Проклятый

По-прежнему в темноте. Майрон двинулся вперёд наугад, и едва уловимые звуки тут же окружили его. Он слышал, как существа перебирают длинными лапами за его спиной и впереди. Сопровождают его, указывают путь или заманивают — всё равно. Майрон, решившись однажды, кидается в темноту без колебаний. Олорин больше не тормозит его, и можно лететь так быстро, как только получится, чтобы никаких сомнений не осталось в голове. Тени ускоряются вместе с ним и стараются не отставать. Им нравится, они начинают подвывать голосами такими низкими и утробным, что вибрации резонируют под рёбрами. Быстрая, под стать Майрону, злобная стая, к которой он не принадлежит. Ведь не принадлежит же? Они ведут его к крепости. Через лес и широкие мёртвые пустоши. Скоро из-за горизонта на него надвинулись высокие чёрные стены Утумно. Отвратительный липкий страх отравляет Майрона с каждым вдохом, но он не даёт ему добраться до головы и сковать движения, упрямо бежит навстречу, не сбавляя ход. Тени постепенно отстают, и Майрон остаётся один, никто не сторожит ворота крепости и кажется, что она абсолютно пуста. Ни одной живой души поблизости. Майрон останавливается у ворот и задирает голову: над Утумно нет звёзд. Не давая себе больше времени на сомнения, Майрон прижимает ладони к изъеденному чешуйчатому металлу и изо всех сил толкает створки. Они тяжёлые и высокие. Другому бы ни за что не открыть их, но Майрону Утумно не сопротивляется, распахивает пасть ему навстречу легко и бесшумно. Крепость вовсе не была пуста: к её неровно уложенным из камня стенам жалась зыбкая Сумрочь — соглядатаи Моргота, с напускным безразличием наблюдавшие за Средиземьем духи. Они не показывались на глаза и всегда ловко избегали встреч с охотниками и другими злобными обитателями Утумно. Ни во что не вмешиваясь, они знали всё, что происходило вокруг, и едко смеялись над всеми, кроме тех, кого слишком боялись. — Гляди, кто пожаловал к нам из благословенного Валинора, — с насмешливым благоговением прошептала одна, белесыми щелками глаз глядя на Майрона. Он, напряжённо оглядываясь, шёл от ворот, незаметно для себя перебирая в пальцах пряди золотых волос. Он был таким чистым и ярким, таким чужим здесь. — Зачем Хозяину этот назойливый мальчишка? — презрительно морщась, фыркнула другая. — Тех хрупких и жалких существ ему недостаточно для забав? — С ними никогда так не церемонятся, стоит им отойти подальше от своих светлых защитников — и они наши. А этого так долго и осторожно заманивают, боясь спугнуть… Сумрочь тихо и надменно рассмеялась, косясь на Майрона со скрытым любопытством и опаской. — Что в нём такого особенного, хотелось бы знать, почему Хозяин выбрал его? Множество бесцветных глаз внимательно следили за Майроном, ждали, когда он испугается, остановится и поддастся смятению, но он только настороженно оглядывался, плавно скользя взглядом по тёмным камням. — Смело же он лезет в ловушку, глупец… — проворчала Сумрочь, сдерживая невольную дрожь: с каждым шагом Майрон всё сильнее пугал их. Они не привыкли к столь бесстрашным гостям. Сумрочь любили наблюдать за чужими страданиями и страхом, но сами не переносили чувства опасности. Они перекидывались колкостями, чтобы скрыть свой страх, и отползали всё дальше, одна за другой скрываясь в укромных уголках между камнями. Майрон, легко преодолевая высокие, грубо вытесанные в камне ступени, забрался на ближайший выступ и заглянул в маленькое, едва заметное слуховое окно. Крепость тут же окатила его холодным и затхлым дыханием. Узкий ход круто уходил вниз, в темноту подземелий, и Майрону стало жутко от мысли, посетившей его в этот момент. Он далеко зашёл, но сейчас всё ещё можно было исправить — отшатнуться, вернуться назад и навсегда укрыться в Валиноре, за спинами могучих Валар. Следующий шаг — окончательный и последний. Взвесить риск, оценить свои силы? Олорин обязательно бы это сделал, а Майрон — безумец, просто вытягивает руки и падает вниз головой в темноту, словно факел, брошенный в колодец. Храбрость — удел гордых.

***

Меч в руках Олорина погас, когда впереди уже показались костры. Его приближение заметили издалека, кто-то тут же побежал навстречу. Их с Майроном не было дольше, чем казалось. Вечность, проведённая в лесу, легко сворачивалась спиралью в голове, благодаря своей монотонности и однообразию пути. Уставшего Олорина подхватили под руки и отвели в шатёр Оромэ. С порога Охотник впился в него встревоженным, испытующим взглядом. Олорин сразу почувствовал всю серьёзность происходящего, он открыл было рот, чтобы объясниться, но слова не складывались и голова гудела почему-то всё сильнее. — Олорин, — Оромэ говорил тихо, но требовательно, напряжённо ожидая немедленных ответов. — Где Майрон? Олорин поднял голову, но сказать ничего не смог: в глазах потемнело, и силы покинули его. Охотник едва успел подхватить ослабевшее тело. К его ногам со звоном упал меч Майрона.

***

Рискованное путешествие дорого обошлось Олорину, Оромэ поспешно отослал его с охотниками в Валинор, боясь что во тьме Средиземья он не очнётся. Расспрашивать Олорина не было смысла, Оромэ давно ожидал от Майрона подобной глупости. Что-то исправить уже невозможно. Разве найдёшь этот крохотный самоуверенный огонёк в море врагов? Охотник тяжело вздыхает, снова и снова прокручивая в памяти свои разговоры с Майроном — моменты, когда он с ясностью чувствовал, по какому тонкому лезвию ходит это дитя. Слишком рисковал. Сорвался. Оромэ не уберёг его. В Валиноре Олорин быстро поправился. Его встретили с радостью и поначалу никто не спрашивал о Майроне, все привыкли, что он постоянно пропадает в Средиземье. Олорин и сам иногда забывал, что на этот раз всё иначе, ему казалось, что стоит только подождать, и друг снова вернётся, внезапно и шумно, как всегда возвращался. Так действовал на него сладкий воздух Валинора: он чувствовал себя в безопасности и все ужасы казались сном. Но иногда, гуляя в одиночестве, он мучительно обдумывал всё, о чём вспоминать так не хотелось. Он пытался понять, почему Майрон решился на смертельную игру с врагом столь хитрым и опасным? На что надеялся, в одиночку уходя так далеко? И как мог заставить себя вновь и вновь возвращаться в Средиземье, когда оно так зло обходится со своими гостями? Сам Олорин не хотел больше покидать Валинор. Он, как ребёнок, теперь боялся темноты. И в минуты особо остро накатывающего страха хватался за рукоять меча, который Майрон подарил ему. Он всё время теперь носил его на поясе и никогда с ним не расставался. Аулэ заметил это однажды и спросил его о Майроне. Олорин забеспокоился, в нём сразу стали заметны давно не отпускавшие его тревога и грусть. Он молчал, не зная как ответить и не смея солгать. — Олорин, с ним что-то случилось? — хмуро поинтересовался Аулэ. Когда речь шла о Майроне, он всегда был готов гневаться, но грустить — никогда. Олорин тихо выдохнул, собираясь с силами. — Он ушёл, господин Аулэ… — Что значит ушёл? Куда?! — недоуменно свёл брови Валар. — Майрон ушёл во тьму. Он хотел найти пропавших эльфов, — поспешил оправдать друга Олорин. — Он хотел разузнать, где Враг прячет их… Аулэ не слушал его лепета, давно копившийся гнев на ученика наконец нашёл достойное оправдание. Сгинул он или переметнулся, как бы то ни было, Майрон больше не вернётся. Аулэ никогда уже не образумит его, как давно собирался. Научить, воспитать его — это ведь было обязанностью Аулэ, но он не сумел, не успел.

***

Золотой свет Лаурелин рассеивался, впитываясь в землю, на смену ему разгорался серебряный свет Тельпериона. В зыбких мягких сумерках рождался новый день на холме, перед Валмаром — городом Валар. Йаванна наблюдала за прекраснейшими из своих творений, но лик её был печален. От Аулэ она узнала об уходе Майрона, и это известие смутило её. Она любила Майрона и беспокоилась о нём каждый раз, когда он уходил с охотниками за горы. Йаванна так же беспокоилась о детях Эру и всех своих творениях, гибнущих в Средиземье. О каждом отравленном дереве в тёмном лесу, о каждой твари, что когда-то была прекрасна и чиста. Она была не в силах защитить от Моргота их всех, но Майрон почему-то казался ей особенным. — Верю, Эру и теперь не оставит его, — тихо говорила она себе, заламывая руки в раздумьях. С Тельпериона серебряным дождём капала роса, а на земле играли тени трепещущих листьев.