебя приезжать сюда с кипой бумаг, читать это все, заставляя тебя ждать, а потом с этой же пачкой отправлять… Куда он тебя обычно отсылает? — Это не твое дело, — она процокала каблучками до барного шкафа, где до этого стоял Коннор, и налила себе мартини со швепсом. Сделав глоток, она все же нашла в себе силы немного успокоиться. — Знаешь, я бы никогда не подумала, что ты вот так легко меня оставишь, одну, в ресторане, наполненном парочками, в канун Нового года. Как это вообще возможно? — Прости меня… — слова подобрать еще сложнее, чем я думал. — Простить? — она подошла ко мне и села напротив, закинув ногу на ногу. — Ты сейчас серьезно? Ты думаешь, Коннор мне не рассказал, почему ты оставил меня в том ресторане и к кому ушел? — А он рассказал? — в горле пересохло. Конечно, я собирался ей все рассказать, но сам… Аккуратно. Как это все преподнес мой дражайший друг, мне вообще не ясно. — Рассказал, — передразнила меня Хло. — Он вообще много чего мне интересного рассказал, но чую, что еще так же много он недоговаривает. — Хлоя, мне действительно очень жаль, что так все произошло. Я не ожидал, что меня так накроет, что я просто утону во всем этом и даже не замечу. Мне действительно хотелось начать с тобой отношения, я хотел отказаться от Саймона, забыть его, начать все сначала с тобой, но… Но я не смог, просто не смог. Прости. Она сделала еще глоток, а затем обновила содержимое стакана, ощутимо снижая количество швепса. — "Прости"… Ты хоть представляешь, каково мне было наблюдать эту картину? Каково было стоять посередине улицы одной? Смотреть тебе, убегающему, в спину… Это больно, знаешь ли. Хотя откуда тебе, — она допила еще стакан. Наблюдая, как в очередной раз в ее бокале плескался только мартини, я постарался успокоить ее: — Может не стоит так налегать? — Может тебе стоит захлопнуться? — ох да, вот сейчас она действительно злится. Хлоя всегда плохо переносила алкоголь, а особенно крепкий. Именно поэтому она обычно цедила один бокал шампанского или вина на мероприятиях, делая вид, что это уже не первый и вообще все хорошо. Вот сейчас явно все было не хорошо. Она встала с дивана и направилась ко мне; почувствовав неладное, я тут же постарался встать, но она силой толкнула меня в плечи, усаживая обратно. — Скажи, Маркус, — она присела мне на колени, задирая подол узкого платья-футляра. — Как так получилось, что ты променял вот это все, — она провела руками по изгибам талии, — на мужской член? М? Скажи, пожалуйста, как получилось, что ты отдал предпочтение мужским поцелуям, Маркус? Она попыталась поцеловать меня, но я повернул голову, подставляя щеку. — Хлоя, пожалуйста, успокойся. Вот завтра же ты будешь об этом жалеть — проходили, знаем. — Что мы проходили? Ах, да… — она сползла с колен на пол и встала на колени передо мной, — мы же остановились с тобой как-то именно на этом, да? Помнишь? Ее хрупкие руки потянулись к ширинке, но я успел перехватить их и встать с дивана. Нужно принести ей чаю или хотя бы просто воды, а лучше позвать Камски. За спиной раздались всхлипывания — началось. — Хлоя, пожалуйста, перестань… — Ха, — сквозь слезы посмеялась она, — ты всегда останавливался, когда слышал, как я плачу. Почему? — Потому что я не люблю женских слез. Вообще не люблю, когда люди плачут, — она поймала меня прямо у лестницы, ведущей наверх. — Потому что ты не знаешь, что делать с плачущими людьми, не так ли? Я развернулся и увидел, пожалуй, самый жалкий вид Хлои, который когда-либо мне доводилось видеть. Она сидела все так же на коленях, уставившись в одну, лишь ей видимую, точку, взгляд был потерянный. Я бы хотел сейчас подойти и обнять ее, пожалеть, сказать, что у нее все будет хорошо, что она найдет того, кто не заставит ее плакать при каждой встрече. Но если я это сделаю сейчас, то лишь причиню очередную порцию боли. Она подняла на меня заплаканные глаза и грустно улыбнулась. — Да… Ты никогда не знал, что делать с плачущими людьми, что делать с теми, кто расстроен или зол. Ты всегда стараешься броситься в объятия, ты жалеешь людей, хотя даже понятия не имеешь, как сильно тем самым привязываешь их к себе. Ты хоть понимаешь, насколько сильно уязвимы люди в таком состоянии? Ты понимаешь? — Ты хочешь обвинить меня в том, что я стараюсь утешать людей, когда им плохо? — Я хочу сказать, что ты боишься брать на себя ответственность, когда для этого приходит время. Послышался стук захлопывающейся двери на втором этаже. Хлоя перевела взгляд наверх, а затем поднялась с колен, поправляя платье. — Научись уже нести ответственность за свои действия и слова, Маркус, иначе ты сделаешь ещё не одного человека несчастным. Пусть даже и сам этого не желаешь. Ее голос уже не звучал так слабо, но все еще был очень грустным. Я сделал ей больно. Опять. — Так, Хлоя, я закончил с документами, отправляй партнерам. Привет, Маркус. Элайджа как обычно был одет с иголочки, аккуратный и деловой. — Поняла, — ответила Хлоя, принимая из его рук стопку документов. — У вас что-то тут произошло? — он вопросительно посмотрел сначала на неё, а затем на меня. Я не успел ответить. — Нет, все в порядке. Я пойду. — Постой, — остановил ее Камски. — Не останешься с нами? Все это потерпит до завтра. — Я откажусь, пожалуй, — она подарила мне очередной грустный взгляд, — завтра ещё и без этой бумажной волокиты полно дел. До завтра, Элайджа. — Хорошего вечера, Хлоя. Камски подошел к журнальному столику, где Хлоя оставила мартини и свой стакан, посмотрел на бутылку, а затем на меня. — Если заставляешь девушку столько пить, то будь добр, провожай ее потом до дома. Хотел бы я ему сказать, что Хлоя меня к себе на пушечный выстрел не подпустит, да он все равно не поймёт. Поэтому мне оставалось только виновато кивнуть головой и вернуться на диван. — А где голубоглазого своего потерял? — он налил себе в бокал Хлои того же мартини. — Его Коннор забрал и они ушли в другую комнату. — Ммм… — многозначительно протянул Камски, не то наслаждаясь вкусом напитка, не то обдумывая поступок своего любимого. Я, честно признаться, понятия не имел, о чем говорить с Камски. Я не интересуюсь роботами, ничего не понимаю в IT, а он — вряд ли хоть сколько-нибудь интересуется политикой. — Слушай, а какие у вас вообще с Саймоном отношения? — как бы невзначай спросил Элайджа. — Пока все не совсем однозначно, — нужно тщательно подбирать слова в разговоре с этим умником. Он, конечно, вряд ли что-то замышляет и, вероятно, даже может что-то посоветовать, но пока я не готов принимать критику в свой адрес. А уж тем более — критику наших отношений. — В каком смысле? — В том смысле, что пока мы не пришли ни к какому выводу. — Так вы встречаетесь? — Вроде да… — вот неуемный. — Вроде или да? Это, знаешь ли, большая разница. Особенно для натурала. Вот кто бы сейчас говорил? Словно сам Камски всегда был геем и вообще лучше всех разбирается в однополых отношениях. В этом деле я готов консультироваться с Коннором, но никак не с ним. Кстати, где уже этот коп? — Слушай, — я уже стал порядком раздражителен и встал с дивана, чтобы за широкими шагами по комнате из угла в угол скрыть то, как он бесит этими своими копаниями в нашем белье. — У нас весьма сложная ситуация, у Саймона сложное прошлое и не менее сложное настоящее. Я не хочу давить на него. — Хах, — он с усмешкой посмотрел на меня. — Вот прям давить на него не хочешь? Не на себя, а на него, не так ли? — На что ты намекаешь? — во мне постепенно начинала закипать злость. — Тебе-то какое до нас дело? — Мне-то никакого дела ни до тебя, ни до твоей истерички нет, — я подошел к нему и схватил за ворот его футболки. — Слышишь, ты… — прозвучало как шипение. — Не кипятись, — он положил свою руку на мою. — Мне действительно нет до ваших отношений никакого дела. А вот Коннор волнуется и не хочет, чтобы ты от всего этого страдал. После секундного пристального взгляда в эти хитрые глазенки я все же отпустил его и снова зашагал по комнате. У бара я взял чистый стакан и плеснул туда мартини. Вся эта ситуация меня не только бесила, но и вызывала головную боль. — Послушай, — сменил свой тон Камски уже на более мягкий. — Зачем тебе этот Саймон, а? Ты прекрасно жил и будучи натуралом: прекрасная девушка, хорошая работа и уважение коллег, огромные перспективы в будущем в качестве преподавателя. Зачем тебе все это, а? Ты же понимаешь, что жить и любить парня — это не одно и то же, что жить и ходить за ручку с девчонкой? — Зачем ты объясняешь мне очевидные вещи? — Затем, чтобы в будущем не было мучительно больно, — Камски не сводил с меня свой пристальный взгляд, сверля огромную дыру в черепе. Конечно же я прекрасно понимаю, что отношения с парнем — это сложно. Я не тешу себя иллюзиями о радужном будущем без проблем, у нас могут возникнуть противоречия и с моим отцом, и с преподавательским составом, и с обществом в целом. Толерантность она на бумаге и в телевизоре хороша, а по факту все далеко не так прекрасно и беззаботно. От усталости я потер переносицу, стараясь прогнать все сильнее накрывающую головную боль. — А что делать с вашими отношениями, ты вообще думал? — Я же тебе сказал, что пока мы не пришли к единому выводу… — Я про секс, — Элайджа хитро улыбнулся. — У вас же его еще не было, не так ли? — Тебя это не касается, — нет, он точно хочет, чтобы я его тут придушил. — И вообще, я считаю, что вечеринка как-то не задалась. Нам пора. Саймон! Я направился в сторону той комнаты, в которую около часа назад ушли Саймон и Коннор. На мой толчок дверь не поддалась, тогда я постучал. — Саймон, нам пора. — Да угомонись, — Камски же продолжал веселиться, глядя на мою беспомощность. — У меня и в мыслях нет хоть как-то задеть твою честь или достоинство. Я лишь хочу разобраться в вашем деле и помочь как-то… наверное? — Элайджа, я не знаю, как ты там мне хочешь помочь, но могу тебе точно сказать, что в таких медвежьих услугах я не нуждаюсь. Мы сами разберемся с Саймоном, что нам делать. — Да? Тогда ответь мне на простой вопрос! — Камски внезапно резко встал с дивана и подошел вплотную ко мне. — Зачем тебе Саймон? Признаться, я сразу не смог найти нужного ответа. Я был так сильно загружен проблемами семьи Мур, что совсем забыл о том, что же меня привлекало все это время. Глаза? Банально и глупо — ты не можешь любить человека лишь за его красивые глаза. Доброта? Вокруг меня много добрых и искренних людей. Внешность? Да, он чертовски красив, лучше любой девушки, но для меня внешность никогда не была на первом месте. Так за что же я его полюбил? И полюбил ли? Когда я перевел взгляд на Камски, тот стоял, скрестив руки на груди, и ухмылялся — явно доволен собой и проделанной работой. Из раздумий вырвал звук открывающейся двери. Саймон вышел из комнаты мрачнее тучи, с опущенным взглядом и почти трясущимися руками. Я подошел к Коннору и схватив его за руку прошипел на ухо: — Что ты ему такого сказал? — Ничего, что могло бы беспокоить тебя. По крайней мере, сейчас, — друг оставался все таким же спокойным и непоколебимым, словно это не он только что вылакал, как показывает полупустая бутылка, непомерно большое количество виски. Я догнал Саймона уже у самых дверей. — Ты забыл куртку, постой! — он повернулся на меня и почти со слезами на глазах замотал головой. — Нет… Кажется, я не готов к этому, Маркус, прости… — Что?! — я лишь успел вытянуть руку вслед за ним, но он уже шмыгнул в подъехавшее к самым дверям дома такси. — Коннор!!! Что, блять, здесь такое только что произошло?!