Даже если будешь ненавидеть

"Ещё сильней, ещё лучше. Я знаю она думает об этом. Этери отказалась от Январских звёзд. За считанные дни Женя накатала новую программу. Вчера Женя билась головой об бортик, когда осталась на льду отрабатывать одна. Я всё видела. Не могла подойти. Не могла помочь. Знала одно: ей больно. В тот день в раздевалке, я не смогла полностью этого осознать. Я поняла это, когда увидела, как Женя лежит на льду в темноте одна и плачет. Это было впервые, когда я видела её такой. Скоро этап. Мне очень-очень страшно. Почему она ни о чём не говорит Этери. Я не могу перестать о ней волноваться. Все знают, что она сильная. Но всё-таки она человек." В тот день мы прыгали на скакалке перед тренировкой. Женя согнулась и простонала от боли. Этери обернулась: — У тебя что-то болит? — Этери Георгиевна, я случайно ударила её скакалкой по руке. — Женя скулить по пустякам можешь дома. Работайте девочки. Через пять минут начинаем. Не было благодарности большей, чем была в ту секунду Жени. Лутц. Тулуп. Аксель. Как она может прыгать? Если больно от простой скакалки. Какое же у Женечки каменное лицо. Этери убивается в «хвалебных» отзывах о её выезде. На тренировке она не коснулась коленями льда. Мне больно смотреть на её лицо, когда она отворачивается от Тутберидзе. Конец. Женин голос: — Алина. Неужели она зовёт меня! Я оборачиваюсь. Женя сидит на полу у борта: — Прошу. — Почему ты делаешь это. — Просто помоги мне дойти, — посмотрела она на меня так словно, хочет убить. — Но. Женя. Так нельзя. — Да что ты вообще понимаешь, — процедила она через зубы, сквозь боль от попытки подняться. Я подхватила её и взяла под руку. Она тяжело выдохнула: — Я не могу всё это так оставить. Мне просто нужно будет немного отдохнуть после этапа в Японии. Мы шли по коридору. Она была так близко. Она доверяла мне. Если бы я только могла взять себе все твои проблемы и всю боль. — Но если это что-то серьёзное, Женя. Ты могла бы просто пропустить Гран-при. Ты выигрывала его уже два раза. Тебе главное… — Все старты главные. Ты глупа если не понимаешь. Но тут Женя сморщилась от боли видимо снова неудачно встав на ногу. — Женя! — Тихо. Не шуми! Всё в порядке. Опусти меня. Вот здесь у стены. Я послушалась. Потянув меня за собой, она посадила меня возле себя. Её голова медленно упала ко мне на плечo. — Если бы ты только могла понять, как важен каждый старт, Алина. — Они не важнее одного единственного. — Я же сказала ты совершенно ничего не понимаешь. Нельзя победить на Олимпиаде не доказав, что ты достоин победить. А доказывать ты должен постоянно. Именно поэтому Этери Георгиевна нам всегда говорит, что не существует главных стартов. Мы русские. Если хоть на секунду. Хоть на мгновение покажешь слабость, — в её голосе слышалась твёрдая злость, — на секунду Алина! То они уже сочтут это поводом не считаться с тобой. Женя накинула на нас её тренировочную толстовку сборной. Мы сидели в пустеющем тёмном Хрустальном. — Если только раз… Алиночка. Знаешь. Как в сказке о русалочке. Она согласилась на боль от каждого шага, ощущающегося как шаг по острию лезвия. Ради цели. Ради мечты. Я не хочу стать всего лишь морской пеной из-за другой прекрасной и красивой. Ты меня так мирно слушаешь. Неужели ты меня совсем не понимаешь. Не понимаешь, что если, кто и отнимет у меня всё, то только ты, — она подняла голову и смотрела мне в глаза, а у меня не было сил отвести взгляд. "Это было важно это было серьёзно. Я должна была многое понять в тот день. И я помню как сильно мне этого хотелось полностью проникнуть в суть этого грустного взгляда. Но я ничего. В тот день я совсем ничего не поняла в её глазах.» Вдруг как ни в чём не бывало она встала и ушла вглубь коридора, оставив меня сидеть в слезах уткнувшись в её толстовку.