Мы закат

      Возможно, были и лучшие способы выяснить то, что произошло между ними — без доли сомнения он был уверен, что они есть — но, как бы то ни было, Каллен был благодарен, что маг не выражал злопамятства по поводу его топорного ухода.       У Каллена были ватные ноги, он думал, что упадёт на колени, после того как позорно сбежал от их вчерашнего «столкновения». Когда же этого не произошло, он заперся в своем кабинете и с головой окунулся в водоворот бумажной волокиты, пытаясь отогнать навязчивые мысли. Но попытка не удалась. В каждой секундной тишине Каллен чувствовал Дориана, слышал его вздохи, пробовал его на вкус, видел темные волосы паха, чувствовал ту самую тяжесть на своем языке. С трудом верилось, что он рванулся к члену прямо как голодная собака к мясу. Хотелось забыть о жаре, исходившем от таза, из-за которого загорался румянец на собственных щеках, о том, как вены покрывали нежную, чувствительную кожу, по которой он скользил губами. Всего этого было достаточно, чтобы свести любого с ума. Хуже всего было осознавать, что он повел себя так отвратительно. Честно говоря, когда Каллен приходил в гости в следующий раз, то уже ожидал увидеть комнату мага пустой — вещи упакованы и ждут отправки во дворе, а одинокий путник в темной мантии отъезжает от дома.       Но Дориан, каким бы политиком он ни был, был очень мягкосерден по отношению к нему. Даже добр. Еще до того, как они сели пить утром чай, он дал Каллену возможность избежать любых последствий, и на какое-то время Резерфорду показалось, что он предпочел бы такую отсрочку… Но к вечеру уже твердо решил встретиться с судьбой лицом к лицу, иначе его будут мучить бессонница и горькое смущение. Мужчина понятия не имел, чего ждать от этого разговора. Он скорее всего ожидал взаимное понимание сделанной ошибки, сказанное, а не утаенное разрешение забыть о промахе и возобновить прежние дружеские отношения… Но взамен ему предложили нечто другое. Он не мог сказать, что именно, кроме явного намека на то, что, возможно, его давняя безответная любовь теперь не будет такой уж безответной.       В ту ночь, сидя на краю кровати и вспоминая их осторожный разговор, он потирал руки, костяшки которых болели гораздо меньше, чем обычно. После их совместного завтрака в начале дня он наблюдал за тем, как Дориан поднимался по лестнице, и поблагодарил Создателя за то, что никто не проснулся и не стал свидетелем его чрезмерно пристального разглядывания. Как только Дориан исчез, Каллен снова вышел на улицу, но быстро вернулся и снова зашел в дом, чтобы взять перчатки. Тепло в ладонях сохранялось в течение всего рабочего дня, все еще покалывая в кончиках пальцев, даже спустя несколько часов после заката.       Робкий, как поговаривал Дориан. Если командир правильно помнил, то последним, кто применил этот ярлык, был Варрик, когда вспоминал об их печально известной партии в «Порочную добродетель». К своей чести, он лишь единожды допустил ошибку, переоценив свою способность в чтении Жозефины.       Он спал крепко, без чувства вины, и когда проснулся от крика петуха, руки уже не коченели от холода.       Сегодня одно из западных полей необходимо подготовить к посевам. Они немного прогадали со временем — ошибка, которую Каллен допустил при прочтении нескольких различных томов по осенним посадкам, что, все как один, трезвонили о совершенно разных оптимальных окнах. Однако Нэн, первая и самая одаренная магесса-агроном, которую он нанял, заверила, что никаких проблем не будет; если они посадят сейчас, у них будет хороший весенний урожай. Каллен доверял ей, крепкой пожилой эльфийке, регулярно путешествовавшей, чтобы обучить других своим приемам. Она любила подшучивать над ним, как он быстро перешел от подавления магии к её использованию для приготовления хлеба на стол, и Каллен часто говорил ей, что хотел бы знать о таких возможностях раньше. Он никогда не уставал смотреть, как она проращивает семечки, вызывая тонкие ростки и первые зеленые листья сквозь грязь, их усики притягивались ее магией, будто бы это делало само солнце. Великая доброта Нэн — вернуть ему частицу того чуда, от которого Каллен так бездумно отказался в молодости.       Поле, которое они хотели засеять, совсем недавно было бобовым. Ему сказали, что чередование с пшеницей было подходящим вариантом, поскольку эти культуры редко страдают от похожих болезней и поэтому не будут переносить их друг другу через почву. Для того чтобы прополоть сорняки и перестроить рядки, требовалось немного усилий, но земля была влажной и за ночь не особо промерзла. Но вскоре замерзнет. Зубчатые ледяные хрусталики пробивались сквозь грязь, ледяные города разрушались, когда их давили сапоги или собачьи лапы, забредшие полюбопытствовать.       Наступило и ушло утро, а Каллен и еще четверо шли вперед по полосе земли. Каждый раз, когда он сжимал пальцы на тяпке, мужчина вспоминал Дориана. Солнце поднималось всё выше и выше, и когда его положение вышло в зенит, куртки начали усеивать забор — люди снимали свою верхнюю одежку, чтобы не потеть. Светил яркий, но прохладный по своей сути, зимний солнечный свет — сходящее на нет летнее солнце с небольшим количеством смачного тепла, что ещё можно было предложить. Лучше всего говорила о жаре вокруг потная туника, которую Каллен снял, когда кто-то из трудяг принес им ведро воды для умывания и полуденный перекус.       Один из постоянных работников фермы только подоспел, чтобы присоединиться к работе, держа за руку дочку. Маленькая девочка подошла к Каллену, он мягко поздоровался с ней и подтолкнул к Нэн.       — Покажи фокус с семенами, — крикнул он женщине, которая улыбнулась и протянула руку, чтобы поманить ребенка к себе. Крошка Цецилия, как и все остальные, обожала Нэн и ее фокусы, и жадно побежала к ней.       День шел своим чередом. В какой-то момент ему показалось, что Дориан уже вдалеке едет верхом на своей лошади, отправляясь на очередную прогулку, но зверь и всадник были слишком далеко, чтобы сказать наверняка. Половина посевных работ была закончена, а завтра остальные семена пойдут в дело. И яблоки, они должны завтра начать собирать яблоки. Ближе к вечеру спина Каллена одеревенела от ставшей уже привычной боли в пояснице, которая временами казалась настолько невыносимой, что он едва не хромал, поэтому Каллен сказал всем, что они могут остаться, или уйти, когда им заблагорассудится, и ушел проведать Лорель.       Спит, как и ожидалось, на пятачке за сараем, освещённом солнцем — Амрита составляла ей компанию. Он отвел собаку в сторону, дал добавку к корму, обнял, и пошел в дом, чтобы вымыться и натереть спину бальзамом. Одеваясь, Каллен поймал себя на том, что роется в более изысканной одежде, чем обычно. Немного отблескивающая дорогая ткань вместо поношенного повседневного хлопка, истертого от использования. Это был всего лишь ужин, но он не мог не зациклиться на том, как загорелись глаза мага, увидев его в тот день, когда они пошли проведать Маршана. Теперь он сидит в облипку, подумал Каллен, качая головой своему отражению в зеркале.       Он знал, что Дориан вернулся и устроился в кабинете, потому что заметил зад Берди, отдыхавшей на одном из ковриков. С тех пор как она взяла на себя роль «хвостика», без сомнения, она сопровождала его в поездке и отсыпалась после утомительной прогулки. Прежде чем показаться на виду, Каллен решил, что лучше всего будет приготовить хоть какой-то ужин.       На кухне он просмотрел вчерашние заготовки и понял, что их не хватит нормальной обеденной трапезы. И поэтому выбрал два свежих куска мяса, замариновал с щепоткой приправ и приготовил на небольшом открытом огне, чтобы не путаться под ногами во время обеденного переполоха. Две собаки во внутреннем дворике расселись рядом — самая преданная и надеющаяся публика, которую Каллен когда-либо видел.       — И не надейтесь, — проговорил он им. Безрезультатно. Псы сидели там и пускали слюни, пока он усердно не прогнал их прочь.       Доделав мясо, Каллен нарезал салат из молодой зелени и умыкнул немного картофельного пюре, которое остальные члены общины ели за ужином. Щепотка пряностей вкупе со свежим хлебом завершили общий вид обеда, и мужчина взял поднос, собираясь подняться наверх. Фуллер следовал за ним по пятам.       — Ты все равно ничего не получишь, — отрезал Каллен в ответ на скулеж.       Берди замахала ему хвостом, когда он вошел в комнату и оглянулся, чтобы увидеть Дориана в темно-синем костюме, выглядывающего из одного из высоких окон кабинета. Его волосы были распущены и зачесаны набок.       — Я принес ужин, — заявил Каллен.       — Пахнет божественно, — ответил Дориан, не оборачиваясь.       — Надеюсь, что не пережарил мясо. — Поставив поднос на столе у окна, Каллен принялся расставлять тарелки.       — Ты готовил?       — Только стейки. — Он ощутил ладонь на своей пояснице. Рядом оказался Дориан, оценивающе осматривающий яства.       — Хм-м, как по мне, выглядит довольно-таки неплохо. О. — Подытожил он, а после достал из серванта бутылку вина и бокалы. — Будет моим вкладом в ужин.       Каллен перевел взгляд на бутылку и заметил, что та без этикетки.       — Это от Маршана? — Учитывая их предыдущий опыт распития, командор не думал, что вино будет хорошей идеей.       — Я заскочил к нему вчера поболтать о виноградниках. Наш милый друг Маршан в них просто души не чает.       — Создатель, я удивлен, что он вообще тебя отпустил. Как только он начинает трепаться о своих лозах, нужен в буквальном смысле пожар.       — Я возможно даже согласился на ужин с ним и его супругом, — признался Дориан. Его рука приземлилась Каллену на плечо, пресекая недовольство. — Не беспокойся, это будет нескоро. Где-то в Зимоходе*, когда они вернутся где-то на недельку дабы ощутить новизну холода и снега.       По крайней мере, маг недодумал новых деталей их роману, которые нужно бы было запомнить Каллену. Хотя…       — Ты говорил еще что-то, ну… о нас?       Дориан рассмеялся и уселся за стол, держа бокал вина в руке.       — Я не треплю языком, дорогуша.       У Каллена будто бы гора с плеч упала. Прыснув в ответ на ласкательное прозвище, он и сам занял место за столом — у изголовья, чтобы сидеть не прямо перед Дорианом, а сбоку от него.       — Давай есть, — поторопил он. Мясо уже настоялось, и если позволить ему остыть, это станет настоящей трагедией.       Они оба проголодались. Дориан решил первым прервать их «неспешно жующую» тишину и поведал о своей конной прогулке. Он рассказал как, поддавшись азарту, побывал на многих дорожках, и даже прокатился к холму на юге, где увидел стадо шерстистых баранов. Большие валуны у горного ручья показались ему прекрасным местом для пикника, и маг решил там отобедать вместе с попрошайкой-Берди.       — Я даже медведицу видел, — похвастался он, — но, к счастью она была занята ягодами на кустах, а потому мы для нее оказались неинтересны.       — Где один мабари, там и дюжина, — заметил Каллен, взглянув на сидящих неподалеку Берди с Фуллером, которые усердно пытались выклянчить себе мяса. — Хорошо, что не заметила.       Его Мишка, старый толстый Мишка, сидел перед камином и пускал слюни, мечтая о своей тарелке за столом.       По окончанию трапезы они погрузились в тишину, которую можно было бы даже назвать уютной. Дориан плеснул себе еще вина.       — Не хотелось бы портить момент, поднимая вопрос, но… ты же не злишься на меня, так? — Он взглянул на Каллена поверх каемки бокала. — За Маршана. Что сам все решил.       Каллен замер, не донеся бокал к губам. Он задумался, не говорил ли Дориан об их маскараде, или же маг имеет в виду испорченную позже прелюдию. Тогда они оба поддались искушению, не зная точно, чем все закончится. Возможно, Дориан оклемался от чар, и теперь придумывал способ, как замять все помягче. Подбирать слова внезапно стало слишком тяжело. Каллен отставил вино на стол.       — Просто, — продолжил Дориан, — мне показалось невежеством спорить со стариком. Он выглядел таким довольным, что наконец-то раскусил тебя.       В его словах имелась логика. Не будь Каллен таким безъязыким, то самым бы решил поиграть в детектива.       — Я не злюсь, — спокойно сказал он. Потом взял бокал, смачно отхлебнул, погонял вино на языке, и глотнул. — По сути, это мне даже льстит.       — И должно, — согласился Дориан. — Я весьма привлекателен. Идеальный фальшивый тайный любовник.       От такого заявления, да еще и брошенного прямо в лоб, Каллен рассмеялся, но остановился, задумавшись, стоит ли добавлять «фальшивый» в описание. Когда они впервые встретились, он посчитал Дориана высокомерным. Понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что тщеславие — способ выживания в мире, где он с самого начала был нежеланным для своего общества, во многом благодаря его предпочтениям в постели. И говоря об этом…       — Ты знал, что он тоже… — Каллен откашлялся. — Ну, ты бы мог сказать?       — Мог бы я сказать что? — сухо переспросил Дориан.       — Ах, что он, ну-у… — Неправильно, допускать подобные реплики — неправильно. Он поморщился, опустив голову. — Прости, это так не тактично.       Он глотком допил вино, надеясь, что это поубавит пылающий румянец на щеках.       Дориан тяжело вздохнул.       — И да, и нет. У меня были догадки. Никогда нельзя сказать наверняка, только предположить. Маршан… Казалось, будто бы он в штаны описается из-за того, что мы пришли, и это так. Почти. — Он пригладил усы пальцами и свел их на подбородке. — Вообще я считаю себя адекватным судьей в таких делах. Или считал. До недавнего времени.       — О? И что произошло?       — М-м, — протянул Дориан, также отхлебнув вина. — Ты.       Теперь они говорили об интерлюдии. Рот Каллена невольно раскрылся, брови поднялись от удивления, из-за чего морщины на лбу мужчины стали сильнее заметны.       — Ой. Я… прошу прощения.       Широко распахнув глаза, Дориан залился зычным хохотом и откинул голову назад, позволяя веселью затуманить рассудок.       — Прости, — наконец удалось ему выдавить, — я не смеюсь с тебя, правда, это… — Продолжение кануло в новой волне смеха. — Ох, Каллен. — Подавшись вперед, он коснулся его руки. — Я рад, что это случилось. Не думал только, что с тобой. Вот, о чем я.       — И почему это? — поинтересовался Каллен. Тон его голоса выдался агрессивным, а не заинтересованным, и он прикрыл глаза. — Я это… чисто из любопытства.       — Из любопытства, да?       —…да.       Упершись локтем о стол, Дориан постучал пальцем по губам.       — Ну, во-первых, у тебя никогда не было объекта воздыхания. Ни одного. О, а еще были слухи, — он помахал рукой, — но они как бонус за членство во «внутреннем круге». Хотя находились и те, кто знал правду. Обычно мадам де Фер, или Сэра, а даже порой Коул, только вот вся полученная от них информация неизбежно заводила в тупик. — Дориан тряхнул головой и фыркнул, явно что-то припоминая. На его губах расцвела крохотная улыбка. — Ходили слушки о тебе и дорогой Кассандре, правда, ваши взаимоотношения были слишком простодушными, что отметало прочь мысли о вас как о любовниках. Однако Бык всегда говорил…       Он запнулся. Всю радость и жизнь с его лица будто бы смыло бушующей волной. И как будто снова видишь тот самый момент, когда тело едва не разрубали на куски. Челюсть напряглась и Дориан обернулся к сидящей на половике Берди.       — Неважно. — Его голос утратил былую игривость. — Я просто не смог догадаться, вот и все. Ты был слишком закрыт.       Подняв эту тему, они добровольно шагнули в трясину, избежать которую, настоящую или духовную, никогда не было Каллену по силам. Так же как, стоя по колено в грязи, пытаться из нее выбраться. Не сказать, что он не пытался, — он пытался изо всех сил, — и получалось нелепо, и не так быстро, как хотелось бы, но как только его сапоги касались сухой земли, они еще долгое время оставались мокрыми.       Его мысли были слишком буквальными.       — Мы с тобой друзья. Неужели ты и вправду считал меня загадочным?       Дориан плеснул себе остатки вина и сделал большой глоток.       — Нет, не загадочным. Скорее… молчуном, по понятным причинам. — Он потупил глаза в бокал, невидяще пялясь, не фокусируясь на мире вокруг… обратившись в мысли. — Не все могут похвастаться такой откровенностью, как Железный Бык.       Шаг к спасению из трясины, разворот, и с головой обратно. Каллен туго сглотнул. То, как невесело растянулись губы Дориана, выговаривая последние слова, создавали впечатление, что мага сейчас стошнит. Полунасмешка, полугримаса. Однако вместо того чтобы вырвать, Дориан допил вино.       — Прости, — сказал он, громко поставив пустой бокал на стол. — Задумываюсь, порой, над этим и… Что я могу сказать? Эта скотина завязала мне глаза лентой, а я разве что не умолял затянуть узел потуже.       Трясина засасывает сильнее; пути к спасению нет.       — Никто не знал, чем все это закончится, Дориан. — Даже Лелиана, имеющая сотни глаз, глядящих со всех углов, прогадала ситуацию с Железным Быком.       — Может и так, — согласился Дориан. — Но это я был тем, кто под него лег.       Каллен прикрыл глаза и сжал губы в тонкую полоску. Теперь их засасывало обоих. Наклонившись вперед, он оперся локтями о стол.       — Это не имеет значения. Тот факт, что вы были близки, делает тебя не более виновным, чем нас. — Каллен разочаровано вздохнул. — Он с самого начала рассказал нам о своих планах, а мы как болванчики — доверившись, подняли ему ворота. Это было гениально с его стороны. Безжалостно, но гениально.       На лице Дориана проступили желваки. Он помрачнел.       Каллен положил руку на спинку его стула — максимально допустимое сейчас расстояние.       — Нам не нужно говорить об этом, — тихо произнес Каллен, как можно сильнее разбавляя голос нотками нежности. — Но… произошедшее с Быком — не твоя вина.       От этого Дориан рассмеялся, но смех прозвучал рвано, словно пересекающий его тело шрам.       — Не моя вина. — Он кивнул, поспешное движение, порожденное отчаянием. Жест, который не выражал согласие. — Точно. Не моя вина, что я позволил ему…       Он осекся.       — Да, — настойчиво повторил Каллен. Коснулся языком шрама на губе, и нервно забарабанил пальцами по столешнице. К сожалению, вино закончилось, так бы налил себе еще. — Можно спросить?       — Да, пожалуйста, — ответил, не глядя, Дориан.       Каллен перевел дыхание. Сложил пальцы в замок, все так же тяжело опершись локтями о стол.       — Думаешь… если бы все сложилось иначе на том берегу, его бы можно было спасти?       Ноль реакции. Дориан уставился на стоящий неподалеку от них шкаф, но Каллен понимал, что взгляд мужчины нацелен не на мебель.       — Я спросил только потому… что у меня всегда возникало ощущение, что его сломила гибель «Быков». Он очень изменился после их смерти, да и кто бы не изменился? Я был вне себя от ярости, когда узнал. И понимаю, что ты ощущал себя так же — вы с Инквизитором видели все это собственными глазами. — Проследовав за его взглядом, он посмотрел на тот же книжный шкаф, даже толком не зная, из солидарности это, или просто поддавшись моменту.       — Я знаю, что пытался сотворить Тревельян. Настоящий союз с кунари обеспечил бы огромную силу, но… — Он мотнул головой и почесал щеку. — После того, что я видел в Киркволле… Наши культуры очень разные. И любой союз, в лучшем случае, был бы шатким, даже если бы обе стороны пришли к радикальной дипломатии, которая… Ну.       Они ни к чему не пришли, за что тяжело поплатились. «Быки» были зверски убиты. Из-за предательства Быка. Дориан потерял партнера, и едва не лишился жизни.       — Ты бы выступил против союза, — ответил Дориан шепотом. — Я знаю.       — Может я и звучу как невежественный ферелденец, но это правда. Кун — это способ жизни. Из того, что объяснил Бык, я понимаю: есть те, которым союз будет выгоден, но они вряд ли захотят сотрудничать. И неважно, будь то завоевание или искоренение, они — реальная угроза. Никто не имеет права диктовать другим, как жить.       — Скажи это Церкви, — встрял Дориан, — и твоим храмовникам, ублюдочным помпезным тюремщикам. «Маги опасны, рвущиеся к силе мутанты, и должны быть брошены за решетку или под нож — на лоботомию». Не так ли, рыцарь-командор?       Каллен прикусил язык, и спрятал рот за костяшками пальцев. Он мог колко парировать тевинтерскими работорговцами, но Дориан был не в том положении, чтобы слышать это. К тому же, он прав. Церковь поддержала плохую концепцию, которую, на протяжении длительного времени, Каллен свято развивал.       — Я заслужил это.       В глазах Дориана отразилось удивление, он тяжело вздохнул.       — Нет, я… я сужу предвзято. Голова разболелась. — Маг туго сглотнул, продолжая делать вид, что жует щеку. — Ты изменился. Как и я.       На маленьком столике между креслами неподалеку стоял кувшинчик с водой, и Каллен задумался, что должен взять его, но побоялся, что своим движением лишь спугнет Дориана.       — Надеюсь, что это так, — ответил он. — Я болел за плохую сторону в этой истории. Из-за того вбивания себе в голову о том, что это просто моя работа, пострадало слишком много людей. Я обманывал себя и эта ложь — достойна осуждения. Но мне повезло, и я смог очнуться.       — Ты был одурманен, — сказал Дориан. — И за тебя говорил лириум. Это наркозависимость.       — Нет, — категорически возразил Каллен. — Тогда я верил, что работаю во славу Создателю. Я не буду спихивать свою глупость на лириум. — Его руки настолько сильно сцепились в замок, что подушечки пальцев буквально вдавились друг в друга. Он расслабил кисти, и стал перебирать пальцами, попытавшись успокоиться.       — Наши поступки, в той или иной мере, связаны с обстоятельствами. Я вырос в Церкви, где выучился своему делу, так же как и Бык, взращенный под влиянием Кун для исполнения предопределенной в нем роли. Он был умным мужчиной, — гением, — но это не всегда дает возможность избежать уготованной судьбы. Взять хоть тебя, — произнес Каллен, широко взмахнув рукой, — ты пытался пойти против системы, но вот и ты, сидящий передо мной высокопоставленный член Магистериума. Согласен, ты используешь эту должность как шанс изменить положение, и это ставит тебя под огромный риск…       — Ежедневные покушения на мою жизнь, на последнем саммите — особенно рьяные.       — Именно. Суть в том, что порой мы слепо идем по тропе перед собой, не оглядываясь по сторонам. И не видим скрытых дорожек, которые помогут сойти с предначертанной линии. Да даже когда и видим, эти дорожки уже кем-то или чем-то преграждены. Иногда такие обходные пути простираются на сотни миль по ухабистой местности, и пройти которые потребуется едва ли не вся жизнь, и… нам не хватит сил совершить этот путь до конца.       Дориан снова закивал. Скорее неосознанно, чем соглашаясь, так, чтобы скрыть рвущиеся наружу эмоции.       — Спасение Быка осталось позади, если оно вообще было. — Он часто заморгал.       — Ты не веришь, что у него была возможность?       — А какой смысл гадать теперь, если от этого хочется скормить свои легкие собакам?       Услышав слово «собакам» Берди поднялась и подошла поближе. Она прекрасно понимала, что нельзя докучать сидящим за столом людям, однако ее внимание привлек жесткий тон Дориана.       — Пожалуй, нам стоит прекратить этот разговор, — сказал Каллен. Лучшим поступком было бы вообще не поднимать такую тему, но для этого нужно было держать свой большой рот на замке.       Дориан одеревенел, снова остекленев взглядом.       — Лучше бы он меня убил, — пролепетал он.       — Дориан…       — Нет, ты только послушай. Если бы я умер, то люди бы меня жалели. «Бедный, глупый Дориан, охмуренный двуличным скотом, который его потом едва не порешал. До чего же трагично!» Черт, да они бы писали об этом пьесы. Вот только я выжил. — Он улыбнулся. Улыбкой, не достигшей его глаз. — Но в постановках не будет трагедии. То, что я выжил — это мои проблемы; я был слишком наивным, чтобы самому снять розовые очки. «Ох, кадан, не злись, кадан, я люблю тебя…» Чушь полнейшая!       Его губы задрожали, выплеснув слова. Он накрыл рот ладонью и зажмурился, но опоздал — по щекам уже покатились горькие слезы.       Каллен протянул к нему руку, чтобы коснуться плеча, но остановился. Прикосновение лишь перепугает его, и сделает все только хуже. Берди поняла посыл, и тихо заскулила. Став на задние лапы, она уперлась передними Дориану в колени. Мужчина вскрикнул от неожиданности, но после успокоился, почесав ей за ухом и наклонившись, крепко обнял.       В обычный день, если бы она так заскулила, прося внимания, Каллен бы отчитал ее за вольность. Но сейчас щенок исполняла свою работу: утешить и отвлечь. И ругать собаку — полнейшая глупость. Поднявшись, он взял стакан, плеснул из кувшина воды, и поставил его перед Дорианом. Медленно, Каллен коснулся его спины, и когда маг не одернулся, начал успокаивающими движениями поглаживать ему лопатки.       — Я ничего не мог сделать, — тихонько прохныкал Дориан. — Я любил его, и это не… Я не…       Не существовало того утешения, которое мог бы предложить Каллен, чтобы убрать все наломанные дрова. Но повернуть время вспять было невозможно, хотя плачущему перед ним это однажды вполне удалось. Этот мужчина также являлся некромантом, специализирующимся на магии мертвых. Он, как никто иной, должен понимать, что у мертвых полно своих забот. При всех своих талантах, он физически не мог вернуть себе то, что потерял навсегда.       — Наверное, — просипел Дориан, — я бы хотел ненадолго побыть один. — Каллен убрал руку. Заерзав, Дориан поднял на него опухшие от слез глаза. — Проведешь меня в комнату?       — Конечно.       Берди стала на четвереньки, и втроем они медленно вышли в коридор. У двери мага Каллен замер. Дориан, вместо того, чтобы отпустить его и уйти, остался рядом.       — Уверен, что хочешь побыть один? В моей комнате есть удобное кресло, прямо перед камином. Можешь почитать там. — Им никто не помешает, и каждый может заниматься своими делами в приятной тишине.       Дориан мотнул головой.       — Спасибо, но… Я как-то переживу. — Он подался вперед и прижался подбородком к плечу Каллена, на что храмовник поспешил его обнять. — Прости, что продолжаю так делать, — извинился он, голос все так же звучал сипло. — Kaffas*, до чего же драматизирую.       — Вовсе нет, — успокоил его Каллен, он добавил шепотом: — И… я рад, что ты не умер. — И провел рукой по мягким волосам Дориана. — Да, это тяжело. Прожить момент, кажущийся целой жизнью.       Дориан уткнулся носом ему в шею, когда прижался ближе, и Каллен обнял его крепче.       — Я скучаю по нему, — прошептал Дориан, опаляя дыханием кожу на горле Каллена. — Разве это не безумие?       Они постояли так еще немного, Каллен отчаянно пытался подобрать правильные слова. Наконец, он ответил:       — Нет, — Бык был сложной личностью, которую полюбил Дориан. И их чувства были настоящими, если не для Быка, — хоть Каллен сильно подозревал, что кунари не был таким холодным, каким хотел казаться, — так для Дориана точно. Крепко стиснув его напоследок, Каллен отстранился. — Я буду у себя, если передумаешь.       Берди фыркнула, и улеглась на половик, готовая держать оборону.       Расстояние между ними увеличилось, Дориан убрал холодные от плача пальцы с боков Каллена.       — Благодарю тебя.       Вернувшись в кабинет, Каллен собрал тарелки на поднос, и отнес все на кухню. На улице сгустились сумерки, и он как раз мыл посуду, когда к нему подошел лекарь. Повара ушли, и они могли спокойно поговорить, стоя у раковины.       — Ты по поводу Джиллиан? У нее какие-то трудности с адаптацией?       Ро покачал головой.       — Я по поводу Гэвина.       Юноши, уже с несколько месяцев борющегося с зависимостью.       — С ним все хорошо?       — У него был еще один припадок. Джилли как раз сейчас рядом. Похоже, он начал приходить в себя, но… — Ро скрестил руки на груди. — Не знаю. Я как могу поддерживаю его стабильным, но наверное нам стоит оповестить его семью и попросить, чтобы приехали. У него, кажется, еще жива сестра, не так ли?       — Да, она в Рэдклиффе. — Покончив с мытьем, Каллен отряхнул руки и вытер их полотенцем. Ро кивнул. — Что… Что ей лучше написать?       Язык Каллена не поворачивался спросить, сколько времени осталось у мальца.       Лекарь глубоко вдохнул, размышляя над ответом, взгляд его угольных глаз был направлен в пол.       — Передай, что, если она хочет увидеть его в ясном сознании, то пусть приезжает в течение месяца. — И на этом Ро покинул комнату.       Каллен оперся руками о края раковины, нервно покусывая губу. Подобного рода письма не нравилось слагать никому, а отправлять и получать — тем более, но это необходимо сделать. Мужчина вернулся к себе в покои, достал чернильницу и перья, перебрал кипу пергаментов, выискивая лист без пятен. Уселся за стол, задумался, вслух подбирая слова и фразы, пока те не приобрели суть, макнул перо в чернила и начал писать.