***
Утро. Маринетт открыла свои глаза и увидела кучу подарков: плюшевого медведя, цветы и прочие вещи, которыми обычно пытаются сразить девушку. Ожидая, что это всё ей подарил Феликс, Чэн взяла записку, которая прилагалась к этим вещам и стала зачитывать её. К разочарованию, оказалось, что все эти подарки — от Адриана, и что он, под подарочным предлогом, решил таким образом позвать её на прогулку. Мари не смогла согласиться на этот жест и тут же сообщила Агресту о своих намерениях. — Да уж, не ожидал, что мой братец достанет деньги из своей свиной копилки, чтобы удивить тебя, — произнес Феликс, даже не постучав, прежде чем войти в её комнату. Маринетт вновь уловила запах табака, она могла дать сотню процентов на то, что он уже успев покурить сегодня утром. Феликс опять натянул на себя маску безразличного парня, который не интересуется ничем, кроме своего благополучия. — Ты завидуешь брату? — Чему тут завидовать? — на секунду он задумался, взглянув прямо в глаза Чэн и заставив её смутиться, — Я приглашаю тебя на крышу моего дома. Там не много места, но для прекрасного ночного вида это не так важно. Ну что? — он ожидал, что Дюпэн, скорее всего, откажется, но та приняла его предложение.***
Маринетт надела лёгкое платье, наивно доверяя прогнозам погоды, которые придали холодному парижскому ветру немного теплоты. Когда Дюпэн уже явилась на крышу, то Феликс отказался отпускать девушку, чтобы та взяла себе кофту, поэтому просто накинул на неё свою. Как говорится, «любовь согреет», так Агрест подшутил, когда Мари спросила: «А не будет ли тебе холодно?» Почему-то, Феликс выбрал этот момент, чтобы откровенно поговорить с девушкой. Здесь не было огромных плюшевых медведей, не было цветов или прочих дорогих подарков, на крыше присутствовала лишь классическая французская музыка, что исходила из телефона, скатерть, на которой сидели главные герои и её любимое вино. Он не рассчитывал на то, что это ей может понравиться. Да, парень успел прочувствовать тонкий вкус и чувствительность Мари, но сейчас такой век, когда девушкам нужны лишь дорогие подарки, вроде айфонов и прочего роскошного барахла. Феликс ненавидел подобное, он безумно не любил Хлою, которая зачастую ходила к ним домой, словно к себе. И его это настолько достало, что увидев, как к ним однажды пришла в гости скромная, застенчивая девушка, не обделенная манерами и неловкими жестами, Агрест пропал. Он влюбился, голову потерял. — Мари, как тебе ночной вид? — Ты не соврал, — Дюпэн вернула свой взор с Агреста на город, полон огней, — Здесь потрясающе. Её щеки пылали, как и огни. Она положила свою руку на ладонь Феликса и взглянула ему в глаза, поблагодарив за сегодняшний вечер. Девушка уже сама, набравшись смелости и попытавшись руководствоваться исключительно своими чувствами, потянулась к парню, как вдруг он сам остановил её действия. — Нет… — Феликс повернул голову в другую сторону, — Мари… — Я… что-то не так сделала? — спросила неловко та, приподнимаясь, — Прости! — Чэн готова была уйти, как Агрест остановил её, притянув за руку обратно на скатерть. Так он и навис над ней, опрокинув дорогое любимое вино Дюпэн вместе с бокалами. Подобная неловкая ситуация заставила смутиться обоих. Чтобы разрядить обстановку, Феликс просто засмеялся, сказав, что ещё пару лет назад все свои сбережения бы отдал за этот момент. Маринетт поддержала его, так же рассмеявшись. — Послушай… — начал он, немного успокоившись, — Я не хочу, чтобы ты уходила. Как с крыши, так и с моей жизни, но… так же я не хочу смотреть на Мари, которая мечется постоянно между двух огней. Я не могу говорить тебе: «Выбирай, или я или Адриан!», потому что это не правильно. И, а так же я не могу постоянно добиваться тебя, когда ты сама не определилась. Возможно неосознанно, но ты делаешь больно и мне… и даже своему Адриану. Феликс встал, собираясь на выход. Он взял и погладил Чэн по голове, тихо произнеся: — Прости, я лишнее сказал. После чего поднял крышку люка и спустился в дом, оставив Мари в полном одиночестве. На самом деле, парень просто хотел, чтобы Дюпэн обдумала всё в тихой обстановке и находясь ближе к ночному небу, как известно, красивый пейзаж помогает лучше думать, ведь красота (правильные ответы) тянется к красоте (правильные решения). — О, Феликс, я могу ответить, но, боюсь, я сама в этом не уверена… — она налила себе бокал вина из бутылки, которая опрокинулась. Благо, не разбилась и была закрытой, всё же это было одно единственное вино, которое ей всегда нравилось. Мари не была фанатом пьянок, не так сильно любила алкоголь, как, к примеру, Хлоя на тусовках, но вино она действительно предпочитала. Возможно, что эта любовь передалась ей ещё от отца, — истинного француза, чьи корни шли от людей, которые ранее не пекли булочки, а топтали виноград и изготовляли вина. В момент раздумий на крышу полезла Натали, сообщить Мари о том, что семья Агрестов ждёт её к ужину. — Простите, Натали, вы не могли бы передать, что я останусь здесь? Нет аппетита. По рации мадам сообщила о том, что Чэн останется наверху. Посмотрев на растерянную и расстроенную девушку, Санкёр присела возле неё. — Можно составить вам компанию? — Конечно, — попыталась натянуть улыбку Чэн, но у неё сложно выходило лепить на своём лице эмоции, ведь это далеко не тесно. — Я слышала ваш разговор с Феликсом. — Вы подслушивали? — воскликнула Чэн, не скрывая своего негодования. — Не судите, это моя работа — знать всё, что происходит с юными Агрестами, — Натали налила себе в бокал немного вина, — Хоть я и на работе, но впервые за 20 лет работы здесь я могу себе это позволить, — произнесла Санкёр, надпивая немного винца. — Ого, вы так давно здесь работаете… я бы не смогла столько быть на одной работе… — Ну, я занимаюсь любимым делом. Я люблю эту семью, привязана к ним и для меня за честь работать у Агрестов, — произнесла Натали, смотря на ночной Париж. — Но, дело ведь не в этом? — Мари замечала одну деталь, которую никак не могли заметить Агресты за 20 лет работы Натали у них. — Я привязана не только к этой семье, я привязана лично к месье Агресту, — секретарша задумалась, а после замахала руками, — Нет-нет, между нами ничего нет, ты не подумай. Он… горячо любит свою жену, да и только… — Я восхищаюсь вами, Натали… это же как сложно 20 лет молчать о чувствах… — высказалась Чэн, наливая себе ещё вина. — Лучше молчать, чем рассказать и разрушить то, что строила долгие годы. А вы что? — А я влюблена, ранее была безумной любовью в Адриана, но сейчас… всё изменилось… и мне кажется, что я отдала своё сердце Феликсу. Но всё так сложно, что я не знаю, какое решение мне принять. — Я бы на твоем месте не решала при них, это делает им больнее… Постепенно девушки переходили с «вы» на «ты», и становились друг к другу ближе. В конце вечера они стали практически лучшими подругами. — Я думаю, что мне стоит отказаться от встречи с ними, игнорировать любые попытки общения и только тогда я пойму, за кем так сильно скучаю. — Да, хорошая идея. Вот только… таким образом я развелась с мужем, осознав, что за месье Агрестом я скучаю намного больше, чем за ним, когда я в командировках. — Надеюсь, что с Феликсом у меня не разорвется помолвка «таким образом»…***
Натали с Мари после ночи проведенной на крыше, спустились вниз. Габриэль знал, что Санкёр осталась наверху с Чэн, точно так же и Феликс эту информацию узнал вместе с отцом, когда обыскивали дом в поиске этих двух женщин. Конечно, злиться на них было бесполезно, поэтому дамы были прощены. Уже наутро Дюпэн собрала у себя в комнате как Феликса, так и Адриана сообщив им свои намерения разобраться в себе и не видеться с ними, с этой причины Чэн вновь переехала к своим родителям. Мадам Агрест понимала, почему её невестка поступила таким образом, но вот Габриэль негодовал, говоря, что без причины так поступать — просто неслыханно. Казалось, что он единственный человек, который даже не догадывался об отношениях Мари с обоими его сыновьями. Очень кстати решили приехать и сестры Агрестов, которые на время уезжали к бабушке в Германию. (перевод немецких предложений в комментариях после части) — Nach Deutschland fühlte ich erst, wie Paris all meine Lebensenergie absorbiert, — произнесла Ариана, выходя из машины. — Und sagen Sie nicht, ich denke, es ist nicht zu spät, nach Deutschland zurückzukehren, bevor Vater und Mutter uns gesehen haben, — ответила Фелиция на высказывание сестры. В этот момент из дома вышли Габриэль и Эмили, они решили лично встретить дочерей, которых достаточно давно не видели. — Милые наши! — произнесла матушка, подходя с мужем к ним. — Oh, nein, es ist zu spät… Mama, Papa, hallo! — произнесла Фелиция, — То есть, давайте переходить на французский! — улыбнулась девочка, — Мама, папа, здравствуйте! Рада вас видеть! — И мы вас, — ответил Габриэль, обнимая дочерей. — Как вы? — Besser als in Frankreich, — буркнула Ариана, но после изменила своё мнение, — Ну… что сказать… в гостях прекрасно, а дома может быть… чуть-чуть… лучше. — Kinder, Vater und ich sprechen auch Deutsch, hör auf damit, — с ухмылкой произнесла Эмили, шепча это на уши детям. Они ведь не знали, что их родители так же знают немецкий. — Ладно, Ариана, давай перейдём на латынь. Сейчас никто не говорит на латыни и не знает её. — Конечно, это ведь мертвый язык… — закатив глаза, ответила Ариана. — Stultus populus in mundo, — произнесла Фелиция, взяв сестренку за руку и побежав с ней домой. Сзади плелись за ними счастливые Эмили и Габриэль, ведь они радовались тому, что у них такая большая семья. Они не затрагивали тему «Маринетт», у них сейчас эта тема была как табу, неприкосновенная. Девочка запуталась и ей нужно было разобраться в себе. Вот только синевласка ещё не подозревала, что в это дело вступятся ещё одни люди. — Sehen Sie dieses Foto? Das ist Marinette, die ehemalige Freundin von Adriana und die aktuelle Braut von Felix, — рассказала Фелиция, садясь в своё качающее кресло. — Was haben sie in ihr gefunden? — задалась вполне естественным вопросом Ариана. — Sie sieht einfach nicht wie der Rest aus. Nur eine Art Mist, — фыркнула Фелиция, забивая в интернет данные о Маринетт Дюпэн-Чэн.