Мы закат

      Щенкам было восемь дней от роду, когда ферму укутало густой стеной снегопада. Ничего серьезного, даже по строгим меркам Дориана, но снега намело достаточно, чтобы мыски сапог снующих на улице работяг грузнули в белой крупе, исчезая из виду. Казалось, все ферелденцы словно ожили благодаря сменившейся погоде. Словно пушистые соцветия гвоздик алели на морозе их щеки и носы, когда труженики пахали во дворе, все как один пребывая в хорошем расположении духа. Чего не скажешь об орлесианцах, большинство из которых прибыло из северных краев. Они предпочитали оставаться в доме, укутавшись в теплый плед и с кружкой горячего какао или молока наперевес садясь перед камином в общей гостиной. В этот день двоих из домочадцев Дориану довелось узнать получше, потому как он сам оказался греющимся у главного очага.       Теперь же, когда погода резко изменилась, маг ожидал, что будет проводить в такой манере гораздо больше времени. По крайней мере надеялся, что нашел себе постоянную компанию у камина, когда не грелся у такого же в кабинете или не спал в кровати Каллена. Теперь вся его рутина, полностью устаканившаяся, свелась к одному принципу: Каллен просыпался рано. А проснувшись после него и не застав мужчину, Дориан переворачивался на чужую половину постели, с жадностью упиваясь исходящим от нее теплом и неповторимым запахом, и лежал едва ли не ничком от двадцати минут, вплоть до двух часов. И когда чувствовал, что выспался — шлёпал в свою опочивальню умыться и переодеться, а после спускался по главной лестнице вниз чтобы увидеть, кто ещё проснулся и чем занимался.       Сегодня он решил не спешить с подъемом. За ночь снегу выпало не меряно. Когда настал час одеваться, Павус остановился на простой теплой мантии, так как решил провести весь день за чтением. Задумался, подводить ли кайалом глаза, но воздержался, решив дать коже отдохнуть от косметики. Волосам также требовалась стрижка — виски слишком отросли. Он мог бы и сам укоротить пряди, что частенько уже делал раньше, но уже пару-тройку раз успел заметить эстетическую несуразицу на голове от собственных действий ножницами. Вспомнив все те неприятные исходы, Павус решил лучше дождаться похода к цирюльнику.       Внизу Каллен уже закончил свой утренний обход и подготовил для них завтрак. Судя по его лучезарной улыбке, там в родильном ящике у щенков не жизнь, а настоящая малина. Мужчины расположились за столиком у окна, когда остальные обыватели особняка начали подтягиваться в столовую. С тех пор как снег укутал холмы белой пеленой, работы в поле поубавилось, а ранние часы в доме стали куда спокойнее. Дориан предположил, что несколько рабочих вскоре уедут, чтобы перезимовать в более теплых местах.       Покончив с едой, они вернулись на кухню чтобы вернуть тарелки, как вдруг к нему внезапно развернулся Каллен.       — Ой, — молвил он. — Хотел сказать тебе вчера. Я днем поеду встретиться с нашим поставщиком. И вернусь не раньше вечера. Ты можешь собраться в путь со мной, — добавил мужчина, не скрывая в голосе надежды, — если хочешь прогуляться?       Покосившись на окно, Дориан заметил тонкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь густые тучи — погода явно грозилась стать куда более снежной.       — Ах, нет, спасибо. Думаю, лучше останусь.       — Как хочешь, — ответил Каллен, положив руку ему на спину и склонившись, уткнулся носом ему в висок.       — Каллен… — взволновано произнес маг, поежившись от прикосновения. В комнате помимо них находились также три поварихи: одна и впрямь искренне предавалась делу, тогда как остальные, не скрываясь, пялились на них во все глаза; волна смешков готова была сорваться из их ртов в любой момент.       Взгляд Каллена стал как у обруганного мабари:       — Что?       Немного отойдя, Дориан поменялся с ним местами, и теперь был сокрыт могучей спиной мужчины от любопытных варвар. Склонив голову, он очень тихо заговорил:       — Неужто нужно выставлять все напоказ? — Он указал подбородком на других людей в комнате.       Каллен же тупо уставился, не зная, что и сказать. Словно Дориан предупредил его о том, что через десять минут им нужно будет исполнить оригинальную оперетту перед самой Верховной Жрицей и ее немалой свитой из пятиста человек. Наконец он рассмеялся, сипло и по-настоящему.       — Послушай. Может это не всегда так кажется, но это мой дом, — ответил храмовник тихим, но полным уверенности тоном. Он положил руку Дориану на бок. — И я живу здесь как захочу. А если кому не нравится, тогда, — мужчина пожал плечами, — Создатель им в помощь.       Взгляд исподтишка поведал магу, что женщины ничего не услышали, однако он по-прежнему с подозрением поглядывал на них. Внезапно хватка Каллена на его боку ослабла.       — Вот так, — начал командир, — но если кое-кто желает, впредь буду более осмотрительным. — Вместо того чтобы залиться свежим румянцем, его щеки побледнели. — В таком случае этому кое-кому нужно сказать что-нибудь сейчас, чтобы я мог извиниться и… и что-то сделать.       Искренне. Это прозвучало настолько откровенно и честно, так, как и его поступки. Губы Дориана растянулись в кроткую ласковую улыбку.       — Не нужно извинений. — Подавшись вперед, он обнял его за талию. На другом конце кухни поварихи тихонько захихикали, от чего живот схватило судорогой. Маг поднял на них прищуренный взгляд, заметив который женщины мигом затихли и наспех бросились продолжать готовку.       — Тогда я, пожалуй, буду уже собираться, — прошептал Каллен. — Наведайся к щенкам, если хочешь. Можешь даже взять с собой Берди, но если та будет сидеть снаружи загона. — Он принялся набирать себе еды в дорогу. — Она в них души не чает.       Завтрак посеял смуту в его животе, отчего Дориан больше не ощущал себя праздно и спокойно. Бодрящая поездка по заснеженным сельским окраинам могла бы поумерить это бушующее внутри чувство.       — Хотя… ты знаешь, я лучше все-таки присоединюсь к тебе. Если ты не прочь подождать, пока переоденусь?       Каллен поднял брови от удивления и отрицательно замахал головой.       — Вовсе нет. Я тогда подберу пару вещиц и буду ждать рядом с конюшнями.       Дориан замешкался, стоя в дверях на кухню — он все так же не сводил взгляд с поварих. Хоть те по большому счету плюнули на его присутствие и начали судачить о работе, они выглядели слегка пристыженными. В юности, он бы вразвалочку подошел к ним и, образно говоря, слегка задрал ногу на их мнение, но не посмел этого сейчас — не тогда, когда рядом был Каллен. К тому же, последние несколько лет научили его, что рассчитанным молчанием можно добиться куда большего, чем колкими оскорблениями и угрозами.       Тем не менее, когда мужчина поднялся в свои покои, произошедшее все так же его беспокоило. Возможно, для такого как он от насмешливого гогота попросту не было спасения. Павус мог в открытую осуждать свою родину, сбежать из собственного дома, покорить древнее зло и тем самым спасти весь мир, пройти сотни миль в ферелденской глуши… и все равно то, как и кого он любит, будет неправильно; станет объектом для издевок, а то и худшего.       Он надел хорошую, прочную одежду для верховой езды, пару теплых сапог, а так же толстую шерстяную тунику, затянул на шее шарф и укутался в меховой плащ. Не стоит зацикливаться на этом, приговаривал он себе. Не стоит.       В сарае он увидел Каллена рядом со щенками, и довольно наблюдающую за ними Берди, которая положила голову на бортик загона. Лорель терпела ее без упреков или какого-то особо пристального внимания. Если Дориан правильно припоминал слова Каллена об этих собаках, то Берди приходилась малышам тетушкой, из-за чего ее рвение познакомиться с новорожденным не вызывало беспокойство.       Южане, начал понимать Дориан, может и не были столь беспечными в своих убеждениях относительно особенностей породы. Судя по слухам, животных вывели в Тевинтере, что объясняет наличие у них магических свойств, хотя ни один ферелденец не поверит такой клевете. Как бы то ни было, а разведение мабари на севере вышло из моды. Порода стала редкостью, не считая не часто встречающихся сторожевых псов в сельских усадьбах. В настоящее время люди предпочитали разномастных борзых с большими заостренными ушами; сложенных так, чтобы бежать быстрее самых резвых скакунов. И хотя они были прекрасными и энергичными, им не хватало… если выражаться попроще, мабарьего чувства юмора.       — Взвесить их, пока вы не уехали, сэр? — обратился к Каллену Энтони.       — Да, займитесь этим, а я пока отвлеку мать.       И таким образом, ведомый Энтони, Дориан поднял одного из щенков, поставил его на весы и записал полученные результаты в соответствующую тетрадь. Пройдясь взглядом по колонкам ранних записей, он понял, что собаки отлично развиваются. Не то, чтобы это было невозможно понять на глаз. Они практически лучились здоровьем и силами, даже тот маленький серый щенок, которого он вернул с той стороны Завесы.       Та же сучка, которой он должен был дать имя, вспомнил маг, поднимая ее за шкирку. Она очень громко заскулила, недовольная таким унизительным поворотом событий, который только можно себе представить, и утихла только когда вернулась обратно в ящик к своим брату и сестре. Все трое радостно запищали, заметив возвращение Лорель. Она охотно улеглась и принялась тыкаться в каждого носом, а после вылизывать большим мокрым языком.       — Спасибо вам, — молвил Энтони, указывая на тетрадь и числа. — Я проверю как у них дела вечером. Вы же поздно вернетесь?       — Скорее всего, — ответил Каллен. — Уверен, что все хорошо?       — Да, мне… мне просто нравится заниматься этим, — улыбаясь, признался конюх.       В его глазах прыгали зайчики веселья, когда он встретился взглядом с Дорианом, словно парень снова готов был выступить соучастником заговора, чтобы Каллен хорошо отдохнул. Заговора, пришедшегося магу по душе.       Возвратившись в главный амбар, мужчины принялись запрягать лошадей. Уверенной рукой Резерфорд вывел гордую кобылу из стойла и повел ее в каптерку. В своих прогулках маг несколько раз замечал эту лошадь в поле. Вспомнив все, чему учил его Деннет, Павус понял, что перед ним антиванский скакун.       — От нее взгляд не оторвать, — молвил он.       — Не то слово, — Каллен легонько хлопнул ее по крупу. — Это подарок от процветающего дома Монтилье, — добавил он. — Я пытался отговорить Жозефину, но ты же ее знаешь: найдет сотню уловок, чтобы за отказ заставить тебя чувствовать себя негодяем.       Так происходили дела между приближенными советниками Инквизитора и друзьями. Они присматривали друг за другом всеми возможными способами. Жозефина знала как использовать щедрость в личных мотивах, но это не значило, что она не была искренна. Он соскучился по ней, а потому решил поставить себе памятку написать ей письмо.       — И как зовут дареного коня?       — Саммерстоун, — отозвался Каллен. — Мы просто… зовем ее Саммер.       Он принялся седлать ее, и Дориан поспешил накинуть амуницию на Барли, выглядящему скорее непутёвым, рядом с такой-то красавицей.       Через несколько минут мужчины в полной боевой готовности выдвинулись в путь. Их дыхание, как и дыхание лошадей, вырывалось видимыми облачками пара в морозном утреннем воздухе.       — Итак, — молвил Дориан, подгоняя Барли ступать рядом с кобылой. — Куда же мы движемся?       — В Ярроу, — ответил Каллен. — Это… не то, чтобы поселок, но там есть таверна и кузница, и еще раз в год на Сатиналию устраивается рыночная неделя. Один из наших поставщиков отказался приезжать на ферму и захотел встретиться там.       Они не взяли с собой вьючного животного, так что поклажа должна быть легкой и мелкой.       — Ради удобства или по секрету?       — Похоже, и то, и то понемногу.       — Ты хочешь вынудить меня задать тебе вопрос в лоб, да.       Каллен рассмеялся, его щеки уже порозовели от мороза.       — Кто сказал, что я расскажу, если спросишь?       — Я. Я сказал, — настоял Дориан, положив руку на сердце.       Широко улыбнувшись, Каллен щёлкнул языком и пришпорил Саммер перейти на трусцу, чему кобыла явно обрадовалась. Возмущенный таким побегом, Дориан поддал Барли каблуками, чтобы не отстать от другого всадника. Свежий снег захрустел под копытами их скакунов, когда те побежали по главной дороге, ведущей на восток. Стало очевидно, что дальнейших ответов не последует, так что Павус продолжил лёгкую ничего не значащую болтовню. Со временем мужчина понял, что они едут теми же перекрестками, которыми ехал он сам несколькими неделями ранее, тогда еще снедаемый последней жарой осеннего солнца. Тогда маг так и не добрался до таверны, но сейчас, когда снег начал порошить мелкими белыми хлопьями, путники проехали несколько торговых лавок, украшенных зеленью, — на Сатиналию приветствовались подобные убранства, — а после спешились и провели лошадей к небольшому амбару, где передали лошадей дюжей женщине, выглядящей мастачкой.       Таверна встретила их волной тепла пламени, полыхающего из-за железной решетки каменного камина. В нос ударил дурманящий аромат пряностей. Таверна была полна посетителями, но не забита битком, только вот среди них Каллен так и не углядел своего таинственного поставщика, а потому приезжие решили обождать его прихода, заняв столик в дальнем углу помещения и потягивая горячий сидр.       На том и порешили. Утро не замешкалось приблизиться ко дню. В конце концов, Каллену удалось выменять колоду карт, и они решили сыграть на двоих в «дурака». Хотя, учитывая уже три кружки из-под сидра на их столе, было трудно условиться, по чьим же правилам играть, — северным или южным, — а после они так и не смогли определить, кто победил. Вскоре наступил полдень, на столе появилась еда, а поставщик все не являлся. И никакой весточки или ворона. Они уже столько времени просидели здесь, в этот зимний день, хотя могли потратить их на дорогу обратно. Словно стадом серых барашек, небо затянуло серыми облаками.       Из веселого и задорного состояния Каллен мигом поник духом, когда направился оплачивать выпивку и поданную стряпню.       — Нам лучше возвратиться. Не то будем добираться домой по темноте.       — Серьезно? — Судя по застилающим небо густым тучам, не факт, что они вообще сумеют добраться домой. — Думаю, нам лучше не рисковать лошадями, — заприметил Дориан. — К тому же не нужно быть ферелденцем, чтобы заметить какая метелица кружится за окном.       — Если поторопимся, то сможем…       — Перегнать метель? Возможно, у Саммер это и выйдет, а вот мы со старым Барли так и останемся пасти задних. — Маг тряхнул головой. — Давай лучше останемся здесь. Благо искать ночлег уже не нужно, — Он окинул рукой комнату, в которой помимо них ещё несколько посетителей наслаждались обстановкой, явно не понимая, о чем мужчины вели спор.       От плохо скрываемого негодования на лице Каллена проступили желваки, а под насупленными бровям темные глаза, казалось, стали ещё темнее, но мужчина лишь сдавленно кивнул и вернулся к прилавку, чтобы снять комнату.       — Пожалуй тогда стоит прогуляться по рынку, раз уж здесь застряли, — предложил он, пряча полученный ключ в карман. — Сатиналия всегда на меня так действует…       Они решили прогуляться по торговым лавкам, хоть некоторые уже начали собирать товар и закрываться. Одни купцы продавали чудесные стеклянные поделки и резных деревянных животных, другие же предлагали украшения или безделушки с драгоценными камнями. У одного из продающих прилавок был завален доверху добротными шарфами, а сам старик сидел рядом да усердно считал стежки в шерстяной пряже будущего товара. Юная девушка предлагала на выбор перчатки и рукавицы любого фасона, размера и цвета, все как один сделанные из мягкой кожи. Также мужчины увидели пчеловода с маленькими глиняными горшочками, выставленными в ряд на прилавке. На крышке каждой из посудин лежала веточка засушенного растения, обозначающая состав меда. Дориан купил себе несколько, чтобы позже отправить на родину, а так же две пары перчаток тонкой работы — одну для Мэй, вторую для матери. Как и часто бывало на Сатиналию, он вспомнил о бедном Феликсе, почившим уже давным-давно, но навсегда оставшимся в его памяти. Маг купил ему крохотного деревянного мабари, намереваясь по возвращению оставить фигурку в фамильном склепе Алексиусов.       Наконец он остановил свой выбор на роскошном шарфе у старого джентльмена для себя, выполненном из добротной черной шерсти. Без единого намека на краску, поспешил заверить Павуса мужчина, также не стыдясь добавить что шерсть дала его самая любимая овечка. Рассмеявшись, Дориан обернул шарф вокруг шеи, заметив какой превосходную работу мастера и торговца, и указал, что возьмёт ещё один шарф, но уже серый.       Оплатив покупку, он вернулся к Каллену у лавки с ювелирными изделиями, тот как раз обменивал монеты на две маленькие коробки — или, правильней заметить, на их содержимое.       — Взял в подарок девчонкам из дома, — оправдался мужчина, пряча купленное в кожаный кисет. — Нужно и Энтони что-нибудь прикупить… Как думаешь, эти перчатки крепкие?       — Ну, если бы они такими не являлись, себе бы я их не купил.       Тем временем улицу начало заметать лохматым снегом, пороша землю и людей белым холодным одеялом.       — Пойду, проверю лошадей. Погляжу, чем их там кормят. — Достав ключ от комнаты, он передал его Дориану. — Вот. Вверх по лестнице, вторая дверь налево.       Стараясь не дрожать, Дориан на радостях вернулся назад. На крыльце таверны стряхнул перед входом внутрь снежинки с плаща, и поднялся наверх, дабы оценить убранство их пристанища на ночь. Он открыл дверь в маленькую аккуратную комнату, у окна которой находилась закрытая жаровня. Кроме того мужчина увидел сундук, стул и громадную кровать. Он моргнул. Ему и в голову не приходило, что обстановка будет сильно разниться от стандартного двухместного номера. Минуту спустя в дверях заявился Каллен, впустив с собой поток прохладного воздуха; на его плечах до сих пор лежал снег.       — Только одна постель? — как только дверь затворилась, задал вопрос Дориан.       Замерев на полпути, Каллен так и застыл, снимая шинель. Он вздохнул.       — Да. — Скинув одежду с плеч, Резерфорд повесил ее на дверной крючок. — Остальные комнаты по большому счету уже заняты, и я подумал… Стоило снять ещё одну?       Дориан невольно нахмурился.       — Разве будет безопасным так безрассудно себя вести?       Брови Каллена дернулись.       — Безопасным… — Лицо мужчины смягчилось. — Дориан, у нас, ферелденцов, может и есть свои слабости, но мы не суем нос в дела, происходящие между двумя людьми за закрытой дверью. Исключая обычное желание перемолоть кому-то косточки.       Он подошёл к магу и жестом указал передать ему его плащ.       Дориан же возразил:       — Хоть ты так и говоришь, но не можешь знать наверняка, что творится в сердцах людей. Толерантностью здесь и не пахнет. Не говоря уже об уважении.       — Уверен, ты слышал об эрле Геррине, — продолжил Каллен, вешая плащ Дориана рядом со своей шинелью.       — Имя звучит смутно знакомым.       — Есть одна старая усадьба во Внутренних землях, где он спрятал своего любовника. Все знают об этом, и хотя это и не ортодоксально, но никому нет до этого большого дела. Разумеется, люди успели сложить о Геррине одну-две частушки, но почти каждый эрл разжился такой же честью.       — Ах, но ты видишь? Никакого уважения. Ему пришлось спрятать бедолагу в самом центре лесной глуши.       — Может и так, но мне кажется это в связи с порядочным отношением к супруге. — Сняв кофту, Каллен остался в мягкой шерстяной рубахе. — Серьезно, никому не будет до нас дела.       Дориан вздохнул. Возможно, он и прав, но это только потому, что мужчины поднялись в комнату не вместе. Теперь же, задумавшись об этом, Павус вспомнил, каким особенно долгим взглядом окинул его хозяин, когда маг вернулся в таверну. Не убежденный доводами, он поднес большой палец ко рту и принялся его покусывать.       — Хочешь, пойду еще одну сниму? — переспросил Каллен. Он выглядел серьезным, если не капельку удрученным.       — Нет, нет, и эта сгодится, я… — От воспоминания об утреннем происшествии на кухне засосало под ложечкой. Он постучал пальцем по губам. — Ты задумывался, как происходящее между нами — эта наша «интрижка» — скажется на отношении к тебе окружающих?       На мгновение Каллен просто глядел на него. Но после поморщил лоб. В баре под ними, упав на пол, лязгнула сковородка и кто-то громко вскрикнул от удивления. Комната наполнилась приглушенными ругательствами.       Мотнув головой, Каллен облизнул губы. Однако хмурится не прекратил.       — Прости, я… О чем ты?       Дориан шумно выдохнул.       — Только говорю, предельно ли мы осмотрительны. — Он дополнил свое заявление, пожав одним плечом.       — В нашей… «интрижке», как ты говоришь. — Губы Каллена растянулись в усмешке, растянув и рубец на лице, когда он повторил за ним.       Поздно забирать слова обратно, сказанного не воротишь.       — Да. — Внизу кто-то обозвал кого-то Создателем забытым невежей, а после протяжно завыла собака. Дориан нахмурил брови. — Надеюсь, они там все живы…       Каллен перевел взгляд на пол, хотя его внимание, явно было приковано не к выходкам на цокольном этаже, а глубоко погружено в свои мысли. Угрюмость на его лице сменилась досадой.       — С чего вдруг такая забота, что могут обо мне подумать люди?       В ответ, в плече Дориана засело противное чувство, отдающее спазмом в шею. Последним, что им было нужно, стоя в этой тесной, снятой на время комнате — вспышка его буйного нрава, который загорался быстрее и пылал сильнее и опасней, чем раньше. Возможно, ввиду необходимости терпеть тысячу колкостей в свою сторону каждый раз, когда мужчина появлялся на публичных форумах. Он помедлил, пару раз глубоко вздохнув.       — Две твоих кухарки хихикали над нами этим утром.       Этого оказалось достаточно, чтобы Каллен умолк. Он переспросил низким тоном:       — Ты видел, как они смеялись над нами?       — Да, но, думаю, они боятся меня. Знаменитый Дориан Павус, грозный северный магистр, разбивший в пух и прах своей мерзкой магией крови всех их надежды. — Он помедлил, огладив бороду рукой, и свёл пальцы к подбородку. — Но проблема не в этом, а в том, что ты связался со мной. Меня не впечатляет такой ход мыслей.       Он ждал, как от злости черты лица Каллена заострятся. Ждал, когда тот, поморщившись, примется возражать. Но вместо этого морщины на лице у бровей мужчины разгладились, плечи расслабились, и он коснулся ладонью руки Дориана.       — Они смеялись с нас, но по другой причине.       — Ох? Ну-ка, поведай.       — Моя… одинокая натура стала объектом шуток среди местных сразу же после приезда. Маршан не единственный, кто это заприметил. На протяжении лет несколько семей устраивали нехилый спектакль сватанья со своими женибельными дочерьми, а теперь то, что мы с тобой… Ну. — Он наклонил голову. — Думаю, теперь ты понимаешь, как смешно это могло быть расценено после стольких усилий.       Дориан повел бровью.       — Ах. — Маг скрестил на груди руки. Он не мог знать, насколько правдивым было утверждение, но если такое объяснение удовлетворило Каллена, то добавить было нечего. — Понятно.       — Здесь не так, как в Инквизиции, — поспешил разуверить Каллен, тряхнув головой. — Когда против нас можно было использовать слухи. Сейчас мне нечего скрывать.       Как оригинально — идея, что можно делать то, что захочется, не опасаясь расправы. Но Дориану было трудно поверить, что все может быть настолько просто. То, что о них знал Энтони, это одно — натура конюха нежная и сентиментальная — но вот остальные жильцы дома, или какие бы то ни было постояльцы таверны…       — Мне просто не кажется это мудрым, — высказал Дориан признание, зазвучавшее куда суше, чем он хотел.       Каллен поднял голову и расправил плечи.       — Я не буду разыгрывать фарс, чтобы повеселить здешних зевак. Уж слишком много жизни провел в беспокойстве, что могут подумать обо мне другие, обманывая сам себя. Разумно или нет, я больше не буду терпеть, склоня голову. Разве что только, — на его лице отразилась тоска, — как и говорил утром… ты этого хочешь.       Он хотел и, одновременно, не хотел. Причины были весьма сложными к восприятию. Не было ничего, что он мог бы озвучить, не бередя старые раны — он явно засыплет их пудом соли, когда решится.       — Нет, пока ты подумал о последствиях.       Каллен облизнул губы и шагнул к Дориану, положив руки ему на бедра.       — Я не эрл. И если… если быть с тобой — значит запятнать свою репутацию, то у меня нет ее вовсе.       Прижавшись к нему, он уткнулся холодным кончиком носа магу в лоб.       Если бы только остальные граждане Ферелдена разделяли его убеждения, и не стыдились этого. Но похоже, это разговор на другой раз. Быстро ухмыльнувшись, Дориану вернулось прежнее озорство, а Каллен невольно стушевался.       — Погоди-ка… Так значит, тебя за эти годы брали на штурм полчища «женибельных» барышень?       Такое замечание было встречено незамедлительным закатыванием глаз.       — Ну не то чтобы прям «на штурм», но да. Все они были замечательными, но слишком юными для такого старого засранца, как я.       Дориан невольно всхохотнул прежде, чем сумел сдержаться.       — Погоди, ты же не серьезно.       — О, еще как серьезно. — Он скрестил на груди руки. — Они должны быть с кем-то своего возраста. Никто не будет сватать тебе старую деву или тетушку, которые куда лучше подойдут здесь. К тому же, я всегда предпочитал людей, демонстрирующий свой опыт на лицах. Морщина там, морщина сям. С этим я могу смириться.       — Ох, Каллен. Предупреждаю, ты ходишь по тонкой грани. Тебе следует получше подбирать слова, если хочешь целовать меня еще раз.       Глуповато моргнув, Каллен рассмеялся.       — Дыхание Создателя, прости, я просто… — Он улыбнулся, очень нежно, и переплел свои пальцы с Дорианом. — Тогда скажу так. Хоть у тебя и прибавилось пару линий, ты все так же прекрасен, как и всегда. Мы стареем, и каждый прожил свою войну. Будет нечестно позволить таким мелочам затуманить представление о человеке.       Дориан насупился.       — Я должен ощущать себя оскорбленным, но, пожалуй, это самое безобидное замечание, которое мне говорили по поводу возраста.       — Перестань, — хрипло отозвался Каллен. Взял лицо Дориана в ладони и провел пальцем по остро очерченной скуле. Или, вернее, родинке на ней. — Ты не старый, просто у тебя есть большой опыт за плечами. И порой эти два понятия — не одно и то же. У всех нас свои обстоятельства, некоторые лучше, некоторые хуже. То, что ты пережил, слабо отразилось на твоем лице. Чего не скажешь обо мне. — Он украдкой чмокнул его в губы, слишком быстро, чтобы Дориан успел возразить. — Когда я впервые увидел тебя, то подумал, что ты самый привлекательный из мужчин, которых я когда-либо видел, — добавил Резерфорд. — И останусь при своем мнении.       Взгляд его глаз нежный и такой томный; в их уголках засела сеточка из гусиных лапок. От длительной езды волосы растрепались, а щеки покраснели. Он еще не подровнял бороду, и выглядел слишком пухлым в этом шерстяном наряде, явно созданном для человека куда меньшего размера, которым он был раньше. Приблизившись, Павус поцеловал его и подтолкнул к каменной кладке стены комнаты. Он целовал его так, пока у обоих не перехватило дыхание, и продолжил целовать после.