Слёзы мёртвой вечности

      Акари было неимоверное грустно. Она цеплялась руками за волосы, постоянно их поправляла и смотрела на свою коллегу — умную Сацучи. Грехи были в школе. В лазарете Жадности. Лень опускала взгляд, тяжело вздыхала. Она понимала, что Шу не выходит из своей комнаты несколько дней из-за неё. Акари винила себя во всем. — Этот слабак ничего не может, — раздражённо комментировал Рейджи. Лень грустила сильнее, пока Юкио не заступалась за кронпринца Сакамаки. — Это не так. У всех есть свои страхи. Но сколько бы Акари не успокаивали, она не могла найти в себе силы и двигаться дальше. Она смотрела на Сацучи, которая занимается Шу. Она единственная, кого он видел за эти несколько дней. — Лучше не мелькать перед ним, — советует грех. — Твои волосы уж больно сильно похожи на огонь. Акари печалится и уходит прочь, чтобы поразмышлять на этим. Ее сменяет Канато, пришедший к Сацучи. Смотрит высокомерно, с ожиданием. Кажется, что если он заговорит — то поток грязи не остановится. Сацучи было на него все равно. Этот малец часто раздражал своим поведением. — Чем ты занимаешься? — вежливо спрашивает и, кажется, не собирается кричать. Но сжатый Тедди опровергает эту теорию. — Смотрю на медицинскую карту твоего старшего брата, — спокойно отвечает Жадность и даже не поднимает глаз. Она готова. Вампир хватает мишку одной рукой, чтобы было удобнее размахивать руками. Хлопает по столу, что даже чай проливается. Его глаза горят огнем ненависти, что очень не идёт юному вампиру. С его цветом кожи будет лучше всего изображать смертельно больного. Канато бы пошло лицо полное грусти и печали. А так же понимания и смирения. Но юный вампир только и мог, что кричать. — Почему ты думаешь только о Шу?! Ты настоящая эгоистка! Сацучи желает что-то сказать. Скорее всего, она, как и всегда, сделает ему колкое замечание и выгонит. Этот малец ещё не стал пугающе сильным, чтобы иметь право повышать на нее голос. Вот только в лазарет врывается очередной грех. «Дочь» яростно подбегает к столу, отталкивая надоедливого мальчика с мишкой, и смотрит на «мать» с таким же маниакальным блеском в глазах, как обычно это делает Канато. — У тебя есть что-нибудь с лактозой? Сацучи даже не стала спрашивать. Все и так было понятно, раз Грех изучила дела каждого из Сакамаки. В холодильнике нашлась одна баночка быстродействующего молока. Жадность объяснила Карри, что тот  у кого аллергия на лактозу, тут же почувствует себя отвратительно. Мысленно Грех уже подготовилась к новой работе — заботе о Райто. Карри была непоколебима. Она уже давно придумала, как нашкодить со своим ребенком. Она отпила немного молока, представила себя наглой героиней романа и задорно улыбнулась, когда заметила свою жертву. Райто не успел отреагировать. Молоко было со вкусом клубники. Парень не сразу понял, что поцелуй — всего лишь предлог. Конечно он сразу же начал брыкаться, ведь понимал — Похоть не будет так накидываться на того, кого всё время динамила. Но было уже поздно. Скрючившись от боли, парень упал. По его лицу пробежал холодный пот. Он ядовито улыбнулся. — Сучка. Карри даже врать не стала. Довольно улыбнулась и подхватила Сакамаки. Она сделала все, что хотела и теперь могла со спокойной душой его спасти. Отправились они в медпункт — мешать Сацучи погружаться в саму себя. Девушка встретила их с презрительным спокойствием, что очень задело избалованного Райто. Карри уложила его на кушетку и задорно улыбнулась своей создательнице. — Он меня так достал, — вздыхает, но не перестает плотоядно улыбаться. Шепчет на ушко. — Я сразу вспомнила, как фрейлины говорили, что он не переносит лактозу. — Дьявол, — выдохнула скучающе Жадность. Карри радостно улыбается, словно услышала похвалу. Она подошла к парню и стала гладить его волосы. Улыбка стала нежнее. — Беспомощным ты мне нравишься больше! Канато, что был забыт по приходу этих двоих, снова начал кричать от возмущения. — Как ты можешь думать о них! — взвинченно кричал, яростно испепелял он взглядом женщину. Сацучи поглядела на ребенка. Он был хилым, с тонкими плечиками и птичьими запястьями. Его болезненность вызывала жалость. «Хоть что-то» — отметила Жадность и велела Карри не отвлекать их. Печенье было найдено в столе. Немного помятое, почти покрошённое в песок, но вроде бы Канато не кричал, значит — проверка пройдена. Зелёный чай дополнял весь образ. Вкусный аромат привлекал Карри, то она сдержала обещание — не отходила от Райто ни на шаг. — Так-то лучше, — буркнул Сакамаки. Он отпил немного чая и обжёг язык. Гнев снова подкрался к горлу. Захотелось закричать от досады. Вампир поднял глаза на Жадность, в надежде, что сможет выплеснуть всю злость на неё. Но все эмоции исчезли, когда та снова пошатывалась в разные стороны. Ее руки даже не обжигались об горячую кружку. Ей было все равно — она была в своем мире. Канато бы закричал на нее, как обычно, но Карри решила вмешаться. Она меланхолично посмотрела на ту, что устала жить. Похоть тоже устала. Устала смотреть, как жизнь ее создательницы перестает быть интересной. — Не тревожь её, — просит ласково, будто за свою мать. И это, кажется, согревает ей сердце. — Просто наблюдай. Канато послушно сел. Он подумал, что попытается найти противоядие от ее привычки. А сейчас он просто будет следить, чтобы с его нянькой все было хорошо. Карри же ушла. Она весело бегала по коридорам школы от скуки. Слышала тысячи разговоров, но только один заинтересовал ее. Разговор самого гордого вампира. В душе Похоти поселилась надежда, что он… не одинок больше? — Эй… Но все мысли улетучились. На кухне не было разговора. Было высасывание крови из Комори Юи. Похоть поморщилась от неприятного зрелища. Карри разочаровано уходит, а Аято, наевшись, решает так же уйти. Но его бесит, что глупышка Юи следует за ним. Она робко шагает, стуча каблучками. И этот глухой звук выбешивает его ещё сильнее. Он не может сдержать гнева,  оборачивается к ней и рычит, как царь зверей. — Великий здесь Я, а не ты. Знай своё место, доска! Комори пугливо вздыхает и отскакивает. Она прижимает хрупкие ладошки к груди, словно они смогут ее защитить. Сердце стучит, готовится выпрыгнуть, от страха. Сакамаки же не чувствует угрызения совести. Он идёт к той, что так сильно его ждёт. — Попался! На удивление, Аято не злится на ту, что ослепляет его фонариком. На Комори за одно только дыхание он был готов напасть, а тут…он просто спокойно смотрит, как девушка хихикает, будто шалость удалась. — Как тебя зовут? Его не устраивает ее ответ. Она покачивает головой, светит в себя фонариком и глупо смотрит, заставляя чувствовать его идиотом. Знала бы — давно сказала. — Когда ты здесь хотя бы училась, помнишь? На этот вопрос ответ был найден. Красавица сверкнула глазами и спрыгнула к самой первой ступени на лестнице. Но даже так она не смогла оказаться на одном уровне с вампиром. Но это ее не огорчала. Ведь чувствовала она себя на самой вершине этого грешного мира. — Я помню, что была одной из самых первых учеников в школе, — задумчиво протягивает и светит фонариком парню в лицо. — Раньше не было такой толпы. Аято фыркает. — Бред, — он резко отвёл ее руку в сторону. Надменность в его лице стояла на первом месте. Он был горд, что знает так много. — Когда эта школа создалась, фонариков еще не существовало. Ожидаемого огорчения на лицо призрака он не увидел. Та лишь глуповато захихикала с мечтательными глазами. Она начинает радостно подпрыгивать на месте. — Кто знает, кем я была при жизни. — Ты точно была наглой дурой, — усмехается вампир. — Спасибо за комплимент! Казалось, призрака ничего не могло смутить. Только скользкие ступеньки — она быстро полетела вниз, чтобы поцеловать пол. Она была готова к этому свиданию. Аято поддался порыву и попытался ее схватить, но та лишь прошла сквозь него. Призрак в ответ схватила его за волосы — все снова повторилось. Она упала беззвучно, но очень болезненно. Это огорчило обоих. Она смотрела на него, не вставая. Он смотрел в ответ, не моргая. Взгляд незнакомки был задумчивым — туманным. — Карлхайнц позвал меня к себе в школу, — озадаченно бормочет себе под нос. — Следить за чем-то. Аято улыбается уголками губ. — Ты начинаешь вспоминать, наконец-то! — он ядовито оскаливается и задумывается. — Раз дело касается отца, то копаться в этом белье будет интереснее. Господин Аято возьмётся за это! Он уходит с блеском в глазах и не замечает, как его слова меняют настроение незнакомки. Она садится на лестницу и смотрит ему в спину, которая была там несколько минут назад. Ее это испугало. — Ты, — она пытается хоть что-то сказать. — Сын Корделии? Аято, уже ушедший оттуда, идущий по коридору, оборачивается в страхе. Он будто услышал что-то запретное. Но именно это и вызвало в нем страх. Он подумал о незнакомке. — От этого призрака, — говорит с придыханием. — У меня мурашки по коже.