Операция: «выгнать училку с работы»

      Эльза       Объятая её телом, я наслаждалась этой минутной тишиной, пока один вопрос всё же не засел в моей голове:       — А-Анна, — решаюсь всё же спросить.       — Чего тебе? — откликается она.       — Это... А как у тебя дела...с родителями?       И тут я опомнилась: «А что, если у неё с этим связаны плохие воспоминания, и теперь она меня точно возненавидит за мой вопрос? Ещё добавит, что я не в своё дело лезу. Что же делать тогда»?       Однако, ответ оказался достаточно спокойным:       — Лучше некуда, — отвечает моя ученица безучастным тоном. — Они меня оставили со школьной скамьи. Развелись, подались кто-куда, и вот, я живу с бабушкой...и дедушкой. Блин, а я ведь ему так не разу и не позвонила. Волнуется небось. Ждёт, когда неблагодарная внучка соизволит вспомнить о нём, — Анна поднялась на локти, взглянула на меня изучающим взглядом, после которого у меня дыхание перехватило, после чего, отвесив: — Я сейчас вернусь, — встала с постели и ушла на кухню с телефоном.       Анна       Блин, этот старик только то и дело, что заваливал без остановки вопросами. Стоило сказать в трубку всего одно робкое: «Алло», как деда на одном выдохе выдал: «Хорошо питаешься? Живот не болит? Не соскучилась? Хочешь вернуться? Как там твоя учительница? Она хорошо с тобой обращается? Ты её не обижаешь? Эй, если обижаешь...» И прочее в этом духе.       Едва этот старик закончил свою речь, я тут же вставила уверенное:       — Не беспокойся.       В трубке послышался облегчённый вздох дедушки, что придало мне сил и заставило продолжить говорить:       — Я с Эльзой...Андерсон. Она обо мне неплохо заботится. Питаюсь хорошо. Ничего не болит. В школе даже стала лучше учиться. А ты как? Что врачи говорят о бабушке?       — Она идёт на поправку. Говорят даже, что, может, через неделю, а то и меньше, она сможет продолжить лечение дома. Анна, — его голос вдруг стал тише, — я ждал, когда ты сама ,наконец, позвонишь. Боялся, что вдруг не вовремя буду и что-нибудь...испорчу. У тебя же сейчас пошёл этот...переходный возраст, ведь так?       Понятно: бабуля ему ничего не сказала, а ведь я была уверена...       — Да нет, что ты, — виновато хихикнув, добавляю: — Пожалуйста, звони мне, когда захочется. Я только рада.       Что со мной? Никогда не ощущала такой неожиданной потребности в диалоге с кем-то близким. Сейчас общение с дедушкой для меня является не тем навязчивым беспокойством, как раньше, а большим, словно доказательством, что во мне нуждаются, что меня любят и главное — я сама не хочу...чтобы он прекратил вдруг мне звонить.       Кстати, а ведь и правда. Никого, кроме дедушки и бабули, у меня не было. Это они вечно приглядывали за мной: будили, кормили, заставляли учиться, старались найти ко мне подход ради элементарного пути общения — а я просто оградила себя от всего после развода родителей и решила, что этой близости мне не нужно. А сейчас...       Да чёрт возьми, что за фигня со мной творится?! Кто всё это...       А, ну да.

***

      — Эй! — резко и бесцеремонно обращаюсь к своему преподавателю, едва войдя в нашу комнату.       И снова в нашу.       — Да? — дёрнувшись от неожиданности, подала училка голос, приподнявшись на локтях.       — Я тут подумала... — надув губки, тереблю пальцем щеку и, закрывая глаза, стараюсь сосредоточиться на предмете своего беспокойства. — Ты... В общем..       «Чёрт, Анна, скажи ей уже всё! Давай, ты должна выговориться. Ну же!»       — Анна, — успокаивающе произнесла Эльза, вторгшись в мои мысли.       Я окинула её недовольным взглядом, но та устояла, продолжив:       — Расскажи мне всё.       «Да кто она..такая?»       Чертовка. Сама попросила и сама же поставила мне условие:       — Иди сюда, — указала жестом на свои ноги, мило улыбаясь при этом.       И я пошла.       А что оставалось? Сказать: «Прости, я не такая мягкотелая»? Ну уж нет.       Я подойду к ней, а потом...       — Ай! — вскрикнув от резкой боли, когда я её ущипнула за ляжку, эта мисс инстинктивно схватилась за мои плечи, зажмурив глаза.       — Больно? — выгнув бровь, глядя училке в глаза, нагло спрашиваю.       Она снова смотрит на меня умоляющими глазами и на одном вздохе спрашивает:       — Зачем?       Мне ничего не оставалось, кроме как воспротивиться этому личику просто ухмылкой и, толкнув на постель, приложить голову к её груди, с удовольствием отмечая:       — Ты мне не нравишься.       Эта ложь... Какая сладкая. Так не хотелось вставлять это «не», но ради её ответной реакции...я обязана.       — А я... А я чувствую к тебе обратное, — молвит с робостью в тоне, осторожно обнимая мою спину.       Не замечая, как довольная ухмыляюсь и закрываю глаза, я с непростительным страхом осознаю, что отдала бы всё лишь за то, чтобы время всего на минуту остановилось и позволило мне поцеловать эту мисс, трогать её, где угодно, кусать, где захочется, и шептать любые непристойности, какие придут на ум, лишь бы прекратить, нет, удовлетворить это жалкое, но столь желанное действо. Прямо сейчас, прямо здесь, прикасаться...       — А-Анна, — пока я не услышала это робкое имя, отдавшееся где-то в левом ухе, я витала в своих грёзах, не замечая, как заключаю её руку в свою, как другая свободная кисть осторожно крадётся по бёдру училки, из-за чего последняя ёрзает, чем лишь пробуждает во мне интерес к своей невинной персоне.       — Да? Что ты хотела? — непринуждённо, чуть приподнявшись, но всё так же соприкасаясь с её телом, спрашиваю как ни в чём не бывало, прекращая все действия руками.       Снова я с ней на «ты». Не пойму: с чего такие частые перемены в обращении, но думаю, здесь всё зависит от моего настроения.       Училка было что-то другое хотела сказать — наверняка про мои неосознанные действия — однако, воздержавшись, решила спросить про другое:       — Ну так, ты мне расскажешь...о себе...побольше?       — Что тут сказать? — снова прижатая головой к груди училки, задаю риторический вопрос. — Мои родители для меня стали несуществующими. Они так редко мне присылали подарки, ни разу не посещали, не писали письма, что довели меня такой халатностью до ощущения, словно у меня нет родителей. Нет, правда. Я даже кучу историй придумала по этому поводу. От того, что они меня просто бросили, до их аварии. Вот только бабушка с дедой об этом не знают. И хорошо: ни к чему им знать, что последним оплотом для меня стали именно эти старые люди, которые, как ни странно, сумели со мной управиться, несмотря на тот факт, что агрессии и ненависти к окружающим у меня было хоть отбавляй.       На этих словах училка вдруг крепко обняла своими руками меня за лопатки.       — Тебе...было так тяжёло. Мне очень жаль.       Она...опять..!       — А сама-то, — легонько ущипнув препода за ляжку, бубню сердитым тоном, в ответ слыша лишь шипения.       — М-мне больно, — едва молвит эта мисс невинность, как я резко сжимаю двумя пальцами её бедро, и та чуть вздрагивает, вскрикнув, после чего мне остаётся только с улыбкой взглянуть ей в глаза и понять простую истину, которую я неосознанно говорю наяву:       — Ты такая красивая и нежная, что мне становится страшно за тебя. Я боюсь, — ведь соблазнов так много, — что однажды ты можешь стать испорченной, и тогда я больше не смогу любоваться тобой, как сейчас.       Чёрт, что же я делаю? Такое ощущение, будто, если не коснусь её, не прижму к себе, то потеряю навсегда. Это так неестественно, странно и несвойственно мне. Но... Я хочу её коснуться.       Эльза       Не понимаю, с чего Анна говорит мне эти дурманящие разум слова, но я не могу отвести взгляд, когда она так серьёзно и пристально смотрит на меня. Хотя желание отвести взгляд так и манит, вызывая чувство стыда и бесцеремонной похоти увлечься ею. Наверняка она видит, какая я сейчас вся красная, и думает, как бы мне ещё досадить. И тем не менее, я так хочу сказать ей: «Поцелуй меня. Не отводи взгляд. Можешь не говорить, но, умоляю, смотри на меня, прикасайся, где тебе нравится, дразни, как захочешь. И пусть будет больно, и я буду просить прекратить, но...по крайней мере, твоё внимание, твои мысли будут обо мне».       Но ведь я её учительница. Мы не можем... Мы не можем быть так близко...       И договорить в мыслях не смогла, как стало так невыносимо жарко, а моя хулиганка, нависшая надо мной, медленно становилась всё ближе, заставляя чувствовать страх за возможную попытку причинить ещё большую боль, нежели щипания за ляжку.       Мои руки неосознанно переместились на грудь ученицы, сжимая пальцы в кулачки, которыми я старалась не давать Анне приблизиться ещё хоть немного, однако... Она оказалась сильнее и, схватив резко за правую руку, осторожно сжала в своей кисти, не отводя от меня взора, после чего, почувствовав, что я ей ничего не сделаю, что моё тело и так не сможет устоять перед её напором, эта нахальная личность, глядя в мои потемневшие омуты с минуту...поцеловала...так грубо и с явной, неизвестной мне потребностью в моих губах, что я не удержалась: закрыла глаза и позволила ей управлять ситуацией.       А она всё не прекращала, даже начала водить своими движениями то вверх, то вниз, что низ живота затянуло от постыдного желания позволить сделать с собой всё, что она пожелает.       Я не могла удержать стонов, последствиями которых стали блуждающие по моему телу руки ученицы. Это заставляло чувствовать стыд и зависимость в продолжении её похотливых действий.       Казалось, её руки повсюду. То залезут под одежду, то снова гладят мои кисти. Однако, в конечном итоге Анна обняла меня за талию и, прижимая так к своему телу, прошептала, обжигая своим дыханием моё быстро краснеющее ухо:       — Конечно, странно говорить такое тебе, но... Можно...я прикоснусь к тебе...там? Боюсь...упустить этот момент. Если не позволишь, то наверняка сама...сделаю это, — она говорила через силу, попеременно сглатывая подступавшую к горлу слюну, наконец, касаясь губами мочки моего уха. — Прошу, не заставляй меня...ждать так долго.       Что я могла сказать ей?       Ничего...       Я едва было приоткрыла губы, как Анна тут же накрыла их своими устами, быстро убирая руки с талии и переходя уже на бёдра.       Поспешно стягивая с меня нижнюю одежду, она остановилась, услышав сдерживаемые мною стоны. Выжидающе посмотрев на мои зажмуренные глаза, пока я те не разомкнула, эта хулиганка с новой силой бросилась раздевать меня ниже пояса.       Едва оголив меня до трусиков, Анна с настороженностью наклонилась к ним, заставляя закрыть лицо со стыда и сжать ляжки от волнения.       Почувствовав неладное, моя ученица легонько прикоснулась к коленкам, поцеловала, едва соприкоснувшись с тканью трусиков губами, и, услышав мгновенный стон, раздавшийся с моей стороны, хихикнула тихо, потупив взгляд, после чего, увидев, что я, удивлённая, смотрю на неё, приняла это, видимо, за расслабленность, а потому продолжила свою «охоту», внезапно с силой стягивая и трусики.       Моё сопротивление в качестве сжатых ног не смогло её остановить.       От такого позорного ощущения, что меня будет ублажать моя же ученица, а тем более ещё и несовершеннолетняя и это скорее насилие с моей стороны, нежели с её, так как я старше...всё равно не могли ни меня, ни её тем более остановить.       Я стонала только от одного прикосновения пальцев к своей коже, а тут теперь ещё и губы...намереваются прикоснуться к моему лону.       Пересиливая свою жажду с неимоверным трудом, я осмеливаюсь робко воскликнуть:       — Остановись!       К-как же стыдно!!! Я пожелала, чтобы моя ученица меня...меня...       Анна       Я с вожделением ожидала этого момента и была полностью готова отдаться своим инстинктам, как через разум пробрался её голос и потребовал остановиться.       Почему-то мне не удалось воспротивиться слову этой леди. Будто, если я ослушаюсь, то сделаю что-то ужасное, и за это мне не будет прощенья.       Боже, я сейчас просто не выдержу и наброшусь на неё с грубыми поцелуями, укусами в первое попавшееся на пути место на коже, буду позволять своим рукам непристойности, заглядывая сквозь её лифчик к двум «подружкам», которые изрядно успели набухнуть и с явным нетерпением ждут своей очереди. А эти сжатые ляжки... Они мне и вовсе не преграда. Ведь стоит поцеловать лобок её лона, как ноги сами собой раздвинутся лишь от удивлённого пошлого стона этой милой училки, который позволит конечностям ослабнуть всего на несколько секунд, коим моментом я без промедления воспользуюсь. Только бы...только бы она была не против. Да даже если и будет, я... Я всё равно..!       — Остановись, — снова бубнит, теперь уже закрывая обеими кистями себе глаза, поджимая губы и всем телом дрожа. Да так, что я не удержалась и, осторожно раздвинув её ноги...всё равно совершила задуманное. Но только это, и ничего больше.       Несвойственно нежно прикоснувшись губами к столь желанному участку тела этой училки, я позволила себе слушать её град стонов, потоком обрушившихся на меня, вдобавок с ещё большей дрожью в теле...лю...молодой женщины.       Вдоволь насладившись скулёжем преподши только от поцелуев к её лобку, я, держа с трудом себя в руках, отстранилась, сжав пальцы в кулаки, закрыв глаза и прикусив свою нижнюю губу.       Осмыслив всё с минуты две, я смогла-таки выдавить грубое:       — Прости. Не удержалась, — повернулась к ней спиной, осторожно касаясь пальцами своих уст, до сих пор ощущая то пьянящее чувство удовольствия, от которого мне пришлось...отказаться.       Я было решила обернуться и выкинуть в адрес училки что-нибудь колкое, но смогла только обидеться на саму себя за несдержанность, едва услышав, как позади она всхлипывает, видимо, в попытках остановить слёзы, скатывающиеся без остановки по её бледным щекам.       Эльза       Всего несколько поцелуев...всего несколько...поцелуев, которые она смогла совершить, пока я была в замешательстве, и та несомненно этим умело воспользовалась...       А я так бесстыдно стону, не пытаясь даже остановить её. Словно...словно социальные рамки, моральные устои и даже собственные принципы...мне не чета.       Было так страстно и мучительно ожидаемо, что я готова была её умолять о продолжении, лишь бы Анна не прекращала. Лишь бы её руки продолжали путешествовать по моему телу, лишь бы губы не прекращали целовать моё пылающее лоно, к которому она так эгоистично приникла, не собираясь ни дождаться, ни услышать, ни принять во внимание мой ответ на свои прикосновения к моим большим половым губкам.       Да что же такое?! Я сама её попросила остановиться и сама же жалею об этом. Так хочется крикнуть: «Нет, продолжай! Прошу тебя!», — но я также должна помнить о последствиях, которые не заставят себя ждать.       Она же...снова будет мне угрожать, а наше с ней...с ней...с ней слияние возьмёт как шантаж. Или же...или же расскажет всем, и в таком случае моя работа как учителя... Нет, какой из меня теперь учитель, когда я совратила собственную ученицу и целенаправленно подвела к черте невозврата? А сейчас... Сейчас уже поздно что-либо говорить.       Мне нет оправдания.       Я захотела не только лишить себя девственности, но ещё и свою ученицу выбрала себе в партнёры.       Я...отвратительна.       Закрывая свои глаза так, чтобы мой позорный вид не увидела Анна, я старалась не заплакать, но не сумела сдержать себя...в очередной раз. Снова всхлипываю, снова давлюсь слезами, снова...признаю своё поражение в этой неравной борьбе со своими чувствами.