… но я тебя люблю
Россия, чемпионат мира-2018. «Лесная рапсодия» / Сочи
***
Сборная Хорватии отправилась в Россию. Иван, как обычно в последнее время, собрался сесть в самолете рядом с Домагоем. Но Лука, устроившийся в кресле напротив, резко дёрнул его на себя, заставил усесться рядом, приобнял за плечи, тем самым, не позволив сбежать. Вида собрался было возмутиться, но встретив умоляющий взгляд покрасневшего Ивана, передумал и промолчал. — Так-то лучше, Домагой, — насмешливо фыркнул Лука. — Пора заканчивать с твоей монополией на Иванко. — Ну, ты и мудак, — проворчал под нос Вида.***
Иван и Лука стали неразлучными, как… попугаи-неразлучники. Именно так озвучил мысли футболистов Шиме. Они были всегда и всюду вместе: во время тренировки Лука легко, практически невесомо, касался ладонью спины Ивана, в столовой его рука оглаживала бедро. Внимание Луки казалось ненавязчивым, его осторожные касания напоминали работу профессионального дрессировщика, который приручал пугливого зверька. Всё было выверено, дозировано, и Иван, который поначалу весь вспыхивал от этих прикосновений, дергался неверяще, потихоньку повёлся, привык, с каждым днём всё больше попадая в зависимость от скупых ласк. Команда с затаённым интересом (и лишь Вида с беспокойством) наблюдала за тем, как Лука, словно демон-искуситель, старался соблазнить Ивана. Будь на месте Ивана кто-нибудь другой, футболисты бы давно уже заключили пари Через сколько дней Лука Модрич трахнет имярек… Но Иван был так наивен в своем чувстве, улыбался так светло и радостно, так мило смущался от такого внимания, его глаза так сияли от счастья, он был так добр ко всем, так откровенно влюблен, что товарищи по сборной молчали, боясь обидеть его своими насмешками. Лука вёл себя так необычно, он был так нежен и внимателен, что сборная (эти, в общем-то, взрослые мужики) растекалась от умиления, глядя на их отношения. Не велись на изменившегося Луку лишь двое — Вида, и, как ни странно, хороший приятель семейства Модричей — Матео Ковачич. — Новую жертву нашел, — негромко бормотал Матео, глядя, как Лука благодарил Ивана за гол поцелуем в щеку. — Криштиану-то в Ювентус сваливает после мундиаля. И чего ему надо? Жена у него такая хорошая, дети умницы. Домагой при этих словах напрягся: — Вот оно, то самое слово. Иван — настоящая жертва…***
Тишина, лес, плеск волн. Воздух чист, напоен ароматами сосновой смолы, нагретых солнцем шишек и нежных скромных лесных цветов. Земля под соснами устлана толстым слоем рыжих хвойных иголок. Прозрачную гладь озера лишь изредка колыхал тёплый ветерок. Иван сбежал сюда, на берег озера, чтобы хоть как-то успокоить сердце, бьющее по ребрам какой-то странной бешеной радостью. Он наблюдал, как солнечный свет растекался между деревьями, слушал разноголосый птичий гомон, вдыхал свежий, колющий легкие, воздух, и мечтал, чтобы потерянный давным-давно покой вернулся и заполнил его душу. — Иванко, ты что здесь делаешь? — совсем рядом раздался мужской голос с лёгкой хрипотцой, словно его обладатель только что проснулся. Лука спустился по тропинке к озеру, поднял глаза на Ивана и улыбнулся. Эта улыбка, медленно поднявшая уголки обветренных губ, снова заставила сердце взволнованно затрепыхаться. Иван закусил щёку и на секунду прикрыл глаза, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Лука прижал его к себе двумя руками, не давая пошевелиться, горячо задышал в шею, нежно коснулся губами кончика носа, скул, век, мочки уха, прошептал что-то непонятное и нашёл губы. И Иван почувствовал, как земля медленно, но верно, ушла из-под ног.***
После сенсационной победы над Аргентиной сборная Хорватии снова возвращалась в «Лесную рапсодию». Самолет в Пулково приземлился после обеда, до базы отдыха ехать было ещё час. Футболисты устало дремали, и вдруг в тишине автобуса раздался стон откровенного удовольствия. — Эй, хорош, вы тут не одни, — возмущённо пробасил Манджукич. — Заткнись, Марио, это Иванко во сне стонет, — оборвал его Лука. На ужин Иван пришёл один, на шее явно виднелось тёмное пятно от засоса, которое он чуть ли не с гордостью демонстрировал. Через некоторое время какой-то странной походкой вошёл в столовую Лука, ласково коснулся волос Ивана. Тот поднял на него сияющие глаза. Иван был так красив в эту минуту, что на лицах сидящих появились понимающие улыбки. — Что, парни, пошумим по случаю победы над Месси? — вопросил, впрочем, без особого интереса, Марио. — Спать валите лучше, как мы вот сейчас пойдем с Иваном, — эта фраза Луки вызвала шуточки и дружный смех. Иван покраснел как маков цвет и смущённо отвёл взгляд. Домагой хмуро уставился на Модрича, снова невольно отметив его странную походку: — Сука, анальную пробку вставил! Подготовился, так сказать! Вот уж истинно дьявол в человеческой шкуре!***
— Аах, — громкий стон после вполне ощутимого удара спины о стену в коридоре. Иван прижался к изгибу шеи Луки, губами нашёл лихорадочно бьющуюся вену, прикусил слегка солёную от пота кожу. Потом подхватил на руки, понёс в кровать, не отрываясь от рта. Ладони вспотели, сердце билось как после полностью отыгранного матча. Иван потерял контроль над собой, вцепляясь до синяков в спину Луки… На пике ему оргазма послышался шум ангельских крыльев. Лука стонал от наслаждения, стонал от боли в спине, от глубоких царапин, а потом негромко рассмеялся в ухо: — Смотри, сова влетела в открытое окно. На глаза отчего-то навернулись слёзы. Иван судорожно вздохнул, стараясь не разреветься. Лука подушечками пальцев провёл по его щеке: — Все будет отлично. Не надо плакать, мой хороший…***
Утром Вида следил за Иваном. У того лучились глаза, и, кажется, от счастья даже волосы сияли на неярком северном солнце. И Домагой успокоился. Но, как оказалось, зря. Чем ближе к южному солнцу Сочи, тем темнее становился Иван. Он не спускал с Луки огромных, бездонных, с синяками, глаз, следя за своим капитаном с тоской и надеждой. И у Виды каждый раз рвалось сердце от равнодушного взгляда Модрича в ответ. Он отчетливо понимал, что вот-вот сорвется. Домагой мрачно ждал Луку в коридоре: — Ты ничего мне не хочешь рассказать? — О чем? — О том, что я, блять, сейчас увидел и вряд ли скоро смогу забыть. — Ааа, об этом, — насмешливо протянул Лука, — ну, а чего тут говорить? Знаешь, Домо, есть такие, которые только по девочкам, а есть такие, как я, и по мальчикам тоже. Считай это моим каминг-аутом. Домагой поймал себя на мысли, что ему очень жаль, что нельзя стереть эту отвратительную ухмылку с лица Луки одним точно выверенным ударом: — Какой же ты мудак, Модрич! — Мне кажется, или ты повторяешься, Домо? Вида брёл по коридору, совершенно не представляя, как помочь Ивану и бормотал себе под нос: — Да вот нахера мне всё это вообще надо? Тоже мне, выискался Дон Кихот. Потом вспоминал испуганные зелёные глаза, метавшиеся между ним и Модричем, и понимал, что хочет сейчас только одного — нажраться в хлам, чтобы всё это хотя бы на время забыть. Он ввалился к Огнену Вукоевичу в поисках выпивки…***
— Спасибо тебе, Домо, что ты промолчал, — Иван сидел в его номере, запустив руку в высветленную чёлку, захватывая прядь волос, тянул, делая себе больно, чтобы отвлечься и не разреветься как маленькому. — Иван… — начал Вида. Ракитич поднял на Домагоя взгляд. И Виду затрясло от выражения этих глаз — дичайшей смеси обиды, гордости, любви, всепрощения и непонимания: — После победы над Аргентиной мы переспали. А потом… Я специально дверь открытой на ночь оставлял… Но он не приходил… Я спросил когда, а он… гол забьешь… и смеётся… А вчера, ну, ты сам видел… А потом ночью… просто, знаешь ли, вставил мне, и свалил… «Я его отпизжу, потом, обязательно» — поклялся про себя Домагой и почти робко поинтересовался. — Иван, у тебя жена, дочки. Нахуй тебе он сдался? Иван промолчал, лишь запрокинул лицо вверх. «Чтобы слезы не потекли», — дошло до Виды. — Я не знаю… Я отравлен…