Коты в мешке

Спина нещадно болела, стоило только повернуться каким-то образом, да и когда он лежал бревном, все равно вспоротая нежная кожа ныла, рубцы от тонкой розги полыхали, будто по спине проводили факелом. Алекс терпел, уткнувшись в подушку — о него сломали пять розог, но его самого сломать не так просто. Чтобы как-то забыться, он перебирал в голове то хорошее, что сегодня было — правда, этого случилось маловато. Филиппа услали подальше — отлично. Судя по тому, что во время порки ему не припомнили о записке, значит, тот ее не отдал. Правда, зачем она ему, Александр ума не приложил — разве что отдушка, которую он использовал, попала на сложенный в квадратик лист, а влюбленный идиот станет нюхать. Ох, только ли нюхать? Стаффорд поморщился от отвращения при мысли о том, на какие дела может сгодиться Филу отдающая его запахом записка. Но это уже не относилось к хорошему, а потому было отодвинуто из мыслей прочь. Еще из приятного — волшебные, невероятные часы. Только куда их ему носить? Разве что на королевские балы при выходе с бароном. А это уже тоже было из не особо приятного. Хотя, если судить по тому, что за человек его будущий супруг… Ох, Высшие, он-таки называет его про себя супругом! то по крайней мере, барон из тех людей, кто может дать ему защиту. Главное, чтобы защита от самого барона не потребовалась. Поворот на бок вызвал новый приступ боли, но лежать на животе уже не было больше сил. Алекс поднял руку и потрогал место, где Филипп целовал его, словно вампир впился — он знал, что там сейчас налился багровой краской крупный синяк. Видел бы его барон Каррингтон, наверное, особняк Уотли уже бы пылал. Но Александр знал, что стоит какому-нибудь гостю заявиться к ним в надежде на встречу с кандидатом в младшие мужья, как его быстро вылечат, избавляя от всех следов насилия. В пору было помечтать, чтобы кто-нибудь явился. *** Мадам Уотли, нервно теребя, вернее, изламывая веер, восседала у камина. И, хотя самое большое кресло предназначалось хозяину дома, занимала его она. Супруг не любил, как он говорил, это «кошачье место» у камина, а предпочитал запираться в своем кабинете, раскуривать сигару и перечитывать деловую почту, накопившуюся за день и принесенную слугой. Правда, письма от господ, озабоченных персоной племянника его жены, он приказал сразу откладывать на серебряный поднос миссис Уотли — копаться в ворохе слюнявых объяснений в любви и восторгов красотой мальчишки он не намеревался. Кстати, наиболее длинные, витиеватые и медоточивые письма писали самые малообеспеченные господа. И такие самовосхваления мадам Уотли собственнолично отправляла на растопку камина. Изменяя своей привычке пригубить перед сном чашечку теплого молока, Марибэль Уотли сегодня заменила его рюмкой коньяка. Филипп отбыл пару часов назад, но она уже скучала по нему и тревожилась. Сопровождающие его несколько слуг имели распоряжение доставить его к родне, хоть в связанном виде, если потребуется. Так что, чем быстрее она уладит дела с Александром, тем скорей увидит любимого сына. Итак, каков же был расклад на сегодняшний день? Коньяк хорошо действовал на мозг, помогая рассуждениям. Из всех кандидатов в супруги самые конкретные действия предпринимал барон Каррингтон. Видимо, мальчишка, хоть и бесил его своими дерзостями, но чем-то сумел зацепить. На горизонте еще маячили герцог С. и барон Л., но кроме красивых писем, утомительных визитов и пары намеков на готовность уплатить выкуп, пока ничего не было. А поскольку та сумма, которую предложил Томас Грир, превосходила даже ту, что мадам Уотли планировала запрашивать, то и размышлять было не о чем. Кивнув своим мыслям, Марибэль ухватила со столика серебряный колокольчик и позвонила, призывая служанку. Через несколько минут девица удалилась из комнаты, неся в кармашке передника записку для барона Каррингтона, в которой его любезнейшим образом приглашали завтра на обед. *** А в это время барон посещал с визитом салон прекраснейшей мадемуазель Лилейн Честертон, дамы обольстительной, сообразительной и достаточно благоразумной, чтобы о ее романтическом флирте с вдовствующим принцем сплетни ходили, а о ее встречах с более сиятельным лицом свет не проронил и словечка. Не встреть Томас прекрасную мадемуазель в покоях вышеназванного лица, куда доставил сверхсекретную депешу, и он остался бы в неведении, но случайная встреча была, и мадемуазель проявила удивительную выдержку, и в покоях, будучи в одном легчайшем неглиже, почти не скрывавшего ее великолепные достоинства, и позже, когда их с Томасом представили на светском мероприятии, и ее шею унизывали бриллианты, достойные короны, а от претендентов на благосклонность отбоя не было. Мадемуазель не забыла ту встречу и благоразумное скромное молчание молодого дипломата, не раскрывшего ее тайну всему миру или ее злопыхателям, и в ответ приблизила к себе Томаса и не было и недели, чтобы он не был зван в ее ложу, на вечер или на обед. Так длилось уже не один год, и стало приятнейшей традицией. В ответ он привозил из своих дальних поездок подарки прекраснейшей даме, и, не смотря на их теплейшие отношения друг к другу, ни единый злой язык не смог связать эту пару в блистательный брак, но об их нежной дружбе сплетни исправно ходили. Хозяйка дома встретила его как дорогого друга, представила всем присутствующим и усадила подле себя, живо обсуждая новинки мира книг, театральных постановок и — исключительно шепотком за прикрытием веера — кулуарные сплетни. Время мчалось незаметно, и из ласковых, но властных, рук мадемуазель Томас высвободился уже почти на рассвете. От Темзы тянуло густым мрачным туманом с нотками рыбьей гнили. Томас плотно укутался в пальто, натянув шляпу пониже, а воротник подняв повыше, он шел по пустынной улице. Коляску Грир нынче не брал, зная, что всегда засиживается у мадемуазель допоздна, а ее дом был в не утомительном удалении от его собственного, так что небольшая прогулка не стоила того, чтобы морозить хороших лошадей. Густой туман стелился у ног точно живой, обволакивал отполированные модные ботинки, путался под ногами, то и дело норовил вцепиться в штанину и вскарабкаться по ней, как дикий зверек. Грир прибавил шагу. Ему не нравилась эта навязчивость тумана, не нравился скрип деревьев в предрассветной мгле, не нравилась постанывающая тишина, но больше всего не нравилось то, что газовые фонари стали исчезать, словно их накрывала чем-то темным злая рука. Грир уже почти бежал, ощущая, как за ним по пятам следует нечто неумолимое, опасное, но он ощущал это инстинктом мага, не изготовившееся поймать и растерзать, а лишь загоняющее, как охотник жертву. Ему угрожали. Со всей определенностью Томас понял, что ему угрожали, уже дома, отогреваясь у камина, а верный заспанный слуга подавал ему крепкий бренди и готовил таз горячей воды с солью — отогреть озябшие ноги. Холодок пробежал по спине от мысли, что на него снова объявили охоту. Но на этот раз по какой причине? Из-за видного дипломатического поста или из-за притязаний на молодого мальчишку знатного рода? Опустив застывшие ноги в горячую воду, кутаясь в толстый старый, но очень любимый плед — подарок мадемуазель — Грир размышлял об этом, вертя в руках приглашение от мадам Уотли на обед. — На завтра планируется обед с мадам Уотли. Мне понадобится мой лучший костюм. Полагаю, мне объявят свое решение по моему запросу касательно муженька. — Я уверен, ответ будет положительным. — сдержанно заметил слуга, не его дело совать нос в дела господина. — Несомненно. — В таком случае, позвольте быть первым поздравившим вас со знаменательным событием. Подлить горячей воды ещё? — Нет, пока все отлично. А вот бренди можно и повторить. Я сильно продрог. — В это время года Лондон не лучшее место для ночных прогулок. Бокал снова был наполнен, и слуга оставил барона наслаждаться ванной, а сам вышел достать для необходимых процедур лучший костюм, который Грир надевал только во дворец. Когда слуга вернулся с горячей водой, Томас уже спал прямо в кресле, уронив пустой бокал на пол, закутавшись в плед с головой, как ребенок. Слуга убрал бокал, таз, обсушил ноги своего хозяина полотенцем и, надев на них теплые тапочки, оставил того в одиночестве, лишь подбросив в камин угля. *** В назначенный час барон Каррингтон был возле дверей дома мадам Уотли с семейством. Еще с утра мадам был доставлен букет лучших орхидей из лондонской оранжереи и увесистая коробка восхитительного французского шоколада, а так же тончайшей работы расшитый по последней парижской моде веер и перчатки в тон к нему. Александру же были переданы сочные медовые финики в коньячном сиропе. И вот сам Каррингтон стоял у дверей. Стук его трости разнесся по дому. На бароне был изысканный темно-синий костюм, расшитый по лацкану и вороту серебряным узором, завязанный немыслимым воздушным узлом галстук, заколотый бриллиантовой булавкой. На груди скромно красовался орден за заслуги перед Короной, который давал понять, что этот человек не последнее лицо среди сильных мира сего. Коляска с орловскими рысаками ждала у ворот, и Грир отпустил ее кивком головы сразу, как отворилась дверь. Мадам он встретил более чем душевно, поинтересовался самочувствием ее и домочадцев, отметил, что цветы приняты с благосклонностью, заметив их в букете. И как обычно завел пустой предобеденный разговор, в котором обсудил как дворцовые новости, так и новости политики, бизнеса и даже постарался развлечь хозяина дома историей о соколиной охоте, свидетелем которой был в османских землях. *** Финики? — Александр растерянно смотрел на большую коробку ароматно пахнущих фруктов, пропитанных нежнейшим сиропом. — Какие финики?! Он, болезненно поморщившись, отвел взгляд — так хотелось попробовать необычное лакомство, но ему и глоток воды в горло не лез после того, как тетушка через прислугу с утра объявила, чтобы он был готов встречать жениха за обедом. Срочно вызванный мэтр Таверини привел в порядок кожу на его спине, а так же, по просьбе мадам заставил исчезнуть засос, оставленный в «подарок» Филиппом. Кроме того, лекарь обследовал жениха в целом, диагностировав только нервное напряжение и прописав успокоительный настой, который только что прислали из ближайшей фармакопеи. А потому принятая в виде пяти капель на стакан воды настойка еще не успела подействовать, и молодой Стаффорд не мог унять дрожь, пытаясь просунуть пуговицу парадного пиджака в петельку. Прежде чем ему разрешили спуститься к гостю, уже угощавшемуся аперитивом, тетушка, улучившая момент, когда мужчины заговорили о соколиной охоте, примчалась лично. — Имейте ввиду, Александр, — когда дело шло об официальном мероприятии, она начинала называть племянника на «вы», — если вы предпримете что-то, что отвратит барона от решения жениться на вас, я выдам вас за Филиппа! И тогда вы будете рыдать, сожалея о том, что не приняли предложение Каррингтона! Проинспектировав его внешний вид, она поправила галстук, элегантно поддерживающий подбородок, подпираемый высоким воротником. Сегодня ошейник был снят. Напоследок, взяв из рук юркой служанки миниатюрную коробочку с нежно-розовым губным блеском, она кончиком пальца нанесла его Алексу на губы, заставив отшатнуться. — Ну-у-у… Не могу не отметить, что сегодня вы выглядите достойно своего титула, милорд! — видимо, это было высшей оценкой в глазах мадам Уотли, потому что после этого она кивнула головой и пошла вперед гордо, как курица, впервые выводящая в свет своих цыплят. Александр шел, мысленно считая ступени, хотя точно знал, что их восемнадцать, но это помогало отвлечься и не думать о том, что предстоит. Хотя, это был даже не день свадьбы. Но именно сейчас он перейдет ту грань, когда тетушка объявит о соглашении, и потом уже ничто, разве что кроме вселенского потопа, не изменит его судьбу. Первым он увидел дядюшку — мистер Майлс сидел в своем кресле и, добродушно смеясь, что-то обсуждал с мужчиной, сидевшим напротив. Высокая спинка кресла не позволяла его увидеть, но Александр точно знал, что это барон. Почему? Почему он выбрал меня? Этот вопрос, на который он так и не мог найти ответа, вспоминая нелепые подробности их знакомства, напрочь бы отвернувшие от него любого нормального джентльмена. Услышав их с тетушкой шаги, барон Каррингтон встал из своего кресла во весь свой высокий рост и шагнул им навстречу, а Алекс пошатнулся и для устойчивости незаметно оперся коленом о боковину дивана, стоявшего рядом. — Добрый день, милорд, — церемонно склонился он, произнося положенное приветствие. — Рад видеть вас в добром здравии. Заминая небольшую неловкость в виде одеревеневшего племянника, мадам Уотли гостеприимно развела руками: — Господа, прежде чем сесть за торжественный обед, позвольте огласить его причину. Господин барон, оказал нам великую честь, заметив достоинства нашего любимого племянника Александра. А его ухаживания возымели отклик в душе Алекса. Так что после обсуждения формальных деталей, наша семья по праву опекунов приняла решение отдать руку и сердце Александра Стаффорда господину барону. Поздравляю нас, господа! Теперь вы можете официально объявить о помолвке через газеты и назначить дату венчания. Прислуга, вымуштрованная и вооруженная подносами с шампанским, тут же вышла, предлагая бокалы гостю и хозяевам. Грир принимал поздравления с подобающим лицом — самодовольно, как успешный жених, но не слишком, и первым делом встал рядом с Александром, словно напоминая свое нынешнее место при этом юноше. Охотно пригубив шампанское, он с явным с удовольствием отметил цепочку от своих часов, судя по тому, что его взгляд потеплел, хотя и не искал одобрения подарка в лице юноши. — Благодарю, мадам, благодарю, господа. Полагаю, Александр не станет возражать против самой ближайшей подходящей даты, скажем, через неделю. Мой банкир и поверенный навестят вас в ближайшие пару дней и уладят с вами все… рутинные детали. Так же, до их прихода вас навестит мой личный доктор, для… стандартного освидетельствования Александра, возможно завтра в первой половине дня. Второй раз он навестит в день заключения брака. Мне было бы приятно, если бы Александр взял на себя труд встретиться с моим портным и подготовить наряд для церемонии. Его внешним видом для церемонии займутся мои слуги. — Улучив момент, но не сильно таясь, он вынул платок и протянул Александру. — Сотрите эту пакость. Будьте так любезны. Вы вполне хороши и без нее. — Мягким шепотом попросил он, намекая на блеск. — Итак, раз мы определились с общими вопросами, может, отдадим должное трудам вашего шеф-повара?.. *** Грир не замедлил выполнить свои обещания. Объявление о грядущем бракосочетании появилось во всех крупнейших газетах в соответствующих разделах. С новым положением Александра тому пришлось лишиться свободного времени. Портной и сапожник почти прописались в доме Уотли. Флористка из модной лавки донимала вопросами, какие цветы предпочтительнее. Шеф-повар модного ресторана слал Александру варианты меню. Уже знакомые ювелиры приходили замерить размер его пальца и узнать его предпочтения в камнях, а личный куафер Грира пришел на аудиенцию и, долго извиняясь, внимательно осмотрел его со всех сторон, точно художник модель, и сделал пару весьма недурственных набросков прически на свадебном балу. Молодой жених не мог и вздохнуть свободно, его день был расписан почти по минутам, и начинался на ранней заре, заканчивался сильно за полночь. И лишь накануне мероприятия нескончаемая толпа жаждущих его мнения или тела для нескончаемых примерок иссякла, дав, наконец, заслуженный отдых. Последним прибыв слуга Грира с короткой запиской, что на их бал точно ожидается наследный принц. В доме Томаса в это время тоже кипела работа, организовать бал было несложно, но вот уговорить Вестминстер дать согласие на брак было сложнее. За скоропостижность брачных уз пришлось внести оплату вдвойне обычной, а уж амбициозное требование, чтобы венчал архиепископ Кентерберийский вызвало волну осуждений у настоятеля, но солидное пожертвование слегка смягчило праведный гнев священнослужителя, и тот изыскал-таки возможность повести церемонию в Вестминстерском соборе силами архиепископа. Хотя и обговорил, что процедура будет краткой, и любое отступление от расписания чревато неприятностями. На утро бракосочетания в дом Уотли прибыла изумительно нарядная карета с парой орловских рысаков, покрытых белоснежными кружевами попоны и с пышными белыми плюмажами. Пока врач освидетельствовал Александра и неторопливо считал его пульс, слуга Грира, стараясь не мешать мэтру, помогал Александру облачиться в его костюм цвета топленого молока с искусной вышивкой самоцветами, уложил ему скромную прическу, лично проследив, чтобы бледный вид Александра был чуть освежен благодаря массажу лица и капельке бренди в чашке утреннего чая с тостом, и помог сесть в карету. Верный слуга сопровождал молодого человека с преданностью собаки, не подпуская к нему никого, даже мадам Уотли, мягко заявляя, что таково указание барона. Так что в Вестминстерский собор мадам пришлось ехать в своей карете, как бы ей ни хотелось насладиться роскошью кареты Грира. Сам Томас уже ожидал в аббатстве, сдерживая нетерпение поскорее закончить официальные церемонии и перейти к куда более приятной части, балу и брачной ночи. *** Напрасно Александр полагал, что самое страшное — это объявление помолвки. Самое ужасное началось после — вереница незнакомых людей, которым все время что-то было нужно от него. Кажется, что они являлись с намерением выпытывать у него все, вплоть до тайных предпочтений — какой цвет вы любите, какой фасон, какую ткань, какой узор… От эскизов одежды, обуви, шляпы, занавесей на карету и балдахин на брачном ложе, у него рябило в глазах, и он был искренне благодарен тетушке, которая героически взяла на себя флористок, продавцов тканей, поваров и кондитеров. Казалось, что тело юного жениха тоже стало всеобщим достоянием — портные заставляли его стоять перед ними в одних тонких подштанниках, измеряя все интимные подробности его строения, дабы костюм и брюки сидели как влитые. Сапожник заставил терпеть мучительную щекотку, пока снимал мерки для нескольких сапог и туфель. Парфюмер едва не устроил приступ удушья, наполнив комнату образцами нескольких десятков ароматов. В конце концов, Алекса опять же спасла тетушка, заявившая, что не допустит, чтобы у него началась аллергия, и уведшая парфюмера под ручку. Но, как подозревал юный жених, сделала это не ради заботы о нем, а чтобы под сурдинку заказать себе за счет барона парочку флакончиков духов. Но венцом всего стал визит личного доктора, присланного будущим супругом. Невысокий седоватый мужчина «осмотрел» Александра сначала с помощью магии, затем заставил полностью раздеться и изучал через лорнет, как таракана под лупой, разглядывая каждый дюйм его тела. Причем особое внимание он уделил его гениталиям, которых юный пациент совсем не жаждал предъявлять. — Вашему будущему мужу нужны гарантии, что ему достался полноценный экземпляр. — Звучит так, словно барон собирает коллекцию… — Алекс переминался босыми ногами на небольшом коврике и, натянуто пытаясь улыбнуться, прикрывал ладонями член. — Вы же не собираетесь?.. — Это обычная врачебная схема перед свадьбой — мне нужно просветить вас о ваших обязанностях на супружеском ложе, проверить функциональность вашей половой системы и получить ваше семя! — с лицом человека, который давно отвык смущаться, доктор натянул на руки резиновые перчатки и взял какой-то нелепый металлический прибор. — Прошу вас нагнуться и лечь грудью на стол. Видимо в глазах у Стаффорда появилось что-то такое, что заставило бывалого лекаря отступить на шаг. — Ни! За! Что! — Александр и не подозревал, что умеет приходить в такую ярость. — У меня все в порядке, а если барон желает убедиться в этом, то пусть сделает это лично! Он, с быстротой человека, спасающегося от пожара, накинул на себя одежду и выбежал из комнаты — благо, комната Филиппа теперь пустовала, и в ней можно было отсидеться. Доктор, изумленно посмотрев ему вслед, сделал пометки в небольшой записной книжке, которую обязан будет предъявить милорду Гриру. «Магически невинность и здоровье г-на Стаффорда подтверждены. Половой статус неясен — пациент категорически отказался от личного осмотра» После данного инцидента настрой Александра был испорчен окончательно, и он дошел до того, что стал мечтать о дне свадьбы — кто бы мог подумать! Но даже когда все посетители уходили, и он после очередного бурного дня оставался в комнате один, блаженный покой не наступал. Приходили иные мысли — как пройдет свадьба, не опозорится ли он на балу, каково это — целоваться перед алтарем на глазах у стольких свидетелей, и вообще — каково это — целоваться? А целоваться с Гриром?! О том, что может быть дальше, он вообще запрещал себе думать. Доктор что-то говорил о его обязанностях на супружеском ложе, так не было ли опрометчивостью отказываться выслушать его? Последние предсвадебные ночи он почти не спал, крутясь и взбивая простыни в мучительной бессоннице. День свадьбы он вообще не помнил: его куда-то тащили, мыли, брили, что-то делали с волосами, одевали как куклу, не давая самому даже рубашку застегнуть. Когда его снарядили и, приколов к лацкану небольшой букетик фиалок, повели к карете, он боялся дышать. Единственный ориентир, на который он реагировал — пожилой слуга Грира, который вел его, как поводырь слепого. А когда он вышел из кареты и поднял голову, то не сразу понял, что стоит возле Вестминстерского собора. Только одна мысль вдруг накрыла — обычно к алтарю ведет отец, кто же поведет его? *** Александра уже ждали. Возле величественной распахнутой двери стоял пожилой человек в дорогом, но скромном, костюме, с лицом простым, но явно властным. — Мой дорогой Александр, я рад что Вы добрались без задержек, — мужчина направился к юноше, и слуга почтительно, очень низко поклонился, уступая юного жениха его заботам. — Позвольте мне вас сопровождать к алтарю. — Мой воспитанник Томас волновался, что есть риск опоздать, а у архиепископа день расписан не то что по минутам, а по секундам. Уж точно такой милый пустячок как свадьба, его не может удерживать от дел более важных. Но Томас очень хотел порадовать вас этим жестом внимания к вашему статусу. Вы же знаете Томаса, не так ли. Но вы удивлены видеть меня? Неужели мой друг барон не сказал, что к алтарю поведу вас я или… — хитро прищурился пожилой джентльмен. — Или он намеревался отдать это место кому-то другому и до последнего решал, кому? Ай, ай, ай, я надеру ему его заносчивые уши, если это так. Сопровождать вас мог только я, его старый друг 12-й герцог Норфолк — Бернард Эдвард Говард. Мы, к сожалению, были с вами пока что не знакомы, но я знал вашего отца. У нас было не самое близкое знакомство, увы, но он был славный человек и достойный джентльмен. Однако нам пора! Позволите я провожу вас к алтарю, молодой человек. Несмотря на возраст, Александр достаточно видел посещавших поместье высокопоставленных лиц, чтобы отличить низкородное отребье в шелках от скромно одетого высокородного дворянина. Величественная осанка, взгляд, посадка головы, умение общаться независимо от того, ведется ли беседа один на один или же в присутствии множества людей. Человек, стоявший перед ним, несмотря на дружелюбные манеры, источал магию и власть. Как юный Стаффорд почувствовал силу магии, он не знал, но Алекс замечал за собой подобную особенность — ощущать силу магической ауры конкретного человека. Пожилой кавалер шутил, запросто говоря о бароне Каррингтоне, как о Томасе, но было ясно, что если уж барон счел возможным предоставить ему столь значительную роль в предстоящем событии, значить это тот, кому он доверял. Александру четко припомнились фразы о доверии и о тайнах дома — скорей всего, отношения пожилого джентльмена и Грира хранили много таких тайн. Юный жених почтительно склонился перед герцогом Норфолком, выражая почтение: — Ваша светлость, господин барон оказал мне великую честь, позволив быть подведенным к алтарю вами. — Он выпрямился, подошел ближе и положил свою руку поверх вытянутой руки герцога, начиная торжественное шествие. Едва они вступили на порог, как в соборе заиграл орган, знаменуя приближение всеми ожидаемого мига воссоединения супругов перед лицом Высших сил. Александр шел, примерившись шаг в шаг со своим сопровождающим. Он смотрел вперед, слыша за собой неясный гул голосов знати, присутствовавшей на венчании. Все спешили шепотками обменяться мнениями о том, как выглядит юный жених, как одет, как держится — Томаса Грира все уже успели обсудить. Но Стаффорд не различал слов — от волнения в ушах стоял шум крови, походивший на прибой. Он видел в первых рядах своих родственников, занимавших чуть ли не всю скамью, со стороны будущего мужа были только знатные особы, которые вряд ли могли быть ему близкими по крови. Что там сказал герцог Норфолк? Он был его воспитанником? Означало ли это, что Томас Грир тоже был сиротой? А ведь Алекс почти ничего не знал о человеке, с которым, возможно, уже сегодня, должен будет разделить ложе. Путь к алтарю подошел к концу, и там, стоя перед священником, повернувшись к нему, Александру, ожидал барон Каррингтон. Норфолк подвел жениха и передал его Томасу Гриру, церемонно обозначая переход Стаффорда под супружескую длань старшего мужа. Алекс мало что запомнил — казалось, все пронеслось в одно мгновение: архиепископ произносил извечные венчальные формулы, задавал вопросы, обращаясь к венчающимся, они отвечали — сначала старший, затем — младший. Обменялись кольцами — руки Александра так тряслись, что вышло так, что не он надел кольцо на палец мужа, а Грир всунул свой палец в центр золотого ободка. Наконец архиепископ повелел поцеловать своего супруга, и Алекс подставил свои губы, чувствуя, как их накрыли губы Грира, с легким запахом знакомого бренди, который запомнился ему еще в полутьме ниши. Томас еще по первой своей свадьбе помнил, какой это выматывающий день, и перед тем, как выехать в церковь, приложился к коньячку, предусмотрительно преподнесенному его личным секретарем. Вот и сейчас тот стоял в сторонке и с методичностью и тщанием записывал в свою книжечку, кто пришел, а кто отказался. У самого Томаса перед глазами несколько плыло, но не от алкоголя, а от удушающего волнения. За утро он успел придумать тысячу разных способов, как его свадьба могла сорваться, начиная от козней врагов, заканчивая побегом Александра с каким-нибудь юным усатым военным. В мыслях, Грир уже воображал, как догонит беглецов и что учинит с ними, но его крамольные мысли были прерваны раскатистым органным началом, и барон поспешил нацепить на чуть бледное от волнения лицо улыбку и выпрямить спину еще сильнее. Его соблазнительный жених был удивительно хорош в этот ранний час, вся команда хлопотавших фей трудилась не зря, он превратился в поистине сказочное воздушное видение, и только фигура приземистого и приземленного сопровождавшего его Норфолка хоть как-то удерживала это эфемерное существо от того чтобы его сдуло легчайшим порывом ветра куда-то под витражный потолок. Грир чуть вздрогнул, снова вспомнив требование юноши не притрагиваться к его телу до восемнадцати лет. Какая возмутительная дерзость, отказывать ему, Томасу Оливеру Гриру, в том, на что он имеет все права, не просто заплатив немыслимую сумму, но и приложив для того немало трудов, обхаживая прекрасного мальчонку и осыпая его своими знаками внимания при невероятной занятости рабочего графика. Но на ум тут же пришло остужающее голову заявление принимавшего исповедь священника, дескать, гордыня Грига выше всякой меры и необходимо быть скромнее и терпимее к его молодому супругу, чья неопытность еще потребует бережного обращения и доброты хорошего супруга и это его, старшего мужа, долг помочь тому освоиться с супружескими обязанностями. Совершенно омерзительный совет! Этому священнику не видать монет Грира в своей дароносице, по крайней мере, в ближайшие недели. Когда юный Александр встал подле Томаса и начал повторять слова клятв, бледнее мертвого, чуть живой, у Томаса чуть дрогнуло сердце в сочувствии, но оно тут же умерло, как только до ноздрей Грира донесся сладкий свежий аромат соблазна, источаемый Александром. Голову повело возбуждением, и Томас сцепил зубы, стремясь в глухом отчаянии сдержаться. Потому, быть может, движение его пальца в кольцо было резковатым и даже напугало юношу. Пришлось напомнить себе, что сейчас не время и не место становиться похотливым ублюдком. Чтобы смягчить свою грубость, Грир коснулся поцелуем губ Александра очень бережно и любовно, вызвав пересуды в рядах, что он питает к своему новобрачному романтическую нежность. Даже сам архиепископ бы не осудил подобной целомудренности поцелуя. Но Грира больно задело, что у его жениха губы были ледяными от страха. Как и руки. После сакрального поцелуя он более не выпускал Александра из-под своей руки, бережно обнимая за стан, принимая поздравления и следуя легкому намекающему знаку священника, освобождая храм. В сопровождении пестрой толпы гостей сами молодожены высыпали наружу, осыпаемые горстями риса, и сели в карету. Как только лошади тронулись, Томас поймал руку Александра и крепко растер ее в своей. — Если вам нужен бренди, он спрятан за подушками с вашей стороны. Это мой второй брак, и я с пониманием отнесусь, если вам нужна некоторая поддержка перед балом. Но в целом все прошло неплохо, не находите? За ним словно захлопнули дверь. Но вошел он в ловушку или в комнату, которая станет ему домом — это могло показать только время. Александру все казалось, что это происходит не с ним, что он смотрит со стороны на кого-то другого в элегантном костюме, под руку с высоким стройным супругом, на которого явно велась охота многими дамами. Но стоит рядом с ним именно этот светловолосый, тонкий юнец по имени Александр Стаффорд. Когда они вышли под весенние солнечные лучи, дрожь, накрывшая его под каменной мощью собора, стала отпускать. Их поздравляли, осыпали белыми зернышками, пока роскошная карета не приняла обоих в свое чрево. Какое облегчение! Алекс стал оживать, будто разомкнулись оковы — а ведь и правда, разомкнулись те, что соединяли его с семейством Уотли. Он даже не сразу осознал, насколько душно ему было находиться в их доме. Но теперь ведь он поедет жить к старшему супругу? А как же… Неожиданно ему пришло в голову, что у него в комнате остались некоторые дорогие ему вещи — кинжал отца, колечко матери, кулон, переданный ему бабкой, где хранилась прядь волос его родителя. Несколько книг, прихваченных им из поместья, но так и не дочитанных… Он ни за что не хотел оставлять это у Уотли, живо представив, как Филипп или близнецы с любопытством станут копаться в его сундучке. Рука супруга легла на его кисть, растирая — видимо, во время церемонии лягушачья холодность конечностей впечатлила Грира. — Благодарю, милорд, но боюсь, что если я выпью, то не смогу гарантировать достойный танец на балу. — Ему было неловко, что он, еще не успев войти в дом мужа, уже доставляет ему хлопоты. — Собор невероятен, сэр, — кивнул он в ответ на вопрос. — А церемонии я почти не запомнил — ничего не видел и не слышал, кроме архиепископа. Но мне показалось, что гости не были разочарованы. Он с любопытством высунулся из-за занавеси каретного окна, рассматривая улицы, по которым они ехали, запоминая дорогу к новому дому, желая увидеть его окрестности. Наконец, они прибыли, и вся прислуга высыпала на крыльцо, встречая прежнего и нового господина. Управляющий домом по очереди представлял слуг. Те кланялись или делали реверанс, а Александр благосклонно кивал каждому из них. Наверняка в честь их свадьбы супруг проявил щедрость и выдал каждому сверх обычной зарплаты. Так что праздник был у всех в этом доме. Стаффорд, боявшийся, что дом Грира — это мрачное местечко, входил, надеясь, что ошибся в своих предположениях. — Так я не прошу вас выпить всю бутылочку, а всего пару глотков. Но дело ваше. — Томас ухмыльнулся довольный, что Александр очнулся из своего оглушенного состояния рыбы, попавшей под артобстрел. — Но архиепископа-то разглядеть успели? Не часто нам, простым смертным, доведется постоять рядом с его величественной персоной. А гости были очень довольны, Вы произвели на них самые благоприятные впечатления и, я уверен, уже вскорости вам польется поток писем и приглашений в именитые дома Лондона. Вы любите приёмы? Моя работа будет занимать много времени и большую часть дня вы будете предоставлены сами себе. Поэтому я не против если вы немного развеетесь в приятном умном обществе, главное ведите себя благоразумно и не очаровывайте сверх меры, с вашим пленительным обаянием юности это ведь так просто. Вам сложно отказать, Александр. — чуть пошутил с мягкой поддерживающей улыбкой, за которой легко забыть о прежней, жесткой. — Но если что, я всегда приду вам на помощь, только позовите. Слуги во все глаза смотрели на своего нового господина и его приветливость и, очевидно, мягкий нрав пришлись им по вкусу. Грир не торопил, зная, как важен этот ритуал знакомства для обеих сторон, и наблюдал со стороны, ничем не ограничивая новую власть молодого супруга в доме. Наоборот, еще в самом начале успел заметить, чтобы слуги всецело слушались каждого желания Александра и исполняли все его прихоти. Возможно, это и так подразумевалось, поэтому что, когда Александра препроводили в его личные покои, смежные с покоями Томаса, светлую уютную комнату с ванной, малым кабинетом и большой гардеробной, юноша мог заметить, что все его личные вещи из дома тетушки были аккуратно сложены на столе, и при желании он мог пользоваться ими по своему разумению. Опытный слуга не ограничился тем, что доставил молодого господина в Вестминстер, но и взял на себя труд вернуться в дом и под бдительным оком слуг Уотли собрал все вещи молодого новобрачного и перевез их в новый дом, не оставив в старом доме даже носка. — Вам нравится здесь? — Грир, уже сняв фрак и ослабив жесткий узел платка, вошел в комнату Александра. — Если что-то не по вашему вкусу, позже вы сможете отдать распоряжения и переставить так, как вам нравится. Вы вправе пользоваться библиотекой, конюшней, и всем, что в доме, но прошу в мой кабинет входить со стуком и не посещать его в мое отсутствие. Я храню там деловую переписку и не одобряю, когда ее просматривают без моего присутствия при этом. В мою спальню вы можете входить в любое удобное для вас время. — Улыбка стала явно веселой, откровенно подначивающей смутиться. — Я буду рад каждому вашему визиту. Томас распахнул рубаху и стянул ее через голову, перекинул через плечо: — Если Вам надо вздремнуть перед балом, освежиться или еще что-то, не стесняйтесь отдавать распоряжения слугам. Если вы голодны, столовая ждет вас. Ах да, еще только маленький пустячок… — Томас приблизился к Александру, поймал его за затылок и запечатлел долгий, крепкий и властный поцелуй на его губах, почти жестко разомкнув языком зубы юноши и нежно приласкав его язык… отпустил. — Я должен был вам за мою холодность у алтаря. Исправляю свое упущение, — и он скрылся за дверью своей спальни. Александр остался, оглушенный поцелуем и силой чужого желания. Он немного задохнулся, не имея опыта в поцелуях и не сообразив вовремя задышать носом. Грир ушел, а юный муж с минуту еще остолбенело стоял, а потом потрогал пальцами губы — они чуть припухли и стали намного чувствительней. И только сейчас он смутился, ясно понимая, что никаких разговоров о возможности не консуммировать брак не будет. Это был четкий и ясный ответ Грира. Стаффорд повел плечами, вспоминая силуэт супруга без рубашки — крепкие, как перевитые канатами руки, минимум жира под кожей, сила в каждом движении. Это настораживало и тревожило. Алекс тихо опустился на ближайшее кресло и осмотрелся. Его покои… личные, куда не придет никакой кузен, не ворвется никакая тетушка, но запросто войдет Томас Грир. И он подозревал, что не только ему позволили приходить в спальню в любое время, но и визита к себе он тоже может ждать, когда угодно. Странное, очень странное ощущение защищенности и беззащитности. Комнаты были прекрасны — после его комнатушки, это просто покои принца: со вкусом обставленные и меблированные. Ничего лишнего, но все, что может потребоваться. Он подозревал, что загляни он в гардеробную, то найдет там полный шкаф разнообразной одежды своего размера. Алекс поднялся, проходя в ванную — не слишком большая, но настолько уютная, что если б у него не было комнаты, он бы с удовольствием проводил бы время и здесь. Далее шел кабинет — плотные шторы прикрывали окна от любопытных взоров и назойливости солнечных лучей. В кабинете, как и положено, стоял стол, за которым Алекс мог писать письма или читать деловые бумаги… Откуда у меня деловые бумаги? Он усмехнулся, но обошел стол вокруг, касаясь пальцами поверхности столешницы, на которой размещались письменные приборы и пачка гербовой тисненой бумаги с вензелями Гриров. Грир! Я же теперь тоже Грир! — Вдруг дошло до него. — Александр Ленворт Грир, барон Каррингтон, герцог Дорсмуртский! Это звучало невероятно! И потрясающе. Будто за его спиной выстроились полки, готовые подняться по взмаху его руки. Он подпрыгнул. Вскинул руки вверх, выпуская на волю эмоции, а потом побежал в спальню и с размаху кинулся на широкую кровать, обнимая ее. Кричать он не посмел, а потому ухватил зубами уголок красивого атласного покрывала, чтобы заглушить вопль радости. Через полчаса, еще на несколько кругов обежав свои новые владения, Александр разложил по местам свои вещи, вырванные из лап семейства Уотли, и отправился принимать ванну. До времени, назначенного началом бала, юный супруг успел намыться, выспаться, потом они с Томасом — он старательно про себя учился называть так мужа — вместе перекусили, и опять пришлось вынести церемониал по одеванию в надлежащий бальный вид. Им, как принимающим гостей, следовало стоять в дверях главной залы и встречать каждого, уделяя хотя бы по минуте на всевозможные поздравления и благодарности за подарки. Тот еще ад!