Дотянись рукой — твой… нельзя, нельзя. Не смотри мне так в глаза… нельзя, нельзя. Вспоминать, как рука в руке лежала, нельзя, Мне теперь мира мало, хоть мир во мне…
Сочи. 7 июля 2018
Сочи — коварный город: солнце и грозовые тучи на морском горизонте, влажность и удушающая жара. Воздух здесь такой тяжёлый, что хоть ножом режь, и запихивай в глотку. Выиграть матч в подобных условиях дорогого стоит, и хорваты отмечали победу над сборной России поистине со славянским размахом. Они были пьяны от долгой игры, от усталости. И от радости. Никто из тренерского штаба, скорее всего, по указанию самого Далича, даже не пытался их успокоить. Иван, прищурившись, наблюдал, как Лука раз за разом плескал коньяк в стакан, и, сделав очередной глоток, насмешливо улыбался. В его взгляде сверкал поистине дьявольский огонек, словно всё происходящее в комнате его неимоверно забавляло. Он, казалось, наслаждался всей этой ситуацией. Наконец коньяк сделал своё дело, и Лука расслабился, откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и прикрыл глаза. Лицо его стало спокойным и каким-то беззащитным. А потом он громко и протяжно зевнул, видимо, вспомнил, что он капитан, и с напускной ленцой отдал команду завязать с алкоголем. — Парни, помолимся, — Домагой под общий смех издевательски поклонился ему в пояс. — Не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого Люцифера Модрича. — Сборище идиотов, — Лука теперь уже раздраженно махнул рукой и под предлогом серьезного разговора утянул Ивана на темный балкон. — Что такого важного произошло, что ты захотел обсудить со мной это прямо сейчас? — Ничего, всего лишь захотел побыть с тобой наедине, — Лука медленно расстегнул верхние пуговицы на рубашке Ивана, обжигая шею горячим дыханием. — Господи, да ты пьян! — прошептал Иван, ощутив терпкий запах алкоголя. По телу пробежала дрожь возбуждения от откровенно бесстыдных губ, которые ласкали его шею. Но он нашёл в себе силы попытаться оттолкнуть Луку. — Что ты творишь? — Собрался избежать ада, живя святошей? — Глаза Луки лихорадочно заблестели в полутьме балкона, а ладони надавили на плечи в попытке удержать. — Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на меня в последнее время?! — Точно, Люцифер, — мелькнуло в голове Ивана. Потом всё завертелось, и единственное, что осталось — это привычная мысль: «Всё зашло слишком далеко!» Он тотчас признал это, сдаваясь под грубым напором потрескавшихся губ. — Отсоси мнe… Я хочу, чтоб ты мнe отсосал, — оглушенный такой прямой просьбой, Иван безропотно опустился нa колени и потянулся к ширинке… Головка перекрыла дыхание. На глазах выступили слезы, потекли по щекам. Стараясь не задохнуться, захлёбываясь слюной, Иван задышал часто-часто, стараясь не обращать внимания на то, что чужие руки больно запутались в волосах, что Лука, мотая откинутой назад головой, буквально насаживался на рот, водил членом по лицу, врывался в глотку, толкался глубоко в горло. Он кончил со сдавленным стоном, обмяк, прислонившись к стене. Ивану осталось проглотить всё, что из него вылилось. Получилось плохо. Сперма потекла по подбородку. Он попытался было вытереться ладонью, но рука не послушалась — лишь размазала её по лицу. Вдруг распахнулась дверь и на балкон выскочил Вида — Лука, Иван! — и замер нa полуслове, увидев сцену перед собой. Иван остолбенел на коленях, затаил дыхание — страх холодной волной разлился по венам, сковывая тело — испуганно перевёл взгляд с Домагоя на Луку. Вида скривился и осторожно прикрыл дверь за собой. Лука же не выказал никакой перемены в лице, лишь пожал плечами, нарочито медленно застегнул ширинку, небрежно потрепал Ивана по щеке: — Утрись, ты выглядишь как шлюха. Идём, нас зовут. Ивану захотелось провалиться сквозь землю, но он торопливо вскочил на ноги, не поднимая глаз, проскользнул через комнату, мысленно обещая больше не делать ни одного глотка алкоголя. Странно, но все вели себя по-прежнему… естественно. Вида никому ничего не рассказал?! Вида не рассказал. Он мрачно ждал Луку в коридоре: — Ты ничего мне не хочешь поведать? — О чём? — О том, что я, блять, сейчас увидел и вряд ли скоро смогу забыть. — А, об этом, — насмешливо протянул Лука. — Ну, а чего тут говорить? Знаешь, Домо, есть такие, которые только по девочкам, а есть такие, как я, и по мальчикам тоже. Считай это моим каминг-аутом. Домагой поймал себя на мысли, что ему очень жаль, что нельзя стереть эту отвратительную ухмылку с лица Луки одним точно выверенным ударом. Ночью Лука тихонько поскрёбся в номер, и Иван покорно открыл дверь, впуская капитана. После быстрого секса он, морщась, потянулся к губам за поцелуем: — Останься, пожалуйста… Брови Луки удивлённо взлетели вверх: — С хуя ли? Мне не нужны сплетни. После его ухода Иван внезапно почувствовал, что ему не хватает воздуха. Навалилась такая усталость, что, не помня себя, он упал на кровать, со стоном зарылся в одеяло. В голове зазвенело: — Ты выглядишь как шлюха… как шлюха… шлюха… Под утро, в предрассветном тумане полусна, его обняли руки, скользнули по лицу, нежно огладили по губам. На мгновение мелькнули серьёзные зеленовато-карие глаза, непослушная взлохмаченная грива, стянутая резинкой. Он резко проснулся, надеясь увидеть Луку. Сердце забилось как сумасшедшее, когда он понял, что это было лишь во сне. — Неужели тебе настолько наплевать на меня? Зачем ты меня мучаешь? Я болен тобой, я люблю тебя…