Мы закат

      Двое мужчин убежали, бросившись в заросли деревьев. Остальные втроем двинулись на них. Дориан накинул щит на местность, чтобы не задело Каллена, укрепив ее барьером снаружи, и вызвал бурю. Ослепительным всполохом сверкнула молния, намертво сразив одного разбойника и ошеломив другого. Третий, как ни в чем не бывало, побежал на Каллена, выхватив клинок из ножен на ходу и с оглушительным лязгом столкнувшись им с мечом командира. Воспользовавшись моментом, Резерфорд подался плечом вперед и заехал эфесом бандиту в грудь. От сильного толчка мужчина упал на спину. Задыхаясь, он распластался на леденистом берегу. Каллен мог бы с лёгкостью вырвать меч из руки павшего, но вместо этого с размаху выбил клинок и со всей силы ударил каблуком сапога по ребрам. Раздался хруст, а за ним — сдавленный вопль, заглушенный снегопадом.       Ошеломленный бандит пришел в себя, его лицо исказила гримаса ярости. С кинжалами наготове он накинулся на Каллена; Дориан мигом скинул барьеры, чтобы командор, широко взмахнув мечом, попал по клинку в правой руке нападавшего. Резко перегруппировавшись, он поднял меч и рассек им вниз со свистом, резанув другое запястье мужчины, но бандит снова подался вперед для атаки и Резерфорд, отступив, выставил меч, остановив зачавшуюся резню. Бойня началась и так же стремительно закончилась в течение нескольких секунд. Дориан воочию застал момент смерти: с кинжалом был еще живой человек, с клинка Каллена упал на землю уже труп.       Поднялся разбойник со сломанными ребрами — он проковылял с пару футов, пытаясь убежать. Пока Дориан подготавливал ещё одно заклинание, в морозную землю у его ног вонзилась стрела. Один из убежавших мужчин стрелял по ним из лука на другой стороне ручья: он держал тетиву в половину натянутой, готовый отправить следующий залп. Дориан направил силу в руки, сконцентрировался в уме на образе древнего знака… и возникший на другом берегу ручья дух всмятку впечатал лучника в крепкую березу. Покончив с заданием, он обратил свое грозное внимание на прижимающего ребра горемыку, который уже побежал со всей мочи, и сгустил вокруг себя переливающиеся завитки тени и света, готовясь к преследованию, но Каллен остановил мага рукой и отрицательно мотнул головой. Павус буркнул слово и дух, потеряв цель, начал апатично дрейфовать над ледяной водой, покуда не остановился рядом с погруженным ничком телом.       Тишина оглушала. Дух испарился. Кровавые разводы запятнали белоснежную поверхность берега. Зачерпнув пригоршню снега, Каллен очистил меч, спрятал его в ножны и подошёл к плавающем в ручье телу. Охнув, командир вошёл в слабый поток и выловил мужчину на ледяные камни берега. Он прижал два пальца под синюшной челюстью в поисках пульса. Затем наклонился вперёд, приставив ухо ко рту лежащего.       Сидя на коленях, Резерфорд отпрянул назад и уныло опустил голову.       — Черт!       Значит, опоздали. Подойдя ближе, Дориан присел рядом, чтобы глянуть насчет возможной помощи, но бедняга был мертвым уже несколько минут. Судя по его конечностям, мужчину оставили прозябать на морозе почти всю ночь. В золотистых волосах виднелась зияющая рана, из места разлома костей черепа юшкой вытекала кровь. Если он умер не от удара, то наверняка вскоре от его последствий.       — Твой поставщик?       Мрачнее тучи Каллен поднялся на ноги. Он кивнул. Развернулся на каблуках и промаршировал в лагерь. Дориан настороженно оглянулся вокруг на предмет появления выживших разбойников, которые, хоть и перепугавшись, могли все так же находиться поблизости, и перелез через сугробы, чтобы привести лошадей пока те не убежали, оставив их самих добираться домой пешком.       По всему лагерю эхом раздалось возня и звонкий лязг металла, а за ними — отборная ругань. Привязав лошадей на расстояние вытянутой руки, маг подошёл к самой крупной палатке.       — Борешься тут за выживание? — спросил он, войдя внутрь.       Каллен, сгорбившись, сидел спиной прямо перед входом, держа в руках деревянную шкатулку. Он мгновенно захлопнул ее, услышав голос Дориана, но будь она открыта или закрыта, узнаваемый запах скрыть было невозможно. Шумно выдохнув, он поднялся со шкатулкой в руках. Обернувшись к Дориану, он передал ему ее в руки.       — Вот из-за чего мы здесь, — молвил он. — Из-за чего его они убили.       Даже не открывая, маг знал о хранящемся в ней содержимом. И всё же Каллен указал ему открыть шкатулку и взглянуть собственными глазами, чему он повиновался.       Лириум. Пять продолговатых рядов маленьких и хрупких стеклянных пузырьков с пересушенным осадком. Они слабо гудели. Лириум. Внутри все перевернулось.       — Ты же не…       — Конечно же нет! — негодующе глядя на него, Каллен запустил себе пальцы в волосы. Дориан мог сказать, что, судя по тому, как дернулась щеки мужчины, тот принялся нервно ее пожевывать изнутри. Он прошагал туда-сюда с пять шагов. — Я чист, — настоял он, тон его голоса говорил, что мужчина также убежден в своих словах, и пытался убедить в них Дориана. — У меня больше нет пристрастия.       Дориан коснулся руки Каллена. Он верил ему, так же сильно, сколь тот верил себе.       — Это для других, я понял. Чтобы очищение проходило мягче?       — Да. — Каллен облизнул губы и потупил взгляд в землю. — Мы держим небольшое количество под рукой, для тех, кому тяжело соскочить или… или на случай, если нужно снова принять, — объяснил он низким тоном. — Ро держит его на замке.       — Умно, но вот мне любопытно, почему ты лично заведуешь этим. Почему не маг или кто-нибудь, у кого не возникает соблазна попробовать?       Каллен выглядел так, словно его сразила молния. Лицо резко помрачнело, и, выхватив шкатулку обратно, он живо захлопнул и закрыл ее на замок.       — Потому что это мое бремя, — прорычал он, вылетев из палатки.       И довольно тяжелое, судя по тому, как сильно нахмурился Каллен. Дориан наблюдал, как тот спрятал поклажу в одну из сумок у седла, для надежности скрепив ее еще одной застежкой.       Завязать с наркотиком только для того чтобы наладить поставку отравы для других… Это можно было назвать идеальными обстоятельствами с натяжкой, но опять-таки, когда вообще жизнь могла побаловать такими излишествами? Несмотря на неудачи, собственные и навязанные, Каллен многого достиг. Наверняка были те, кто голосили против прощения его ошибок — в частности, он сам, — но мужчина стремился стать лучшим человеком, и не заслуживал постоянного напоминания о прегрешениях былой жизни.       Готовый уезжать, Дориан подошел к Барли. Он уселся в седло и взглянул на Каллена, ухватившегося одной рукой за седло Саммер, напряжение явственно виднелось в его натянутой позе.       — Может это и твоя ноша, — молвил Дориан, — но у тебя нет нужды нести ее в одиночку.       — Нет, — это всё, что прозвучало в качестве ответа. Но Дориан не мог сказать точно, означало ли оно согласие или упорный отказ соглашаться с его точкой зрения. Оседлав Саммер, Каллен направил кобылу на дорогу. — Мы проезжали рядом с церковью где-то с милю назад. Они могут забрать тела.       На том они уехали, двинувшись в путь, покуда не свернули по заснеженной тропе к дверям церкви.       — У ручья лежит тело молодого мужа, ближе к воде. Он был убит бандитами, — рассказал им Каллен. — Его звали Джон Тирни. Ему понадобится погребальный костер.       — Как и трем не посчасливившимся встретиться нам головорезам, если мы правильно посчитали, — добавил Дориан.       Монахини совершенно не удивились полученной информации, словно к ним каждый день захаживали подозрительные люди с известиями об очередной смерти. Каллен оказал щедрое пожертвование из своего кисета с монетами, достаточное, как понял Дориан, дабы оплатить службу и по бандитам. Преподобная Мать кивнула. Женщины пообещали разобраться с ситуацией как только переоденутся в теплую одежду, пожелали им доброй дороги, и, с последним благословением Создателя, захлопнули двери.       — Ты хорошо его знал? — спросил Дориан, когда они отъехали.       — Я знал его достаточно.       Каллен задрожал, сидя в седле, и у Дориана все внутри перевернулось от осознания: этот дурак юркнул прямо по колени в воду.       — Черт, Каллен, да ты ж промок до нитки!       — Как-нибудь переживу. Чепуха.       — Ну да, чепуха, не считая обморожения и ампутации! — саркастично согласился он. — Седьмое пекло, слезай с лошади и дай, черт тебя подери, посмотреть что там.       Саммер прошла ещё пару шагов и остановилась. Каллен зябко опустился на землю, и Дориан, спешившись, присел прямо перед ним. Сняв перчатки, он нагрел ладонями ткань брюк, после принялся за кожаные сапоги. Влага исчезала, испаряясь клубами пара на морозе. Наконец маг принялся согревать само тело мужчины, намного быстрее, чем при обычных условиях, от чего Резерфорд пискнул и поморщился.       Дориан поднялся и потер руки.       — Покалывает, не так ли, — молвил он. — Хорошо хоть не гангрена — избавили бедного целителя от хлопот отсекать тебе все пальцы.       Он умостился в седле и деловито принялся ждать.       Потоптавшись отогретыми и без сомнения побаливающими ногами, Каллену выдохнул облачко пара. Он залез в седло, и напарники поехали обратно в трактир, охваченные тишиной снежных сугробов по обе стороны от дороги. Было загадкой, как один человек в одно и то же время мог быть настолько непоколебимым и чертовски безрассудным. Зная Каллена, — а знал его Дориан достаточно хорошо, — тот явно уверовал, что любое страдание, вызванное промокшими сапогами, было покаянием в смерти юного поставщика, логичным, хоть и непрямым, позволенным самим Создателем умозаключением. Дориан понимал это, бесчувственная смерть была старым приятелем не только Резефорду, но и ему самому. Но чтобы принимать ее на свой счет? Что же, это медленная гибель, уже иного рода. Плечи Каллена поникли над гордо возвышающейся головой Саммер в окружающей серости дня; мужчина не разговаривал почти всю поездку. Оставив лошадей в конюшне у таверны, мужчины зашли в кабак.       — Умираю с голоду, — заявил Дориан. На чтение заклинаний тратилось много энергии. — Заказать что-нибудь?       — Ешь сам, — ответил ему Каллен. Не проронив ни слова, он двинулся наверх, держа драгоценный сундучок под мышкой.       Грубо, но причины, по которым он так себя вел, были понятны. Однако если он хотел наказать себя, Дориан не станет вмешиваться, разве что только не допустит потери конечностей. Он позволил Каллену уйти и подошел к бару, спрашиваясь о горячем пойле и мужчине, которого лечил этим утром. Подав ему подогретого пряного вина, трактирщик поведал, что тот приятель благополучно отбыл в полдень с большой группой людей. Довольный ответом Дориан спросил о еде, и был извещен, что блюдо посущественней будет готово в течение часа, однако утолить голод может по мелочи, закусками и вином. Поддавшись такому предложению, маг перешел поближе к камину, где паренек на разносе принес ему деревянную дощечку с ломтем ржаного хлеба, подсушенным яблоком, несколькими орешками и щедрой порцией ферелденского сыра, который, как он хорошо запомнил, на вкус был не лучше чем портки недельной давности. Сморщив нос, он откусил от дольки яблока.       Вскоре Павус заказал себе пойла покрепче. Вмиг став весёлым и приветливым, он заприметил Этьена и немолодую наемницу… Минерву? Да, кажется, так ее зовут — они появились во входных дверях на закате. Каким бы приставучим ни был Этьен, это не отменяло его качеств умного собеседника приятной наружности, а тело его спутницы хоть и покрывало множество рубцов, на каждый из них она могла рассказать отдельную историю. Вместе с компанией они засели играть в карты, сделав перерыв лишь на ужин, и продолжили играть до тех пор пока трактирщик вокруг них не начал вытирать столешницы да сдвигать столы с грациозностью косолапого медведя, прогуливающегося по окрестностям Внутренних Земель.       Закончив партию, Павус забрал свой выигрыш, и Этьен указал ему следовать за ним на крыльцо таверны — разделить последний перекур за вечер. Дориан глубоко затянулся из зажженной трубки и медленно выдохнул сизый дым в морозный воздух ночи. В лунном свете белый снег блестел, переливаясь при движении головы. Было очень холодно, но сытый и охмелевший некромант не стал жаловаться.       — Поднимемся ко мне в комнату? — предложил Этьен, когда Дориан передал ему трубку обратно.       Маг усмехнулся, мнимо польстившись.       — Не думаю, что моему… — А действительно, кем же ему приходится Каллен? — другу наверху эта идея придется по вкусу.       Этьен по-волчьи улыбнулся.       — Тогда, можем пойти к твоему другу вдвоем. — Он выдохнул еще одно облачко дыма, не отрывая взгляда от Дориана.       Таверна у черта на куличках, расположенная вдоль ответвления Имперского Тракта неподалеку от Ферелденского баннорна, была последним местом, где он мог ожидать предложения на тройничок. Дориан не нашелся, что и сказать. Хоть и редкие подобные приглашения не были для него из ряда вон выходящими, маг вновь рассмеялся, а после заговорил, убедившись, что голос преисполнен тоскливых ноток:       — К сожалению, вынужден отказать. Это ему и не понравится.       — Хе. Может, тебе тогда нужен новый друг, — буркнул Этьен, снова выдыхая, но по-прежнему улыбаясь.       Дориан не сумел придумать юморной ответ в отместку. Только поджал губы да отвел взгляд.       — Тогда ты его любишь? — донесся тихий вопрос у его уха.       В груди больно защемило, из-за чего он резко и шумно выдохнул. Павус опустил голову и попытался улыбнуться, зная, что выглядит грустным.       — Я не хочу его обидеть, — ответил он и протянул руку за трубкой, которую Этьен преспокойно передал. После длительной внутренней борьбы, окончившейся ничьей, он уставился на дорогу, задаваясь вопросом, что же сталось с телами у берега. Надеялся только, что монахини добрались до них раньше птиц. Задержав дыхание, маг знал, что настал час проверить вполне себе живехонького жильца наверху. Выдохнув вместе с дымом клочок пара, исчезнувший в темноте неба, он передал Этьену трубку и улыбнулся настолько кокетливо и виновато, настолько умел.       — Не могу не сказать, что предложение заманчиво, — признался он, пальцами коснувшись жилистой поясницы Этьена.       В признательности тот наигранно поклонился.       — Оно остаётся в силе.       Двадцать лет назад такой бы вопрос даже не поднимался. Узкая постель с таким же тощим незнакомцем, жадные засосы, россыпью цветущие под острой линией волевой челюсти, оголенные тела, покрытие испариной от интенсивного порева. Грубый секс. Притупить одну боль другой, и уйти на рассвете.       — Спокойной ночи, — произнес Дориан, ласково, но уверенно.       Хоть в главном очаге таверны еще горел огонь, персонала нигде не было видно. Подойдя к кухне, Павус обнаружил двух поваров, потягивающих эль из керамических кружек.       — Сэр? — осведомился один из них.       — Простите за беспокойство. Я надеялся попросить у вас ломоть хлеба и немного мяса, если осталось. И еще может соленый огурчик? Я буду очень признателен.       Они живо наложили ему в тарелку оставшихся булочек, знакомого твердого сыра, немного вяленой свинины и квашеной капусты. Он поблагодарил их, а заодно и извинился за беспокойство, оставив монету на стойке и поднявшись по лестнице на второй этаж.       Дверь оказалась запертой, а комната — темной. Когда его зрение приспособилось, в росчерках лунного света он увидел очертания широких плечей Каллена, мужчина сидел на сундуке у изножья кровати, уставившись на холодную жаровню. На полу рядом с ним лежала распахнутая шкатулка с лириумом.       — Вот, — Дориан протянул ему тарелку с едой. — Станет лучше.       Ноль реакции. Тишина сгустилась как выпавший снег. Стало так тихо, словно еще немного, и можно было бы расслышать, как пылинки сталкиваются в воздухе. Каллен глубоко вздохнул, будто бы вспоминая, как дышать. Он принял тарелку, пробормотав благодарность.       Дориан зажег маленький светильник на столе и подобрал мешочек с угольками для жаровни. Наполнил обогреватель и зажег, задумавшись, потух ли тот сам или Каллен попросту решил не заморачиваться с ним и просидел весь вечер в холоде. Бережно, мужчина закрыл шкатулку и убрал ее под сервант. Все флакончики были на месте, полные содержимым, хоть маг и нахмурил брови от неосознанной нужды заметить подобную деталь. Позади него Каллен жевал самодельный сэндвич, так что Дориан оставил его и отправился дальше по коридору в уборную, чтобы совершить свои вечерние приготовления ко сну — в сокращенном варианте, так как не взял с собой гигиенические средства для ухода за кожей. Когда он вернулся назад, Каллен как раз доедал последние крошки, оставшиеся на тарелке.       — Ты хоть немного поспал? — спросил его Дориан.       Сперва он мотнул головой, но после застыл.       — Не знаю. Может быть.       — Мы сделали все, что смогли. Незаконный спрос на лириум в наши дни куда больше, чем уголовников, готовых его поставлять. Уверен, твой человек знал о рисках.       — Знал. — Он почесал затылок и отодвинулся от жаровни, когда тепло от нее начало особенно припекать. — Но он не заслуживал смерти.       Дориан не нашелся что ответить. Жизни, которые забрал мужчина, порой настигали его по ночам, когда он задумывался о временах, во время которых видел, как огонек жизни покидает чьи-то глаза. С другой стороны, он был также обеспокоен мыслью, что если бы он не поступал так, как должен, то он, или тот, кто был ему дорог, мог оказаться тем телом, которое сожгут на погребальном огне. Однажды он и сам действительно был на волосок от смерти.       Не говоря ни слова, он принялся раздеваться. За эти два дня одежда стала грязной, и он не испытывал удовольствия надевать ее утром или же думать, какие ощущения это ему принесет. В комнате было очень холодно чтобы раздеваться догола, возможно, только оставить рубаху, и он так и остался стоять, грея спину у жаровни. Та же тяжелая тишина накрыла их снова, будто морская волна, перекатывающая гальку на пляже. Вот только в отличие от волны, тишина не полнилась обещаниями обновления. Она скорее не океанический поток — потоп: вода бурлит там, где не должна была. Он вспомнил кровавые узоры в быстрой воде ручья.       — Мне жаль, что нам не удалось спасти его, — сказал он.       Каллен кивнул, пожевывая губу.       — Мне тоже.       — Это не твоя вина.       Фыркнув, Каллен отвернулся.       — Любой, кто умирает, выполняя мой приказ, — тот громко ткнул квадратными пальцами себе в грудь. — Каждый, кто умирает за мои идеи… Я ответственен за это, — настоял он. — Это моя вина.       — Нет, — настоял Дориан в ответ.       Ощутив прилив раздражения, Каллен поднялся, но затем живо опустился на другой край сундука, сев спиной к Дориану. Он спрятал лицо в ладони.       — Просто иди спать, — прошептал он.       Невозможно уснуть, зная, что Каллен вот так вот сидит, скорбя у изножья постели. Похоже, пора применить другую тактику.       — Этьен-«Шаловливые ручонки» приглашал нас разделить с ним постель.       — Яйца Создателя, — пророкотал Каллен. — Я не хочу сейчас обсуждать это.       — Так и будешь сидеть на этом сундуке всю ночь?       — Может и да. Пожалуйста, Дориан, оставь меня одного.       — Нет.       — Клянусь, я…       — Что? Что «клянешься»? Ты можешь самобичеваться и страдать столько, сколько, черт возьми, захочешь как только мы перестанем делить комнату, но сейчас я отказываюсь это допускать. — Оставив зарево жаровни, он подошел к Каллену и увидел, как тот поджал губы. В уголках глаз мужчины стояли слезы. Дориан замер как вкопанный, маг никак не ожидал такого развития. Он наклонился ближе, приобнимая его за плечи. — Ох, милый…       Каллен отпрянул прочь от прикосновения.       — Не смей. — Он выглядел таким маленьким, замкнутым в себе.       — Тише, — зашептал Дориан, — тише. — Выждав с несколько секунд, он снова медленно коснулся пальцами спины Каллена и когда тот не одернулся, прижался уже всей ладонью. — Ты сделал все, что в твоих силах, дабы подготовить своих солдат, но ты-то должен понимать, что не можешь их всех спасти. На поле боя или же вне него. Никто не заслуживает такого бремя.       — Да знаю я, мать твою! — отрезал Каллен, его голос дрогнул на последнем слове. — Знаю, но я…       Он снова опустил лицо в ладони и заплакал.       Подобрав подол рубахи, Дориан уселся позади, обняв мужчину за живот.       — Тогда тебе стоит оплакать его, — прошептал он. — Создателю известно, я — не тот, кто легко «живет дальше».       Недолго Каллен рыдал, тихо, под руками Дориана его тело казалось напряженней струны. Наконец, несколько раз глубоко вздохнув, Резерфорд выпрямился.       — Лучше уехать завтра с первым лучами, — произнес он, все еще гундося. — Я забыл отправить ворона. Они будут переживать, где мы пропали.       Дориан потерся бородой о его плечо.       — Тогда мы просто обязаны поспать.       Оба закончили раздеваться и залезли под одеяло, одновременно, чтобы минимизировать холод. Дориан прижался к Каллену поближе, не столь для того, чтобы погреться, столько успокоить его, насколько это было ему под силу. Он перебирал ему волосы, проводил пальцами по бороде и почти уснув, пел старую-престарую колыбельную на тевене, порой мыча, чтобы заполнить пропавшие из головы строки.       Каллен разбудил его с первыми петухами. Они оделись, быстро перекусили яичницей с толченой картошкой, расплатились и выдвинулись в путь.       Шел снег, белые хлопья застревали у Дориана в ресницах, пока мужчины ехали в сером утреннем свете глубокой зимы. Дорога преодолевалась с трудом, и маг словил себя на желании очутиться в бойкой компании Берди или Фуллера. Около полудня лошади, поняв, что до фермы осталось всего ничего, вмиг прибавили гонора — даже старина Барли навострил уши, узнав местность.       Они въехали во двор поздним вечером и направились прямиком в сарай, где их встретил Энтони с отразившемся на лице облегчении, беспокойстве и любопытстве. Будучи слишком вежливым, чтобы спрашивать прямо в лоб почему мужчины задержались, парень попросту поприветствовал их с возвращением и предложил присмотреть за лошадьми.       — Спасибо, — поблагодарил Каллен, и повернулся к седлу, чтобы достать лириум из пристегнутой к нему сумки. Секунду спустя ему пришлось положить шкатулку на пол, потому что сразу четверо из его шести псов в несколько прыжков преодолели расстояние от дверей к хозяину и все как один окружили его, помахивая хвостами-обрубками и обнюхивая руки, колени, голени — все что угодно, до чего вообще могли дотянуться. Дориан остался сидеть верхом на Барли, ожидая, когда поутихнет возня, и только после спешился. К нему сразу подоспели Берди с Мишкой, приветствуя мага хоть и сдержанней, но с ощутимым энтузиазмом. Фуллер подошёл к нему третьим, изо всех сил пытаясь лизнуть в лицо — жест, от которого Павус мастерски увернулся, но все равно остался польщен. Последней была Амрита, хотя ее приветствие выдалось самым спокойным. Она не спала в покоях Каллена, так что Дориан не знал ее так хорошо, как остальных.       Лорель все еще находилась отдельно со щенками, и Каллен пошлепал проведать и ее.       — Вас погода задержала? — тихо поинтересовался Энтони у подошедшего к нему Дориана.       — Не только, но да, — ответил он. — Как малышня?       Энтони заявил с улыбкой:       — Думаю, скоро уже откроют глаза. Они все…       Появившийся из комнаты для малышей Каллен покачнулся, и оперся о дверной косяк, чем прервал их диалог.       — Сэр? — осведомился Энтони.       — Я в порядке, просто… голова закружилась после длительной езды. — он прошел еще с десяток шагов и наткнулся на дверь в сарай. Пару секунд мужчина выглядел так, словно все в порядке и он снова мог идти дальше, но затем Каллен медленно опустился на застеленную соломой землю, в его волосах быстро таяли снежинки.       Дориан живо подоспел и присел рядом с ним, прижав ладонь ко лбу Резерфорда. От лихорадочного жара у того покраснели щеки.       — Вот дерьмо, — прошипел он.       — Похоже… похоже, мне и вправду нездоровится, — пробормотал Каллен, ухватившись за колено Дориана.       — Какой ты наблюдательный. — Махнув Энтони, Дориан закинул себе на плечо руку Каллена и с превеликим усилием поднял его на ноги. Конюх подхватил Резерфорда с другой стороны и вместе они принялись идти к дому.       — Это же смешно, — возмутился где-то на полпути Каллен, попытавшись выскользнуть из хватки. Вышло безуспешно.       — Иди, — скомандовал Дориан, понизив голос до рокота. Как и задумывалось, глубокий и сильный тон сделали свое дело, и Каллен, как и любой послушный солдат, повиновался. Нужно только преодолеть несколько шажочков, подъем по лестнице, и они окажутся в его опочивальне.       Несколько людей вышли из особняка встретить приезжих — они столпились кучкой прямо на крыльце главных дверей, их обеспокоенные вопросы наперебой слились в сплошной галдеж. К счастью, среди них был Ро. Дориан встретился с ним взглядом.       — Ваша поклажа в сарае, — сказал он, поняв, что они оставили деревянную шкатулку прямо на полу. Невзрачная, большинство мимо нее попросту пройдет мимо, но испытания судьбы редко оканчивалось хорошими последствиями. — Здесь дело еще терпит отлагательств. Наверное. У него жар.       Кивнув, Ро проскочил мимо них.       — Скоро вернусь.       С помощью Энтони, они довели Каллена до его покоев.       — Передайте ему не переживать за щенков, сэр, — молвил он. — Я сам справлюсь.       — Создатель, да я же тебя слышу, ты в курсе, — проворчал Каллен. Ну разумеется, ясность рассудка будет касаться сугубо здравия щенков.       — Благодарю тебя, дорогой Энтони, — обратился к конюху Дориан. — Я дам тебе знать, как он себя чувствует утром.       Юный конюх ушел, и Дориан усадил Каллена на деревянную лавку возле незажженного камина. Пихнул в очаг три поленья и поджег их сильным заклинанием, чтобы разгорелись побыстрее, а после принялся стаскивать с Каллена промокшую одежду. Два нижних слоя одежды промокли от пота насквозь и, честно говоря, было чудом, что он не свалился с лошади лицом вниз еще пару часов назад. Несмотря на то, каким болезненным оказалось его состояние, было неправильным укладывать его в постель грязным. На камнях очага лежал старый таз с водой, так что Дориан нагрел его, щелкнув пальцами и погрузив туда ткань, которая до этого висела на бортике.       — Я сам могу, — настоял Каллен, протянув руку за мочалкой.       — Лучше сосредоточься на том, чтобы не свалиться с места, — возразил Дориан. Бережно, но быстро он омыл его сверху донизу, пройдясь по рукам, груди и ногам. Хотел даже было снять с лихорадящего трусы, но Каллен только удрученно фыркнул, забрал мочалку и отвернулся, чтобы самому помыть свои интимные места. Покончив с поверхностной ванной, Дориан помог ему высушиться, затем накинул покрывало ему на плечи и направил в уютное кресло.       Со своей стороны Каллен был достаточно послушным, и к счастью, не сильно пристыженным.       — Когда это началось? — спросил Дориан, приложив ладонь к его лбу, чтобы нащупать температуру, но не ожидая вразумительного отклика в ответ.       Каллен еле слышно ответил:       — Меня знобило ночью, но… Я не знаю.       Его взгляд был расфокусированным. Чтобы он не подхватил, оно сильно его подкосило.       — Нужно было сказать, что…       В комнату живо влетел Ро, держа под мышкой кожаный саквояж, и Дориан отошел в сторону. Он наблюдал за беглым осмотром, измерением температуры и прощупыванием лимфоузлов. Наконец, целитель выложил на ладонь белую таблетку.       — Под язык, — приказал он Каллену, который изо всех сил постарался исполнить назначение.       — Может уложить его в постель? — спросил Дориан. — До того как настигнет эффект?       — Да, будет намного лучше. — Оба помогли Каллену перейти на другой конец комнаты, прямо в его мягкую постель, мужчина решил не оказывать сопротивления или жаловаться. — Постарайся, чтобы он выпил хоть немного жидкости. Он становится слишком упрямым ворчуном, когда температурит.       — Тогда кто же он, когда не температурит? — переспросив, заметил Дориан.       Один из уголков губ Ро дернулся вверх.       — Вот. — Он протянул ему пузырек с таблетками и кисет с вяжуще пахнущими чайными листками. — Дашь еще одну таблетку, если не уснет, и заваришь чай, когда проснется. Если не получится убедить его выпить, то позовешь меня. Я привык играть роль злодея.       — Эту роль, друг мой, — сказал Дориан, — мы играем оба.       Целитель направился к двери.       — Я буду у себя, если что случится. — Произнес он, и добавил уже мягче: — Он поправится где-то через денёк-другой.       И на этом откланялся.       Отложив медикаменты на прикроватный столик, Дориан принес себе свежей воды и бутерброды, пододвинул к кровати кресло и оперся о край матраса. Вскоре в комнате появились Берди с Мишкой и Фуллером, прицепившимся за ними словно хвостик. Серый пёс запрыгнул на постель рядом с хозяином и положил голову ему на бедро. Бедняга Мишка положил сначала одну лапу, а за ней и вторую на матрас, не уверившись, будут ли рады на кровати его присутствию, но спустя минуту явственных раздумий осторожно залез на кровать и, стараясь нигде не наступить на Каллена, разместился у изножья. До чего же милое, даже душещипательное проявление преданности. Берди, тихонько поскуливая, положила голову Дориану на ногу, пока мужчина ее не погладил.       — Он поправится, — сказал он ей. Под одеялом, бормоча нелепицу, дернулся Каллен. Дориан положил ему на грудь ладонь. — Поправится.