Цикл безымянных драбблов

Асами смотрит на него с порога. Лежащий на кровати Фейлон весь обвит проводками приборов и капельниц, как бабочка — паутиной, но главное, к нему уже пускают, чем Асами и пользуется на полную катушку. — В воду, — тут же говорит глава Байше. Брови Асами поднимаются почти обиженно — разгадал-таки. Трагической атмосфере приходит конец. — У тебя такое лицо, будто ты вот-вот руку себе вывихнешь, — поясняет Фейлон. Якудза с облегчением вытаскивает из-за спины шуршащую цветочную упаковку и продвигается в палату. — Ваза там, — командует Фей, не давая ему и рот открыть. Асами повинуется — берет со шкафчика вышеуказанную вазу, наливает в смежной ванной воду, ставит роскошный букет на подоконник и только потом садится. Ну как садится — Фейлон не успевает оглянуться, а якудза уже нависает над ним. — На койку залез, — шутливо журит Фейлон. — С ногами. Ужас-то какой. — Я в та-апочках, — Рюичи демонстрирует шлепанец, показывая, какой примерный он посетитель. И это недалеко от истины: персонал уже практически не имеет к нему претензий. За право видеть Фейлона и безнаказанно обретаться у него каждый божий день якудза соблюдает все возможные правила. Асами сжимает исхудавшие пальцы в своей руке. Фейлон кажется бесцветным до самых губ; неестественно яркими остались только глаза да почти неуместно длинные волосы. Слабый, тонкий как былинка, он, тем не менее, живой, и Асами не устает проверять этот факт, стискивая полегчавшее тело в объятиях, словно передавая ему часть собственной силы. Фейлону хочется плакать каждый раз, когда Асами это делает. Якудза понимает: это он от эмоций, и уже не обращает внимания на влажные струйки, текущие от висков к волосам. И сейчас Дракон тихонько шмыгает носом. — Перестань, — он тихонько хлопает Рюичи по макушке вялой, раскрытой ладонью. Тот взглядывает на него. Получается совсем по-звериному. — Чего? — Да я так… Асами не сводит с Дракона глаз. Он отодвигает белье и повязку, обнажая полузаживший розовый шов сантиметра в полтора длиной, и обводит его влажным, чуть шершавым языком. Мышцы непроизвольно сокращаются под кожей, Фейлон стонет от смешавшихся воедино эмоций — щемящей нежности, легкой боли и таящегося под всем этим желания. — Ты извращенец, — говорит китаец и гладит Рюичи по голове. Пальцы путаются в волнистых прядях волос. — Извращенец, — охотно соглашается якудза, повторяя за ним. Ему все еще слишком мало. Сколько раз он должен молчаливо извиняться, изучая сетку новых шрамов на теле Фея?