***
Впервые за всё время своего существования Арда вздохнула по-настоящему легко. Моргот изгнан за пределы мира, в небытие. Он не в цепях — его просто нет. И никто больше не угрожает детям Илуватора, никто не причинит им вреда. Так думал опьяненный долгожданной свободой Майрон, наконец вдыхая поглубже. За время, проведённое рядом с Морготом, он увидел столько, что кажется, больше ему уже не вместить. Столько боли, грязи и страданий, что все чувства онемели и забылись. Майрон стал сам не свой.•••
Впервые оказавшись в Утумно, он был ещё собой, прежним. Ему было отвратительно, больно, страшно, холодно. Потом были бесконечные блуждания по подземельям. Все забыли о нем, никто из жителей крепости не обращал на него внимания, будто его и вовсе не существовало. Майрон начал сходить с ума. А потом ОН заговорил с ним. И подземелья осветились огнём факелов, ожили и зашевелились. Моргот хотел показать ему свою власть, и Майрон согласился. Они тёмным вихрем прошли по землям на севере Средиземья. И всюду Моргот, останавливаясь, говорил с ним. — Смотри, дитя, это каменоломни и кузни, где трудятся мои ученики. Они ничуть не хуже учеников Аулэ! — Но что они делают? Только ломают… Твои ученики не делают ничего нового, только выжигают из железа жизнь, что Эру вложил в него, — тихо отвечал Майрон. И Моргот злился, но не хотел выражать своего гнева, пока Майрон не станет ему слугой. Потому он говорил ему снова: — Смотри, вон крепость, с которой не справится ни один из Валар, никто не достанет ее дна, ибо корнями своими она уходит к центру земли. — Твои крепости зарываются в землю, как черви, — отвечал Майрон. — А Валинор венчают высокие башни. — Смотри, дитя, на Севере тьма кутает и скрывает от глаз моих слуг. — Но детям Валинора не нужно прятаться, они купаются в свете, и он защищает их лучше любой тени. — Смотри, бесчисленные слуги повинуются мне и боятся меня. — Но дети Эру послушны ему из любви, а не из страха. — Все ли послушны? — усмехнулся Моргот. И Майрон смутился. Как бы не противился он воле Моргота, но шаг за шагом Майрон всё больше увязал в его словах, не знал уже, как выбраться и куда тянуться. У него не было ориентира. А Моргот показывал ему сожжённые леса и изуродованных животных и эльфов, что в страхе преклонялись перед ними. И смущение в душе у Майрона росло. Он не понимал, как Валар могли допустить это. Неужели они не знают о всех зверствах и ужасах, что Моргот учиняет в Средиземье? Или не хотят знать? Слуги Моргота боялись Майрона и повиновались ему. Так, как когда-то на охоте были послушны ему чёрные волки. И Майрон привык к этому. — Саурон! — Да, господин? — Я отдам в твои руки крепость Ангбанд, хочешь ты быть моим наместником там? — Хочу, господин.•••
Майрон вздрагивает, отгоняя воспоминания. Он до сих пор не понимает где и когда потерял себя, но теперь Моргота нет, и он может начать всё с начала. Ведь может? Да, но для этого ему необходимо вернуться и покаяться перед судом. Так сказал ему посланник Валар, когда Майрон выбрался на поверхность из недр Ангбанда после победы Валинора. Покаяться? Майрон мог бы, но перед кем? Перед Валар, которые так долго закрывали глаза на все беды, не касающиеся их самих? С чего Майрону просить их милости? Разве они в праве судить его? Разве он виноват перед ними? Майрон считал себя виноватым лишь перед Средиземьем, и как он будет искупать эту вину — Валар не касается. Пока они прячутся в своих землях на Западе, Майрон останется в Средиземье и исправит всё, что сотворил здесь Моргот. А уж прощать его или нет, решать не Манвэ и не Аулэ.***
— Поначалу дела Саурона действительно были хороши, — задумчиво постукивая посохом по земле, проговорил Гэндальф, — но чем больше проходило времени, тем больше он походил на своего господина. Саурон хотел объединить все земли Средиземья под своей рукой, чтобы мудро управлять ими. Но встав однажды на путь, указанный Морготом, свернуть с него уже не мог. Властолюбие и жестокость отравляли его всё сильнее. Леголас поёжился невольно. — Не поддавайся тьме, Леголас, — Гэндальф проговорил это очень тихо и надолго замолчал. «Не поддавайся… — повторил мысленно Леголас, — значит, я всё сделал правильно». — Я, кажется, вспомнил, — взбодрился Гэндальф, поднимаясь с места. — Нам нужен этот путь.