Слёзы мёртвой вечности

      У Акари всегда была лёгкая походка, но сейчас она была каменной, неподъёмной. Грустные мысли посещали её голову, когда она в очередной раз проходила мимо комнаты Шу. Перед глазами мелькало его бледное лицо — скривившееся от страха. Хотелось обнять маленького мальчика и спрятать его от всех проблем. Но приближаться к нему было нельзя. Сацучи настоятельно требовала не мешать вампиру восстанавливаться. Но Лень не могла бездействовать — будто из неё вытягивают её же грех. Остальные подбадривают её как могут, но только Коске передала ей скрипку — то, что правда сможет поддержать Акари в этот сложный период. Лень подходит к двери, откуда веет холодом. Руки тянутся к двери — хочется открыть её. — Огня у меня нет. Я не буду его использовать. Громко обещает и открывает дверь. Сакамаки лежит на диване. Кажется, что все как обычно. Но наушники лежат на столешнице — как доказательство, что все ещё не закончено. — Я помню ту историю, — она присела рядом и слабо улыбнулась. Её слова заинтересовали Шу, он вздрогнул от воспоминаний. — Твоя мама рассказала мне о ней. Она действительно любила вас. Сакамаки был удивлен. Он даже повернул голову, не веря в слова Греха. — Она не была способна любить. Акари бы возразила. Лень была уверена в Биатриче. В её холодном стане, но нежной натуре, Грех всегда хотела обнять её. Укрыть от всех бед, которые свалились на нее, когда она повстречала Карлхайнца — Короля. — Я обещала ей, — Акира была прекрасна в своей задумчивости. — Что помогу тебе. Что заберу все твои страхи и сделаю из тебя короля. Шу посмотрел на слабую девушку. Именно сейчас он бы признал в ней девушку, а не убийственного Греха. Красные волосы не блестели, ведь солнца не было. Они были тёплыми, Шу знал. Ему хотелось окунуться в ту заботу, которую Акари была готова ему отдать. Вампир усмехнулся. — Я не хочу быть королем, — прохрипел его голос. — Но…твоя помощь? Звучит неплохо. Её руки отпускают скрипку — она падает на пол. Вампир хватает её за руку, чувствует тепло и не может остановиться. Девушка падает в его объятия и находит там покой для своей души. — Раз ты уже знаешь мою слабость, то прими и мои кошмары. — Хорошо. В первый и в последний раз, — девушка засыпает в его руках. — Я посторожу твой сон. И даже Гнев не посмела их потревожить. Она приоткрыла, скрипнула дверью и увидела эту картину. Ее нежную улыбку не видели века. Она ушла. Чтоб не мешать идиллии. — Ты снова идёшь в сад? Девушку встречает недовольный голос. Будто она нарушила какое-либо правило. Но Коске сейчас была спокойно — она вдыхала аромат роз, что были совсем недалеко, и чувствовала… Чувствовала вонь фамильяров. — Э-эй…! Субару лицезрел изменение. Вместо серых туманных и пустых глаз он увидел яркий свет, что сильно ослеплял. Невозможно было посмотреть на девушку, будто она фонариками светила из каждого глаза. Коске почувствовала, как больно Кристе. Она увидела, как ее бьют. Она услышала её мольбы о пощаде. Ведь цветы в саду — и есть душа Кристы. Поэтому сейчас Грех ничего не скажет Субару — просто пробежит мимо него с яростью в глазах. Она направится убивать тех, кто сейчас вероломно ломает её цветы. Сакамаки будет удивлен, когда улыбка украсит лицо девушки. Она прыгнет на фамильяров с разбега — со звонким смехом сумасшедшего — и убъёт каждого, кто попытается убить её. — Всё во славу Короля Карлхайнца. Да. Всё верно. Субару вспомнил, кому они служат. Великом и непобедимому отцу парней. Он пригрел монстров на шее, таких же, как и он сам. В скором временем глупые фамильяры, что были в образе волков, исчезли. Остались только Гнев, сын Кристы и истоптанные розы. — Что за черт? — выругался Субару. С его лба скатился холодный пот. — Нужно всем рассказать. — Не нужно, — охрипшим голосом, самым траурным, что у неё был, ответила Гнев. — Все уже и так в курсе. Сакамаки пристально взглянул на Грех. У той дрожали руки и ноги. Парень подумал, что сейчас он увидит выплеск гнева. Глубоко в душе он этого ждал — его тянуло в эту опасность. Но Коске только подошла к цветам, упала к ним и начала собирать лепестки в руки. Крик от беспомощности и слезы вырвались наружу. Субару не ожидал увидеть такие терзания. Все погибшие цветы она начала вырывать из земли. — Я-я-я так старалась, чтобы они не завяли, я растила их с такой любовью! А они! — слезы заглушали печальный голос Греха. — Они надругались над моими и твоими чувствами! Криста, прости меня! Субару не мог оставаться в стороне. Печаль упала ему на плечи и, кажется, осела в груди. Он делал неторопливые шаги, а потом присел рядом. Подрагивающий локон он попытался убрать, но в который раз не смог. — Ты все ещё хочешь, — он сглатывает страх, когда видит туманный взгляд, полный слез. — Увидеть мою мать? Коске вздыхает от растерянность. Она моргает несколько раз — слезы продолжают течь. Слышится хруст — кто-то наступил на стебель бедной розы — такая же белая Зависть. — Не стоит плакать из-за каких-то роз, — фырчит Грех. Она не завидует этим горьким слезам. — Субару вырастит новые. — Да, — кивает парень и смотрит на Коске. Она держит лепестки в руках, вдыхает их аромат и притягивает к своему лицу. Сейчас, укутанная в белых розах, словно в объятиях Кристы, она кажется Субару излишне слабой. Словно даже его матери — слабой женщине — было по силам большее. Сакамаки понял, что в очередной раз желает защищать свою личную белую розу. С шипами даже не цветах. — Нужно приготовить зелье, — в раздумьях появился Рейджи. — Чтобы обезопасить наш дом. К нему сразу же подошла Юкио — оскорблённая Зависть, чья гордыня была ущемлена. Она заявила, что Грехи сами со всем справятся. Грехи — лучшая защита от всего зла и добра. Она посоветовала оставить Субару и Коске одних, а самим прогулять. — Это место… Рейджи смотрел на оковы, что валялись на мокром полу. Пыточная камера — давно вампиры не посещали её. Парень растерянно посмотрел на Юкио. Она словно впитывала в себя энергию этого места. — Раньше я не могла уснуть без криков жертв, — с наслаждением прошептала она. — Которых пытала Коске. Рейджи решился задать тот самый вопрос, который мучил его с их самого первого появления. — Что вы делаете здесь? Здесь — в особняке, где живут шесть разных одиноких вампиров. Для девушек, они — всего лишь дети. Но Юкио была другого мнения. Она пояснила, что они готовятся к войне — поглощают свой же грех, который носит в себе каждый из Сакамаки. Зависть пошутила даже, что Карлхайнц специально зачал шестерых — новых грехов, на всяких случай. — Хочу углубиться в воспоминания, когда все меня ненавидели, — усмехнулся Грех. Она прикрыла глаза, готовясь вспомнить разные проклятья в свой адрес. Но холодная рука, что дотронулась до её плеча, остудила пыл девушки. Рейджи смотрел на неё из-под очков и, кажется, хотел предложить альтернативный вариант. — Может стоит просто выпить чаю? Это заставило её усмехнуться. — Какой яд на этот раз? — Я не приучен переводить продукт зря, — фыркнул вампир. — А вот угостить тебя из нового чайного сервиза я не против. — Какой милый вампир, однако. Девушка взяла его под руку и пошла по лестнице. Наверх, где сияет надежда.