Коты в мешке

Первые несколько дней после бала Томасу было не до воспоминаний о маленьком инциденте. Его вызывали во дворец, он был по шею занят работой и спал всего по два часа в сутки, усердствуя, чтобы получить долгожданное назначение на очередную дипломатическую миссию. И, когда после тяжелых трудов он получил крайне уклончивый ответ, а в приемной зале у кабинета сиятельного лица встретил слащавого и надушенного Чарльза Стратфорд-Каннинга, Грир более не мог позволить себе тешиться иллюзиями о своем положении на карьерной лестнице. К возникшей сложности Томас отнесся прагматично, сев за рабочий стол и подготовив списки всех возможных вариантов решения брачной проблемы и возможные сроки и усилия, которые на то понадобятся. Это был объемный труд, но он с пугающей четкостью открыл ему картину, что связываться с девицами — это очень долгая процедура, рассчитывать на скорый брак не стоило, в противном случае по свету поползут мерзкие сплетни, которые подпортят жизнь будущим наследникам. Чего не скажешь о младших мужьях. Спешка с этим видом союза одобрялась обществом, скорее даже поощрялось, ведь тех брали для вполне конкретных сиюминутных целей, и проверять свои чувства было без нужды. Поэтому Томас Оливер Грир аккуратно разгладил сильно смятую визитку молоденького сына герцога Дорсмуртского и велел подготовить своего арабского жеребца к выезду. Точеные, как рюмочки, копыта арабского коня процокали по мостовой, остановившись возле особняка, указанного в визитке как обиталище Уотли. За красивым, словно игрушечным, конем ватагой бежала толпа мальчишек, такого яркого, почти солнечного животного им видывать не приходилось. А нервный жеребец поводил темными умными глазами и раздувал огромные точеные ноздри, прядая длинными тонкими ушками, венчающими благородной формы голову, грыз удила и всем своим видом еще больше привлекал внимание. Грир спешился, привязав коня у ограды, не дожидаясь, пока любопытствующие слуги дома выйдут навстречу, и постучал в дверь. Открывшая дверь горничная растерянно воззрилась на него, она уже привыкла к наплыву карет, но чтобы верхом… — Я бы хотел видеть достопочтенную мадам Уотли и ее воспитанника Александра. — Грир вручил свою визитку и остался ждать приглашения, лениво оглядывая обстановку дома, составляя себе впечатление о хозяевах. *** Вечером после бала, в награду за послушание и удачный дебют, Александру позволили обходиться без ошейника. Мадам Уотли забрала вещицу с собой, положив в деревянную резную шкатулку. Оказалось, что маленький, почти невесомый аксессуар носить было тяжелее, чем деревянные колодки. Впрочем, носить колодки Алексу не приходилось, но сравнение он произвел чисто умозрительное: даже в колодках можно было оставаться самим собой, а замшевая полоска, пропитанная чужой магией, подобной вольности не позволяла. Александр улегся в постель, мечтая заснуть и позабыть обо всех неприятных перипетиях вечера, но ничего подобного ему не удалось — даже во сне перед глазами шел хоровод незнакомых людей, которые заглядывали ему в лицо и норовили ухватить за ляжки. Проснувшись поутру еще более уставшим, чем вечером, юный Стаффорд получил приказ привести себя в порядок и быть готовым по первому же сигналу явиться в гостиную — ждали гостей. Столкнувшись в обеденной комнате с мрачным Филиппом, Алекс был удивлен, как глухо тот порыкивал на мать — в любящем семействе происходило что-то, о чем племянник пока не знал. Но пробудившееся любопытство подвигало вникнуть в необычное событие. Правда, сделать это сразу не довелось — переданный в руки прислуги для освежения своего образа молодой человек снова был погружен в ванную с растираниями и благовониями. Готовят, как тело египетского фараона к бальзамированию! — Горько съязвив, Алекс мысленно постарался отстраниться от процесса превращения себя в завидного жениха. Мадам Уотли не надо было обращаться к катренам Нострадамуса — едва лишь время перевалило за полдень, как к дому стали подъезжать экипажи и курьеры. Особы познатней не спешили с визитами — им это было ни к лицу, но зато их посланцы привозили занятные и довольно дорогие подарки. Мадам приказала одному из близнецов вести реестр — кто и что прислал: потом следовало отписаться с благодарностями и приглашением. Персоны не столь знатные, сколько богатые приезжали запросто, без лишних церемоний. Обычно это были люди деловые, круга семьи Уотли, так что здесь все решалось прямыми переговорами. Мадам заранее, по визиткам, еще вчера составила для себя списочек с пометками: 1. Господин Деррик Ситтер, сквайр — А. не приводить. 2. Милорд Данферри, барон — А. показать. 3. Сэр Парингтон, герцог — позволить поговорить с А… Для каждого было определен ранг и дозволенная доза общения или не общения с Александром. Ни к чему было понапрасну обнадеживать тех, кому будет отказано — ставки были высоки, и не все придут на финишную прямую. Во второй и третий дни приезжали с визитами по четыре-пять человек и несколько курьеров. Александра призывали в гостиную к особо важным персонам, и к концу дня он оказывался накачанным чаем и заплетался языком, уставая отвечать на расспросы — женихи испытывали его воспитание и образованность. А с его точки зрения — его терпение. Можно подумать, у них планы отправить меня в университет, — злился про себя Стаффорд, вернувшись в очередной раз к себе в комнату и поводя шеей, снова сдавленной магией. *** Когда прислуга принесла на серебряном подносе очередную визитку, мадам Уотли дернула бровками — а вот и один из самых интересных вариантов. Еще пару дней назад она отправила своему хорошему знакомому детективу Филдингу запрос на ряд фамилий, перечисленных ею в записке. За определенную плату Марибэль хотела знать некие важные детали о данных персонах: положение при дворе, основное занятие, доходы… Доклад детектива, по роду деятельности имевшего множество досье на большинство особ, считавшихся столпами столичного общества, позволил мадам составить более точный список желанных мужей, и барон Каррингтон числился там в первых рядах. — Уважаемый барон, — на лице вышедшей гостю навстречу дамы было практически неземное блаженство. — Какая честь! Прошу пройти в гостиную. Сопровождая прибывшего, мадам Уотли кивнула головой служанке — это был знак нести самые лучшие угощения, вино, коньяк, чай — гость должен раствориться в домашнем уюте и после визита жаждать семейного счастья именно с ее племянником. — Мадам, как я рад нашей новой встрече. — Проворковал Грир, поцеловав обе руки, протянутые приветливой мадам Уотли. — Я полагал, вы забыли нашу краткую беседу, и поспешил напомнить о себе, покуда свежи воспоминания. Правда, и особо не спешил, — подумалось Гриру между делом. — Надеюсь, ваше здоровье и здоровье ваших домочадцев изумительное? Вчера был такой ливень, что я даже переживал, как бы Лондон не смыло дождем прямо в Темзу, а там не отнесло к французским берегам. — Он хохотнул, следуя за мадам. — Я слышал, вы были очень заняты в эти дни, принимали гостей. И оттого еще приятнее, что среди ваших хлопот вы нашли время принять меня. Он благосклонно кивнул на предложение выпить чаю и от сандвичей тоже не отказался, как и от лимонного кекса и бренди, устроившись поудобнее, дав понять, что не намерен покидать мадам в ближайшие полчаса, принявшись рассказывать разные курьезные исторические анекдоты связанные с погодой, то и дело бросая взгляд на внутренние двери, ненавязчиво намекая что ждет встречи с вполне определенным представителем семейства. Одно дело блеск и дурман бала и парадных нарядов, другое — домашняя обстановка, стоило оценить лакомство не на витрине в магазине, а на собственной тарелке. Как обычно повелось уже третий день намедни, Алекс маялся у себя в комнате в ожидании вызова к очередному жениху. Откуда их набежало? Столько и людей на балу не было! Видимо, во время зашторной беседы с бароном Каррингтоном и их не менее лихого танца, тетушка успела раскидать паутину по всем зальным закоулкам и теперь каким-то волшебным образом подтягивала в их дом каждого, кто посмел хотя бы взглядом коснуться его лика. Александр, чувствуя, что к горлу помимо ошейника подступает тоска, отложил в сторону книгу «Великие полководцы древности». Мог бы улучить миг, снова бы удрал и теперь бы уже куда-нибудь хоть в Шотландию, хоть в вечно бунтующую Ирландию — пусть ищут, а через год сам нашелся бы, заявил свои права на наследство и устроил жизнь без всякого семейства Уотли. Двери скрипнули — на пороге замаячила массивная фигура старшего кузена. Алекс напрягся: — Что угодно? Теперь без визитки и предварительного согласия тетушки ко мне никто не допускается! Филипп, помаявшись в молчаливой нерешительности, с досадой захлопнул створку. От сцеженной и метко посланной по адресу капли яда на душе полегчало. Сейчас вовсе не было никакого желания выслушивать глупости братца, смотревшего на него масляными, влажными глазами, словно он экзотический фрукт, который Фил мечтает попробовать. Но легкие шаги служанки, взбегавшей вверх по ступеням к его комнате — за пару дней он уже научился различать каждый шорох, возникавший за дверями — заставили подняться. Тут даже сомнений не было — тетушка послала за ним, главным действующим лицом. Я теперь словно прима столичной оперы! Стаффорд, покинув свое убежище, подался в гостиную — созерцать очередного претендента на свое… и на что они все претендовали? На его титул? Наследство? Тело? Поежившись, Алекс вздохнул, вступая на «подмостки», и замер: в первых рядах восседал его самый близкий в этом городе знакомый, единственный мужчина, который имел сомнительное счастье пожимать его руки, касаться его щек, дышать ему в лицо и оттоптать ему ногу — барон Каррингтон. — А, Александр. Рад вас видеть. — В голосе не было и тени нетерпения, но взгляд оценил и внешность — важную часть образа, и одежду, и выправку. Ничто не укрылось от Томаса, как и то, какой взгляд юноша бросил на родственницу. — Я как раз рассказывал мадам Уотли, какая хорошая нынче устоялась погода. Собственно, я хотел бы пригласить вас, если мадам одобрит, прогуляться в парке. Верхом. Если вам угодно, то в ближайшее же время, вдруг снова разверзнутся хляби небесные, и нас смоет в залив, надо успевать. Ах да… — он бросил на опешившую мадам игривый взгляд. — и попросить принять мою карточку к рассмотрению на благосклонность Александра. Сумму я пометил на обратной стороне. Александр, вы же умеете ездить верхом, правда? — и снова пытливый взгляд прошелся по ногам и бедрам юноши, оценивая их крепость, способны ли удержать всадника в седле. — По роду работы мне и моим домочадцам время от времени приходится много путешествовать, и было бы приятным удовольствием узнать, что Александр тоже разделяет мою страсть к верховой езде больше, чем к прогулкам в карете. Приветствие юного Стаффорда вышло сбивчивым — не от смущения, от неожиданности. Уж кого-кого, а барона он и не думал еще раз увидеть — ведь тот совершенно спокойно принял к сведению отказ, и насчет его персоны Алекс даже в мыслях не держал. Полагал, что джентльмен, раз пятнадцать за вечер назвавший его дурно воспитанным маменькиным сынком, и перчатки марать не станет, чтобы протянуть ему руку. — Добрый день, господин барон! Видя замешательство болвана-племянника, мадам Уотли, успевшая заглянуть на обратную сторону карточки и оценить весомое предложение гостя, тут же вступила в руководство процессом: — Ах, извините его, Ваша милость. Юность часто неуклюжа и застенчива. Ваше общество смущает Александра. Мальчик столь не испорчен вниманием. Слышали бы вы, тетя, как я пару дней назад посылал Его милость к черту… К чести Алекса надо сказать, что он и вправду покраснел, что при его белоснежной коже было несложно — будто нежно-розовым по скулам мазнули. Но кинутый на барона исподлобья дерзкий взгляд слегка противоречил невинному румянцу. А мадам Уотли все продолжала: — Конечно, мой племянник превосходный наездник и с удовольствием составит вам компанию, как и я с моим супругом. — Про умение Алекса ездить верхом тетушка говорила смело — уж чему-чему, а этому, как она знала, его обучали по всем канонам дворянской науки. Сначала — отец-герцог, а после — нанятый бабушкой учитель. Так что она была уверена, что за него краснеть не придется. Только вот отправлять в одиночестве его с бароном было неприемлемо — Каррингтон пока не объявлял себя официально женихом и в любой момент мог отказаться, а сплетни уже пойдут — поди-ка потом отмывай репутацию мальчишки. Можно было бы послать с ними Филиппа, но теперь, будучи в курсе его тайных страданий по кузену, Марибэль не рискнула бы — кто его знает, что глупыш от ревности выкинет. Нет уж, надо ехать самой — экипаж запрячь недолго, они с Майлсом постараются быстро переодеться в выходные костюмы. — Только, чтобы вас не задерживать, выедем немногим позже и встретимся в парке. Переводившего дух Алекса отправили менять одежду на верховой костюм, и менее чем через четверть часа он в короткой бархатной курточке, не прикрывавшей сзади обтянутых плотными бриджами ягодиц, и кожаных сапогах, явился в гостиную к барону, коротавшему время наедине с бренди. — Я готов, милорд! — он кинул взгляд в окно, заметив, что к крыльцу подвели одну из верховых лошадей старшего кузена. — Я готов? К чему же я готов? — Благодарю, мадам. И уверяю Вас, в моем обществе юному Александру можно не волноваться о его… безопасности. В моих интересах быть с ним максимально осмотрительным и предупредительным. Хотя бы до заключения союза. Томас вернулся к бренди и наслаждался им, покуда Александр переодевался. Вернувшегося юношу одарили внимательным взглядом, снова оценив стать, и подали руку. — Прошу. Уверен, вам понравится прогулка. — И добавил, остановившись уже почти в дверях. — Мы подождем Вас в парке у центрального фонтана, мадам. И, если позволит погода и продавцы каштанов, вы застанете нас за приятным занятием — лакомящимися орехами. С этими словами Александр был увлечен наружу, где жеребец Грира уже заждался и взволнованно фыркал, под присмотром мальчика-конюшенного, не подпускавшего к жеребцу посторонних. Вскочив на своего красавца, Грир не стал ожидать Александра и пустил своего коня в галоп, поощряя начать добрую скачку. Дорога проходила как по оживленной торговой улице, где под ноги лошадей то и дело бросались торговцы и разный спешащий по делам люд, тяжелые телеги преграждали путь, а уставшие извозчичьи лошади плелись со скоростью улитки, так и по улочкам практически пустым, и вливалась в центральную прогулочную часть города, куда состоятельные люди направляли свои взоры дабы развлечь себя и своих спутниц. Огненный жеребец Грира словно не знал устали и мог легко менять аллюр, провоцируя мечтать догнать его, а Грир управлялся с ним с уверенностью очень опытного всадника, чего, похоже, и ждал от своего юного избранника. Сердце Стаффорда билось, пустившись в галоп не хуже его верхового жеребца — ни одному претенденту на его руку мадам Уотли не давала столько воли. И что же произошло, что барону Каррингтону выдали полный карт-бланш? Взяв жеребца в «сборку» — скотина оказалась упрямой, точно в характер его владельца — кузена Филиппа — Александру, походя, пришлось приводить пытавшегося вольничать жеребца к повиновению. Вот бы кому магический ошейник–укротитель не помешало надеть! А его спутник, горделиво восседавший на великолепном животном, уже «мотал хвостом» где-то впереди. Задавшись целью не отставать, понимая, что это какое-то испытание, Алекс аккуратно — чтобы не задавить никого из прохожих, но жестко, чтобы лошадь подчинялась без огрех, следовал за ним. До парка они проехали несколько кварталов и скоро влились в ряды любителей верховых прогулок, неравнодушных к этой зеленой части города. Александр, догнав барона Каррингтона, повел жеребца бок о бок с конем собеседника и, не выдержав, посмотрел на того. Выглядел мужчина несколько иначе, чем в бальной зале — влитая посадка выдавала завзятого всадника с большим опытом, уверенный вид слегка презрительного толка немного отталкивал. А уж насмешка, поселившаяся в уголках губ Грира, и, как уже было известно, колкая натура, заставляли опасаться острого словца. На вид барону было… Честно говоря, Стаффорд пока плохо разбирался в возрастах, но ему казалось, что Каррингтону немного за тридцать. — Позвольте спросить, милорд, — пока тетки не было поблизости, Алекс решил не упускать шанс, — зачем вам вся эта кутерьма? Я не поверю, что я вам понравился — Вы не похожи на всех тех, кого я видел за последние два дня. Грир приметил уличного торговца булочками и направил коня к нему, заплатив за кулечек бриошей с кремовой начинкой, который передал Александру. Лишь отъехав от любопытных ушей чуть подальше, раскланиваясь на почтительном расстоянии со знакомыми всадниками, Томас удостоил дать ответ. — Понравился? Хм… Вы не дурны собой, умеете вести себя, покуда не в бальной зале, неплохо ездите. Насчет вашего образования я пока не в курсе, но думаю это и не критично для того, кем вас позиционируют. Я очередной претендент. Вы мне интересны, как приобретение. Как этот жеребец. — он потрепал жеребца по лоснящейся шее. — Вы мне понравились, можно сказать и так, я нахожу, что вы можете скрасить мой досуг и быть мне полезны. Вполне возможно, и я вам буду полезен, если с умом возьметесь за парочку нюансов нашей совместной жизни. Избавиться от родственного влияния, путешествовать, общаться с интересными людьми, видеть новые места, не испытывать нужды в финансах, и за все это всего лишь терпеть мой характер, быть верным и держать язык за зубами обо всем, что происходит в моем доме. Думаю, не так уж и много от вас будет требоваться. Хотя ваши навыки в танце придется подтянуть, если я выведу в бальную залу дворца, ваш промах губительно скажется на моей карьере, наступи вы не на ту ногу. Мне нужна ваша юность, а вам, уверен, нужно мое положение в обществе. Что вы думаете на этот счет, Александр? И упаси вас Высшие швырнуть мой подарок мне в лицо на глазах всех этих людей. — Томас улыбнулся мягко, почти нежно, но глаза горели сдерживаемым мрачным огнем. — Бриоши соблазнительно пахнут. Ешьте, Александр, покуда они не заветрились и не стали кормом для свиней. — двусмысленное замечание или искренний совет, кто же поймет Грира. Лошади шли мерным ленивым шагом, ступая по мягкому парковому покрытию, мимо носились веселые маленькие собачонки — очередная бессмысленная дань моде. Гувернантки выгуливали своих воспитанников, от воды тянуло легкой затхлостью, фонтан явно нуждался в чистке после долгой зимы, а деревья, хоть и украсились густыми кронами, но еще боязливо подрагивали, когда ветер сменялся на северный, обдавая отдыхающих ледяными порывами, пронизывающими почти насквозь. Сделка… По крайней мере, этот не остановился на слащавых взглядах, как барон Ленсингтон, и не пытался шептать пошлости, как сквайр Доуни, стоило тетке выйти на минуту. Он хоть что-то обещал взамен жизни комнатной собачки, такой бессмысленной, как у того пушистого комка, звонко лаявшего на прогуливавшихся. Доверия этот человек пока не вызывал — Александру был непонятен его характер, намеки. Про таких говорят «темная лошадка», а еще подобные люди вызывают дрожь своей непредсказуемостью и готовностью в определенных обстоятельствах к мерам, на которые не каждый решится. За полгода своей бродяжьей жизни — интересно, тетушка уже поведала барону, что не такой уж пай-мальчик ему предложен? — Алекс повидал разных людей, и такие типы, как господин Грир, считались самыми опасными. Алекс машинально принял пакет с угощением — сладкое он не любил и даже собирался отказаться. Но вовремя понял, что ему не предлагают, а рекомендуют есть. Он молча слушал, запоминая, впитывая каждое слово — часть намеков была ему не совсем понятна, но большинство — вполне. Он не отрывал взгляда от груди собеседника — так было легче, все же смотреть в глаза барону Каррингтону было довольно трудно, но под конец разговора юный Стаффорд поднял на него глаза и, глядя в упор, вытянул тонкими пальцами из шуршащего пакетика миниатюрную булочку: — Мне все ясно, сэр! — и, откусив кусок, показательно прожевал и проглотил его. — А танцую я великолепно! Поверьте! — Отлично! — Томас довольно кивнул. — Потому что я питаю надежды, что на наше сочетание появится Его Высочество наследный принц, и тогда его танец с вами будет просто необходим. И все же мы обкатаем ваш навык танцев до блистательного уровня, как и подходящие ответы Его Высочеству. Ваша сообразительность и благоразумие будут очень кстати. И, если вы передадите вашей родственнице мои слова, и она вздумает поднять цену, учтите, я легко откажусь от официальной борьбы, но постараюсь убедиться, что все лучшие партии для вас отзовут свои заявки. И не пощажу на это сил и средств. Считайте это защитой моих интересов, а не простой мелочностью. Я не торгуюсь, Александр, за то, что хочу, но и не отдаю это без боя, при этом не всегда честного. Вам-то я могу это сообщить, ведь вам предстоит узнать самые неприглядные черты моего характера, и лучше, если вы сразу будете понимать, что вас ждет. Вы хотели бы и завтра совершить прогулку или предпочтете подождать до официального заключения союза? На этот раз я предоставлю вам более подходящую лошадь, вы катались на орловских рысаках? Полагаю, вам пойдет большой белый в серебристо-серые звездные яблоки конь. Если вы наденете что-то светлое, то затмите королевский выезд. Он развернул коня, высматривая коляску мадам. — Кажется, вашу родню задержали дела, поэтому нам следует совершить еще один круг по парку, и, если у вас вдруг не появится иных пожеланий, мне следует вернуть вас под неусыпную заботу вашей родственницы. — Он бросил взгляд на почти нетронутый кулек бриошей. — Не хотите есть? Выбросьте. Желающих подобрать найдется немало. Или отдайте гувернанткам, они с удовольствием оценят этот знак внимания. И лучше, если это будет вон та чопорная гувернантка с мальчиком, с вензелем графского дома на кармане ее фартучка. Да, видимо, ставки Грира были высоки, и немаловажная из них делалась на Алекса. Молодой человек был искренне удивлен, но осознавал, что много скрыто от его понимания, а значит, его нанимают, как актера-канатоходца, вслепую играть роль на канате. Но его плата могла быть велика, слишком велика, а перспективы — туманны. Однако зачем барон открылся, как при неосторожном выпаде на дуэли? Нарочно ли, или не считает его тем, кого стоит опасаться? Зачем он показал, насколько важно ему получить в свои игры шахматную фигурку «Александр Стаффорд»? — Завтра, да, возможно, если погода позволит, а тетушка не сдаст меня в аренду другому жениху. Над головой заходили тучи, сползаясь в одну отару, как овцы на пастбище. — Спасибо за откровенность, милорд, — Алекс задержал рассеянный взгляд на гувернантке с мальчиком. — Я уважаю Ваши интересы, но если я в них присутствую, то хотел бы, чтобы и мои интересы были учтены… Прервавшись на минуту и вручив повод своей лошади барону, он в несколько шагов настиг указанную даму, даря угощение, и снова возвращаясь к Гриру, как ни в чем не бывало, забирая поводья и продолжая разговор: — Я во всем готов помочь вам, а вы обещайте не консуммировать брак в течение года до моего восемнадцатилетия. А через год мы решим, как быть дальше — продлить его или развестись. Он был достаточно взрослым, чтобы знать о разных сторонах брака. Его воспитывали как будущего мужа, старшего мужа, и уроки анатомии входили в область воспитания. Но именно его обязанности в постели с мужчиной, которым его не обучали, больше всего тревожили и пугали. И вызывали неприязнь. Однако Грир ни словом не обмолвился, что заинтересован в этом, что давало надежду на возможность избежать лишних… соприкосновений. Так, на ощупь бредя в сумраке подковерных игр, Александр надеялся каким-то образом выторговать себе хотя бы тень свободы. Он ждал ответа и в тоже время настолько был взволнован этим разговором, что уже обрадовался бы появлению экипажа Уотли — ему требовалась передышка. Стаффорд замолчал, а барон еще не дал ответа, и это молчание стыло между ними, как глыба льда, которая либо растает, либо заморозит и их тоже. С неба вдруг, учащаясь с каждой секундой, полетели крупные капли дождя… Мягкая дружеская улыбка на лице Грира угасла, и проступил жесткий властный нрав. Он долгим взглядом смотрел в глаза Александра, не проронив и слова, а затем направил коня прочь под моросящим дождем… Он не изменил своему слову и доставил юношу в его дом целым и невредимым, но сам на встречу с мадам не остался, разве что бросил выразительный взгляд на одежду, облепившую как вторая кожа юное тело, и покинул дом так и не проронив Александру и слова. Проезжая мимо своего клуба, Грир задержался. Ему требовалось сбросить ярость, и как можно скорее, в противном случае искушение вернуться и выбить из мальчишки дурь, а затем и изнасиловать его прямо на пороге маменькиного дома было слишком сильно. Томас передал коня в заботливые руки выбежавшего слуги в красивой ливрее. — Позаботьтесь о нем, Эверард. И насухо оботрите, воду дать только теплой. Слуга молча кивнул, уже знакомый с нравом барона и крепко запомнивший, в таком состоянии того доводит до бешенства звук любого голоса, кроме его собственного. Конь тут же был уведен в теплую платную конюшню неподалеку, и слуга не сводил с очень дорогого жеребца глаз, памятуя и о том, как свирепо отходил его предшественника Грир за то, что его драгоценная скотина осталась без присмотра, а содержатель конюшни имел глупость задать коню соломы, и у нежного животного случились колики. Томас сдернул мокрую насквозь куртку и швырнул ее в кресло, подоспевший слуга тут же выдал ему полотенце обтереть руки, но Грир мотнул головой. — Мне нужен спарринг-партнер. — Джентльмен или… — Не джентльмен. Я не хочу вести разговоры. — Хэнк будет рад помочь вам, — слуга унес мокрую одежду и спустя минуту вернулся с бокалом горячего вина, с пряностями и невысоким коренастым мощным крепышом, состоящим почти сплошь из мускулов. Его уши явственно говорили о долгой боксерской жизни, а многократно ломаный нос давно утратил прежние черты, но взгляд оставался все таким же пронзительным и умным. — М-й г-п-дин. — проурчал Хэнг Честер на своем невыносимом ужасном американском акценте, аккуратно снимая свой яркий жилет и бережно бинтуя руки Грира. — Х-тит-е пож-стче или как-вс-гда? — Как получится, Хэнг, но я буду бить жёстко. Можешь отвечать соответственно. — Бр-г-те нос. Эт-о в-ше сл-бое м-сто. — размеренно заметил Хэнг, проверил еще раз руки Грира и, только получив знак, что тому комфортно в обмотках, встал в стойку. Томас сцепил зубы, выдохнув, и на какое-то недолгое время позволил себе быть собой. Схватка вышла жесткой и кровавой. Разбиты лица были у обоих и, в конце концов, Хэнг шатался, как пьяный, получив несколько очень тяжелых апперкотов, а Грир валялся на ринге в полубеспамятстве, и его откачивали бренди, не смея применять к нему магию. Еще в самом начале Томас Оливер Грир оговорил, внося свой первый взнос в клуб, чтобы посторонние маги к нему не лезли, он все сделает сам. И верно, придя в себя, шипя от смоченных крепким алкоголем разбитых губ, Грир сначала хлопнул Хэнка по плечу, символизируя, что всё в порядке, и претензий к нему нет, боксер просто выполнил свою работу и выполнил на совесть, Грир ненавидел поддавки — враг в драке не станет тебе поддаваться, и потому надо знать, что тебя ждет, — и потребовал зеркало. Увиденное ему очень не понравилось. — А я в-с пред-ждал. Н-с в-ше сл-бое м-сто. — проворчал Хэнк, видя недовольство на лице Грира. — Все в порядке, Хэнк. — Грир потребовал себе чистую воду со льдом и тряпицу. Магическое заклинание накрыло прозрачную воду сизой пеленой, подернуло дымкой, вода заклокотала и зашипела. С каждым прикосновением к лицу насыщенная магией влажная ткань снимала следы драки как ошметки грязи, и те отставали от лица, обнажая практически нетронутую кожу. Рассеченная кожа срасталась на глазах, разбитый хрящ переносицы выпрямился с мерзким звуком, превращенная в сплошной кровоподтек и отек надбровная дуга получила долгожданное облегчение, и опухоль спала. Грир закончил умывание, и его лицо стало совершенно, как прежде. Швырнув тряпку в ненужную более ему воду, он еще раз осмотрел себя. То, что произошла драка, выдавала только одежда, заляпанная кровью. — Хэнк, можешь воспользоваться. — Он кивнул на воду. — Как закончишь, брось в воду кусок сахара и вылей все под дерево во дворе. Грир развернулся, покидая клуб. Его куртка была уже высушена и выглажена, и было так приятно надеть нагретое у огня свежее белье. Проезжая мимо лавки ювелира, Грир задержался у витрины на минуту. Его внимание привлекла одна безделица, после недолгого раздумья колокольчик на двери лавки тренькнул и, спустя полчаса, тренькнул еще раз. И вот уже к дому Уотли в фирменной коляске поспешил солидного вида молодой человек в строгом костюме, с припрятанной под полой дубинкой со свинцовым набалдашником, и представитель торгового дома в изумительно-солидном фраке, бережно несший в руках крошечный сверток в дорогой плотной бумаге, перевязанный нарядной лентой. — Прибыл подарок от барона Каррингтона для Александра Стаффорда. — Доложила служанка. — Просятся передать лично в руки. Она вручила мадам визитку уважаемого торгового дома Breguet. А в это время в приемной ожидали оба посетителя. Под прикрытием плотной бумаги, в лакированой коробочке на пурпурном бархате с золотым шитьем лежала вершина инженерной мысли, золотые часы-луковица с новейшими функциями автоподзавода и турбийона, с благородным кружевом тончайшей гравировки по корпусу и с личным клеймом Авраам-Луи Бреге. *** Александра словно бесы толкали: Грир прожигал мальчишку взглядом, а его хрупкий по сравнению с ним, на полголовы ниже, жених, как завороженный — не шелохнулся, не отвел глаз. Но так и не дождался ответа. Было неприятно и обидно, будто по щекам нахлестали — то ли плакать хотелось, то ли крикнуть вслед поехавшему прочь барону – «Мне нужен ответ! Как воздух! Вернитесь сейчас же!» И злость полыхнула, прижгла изнутри пониманием, что так и будет — если барону что придется не по нраву. Испепелит, втопчет, укажет место. Не хочу так! Приеду, скажу тетушке — пусть что угодно делает, не пойду к алтарю. Вообще ни с кем. Пусть хоть удавит меня этот ошейник. Дождь усиливался, остужал, Алекса трясло от случившегося, но со стороны выглядело, словно оттого, что вымок. Передав его с рук на руки слуге, тотчас накинувшему на юного господина теплый плед, Грир уехал — такой же молчаливый, с бешеными глазами. Вернувшаяся с прогулки в экипаже мадам Уотли, получив донос о том, что барон уехал сильно не в духе, не преминула заявиться в комнату племянника. Александр, сначала неподвижно просидевший в огорчительных размышлениях четверть часа, а в следующие четверть — метнувшийся в гостиную за визиткой Грира и писавший что-то на небольшом листке бумаги, наконец, снял куртку и рубаху, переодеваясь в сухое, и стоял голым до пояса. Но ее это не смутило: — Ты опять надерзил барону?! — тетка подступила к нему, гневно сомкнув и без того тонкие губы в узкую полоску. — Я ничего дерзкого не сказал — он спрашивал, я отвечал. — Заметив появившегося в проеме распахнутой двери кузена Филиппа, жадно глазевшего на его обнаженный торс, беззащитность которого подчеркивала узкая лента ошейника на шее, Алекс потянулся за домашней рубахой, вызывающе зашипев. — Уйди прочь — моему жениху не понравится такая наглость. Марибэль Уотли обернулась, спохватываясь и замахивась на сына: — В кои-то веки он прав. Идите к себе Филипп, или я за себя не ручаюсь. Здоровенная фигура застыла, не собираясь ретироваться: — Оденется, тогда уйду. Стаффорд, глухо зарычав, принялся натягивать рубашку, как назло, не сразу попав в рукав, запахнулся, застегивая и накидывая домашнюю куртку. Послышалось разочарованное пыхтение Филиппа, уходившего к себе. Мадам Уотли, в ожидании поневоле выпустившая пар, развернулась следом за ним: — Если барон на тебя пожалуется, ты будешь жестоко наказан! — напоследок ткнула она пальцем в Александра, прикидывая, что старшенького надо бы до свадьбы отправить в деревенское поместье к ее родителям, а то неизвестно, что он может выкинуть. А Алекс, прислушивавшийся к шагам уходившей тетки, которой слуга снизу докладывал о новых посетителях, не медля ни минуты, вынул недавно написанную записку и отправился к кузену — после приезда с прогулки он был намерен действовать решительно. — Братец… Филипп, — поправился он, глядя тому в изумленные глаза. — У меня есть к тебе предложение. Я хочу отправить записку барону Каррингтону. Тайную записку. И, если ты как-то передашь ему ее, я… — Алекс шел ва-банк, — я тебя поцелую. На лице стоявшего у окна и хмуро глазевшего на него до сей поры брата отразилась вся гамма чувств, на какую он только был способен — от недоверия, до чистого восторга. — Врешь! — не веря своим ушам, он шагнул впритык к Стаффорду — от Филиппа повеяло ароматами «бордо», которое он принял явно не в обеденной дозе. — Ты пьян, что ли? — Алекс подался назад — угораздило же его так не вовремя набраться. А руки кузена уже ухватили с удивительной для такого медведя нежностью запястье брата, не отпуская. — Алекс, стой. Я только немного. Лишь бокал. Давай записку — отнесу хоть черту, хоть ангелу. Но только не смей потом отвертеться от поцелуя. А Стаффорда уже пробирали сомнения — так ли в него влюблен кузен, и переборет ли его ревность желание получить награду? Но выбора не было. — В записке — просьба оставить меня в покое… — Правда? — от счастливого изумления Фил пошатнулся, накрениваясь вперед и нависая над объектом своей привязанности. — Правда. Но знай, на записке магическая метка, завязанная на магическую ауру Грира — если ее откроет не Грир, буквы мгновенно исчезнут, а когда он прочтет — я почувствую. Так что задаром ты поцелуй не получишь, — говоря, он одновременно отцеплял пальцы брата от своей руки. — Да синяки оставишь же! Так ты согласен? Замычав и потянувшись к нему губами, Филипп, покивал. — Задаток! — Чего? — Задаток давай за услугу! Но Алекс положил ладонь ему на грудь, упираясь и останавливая — кажется, купеческую кровь отца дворянская кровь матери так и не разбавила. — Сначала выполни, потом рассчитаюсь. Кузен, выхватив из его руки записку, пыхтя, запихнул ее за пазуху. — Вернусь — сразу к тебе! — он почти угрожающе зыркнул на Стаффорда, покидая комнату. Алекс прислонился к дверному косяку — сердце колотилось, не умолкая. Ощущение, что он подтолкнул сейчас камень с горы, не покидало его! *** Филипп Уотли собирался честно исполнить поручение и так же честно получить желанный «заработок». Смакуя момент, он спускался со второго этажа и представлял себе губы Александра, как он проведет ладонью по его нежной, как у девушки, щеке, запустит пальцы в его светлые волосы, притянет к себе и накроет его рот своим. Нет, так не пойдет — еще пара мгновений и ширинку узких брюк разопрет изнутри. Фил остановился, похлопал себя по щекам, отрезвляя и изгоняя неуместные пока мечты. Внизу, в приемной сидело два господина, вызывая прилив гнева у наследника Уотли — наверняка по поводу Александра. Женихавшиеся господа заваливали того посылками с безделушками и посланиями. Кто же на этот раз? Новый претендент объявился или кто-то из прежних? Прислуга, появившаяся из гостиной, пригласила господ пожаловать — их примет мадам Уотли. Джентльмены проследовали в комнату, а Филипп поманил служанку пальцем: — От кого опять посланцы? — Барон Каррингтон прислал подарок господину Стаффорду. Курьер от торгового дома Breguet. Служанка была отпущена, а Филипп стиснул кулаки, подавляя грозное сопение — значит, Алекс врал про отказ! Если б они на прогулке с бароном не спелись, с чего бы тому посылать такую дорогущую вещицу в подарок? Фил, спрятавшись под лестницу, чуть не искрошил зубы, дожидаясь, исхода дел — служанка побежала за его кузеном, он услышал быстрые шаги спускавшегося Александра, который через короткое время вернулся к себе. Оба посланца немедленно удалились, а тетушка принялась радостно вещать супругу, явившемуся на пятичасовой чай, о том, что удачная партия явно состоится в ближайшее время. Метнувшийся на кухню Филипп испугал кухарку, готовившую поднос со сладостями и чайником для господ, а молодой господин, сунувшись в шкаф с винами, достал одну из початых бутылей и приложился прямо из горла. Влив в себя достаточное количество отваги, молодой Уотли взмыл по лестнице к кузену, застав того за рассматриванием подарка. Александр, весьма удивленный презентом — ведь после мрачного расставания и уничтожающего взгляда, которым наградил его барон, он ожидал в лучшем случае короткой записки тетушке о том, что жених недоволен воспитанием младшего мужа. А в худшем — тот сам предложил бы провести сеанс привития хороших манер. Но столь изысканный и дорогой дар — это было выше его понимания. Что все это значит? Четкий намек на то, что до свадьбы барон намерен игнорировать любые его выкрутасы ради перспективы лично заняться штопаньем прорех в нраве жениха? Шорох открывшейся двери оторвал его от коробочки с часами, а выражение на физиономии Филиппа заставило отложить подарок подальше, в безопасную даль — кузен таращился на него, как взбешенный бык на тореадора. Они оба замерли, как два диких животных — одно, загнанное в угол, но готовое защищаться до смерти, второе — намеренное схватить, оттрепать и, если выйдет — овладеть. — Фили-и-и-пп?.. — Ты… ты соврал! — Я?! В чем? — Ты… ты должен мне поцелуй! — Я не почувствовал, что записку прочли. — Я передал ее через слугу — может Грир ее прочтет только к вечеру. — Тогда и оплачу. — Ты соврал! Ты не собираешься с ним расставаться! — рев боли огласил комнатку. — Ты взбесился! — Алекс взглядом судорожно искал брешь, через которую можно проскочить мимо кузена, кинувшегося на него. Но для небольшой комнатки Филиппа было слишком много. — Отпусти немедленно! Брат придавил его к стене, норовя поймать губами губы. Алекс пытался сделать ему подсечку, чтобы свалить и хоть как-то нивелировать его превосходство, но противостоять Филиппу было все равно, что бороться с дубовым шкафом. Уотли, опьяненный вином, ревностью и близостью Александра, впившись поцелуем ему куда-то в шею, чуть ниже уха, и вжавшись всем телом, судорожно задергался, словно пытаясь изнасиловать прямо через одежду. Мощными животными движениями он попытался «овладеть» желанным телом, когда разряд магии от ошейника, отправил его в благодатный отдых. Вечером же этого дня, после скандальных разборок, обоих виновников шумихи настигла кара — Филиппа отправили в ссылку, прочь из столицы, а Александра высекли, запретив лечить себя теми крохами магии, которые были ему доступны.