Remedy

      Пов Сын Ри       Как-то странно получается: я пошёл против всего, что считал раньше логическим и безопасным для себя. Остался с человеком, которого едва знаю, и сам понимаю, что доверять ему нельзя. Вроде бы, давно вышел из того бунтарского возраста, когда тянуло на приключения и попробовать что-то запретное, тёмное. И ведь осознаю, что ничего хорошего из этого не выйдет, но всё ещё чувствую себя нереально спокойно и комфортно, смотря какую-то дораму по плазме. Даже ничего не имею против того, что хён положил голову мне на колени и, совершенно не стесняясь, смотрит на меня, а не на экран.       — Думаешь, мы похожи? — спрашиваю чисто, чтобы мужчина перестал так умилённо смотреть и вместе со мной искал ответ на вопрос "Что случилось с секретарём Ким?".       — Кто? — здрасте, приехали. Совсем уже пал перед моим очарованием Джи Ён, небось, даже забыл, что сам предложил посмотреть эту дораму.       — Президент Ли, даже фамилия у нас одна и та же, — недовольно замечаю, будто кто-то нарушил закон, называясь моим именем. Приватизировал я её что ли? — Меня сотрудники именно так и зовут.       Конечно же, я был намного красивее и харизматичнее главного героя. Потому что он был просто вымышленным персонажем и даже в подмётки не годился реальному мне. Если не брать нашу тотальную зависимость от внимания к собственной персоне. На секунду я подумал, что кто-то из моих друзей решил поиздеваться и подкинул производителям видосы со мной. По крайней мере, у президента Ли из дорамы нет моего серебряного винтажного зеркальца.       «И какого я забыл его в Сеуле? Хотя, и без этого всегда шикарно выгляжу. На том и порешили».       — Ну, да, есть немного, — это спустя пять минут, как хён соизволил посмотреть на экран телевизора.       И тут мне стало обидно. Обычно не обращаю внимания, ведь и вправду самовлюблённый и горжусь этим, но почему-то от слов Джи Ёна стало не по себе. Ради него я схожу с ума и старательно делаю вид, что не слышал слов Хэ Вон. Не расспрашиваю, что с ним случилось в прошлом, и, кажется, забил на работу, не звоня боссу уже пару дней. Я жутко измучен собственными сомнениями и переживаниями, но ещё ни разу с нашего возвращения в дом не выпытывал у партнёра, почему тот приходит к людям в кошмарах. Я старался, но зачем, если человек, ради которого я всё это делал, смотрит на меня, как и другие.       «Второй раз в жизни стало противно быть тем, кем являюсь. Быть полнейшим Гастоном».       — Правда, да, наверное, — мне не свойственно было соглашаться с другими, да и смирение не шло ни в коей мере, но почему-то казалось, что так будет правильней. Не закатывать же истерику за то, что хён пытается быть честным.       — Ты что, обиделся? — этот вопрос застиг меня в врасплох, и я даже не препятствовал, когда Джи Ён сел и, будто с ребёнком, начал со мной сюсюкаться. — Ну, что ты, я не это хотел сказать.       — И что же, позволь узнать, ты хотел сказать? — вот, вроде хочешь выглядеть крутым и типо сделать вид, что ничего не произошло, а выходит, что ты реально ведёшь себя как дитё малое и ждёшь объяснений.       «Это любовь? Я теперь всегда буду таким эмоциональным придурком, или это можно из меня выбить? Ну, там, сексом например. Желательно грубым, чтобы больше не казаться партнёру мелким пиздюком».       — Он хоть и не так красив, как ты, но тоже всего добился сам. Почему он не может гордиться тем, что работает больше других и всегда хочет выглядеть идеально? Ты тоже с четырнадцати лет работаешь, стал успешным артистом, потом ушёл и стал преуспевающим бизнесменом, я уже молчу про твои истории и, если честно, с удовольствием прочитал каждую, — шокировано уставился на мужчину, пока тот продолжал, и, наверное, впервые после нашего знакомства сказал так много слов за один раз. Будто ему становилось комфортнее со мной. — К тому же, даже по тому маленькому кусочку, что я видел, а не слышал, тот заботится обо всех своих работниках и по уши влюблён в свою секретаршу. Думаю, он и сам не знает, насколько не эгоистичен. Иначе бы, не соглашался со всеми, поддерживая свой напыщенный образ.       — Откуда ты знаешь? — всё, что мне пришло в голову. Я всё ещё был на том моменте, где Джи Ён признаётся об осведомлённости о моей карьере и, собственно, жизни.       — Ну, мне так показалось. Он для этой девушки столько всего сделал…       — Нет. Откуда ты знаешь про меня? — вношу ясность в свой вопрос.       — Сын Ри-а, я, хоть и нахожусь в этом доме последние несколько лет, но журналы читать не перестал. Как и общаться с друзьями, которые изредка упоминали начинающего бизнесмена, с которым они сотрудничают, — как ни в чём ни бывало отвечает мужчина, будто это и не секрет вовсе. — Знаешь Мун Хо, твоего партнёра в клубном бизнесе?       — Да, — кажется, я один тут в ахуе. Вот бы ещё мысленно челюсть подобрать.       — Ну, так он мой старый друг. Как-то предлагал мне сотрудничество и хотел инвестировать в мою компанию PMO, но на тот момент я уже переложил все свои обязанности на мою старую знакомую и отошёл от дел. Но мы до сих пор общаемся.       И дело было даже не в том, что хён знал обо мне и о моих новых подвигах в качестве журналиста. У меня в голове не укладывалось, что мой чудовище был таким продвинутым. Мне казалось, что если он живёт в этом доме, больше походящем на замок, значит, он замурован и не может выбраться, а не хочет этого сам. Хотя можно было догадаться, по одежде из новых коллекций, доставке еды из лучших ресторанов и наличии в его спальне ноутбука, как и последнего эксклюзивного айфон,а сейчас лежащего на столике перед нами.       «Сука, а ведь он обычный мужик. Наверное, и на порно-канал подписан. Фанатеет от женских групп и презики где-то покупает. Кажется, моя жизнь больше никогда не станет прежней».       — Ты кажешься удивлённым. Забыл, кто ты и чего добился? — ещё и шутит, вы только посмотрите на него. Сидит тут, улыбается во все тридцать два и строит из себя всезнайку.       — Чё? — вот и вся реакция.       — Ну, правда, ты же не думаешь, что я написал песню, даже ничего не зная о тебе? — снова эта издёвка в голосе, небось, скоро будет с ложечки кормить и подгузники менять. Причём после очередного кошмара со своим участием.       «Вот теперь я вижу это. Хэ Вон права. Он – чудовище!»       — Ты же сам сказал, что подарил мне песню из-за моего прекрасного ангельского голоса, — напоминаю, вскидывая голову и нос в придачу. Этакая задетая предубеждениями гордость.       — Всё так, но мне нужно было что-то узнать о тебе, чтобы написать подходящий текст. Если честно, я не понимал, почему ты разыгрываешь из себя звёздного мальчика, но очень хотелось узнать, — Джи Ён погладил меня по щеке согнутыми фалангами пальцев, и я тут же посмотрел на него, уже не чувствуя никакой обиды. Мне стало интересно. Чисто по человечески интересно. — Ты многое преодолел, малыш. Я узнал от твоих продюсеров, что после тайфуна, который разрушил твой дом, ты в четырнадцать приехал в Сеул совершенно без денег. Может, многие скажут, что на тот момент у тебя не было таланта и, если честно, я тоже не хотел работать с тобой в твои шестнадцать, когда ты дебютировал. Уважал, но считал слишком зелёным для моих песен. Но ты не только меня поимел, но и всех, кто был намного круче тебя, и сейчас являешься чуть ли не одним из моих любимых корейских исполнителей.       Это было честно. Я верил ему. Верил и наполнялся такой жалостью к самому себе, что готов был расплакаться. А ещё я удивительным образом закрывал глаза каждый раз, когда длинные пальцы дотрагивались до моего лица. Эта нежность утешала.       — Почему ты всё это говоришь? Многие считают, что меня не нужно хвалить, чтобы не зазвездился ещё больше, — было и смешно, и грустно одновременно. Я не мог злиться на людей вокруг, потому что отчасти был с ними согласен, но внутри засела детская обида, которая была зарыта так глубоко, что даже сейчас служила защитой от слёз, готовых прорвать платину и, всё же, подмочить мою репутацию железного человека.       — Многие это не я, Сын Ри. Человек, который знает о своей болезни, наполовину от неё вылечился. Ты же даже не болен, просто не похож на остальных, и они тебя за это пытаются поставить на место, — в его словах был смысл, и это меня пугало, потому что я всё больше и больше уходил в прошлое, где люди вокруг меня просто смеялись и хлопали по плечу, потому что я был маленьким мальчиком из провинции с большими нечеловеческими амбициями. — Хочу быть рядом и любить тебя. Почему я не могу похвалить тебя по заслугам?       — Потому что я и сам отлично с этим справляюсь, — не хочу шутить, но слишком привык – так легче не поддаться тянущему чувству внутри, давящему на все чувствительные рецепторы. Я смеялся, пользуясь моментом и опуская голову, чтобы Джи Ён не увидел подступающие на глаза слёзы.       — Не справляешься, малыш. Иначе бы не делал это сам. Ты хочешь любви и одобрения, как мы все. Молодец, Сын Ри-я, от родителей, которым ты купил дом на первый гонорар от мини-альбома и соло-тура, — вскидываю голову и, уже не боясь собственных эмоций, смотрю на старшего. — Мне Куш рассказал, если интересно. Тебе бы, наверное, хотелось услышать, что-то вроде "спасибо" от своего босса, который даже выгонял на улицу, но ты, несмотря на всё, вернулся и даже дебютировал через восемь месяцев, когда другие стажировались не меньше пяти лет.       — Вообще-то, на последнем альбоме он сводил меня поужинать на мой день рождения. И похвалил, — вспоминал тот день со стыдом, иначе никак не могу это назвать. — Я плакал.       — Думаю, тебе просто хотелось признания от человека, который дал второй шанс и практически приютил тебя. Стал твоим опекуном. Не знаю, может, я ошибаюсь, так как не знаю вашу историю, но тоже к нему чувствовал что-то подобное, но, в отличие от тебя, так и не смог уйти по-хорошему. Разорвал контракт и платил неустойку, — хён смотрел куда-то в сторону, видимо, вспоминая те дни, когда являлся "золотым мальчиком" нашей компании и, конечно же, не мог уйти, принося миллионы своими песнями.       — Он тебя очень любил и ценил. Может, поэтому не смог отпустить? — несмотря на мои эмоции, хочу поддержать того, кто, кажется, знал меня лучше меня самого. — Я же успокоился, получив его похвалу, и, если честно, только сейчас подумал о том, что мог именно из-за этого потерять интерес к сцене. Хотелось добиться ещё чего-нибудь, но уже в другой сфере.       — И ты добился, поверь мне, малыш, многие убьют, чтобы жить, как ты, и быть свободным. Понимаешь, о чём я? — киваю, и Джи Ён снова обращает свой взгляд на меня, наклоняя голову в бок и позволяя длинной чёлке играющее касаться его щеки. — А ещё, хорошо, что мы оба ушли. Иначе, пришлось бы скрывать наши отношения.       Я представил, как прятался бы и придумывал всё новые и новые способы держать в секрете нашу связь, и вздрогнул от отвращения. Не хотел бы растрачивать свой гениальный ум на подобные авантюры.       — И что же, будешь теперь хвалить меня всю оставшуюся жизнь? Не боишься, что на шею сяду? — от ответа мужчины зависело многое. В особенности, поверю я в то, что он сказал до этого или тот просто хотел в конец влюбить меня в себя. Для красивого словца глаголил, так сказать.       — Да садись, ради бога. Можешь начать прямо сейчас, а потом я извернусь, и мы оба доставим друг другу удовольствие, — кажется, он намекал о позе "шестьдесят девять". — Ты у нас лучше всех поёшь. Богатенький малый и вообще идеальный для того, чтобы поверить в слово "навсегда". — И он встал, не дожидаясь моей благодарности или хоть какой-нибудь реакции. Показывая, что это было для него легко и просто проявлением обычных чувств. — Ты молодец, малыш.       Потрепав меня по волосам, будто ребёнка, Джи Ён достал пачку сигарет и пошёл в гостиную, видимо, чтобы покурить. Я смотрел ему вслед и не верил в то, что услышал. Мне всегда казалось, что нереально встретить человека, который не будет смеяться над моим желанием быть в центре внимания.       Вспоминая то время, когда только пришёл в YG и два дня спал на вокзале, часто ругал себя за нужду быть понятым в то время. Мне было четырнадцать. Я потерял дом и разговаривал с провинциальным акцентом. Да и вид мой мало походил на будущую звезду и секс-символа молодёжи. Я умел только танцевать и работать до потери пульса. И там, в тренировочном зале нашей компании, после очередного выговора босса и страха снова оказаться на улице, я в последний раз в жизни плакал. Оплакивал того ребёнка, который никому был не нужен и нуждался просто во внимании. Но на это времени не было. Нужно было заботиться о родителях и сестре. Доказать всем, что я не просто выскочка, а тот, кто переживёт всех соперников и ещё наглядно на свою рождественскую вечеринку пригласит. Мне некогда было быть ребёнком.       Может, поэтому я так отчаянно тянулся к этому человеку по имени Квон Джи Ён? А иначе, зачем эти слёзы в глазах и рука в волосах, которая пытается запомнить то чувство тепла, оставленное уже любимыми пальцами. Почему я, даже не вытерев слёзы, вскакиваю и спешу в соседнюю комнату, чтобы видеть того, кто, может быть, будет делать то, что, по его мнению, у меня плохо получалось.       «Может быть, он будет любить меня больше, чем я сам?»       — Эй, подожди, — хочу быть ближе и плевать на последствия. Я уже не принадлежал себе, и это было совершенно не логично, но безумно приятно – делить ответственность за свою жизнь с близким человеком. — Можешь повторить это ещё раз.       — Что? Что ты молодец? — Джи Ён улыбается с сигаретой в зубах и, щуря глаза, не видя из-за дыма, наливает себе в стакан холодную воду из бутылки. — Ты молодец. Могу себе такую татуировку набить, чтобы ты не забывал.       — Нет, — отбираю стакан, ставя его на стол, и позволяю сделать ему затяжку, после чего избавляюсь уже и от сигареты. — Повтори, что любишь меня.       — Если я и верю в это слово, и любовь существует, то не сомневайся, то, что я испытываю к тебе, это именно оно, — меня не ругают за отобранные вещи, а притягивают к себе за талию. — Я люблю тебя.       «Сука, кажется, я буду заставлять его это говорить каждую ебучую секунду. Всегда. Навсегда».       — Я тоже, чёрт возьми. Тоже люблю тебя.

***

      Мы сделали это на столе. Скажем так, мне всё ещё было хреновато после вчерашнего, но странным делом я не почувствовал никакой боли, когда меня не хило так приложили об стол головой, нетерпеливо укладывая, и натёрли мной гранит до блеска. Я бы пожаловался, но был слишком занят, выстанывая какую-то несусветную чушь и подмахивая Джи Ёну задницей, чтобы тот не особо расслаблялся. Назвался любимым, подставил шею, так, терпи, герой. Я собирался потратить жизнь, чтобы сделать этого человека счастливым, и считал вполне обоснованным желание сделать его зависимым от меня и моей близости.       «И надо будет выяснить, почему он появляется в кошмарах других людей. Он мой, а значит, и сниться может только мне».       В таком ключе и прошёл наш день. Я уже готовился ко сну, чтобы завтра проснуться пораньше и на свежую голову поговорить с боссом об отказе от статьи. Никогда не смешивал личную жизнь и работу, поэтому надо быть предельно честным. Да и не смогу я быть объективным, чтобы написать что-то стоящее, а не похожее на любовное письмо старшекурсницы с признанием своей первой любви. А ведь Джи Ён на самом деле был первым человеком, после мой семьи, которого я сумел полюбить.       «Первым и последним, надеюсь».       — Хён, а кто такая Кико Мизухара? Я слышал, вы были знакомы, — рискнул спросить я, когда мы ложились в кровать, и Джи был абсолютно умиротворён, чтобы что-то заподозрить. Мне интересна была его реакция. — Твоя бывшая?       — Если только учесть, что это подруга из прошлого, — ничего, как был спокоен, так и обнимает меня, прижимая к плоской, безволосой груди. — А ты у меня, я погляжу, тоже ревнивый, да?       — К кому? К какой-то плоскогрудой модели? — не знал, как девушка выглядит, но представлял её страшной и убогой. В последнее время даже Хэ Вон воспринимал чуть ли не страшилой, хоть раньше и считал её милой. — Пфф, да не в жизни.       — Хорошо, потому что я не особо люблю людей, малыш, так и не научился подпускать их к себе. А если и подпустил, хотел бы, чтобы ты тоже постарался их принять, независимо от того, какие они. Никто не будет значить для меня больше, чем ты, — он поцеловал меня в лоб, и мне почему-то стало грустно от его слов. Будто у него и вовсе не было друзей.       — Почему ты так сторонишься людей? — привстаю на руке, смотря ему в глаза и находя этого мужчину самым красивым, которого встречал в жизни.       Мне не хотелось им делиться, но я понимал, что не смогу сделать его счастливым один, нужно было заполнить пустоту, которую он создал вокруг себя собственными руками.       — Не знаю. Наверное, повзрослел и захотел пожить для себя. Каждый раз, когда подпускал к себе кого-нибудь, этот человек разочаровывал меня. Я стал замечать, как раздражаюсь от внимания вокруг. Не могу усидеть на месте, когда берут интервью и на меня наставлена камера. Это не делало меня счастливым, — я слушал человека, у которого было всё, и почему то мне казалось, что у него не было ничего.       Джи Ён был успешным. Получил признание и купался во внимании. Помню, завидовал ему. Хотел так же, но не мог. Поэтому, наверное, так и не смог его забыть. Мне было интересно, как он мог всё бросить, если имел всё, чего хотел я? Кто он такой вообще? Небожителем себя возомнил?       Теперь я, кажется, понимал всё яснее. Может, потому, что научился любить, а может, потому, что он показал мне свою любовь.       «Раньше ведь у него не было меня. А я – это всё для него».       — И что же делает тебя счастливым? — играя, чтобы поднять ему настроение. И вообще, мне не хватило того секса за ужином. Точнее, ужин из секса со мной.       — Ты.       «Я же говорил».

***

      Я оказался в роще, в которой мы сегодня гуляли. Пару секунд стоял и смотрел по сторонам, удивляясь тому, что на этот раз чётко понимаю, что нахожусь во сне. Будто являюсь сторонним наблюдателем. И все-таки, что-то с этими снами было не так. Они казались такими живыми, что начинаешь сомневаться в собственной реальности. Мысль, что именно я и мои последние дни с Джи Ёном на самом деле являлись плодом моего воображения, а этот кошмар – действительностью, не отпускала меня ни на секунду.       Под ногами послушался хруст, и я пригляделся, привыкая к темноте и начиная различать что-то белое, разбросанное по всей тропинке, ведущей от дома.       — О да, только человеческих костей мне под ногами не хватало, — а это были именно они. Ими была застелена вся поляна.       Но сейчас было не до этого. Я меньше боялся, так как понимал, что нахожусь во сне, и мне ничего не угрожает. Даже улыбнулся от возможности привыкнуть к этому сумасшествию. Поэтому и пошёл смело дальше, следуя за звуками драки. Казалось, дорогу мне подсвечивал лунный свет и, как только я делал следующий шаг, погружал во мрак всё, что находилось позади. В том числе и дом, в котором, наверное, сладко спит мой любимый.       — Вот такое вот "шоу Трумана", мать его. Сейчас ещё чуваков с камерами увижу и узнаю, что это всё было шоу. Так сказать, весь мир для меня. Всегда казалось, что вокруг меня одни актёры и, когда меня нет, они возвращаются домой и смотрят по телику, что я там за день начудил.       «О, и похрен, что я полный эгоист. Это моё сознание, а Джи Ённи сказал, что я на самом деле весь такой милый и пушистый. Что я молодец. Так что мне можно».       Это нервное, понимаю. Поэтому, ни разу не улыбнувшись с собственных мыслей, осторожно двигаюсь на звук. Я вышел на то место, где ещё сегодня утром Джи Ён сидел на своём раскладном стульчике и писал новую песню. Думаю, это именно то место, потому что это моё подсознание, и я его именно так запомнил.       — Ебать, — нет, я понимаю, сон и всё такое, но мою любимую историю, зачем сюда приплетать?       В центре поляны стояли три существа. Все в плащах и с палочкой в руке. Гарри Поттера, мать его, не хватало. Дементоры фиговы, не могли присниться, когда мне хорошо, и я выигрываю кубок школы? Хотя, если подумать, то мне светит только Слизарин, а он, по истории, мало когда выигрывал.       Один из пожирателей смерти был ко мне лицом, и поэтому я видел, что он мой старый, прожорливый Чудовище. Второй посмотрел в мою сторону, и я впервые почувствовал отвращение, смотря в пустые глаза, в которых, по кругу в глазнице, ползали черви, норовясь выползти и заползти в ухо или нос. Видать, рассказ Хэ Вон не оставил меня равнодушным. Третий и вовсе был полностью скрыт капюшоном, но одного взгляда на него хватило, чтобы понять, что его нужно опасаться.       Этот третий внушал страх. Я повторял сам себе, что это сон и старался думать на позитиве, представлять, что это грёбаный мир Поттера, и я хоть как-то, но получил ответ на письмо в Хогварст. Но всё равно мне было не по себе. Я чувствовал реальную, смертельную угрозу своей жизни. Попытался сдвинуться с места, как ни странно, в желании закрыть собой, защитить моего Чудовища, но не смог.       «А вот теперь пора складывать кирпичики в штанах».       Они не говорили ни слова, а мне ничего не оставалось делать, как смотреть. Мой Джи Ён смотрел на хэвоновского и не двигался. А местный Волдик без носа и губ наставлял на моего безобидного палочку. И вот спроси у меня, какого хера я этого шрамоголового считаю няшкой, не отвечу ведь, но нутром чувствую, что прав. И тут в игру включился третий и, взмахивая длинным рукавом, снёс к чертям образы обоих Квонов, после чего медленно начал ползти по воздуху ко мне.       Меня с ног до головы окутал страх. По телу снова заползали всякие скользкие твари, а во рту, казалось, засела жаба, стремясь выпрыгнуть наружу. В придачу, тот в мантии так смердел, что мысли о нереальности этого мира как-то сами собой развеялись. Меня наполняла уверенность, что, если я здесь умру, то больше не проснусь.       «И не увижу моего Джи Ёна. Он больше не будет гладить меня по голове и говорить, что любит».       Хотелось снова плакать.       — Ты жалок, — это тряпочное чучело ещё могло разговаривать, и всё бы ничего, если бы от его голоса во мне не поднимался первобытный страх. — Ты ничтожество и не заслуживаешь его.       Он был всё ближе и остановился, вплотную приблизившись ко мне. Я так и не смог разобрать его лица, но мне этого не хотелось. Наоборот, я закрыл глаза, зажмурился и молил себя проснутся.       — Просыпайся, давай. Просыпайся чёрт возьми.       — Ты – никто, — продолжал этот дементорище, явно руша все каноны, без суда и следствия приговорив к поцелую. Так близко его вонючая рожа в капюшоне была к моему лицу.       Он протянул ко мне руки и, приподнимая кофту, начал водить длинным ногтем вокруг моего пупка. Было противно и волнительно в тоже время. Тошнило от самого себя.       «Что со мной происходит?»       — Ты ничего не умеешь, — сказал он, голосом моей младшей сестры, напоминая, как она не верила в меня во время моего соло-дебюта. — Только благодаря мне ты привлёк его внимание.       — Ревнуешь? — прохрипел я, чувствуя, как всё это время невидимые руки сжимаются на моём горле, пытаясь задушить.       Но даже так, я чувствовал возбуждение, когда вполне реальная рука пробралась мне в штаны и сжала член. Я презирал собственное воображение всё больше и больше, оправдываясь только тем, что под капюшоном мог быть мой Джи Ён, и моё тело всегда реагировало на него подобным образом.       — Ахахах, это всё, на что ты способен? — а это уже был мой учитель танцев в старших классах. Никогда не верил в меня, мразь. — Ты не сможешь сделать его счастливым.       — Пошёл ты, откуда тебе знать? — выпускаю болезненный и в то же время полный наслаждения стон, кончая себе в штаны, и из последних сил делаю рывок, откидывая капюшон с этого пародиста.       — Я знаю. Ведь ты – это я.       «Что, бля?»

***

      Меня всё ещё знобило, когда открыл глаза и оказался всё в той же постели Джи Ёна, в которой уснул. Хён сидел рядом, лицом ко мне и шептал что-то успокаивающее. А я вспоминал.       Всё видел перед глазами красивое светящееся лицо, покрытое золотом. Я был с серебряными, волнистыми волосами, кошачьими черными глазами и перьями вместо ушей. Назвал бы себя золотым павлином, но мысли не способны были генерировать юмор, скованные страхом сойти с ума и инстинктом самосохранения, подсказывающим молчать, чтобы не пугать Джи Ёна своими больными фантазиями.       — Тебя опять снился я? — киваю, так как не хочу лгать, в следующую секунду немного отползая назад, не желая, чтобы ко мне прикасались.       «Дружище, поверь, ты не хочешь сейчас трогать человека, который сам себя желает трахнуть. Надо принять душ, чтобы не так противно было от собственного тела».       — Ты боишься меня? — кажется, хён неправильно понял, и я было потянулся к нему, но тот уже встал, отходя к окну. — Так не может продолжаться. Я просто…       — Ты неправильно понял, не могу рассказать всё, но дело не в тебе, — боюсь, я скорее умру, чем расскажу этот сон в подробностях.       — Что значит не во мне, если ты шарахаешься, как от какого-нибудь чудовища?! — впервые вижу, чтобы Джи Ён так агрессивно вёл себя. Он практически кричал и кидал на меня полные ярости взгляды. — Чёрт, я не могу это контролировать.       Не знаю, о чём он, но, кажется, ударив открытой ладонью по стене и закрыв глаза, у него всё отлично получилось. Через несколько секунд на меня смотрел уже полностью лишённый эмоций мужчина.       «Будто не Джи Ён вовсе».       — Думаю, тебе лучше уйти, — холод в голосе не оставлял сомнений – он на полном серьезе.       — Я не хочу спать в другой комнате! Да что я такого сделал? Ты будто наказываешь меня как какого-то ребёнка, — встаю, чтобы подойти к хёну и показать, что вовсе не боюсь его, но он делает пару шагов назад.       — Нет, ты должен покинуть этот дом, — а вот это пострашнее всех моих кошмаров вместе взятых.       — Что, прости? — убеждаю себя, что мне это послышалось. Потому что не мог человек, который обещал мне вечность, так просто отказаться от меня.       — Сейчас это будет лучшим выходом, — он, наверное, видел моё обомлевшее лицо, поэтому отпустил себя и вновь начинал закипать. — Слушай, ты же собрал достаточно материала для статьи, не правда ли? Так почему бы тебе не оставить меня в покое и найти себе другого идиота, который будет подкармливать твоё самолюбие?!       «Это кошмар. Я ещё не проснулся. Так уже было, Сын Ри-а, возвращайся в постель и жди, пока отпустит. Тебе не больно, совсем. Ни капельки».       — Что? Реально думал, что кто-то сможет полюбить такого, как ты? Да ты же на своё отражение чуть ли слюнки не пускаешь. Не боишься конкуренции, если кто-то посмеет полюбить тебя?       «Он не такой. Тебе всё это снится. Джи Ён знает, что ты не эгоист. Знает. Тогда почему ты кончил на свой сияющий образ?»       — О, вижу до тебя доходит, — я так и не сдвинулся с места, умоляя всем своим естеством, чтобы это не было правдой.       Я отказывался верить, что это правда. Верить, что это настоящий Джи Ён. Что я его выдумал.       — Небось, думал, что влюбился в меня. А в кого это "в меня"? Какой я? Я ведь тебе уже говорил, что любовь слепа. Ты не видел дальше своего носа, продолжая думать, что знаешь меня. А я не хочу всю жизнь поднимать тебе самооценку и терпеть, что в кошмарах ты представляешь меня чудовищем. Да и кому это, собственно, понравится? Я ушел от людей, чтобы не видеть этого дерьма, а теперь ты заявляешься и требуешь, чтобы я не только изображал милашку для твоей вшивой газетёнки, но и терпел твои закидоны? С какой такой стати?       Я ущипнул себя. Не помогло. Это не сон. Но жить по прежнему не хочется.       — Ты хочешь, чтобы я ушёл? — в принципе, уже светало. Закажу себе билет и улечу в полдень. Даже вещи не надо упаковывать, просто верну всё джиёновское и захвачу свой рюкзак.       — Ты ещё и глухой или слышишь только комплименты в свой адрес, а нормальную речь не воспринимаешь? — отвечаю ухмылкой на гримасу непонятных мне эмоций хёна и разворачиваюсь, чтобы не видеть его, когда буду снимать одежду.       «О, а бельё-то моё. Удачно».       Так и иду в свою бывшую комнату в одних трусах. Молча собираюсь и даже не реагирую на мужчину, коршуном следящего за мной, будто я собирался украсть его личные вещи. А ведь прав скот, я хотел утащить его свитер. Уж очень теплый, зараза.       «И пахнет им».       Уверенно покидаю дом, не оборачиваясь ни на секунду, чтобы не передумать, и меня не прорвало. Мысли стайками скопились в голове и только и ждут, когда я расслаблюсь, чтобы обрушиться на меня беспомощным криком. И только садясь в машину, вдыхая полной грудью свежий, по-утреннему осенний воздух, я позволяю себе закрыть глаза и повернуть голову в сторону дома. Туда, где, как мне казалась, находилось окно джиёновской спальни.       «Хоть бы он смотрел. Пожалуйста, хоть бы он стоял там и смотрел. Давай, Джи Ён, сделай это ради меня. Будь там. Пожалуйста».       Я открываю глаза и вижу силуэт хозяина дома. Мне кажется, что я даже вижу его красные глаза, светящиеся в темноте.       — Молодец, — завожу руль и смотрю на дорогу, слегка улыбаясь собственным мыслям. — Пора домой, что-то я задержался тут.       «А может, я вовсе не Гастон. Может, судьба моя – Бэль, а Чудовище – просто сон. Но как сладок был он».