Коты в мешке

В отличие от молодого супруга, Томас не мог себе позволить сон, все время до обеда он потратил на разбор скопившейся корреспонденции и очнулся, только когда слуга категорично произнес: «Вас ждут к обеду, милорд». С трудом оторвался от корреспонденции, но памятуя, что пренебрегать супругом в первые же часы совместной жизни — грубый моветон, оделся к обеду. Обед прошел довольно комфортно, Томас старался поддержать интерес Александра, спрашивал его мнение о доме, уточнял предпочтения, как в еде, так и в обиходных вещах. Даже полюбопытствовал, какие книги Александр любит читать, чтобы случайно не украсть их из-под носа юноши, хотя в огромной библиотеке подобное было маловероятно, но так приятно было обсуждать что-то помимо дел. Когда же пришло время распахнуть бальные двери, Алекс уже вполне освоился и более не походил на копию утопленника из готических романов. Стоя подле юного супруга, Томас принимал гостей, отвечал благодарностями на поздравления, но, когда на пороге показался принц Георг Август Фредерик, Александр мог ясно ощутить, как подобрался его муж и осторожно сжал руку Алекса, намекая обратить внимание на гостя. Разгульный любитель покрутить романы и поиграть в азартные игры, Георг мгновенно оценил привлекательность молодого новобрачного, и Томас ощутил, как больно его кольнуло то, какими сальными взглядами одаривал принц его мужа, мгновенно поняв, что зря выставил напоказ такое сокровище. Но, если взяться с умом, и Александр не подведет его… можно будет, аккуратно балансируя на интересе принца, найти подход к его делам. Главное, вовремя отвлекать его и не поощрять на большее, чем взгляды. И все же он не мог не пообещать принцу один из танцев с прекрасным новобрачным. — Об одном прошу вас, Александр, ни под каким предлогом не уединяйтесь с принцем. — шепнул он сразу, как только высокопоставленный гость отошел к столу с напитками. — Да простит мне корона, но неосторожностью вы можете принести столько же бед, сколько Елена Троянская. Его любовницы ревнивы до крайности и невероятно влиятельны, да и мне будет мало приятного, если моего юного мужа уведет в постель принц в нашу первую же ночь, — и он чуть крепче сжал ладонь Александра в поисках отклика, что тот понял. — Я надеюсь на ваше благоразумие. После чего ненадолго отошел к стайке дам, то ли заскучавших, то ли обсуждавших пикантные сплетни, чтобы немного разбавить их восхитительное щебечущее общество. И к Александру вернулся лишь для первого танца, открывшего бал. Он вел юного мужа бережно, но уверенно, удерживая его в объятиях так, чтобы у того не было и единого шанса ошибиться в па, едва заметно считая губами шаги. Народу все прибывало и прибывало. Самые блистательные дамы света украшали бал своим присутствием, их вели статные кавалеры, от которых веяло властью — все говорило о том, что Томас Грир был фигурой влиятельной. К тому же, все, кто знал о приезде на бал наследного принца, жаждали получить приглашение и присоединиться к избранным. Наконец, когда сама важная персона все же изволила приехать, уже уставший от утомительного обряда встреч Александр, даже обрадовался тому, что Грир повел его на танец, оберегая и поддерживая в объятиях. В отличие от барона Каррингтона, за танцевальную часть юный супруг не переживал — он-то знал, что причиной его оплошности на прошлом балу был удар магии ошейника. А потому двигался легко и безошибочно, а шевелящиеся губы мужа, тщательно считавшего для него шаги, умиляли и по-доброму смешили его. Несмотря на напряжение от ответственности и ожидания неведомого, что, возможно, должно случиться ночью, настроение Алекса поднималось вверх. Немало тому способствовало время, проведенное с супругом за обедом, теплый разговор, его внимательный взгляд. Он прекрасно помнил, каким жестким, язвительным мог быть барон, но, видимо, пока Алексу удавалось не раздражать его, избегая колючих нареканий. Он даже поначалу не заметил, как изменилась атмосфера вокруг с появлением наследного принца. Толпа спешивших на поклон отхлынула, когда навстречу августейшей особе вышел барон Каррингтон, представляя своего супруга. Александр, не столько расслышав предупреждение Грира, сколько внутренним чутьем поняв что-то более глубинное, чем совет опасаться поползновений наследника престола, сдержанно склонился в поклоне, благодаря за честь присутствия на их бракосочетании. Глядя вслед молодой супружеской паре, отошедшей на свой свадебный танец, принц, опустошив бокал шампанского, чуть склонился к одному из сопровождавших его приближенных: — Вот, когда начинаешь вспоминать старину и жалеешь, что отменено право «первой ночи», не так ли, Дегарден? Его Высочество не старался приглушить голос, а потому его шутку слышали многие и одобрительный, льстивый смешок прокатился по рядам. — Возможно, стоит приказать поднести барону побольше коньяка, чтобы он выпил за ваше здоровье? — придворный, подхватывая «шутку», проговорил так, чтобы слышал только принц. — Как всегда, хорошая идея, Дегарден! — Георг покивал головой, одобряя план. — Или, если Грир решит стать на сегодня трезвенником, возможно, было бы организовать срочный вызов по дипломатической надобности. Но это уже лучше завтра. Пусть барон насладится брачным ложем. А завтра, ближе к вечеру, я навещу новую семью в Грир-холле — я ведь по забывчивости так и не преподнес им подарка, а завтра у меня с памятью будет намного лучше. Дегарден, мужчина средних лет, с жестким, неподвижным, как у рыбы, взглядом, понимающе улыбнулся: — Могу ли я намекнуть Гриру, что за его сговорчивость, он получит, наконец-то назначение, о котором так долго мечтал? — Конечно. — Принц снисходительно усмехнулся. — Можешь пообещать ему хорошее и быстрое продвижение. Только полагаю, что он слишком самодовольный, чтобы согласиться. Но, возможно, его юный супруг окажется рад оказать такую услугу своему мужу. *** Их танец закончился, и Александр ощутил, как плечи мужа с облегчением расслабились. Ему захотелось размять их барону, дав отдых от тягости ответственности не ударить лицом перед таким множеством внимательных глаз, карауливших каждую его оплошность. Нет, не его — теперь уже их. Потому что на Алексе ответственность лежала не меньшая. Ему казалось, что они ступают по хрупкому льду, и, если провалится один, то следом канет и другой. Он был неискушенным, но никак не был глупым, и больше всего боялся, что может оступиться именно по случайной ошибке, а барон воспримет это за предательство. Слишком резок и порывист был Каррингтон, чтобы сразу не ответить ударом на удар — как человек, все время ожидающий удара в спину. Передышка оказалась краткой. Слишком краткой. И барон, вынужденный уделять всем гостям внимание, видимо, тоже не ожидал, что принц сориентируется так быстро. Алекс только что перевел дыхание после танца и проводил взглядом мужа, как чье-то дыхание едва не опалило ему щеку: — Я вас забираю на следующий танец, — он обернулся, одновременно стараясь отстраниться, задавая приличествующую дистанцию — рядом стоял наследник престола. В который раз, мысленно поблагодарив бабушку-герцогиню за преподанные уроки придворного воспитания, Александр мягко поклонился, но его беспечная улыбка, которую он дарил, находясь плечом к плечу с бароном Каррингтоном, сменилась на любезно-официальную. Если б надо было изобразить статую Почтительности, то ее можно было бы лепить с Алекса Грира, застывшего перед принцем в этот момент. — Ваше Высочество, такая честь… Георг поморщился от заученной формулировки, ему намного желанней было бы уловить чужое смущение, трепет. Но мальчишка повел себя как морской моллюск: сквозь приоткрытые створки только что была видна жемчужина, а теперь они плотно захлопнулись. — Пойдемте танцевать, Грир, пусть старики стоят вдоль стенки. — Принц был старше Александра лет на десять, но намного младше барона Каррингтона, и намек на то, что супруг в два раза старше юного новобрачного, был слишком явным и оскорбительным. Однако это был не Филипп Уотли, которому можно было ответить дерзостью, и Алекс, пропуская мимо ушей неприятную фразу, подал руку Его высочеству, вступая на круг. Томас пылал яростью от грубости принца, но делал хорошую мину при плохой игре. С видом полнейшей беззаботности он имитировал глухоту, игнорируя нападки в свой адрес, хотя каждое жестокое слово причиняло ему глубокую саднящую боль. И, тем не менее, он, повинуясь своему супружескому долгу, старался, чтобы молодой муж не пропадал из поля его зрения - даже танцуя с принцем крови. Томас привык к уколам сильных мира сего. С ним никогда не церемонились, припоминая и нищету, и отсутствие образования и связей, и много чего. Даже совершенно потрясающе детализированный молвой роман с Норфолком, расписанный в нюансах, которые и стоявший со свечкой у ложа не мог бы рассмотреть. Но чтобы его посчитали способным упустить мужа в первую ночь — это было подчеркнутое оскорбление. Гриру пришлось выпить целый бокал шампанского, чтобы затопить едкую желчь желудка, поднявшуюся в ответ на унижение. Но его взгляд оставался спокойным, разве что напряженный поворот шеи выдавал внимательность, с которой Грир следил за юным Александром и принцем. Но от наблюдения за танцем его отвлек Дегарден, подкравшийся в самый неловкий момент, когда принц излишне тесно прижал к себе Александра, так что тому явственно представилась сомнительная честь насладиться прелестями штанов принца, бесцеремонно прижатыми к нему. Дегарден шептал почти на ухо Томаса, шептал слова сладчайшие, медоточивые, радужные, но насквозь пронизанные ядом. Грир ощущал, как глаза застилает кровавый туман, а его выдержка трещит по швам. На лбу проступили почерневшие от напряжения вены, а кисти рук распирала от жаждущей вырваться магической мощи. Он ощущал, как полноводная Темза податливо вздрогнула своей гладью, точно намекая, что готова к его услугам. Вряд ли хоть один маг на балу не ощутил накалившегося напряжения. Томасу стоило немалых трудов сдержаться и проглотить омерзительное унижение. Сквозь стиснутые до боли зубы он процедил скупое: «Благодарю, но не интересует», и решительно направился сквозь ряды танцующих к блистающей паре. — Прошу прощения, Ваше Высочество, боюсь, Александр утомился и нуждается в кратком отдыхе. Он очень переволновался сегодня, и высокая честь танца с вами его окончательно подкосила. Я отведу его подышать свежим воздухом. Сориентировавшаяся на ходу мадемуазель Честертон, яркой птичкой в своём воздушном великолепном наряде метнулась через весь танцевальный зал и приняла руку принца, спасая неловкую сцену. — Как чудесно, я давно хотела с вами потанцевать, мой принц, и, наконец, мне удалось украсть вас у почитателей! — защебетала она, прильнув к раздосадованному принцу. — Вы слышали, недавно открылся музей Мадам Тюссо, и ее новая экспозиция, Кабинет ужасов, говорят, удивительно натуралистичен. Вы уже посещали ее, мой принц? Я так мечтаю сходить туда, но опасаюсь, что моя тонкая натура не выдержит всех этих кровавостей. И все же запретный плод так манит нас, женщин… Грир благодарно перехватил ее взгляд и кивнул, мадемуазель ответила ему широко распахнутыми глазами и возмущенной его поступком миной, но ему было не до того. Взяв Александра за руку, Томас препроводил того из зала в библиотеку, по счастью не занятую гостями, несмотря на расположенные там приманки - тяжелые графины с алкоголем и всевозможные табакерки с табаком для желающих расслабиться вдали от многочисленного общества. Аккуратно прикрыв дверь, Томас порывисто обернулся к Александру и схватил того за подбородок, резко вздергивая вверх. Досада, горечь, боль за унижения — все отразилось на лице Грира в жуткой гримасе, похожей на злость. — Да что за дьявол сидит в вас, Александр, что вы приносите мне не успех, как я надеялся, а все новые унижения? Вы слишком красивы, я поступил не мудро, позарившись на вас. Вы слишком хороши для такого, как я? Слишком? Я что и этого не достоин: чтобы мой муж был юн, хорош собой и верен? Вас уже хотят забрать из моих рук, хотя вы еще даже не познали их. Да что за проклятье висит над головой вашего проклятого рода, что вы, точно дитя проклятой сирены, влечете к себе всех и каждого? Достанет ли мне сил удерживать всех желающих вдали от ваших манящих прелестей?! Он отпустил лицо Александра и, точно загнанный зверь, заметался по библиотеке, едва не сбивая вазы с цветами и аккуратно расставленные стулья, хрипя от бешенства, рыча и сыпля грязными проклятиями, к чести сказать, на свою голову и только. Во время всего, на счастье, непродолжительного танца с принцем, Александру казалось, что он в каком-то липком коконе паутины — липкие взгляды, липкие руки, липкие речи. Намеки на полунамеки по поводу того, о чем юный супруг барона понятия не имел. Его Высочество острил, шутил, а Алекс мучительно смотрел в одну точку в середине его лба и улыбался на все, что бы ни произносил высокопоставленный партнер. Он чувствовал, как его прижимали, слишком сильно обхватывали руками, а он, словно танцующая кукла, только ловко перебирал ногами, чтобы для вида хоть как-то участвовать в танце. Он не искал взглядом Грира — скорей всего, тот смотрит на них и переживает. Но за что? За то, чтобы он, Алекс, не ошибся в танце, не сказал лишнего, не флиртовал с принцем? Грир так много сделал ему предупреждений, что юный новобрачный опасался всего. И он продолжал, почти не моргая, смотреть в середину лба Георга. Тот внезапно замолчал и, едва лишь успев дотанцевать с ним, попал в руки какой-то дамы. Ни Грир, ни Стаффорд уже не видели, как он, прервав кружение, вдруг резко вышел из круга вальсирующих пар, увлекая за собой партнершу. И тут же оставляя ее. Ловкий Дегарден оказался рядом, намереваясь доложить о реакции Грира, но принц отмахнулся от него, как от мухи. — У меня разболелась голова. Просто адски! — он скрипнул зубами, тыча себя в середину лба. — К чертям этот бал и Грира с его сопляком! Едем домой! Грир — как же в нем кипела ярость. Александр, увлекаемый им, просто влетел следом в библиотеку. Он едва удержался на ногах, не успев отпрянуть и врезавшись в мужа. Прерывисто выдохнув, он уставился тому в глаза, глядя снизу вверх — чужие пальцы стискивали ему подбородок, словно намеревались свернуть челюсть. Но не это устрашило и принесло боль, а обидные слова, почти выплюнутые ему в лицо. Хотелось загородиться от них, прикрыться руками, а заодно как-то закрыть уши и вычеркнуть из памяти. Это он — настоящий Грир, который недолго скрывался под маской ласкового супруга?! Они соперничали с принцем, как два льва за кусок мяса, и этим мясом был он, Александр Стаффорд, ставший Александром Гриром. Барон Каррингтон метался по комнате и не заметил, как Алекс взял с ближайшего подноса два бокала и со звоном стукнул их друг о друга. Один оказался более хрупким и раскололся, оставляя в руке Александра острый осколок хрусталя: — Предлагаю решить вопрос с моим внешним видом — парочка шрамов и заклятие от излечения, — в его голосе не было деланного спокойствия, но отсутствовала и дрожь. Он просто хотел избавить свою семью от проблемы, каковой становилась его привлекательность и юность. — Лет через пять-семь, когда я постарею и перестану притягивать взгляды, можно будет удалить шрамы. Ему, в его семнадцать лет, казалось, что через этот срок, он будет мало кому интересен. В этот миг дверь распахнулась, и доверенный слуга Грира показался в проеме: — Господин барон, Его Высочество покидает бал, Вам нужно его проводить. — Не порите чепуху, Александр, — отмахнулся Грир, — Вы будете хорошеньким чертенком даже через двадцать лет, уж помяните мое слово. — Он порывисто развернулся к слуге, явно желая сорваться и на него, но, услышав новость, обрел самообладание, причем мгновенно. — Да, да, конечно. Уберите тут, пока мы с Александром возвращаемся к гостям. Поймав руку мужа, он потянул юношу назад в ослепительно яркий свет. Первым делом пара сопроводила Его Высочество до дверей, выражая сожаление, что визит его был столь недолгим, а затем, украдкой вздохнув с облечением, направилась обратно к гостям, когда на них налетела мадемуазель, шутливо лупя Грира по плечам веером, картинно обижаясь на него. — Томми, ну как ты мог, ты так обидел Жоржи́ … — и тут же развернулась и накинулась на Александра, обнимая и целуя его в обе щеки, обдавая нежным ароматом цветочных духов. — Он вас не достоин, душа моя, этот грубиян совершенно не умеет себя вести. И как только вы на него взгляд обратили. Пойдемте, милый Саша́, пойдемте, потанцуйте со мной. И пусть так не полагается, но разве можно отказать в такой малости? А потом мы с вами сядем с бокалом шампанского и перемоем косточки негодяю Тому. Вы представляете, он, негодник, скрывал, что питает к вам чувства, он даже мне не говорил ничего, вот он такой, наш Томми… Восхитительная яркая блондинка, с огненно-пламенными волосами и изумительными голубыми глазами мадемуазель, давно утратившая привлекательность ранней юности, сумела с разумным реализмом распорядиться своими природными талантами и, переступив тридцатилетний рубеж, оставалась исключительно красивой и обаятельной женщиной, не знавшей отказа в мужском внимании. Александру просто не было дано и шанса отказаться, и его увлекли в сторону от событий, в укромный уголок, где можно было перехватить тоненькие бутерброды с перепелиными яйцами и паштетом из голубей, и отдышаться от сутолоки блистательного мероприятия. — Пусть сам отдувается. — Решительно заявила она, расправляя пышные воздушные юбки, прежде чем приступить лакомится французскими пирожными. — Он невыносим. Хотя я его понимаю, вы такой хорошенький, что ему есть из-за чего поводить гневно бровью. Вы уже продумали, куда поедете в свадебное путешествие? Ах, скажите что да! Я так обожаю рассказы о приключениях. И Томми, душка, привозит мне гостинцы, все такие чудесные. Но вы, душа моя, не сердитесь, мы старые добрые друзья, и можете быть уверены, я не питаю к нему иного интереса, кроме как дружеского. В моем сердце царит только один лик, и он совершенно не похож на Томаса Оливера Грира. Что это? Алекс едва не попятился. Он готов был согласиться на еще один, нет…на пол танца с принцем, только бы его не оставляли в обществе этой дамы. Она категорически напоминала ему тетушку, умевшую за пустым щебетом скрывать самые адские планы. Конечно, он понимал, что вряд ли его супруг доверил бы его тому человеку, в ком он видел опасность, но Стаффорд не был столь искушен в общении с женщинами, напрочь смутился и замолчал. Он сидел, как аршин проглотив, не притрагиваясь к угощениям и ощущая, насколько устал за сегодняшний день. Так много чужих людей вдруг оказывались очень близко, намного ближе, чем он позволял. В его глазах, мадам Щебетунью извиняло только одно — ему и не требовалось ничего говорить — мадам наполняла окрестности своим неповторимым говорком, особо не обращая внимания ни на его мнение, ни на состояние. Все бы ничего, но Александра злило, что его приняли за подружку-сплетницу, любящую, сидя за пяльцами, обсуждать собственного супруга, которого, видимо, за сегодняшний вечер ему было не суждено созерцать слишком часто. — Простите, мадам… — их успели представить друг другу только при краткой церемонии встречи у дверей, но запомнить чье-то имя, единожды слышанное среди сотни других, было нереально. — К сожалению, я должен покинуть вас и уделить внимание своему мужу. Это было на грани вежливости, но Алекс решил, что, если дама является другом Грира, то поймет и простит, а если нет, то, тем более — нет никакой разницы. Барон Каррингтон общался с кем-то из гостей, иногда поглядывая на мужа, и Александр, уже измученный этой неизвестностью — кто здесь друг, а кто враг, пошел к нему, приподнимаясь на цыпочках к уху: — Я хотел бы уйти. Когда уже нам будет можно? Томас внимательно посмотрел в лицо юного мужа, но удержался от улыбки легкого торжества. — Дамы и господа, прошу прощения, но мой молодой супруг жаждет моего внимания и я охотно готов ему уделить его. Прошу, веселитесь, угощайтесь и не забудьте выпить по бокалу за наше здоровье. Рука Александра снова оказалась на сгибе локтя Томаса, и вот уже они шли по приятно тихим коридорам, в которых тенями сновали слуги, выполняя свою работу. Перед Александром распахнулась дверь в покои Грира, и тот смог заметить довольно сдержанное убранство спальни, выдержанное в теплых древесно-кремовых тонах, изумительный наборный паркет, и висевший у огня на спинке стула халат. — Проходите, располагайтесь. — Томас утомленно повел плечами, снимая свой фрак, и аккуратно повесил его в шкаф - сказывалась привычка бедности и бережливости. — Вам помочь с одеждой? Все слуги ублажают гостей, горничным и камердинерам не до нас. Сторону кровати выбирайте, какая вам нравится, я скоро вернусь. Томас вышел, и до Александра донеслось журчание воды в раковине. Кажется, Александру никогда не было так стыдно, когда муж во всеуслышание объявил об их уходе - он почти уткнулся лицом в плечо стоявшего рядом Грира. Сначала он не поверил своим ушам, потом эти уши заалели, когда до него дошло, что это было сказано для всех. Конечно, смущение младшего мужа, выдавшего свои потаенные желания, вызвало общее умиление гостей. Им зааплодировали, послышались утонченно-скабрезные намеки и пожелания. Оркестр, присоединившись к шуму, добавил музыкальных вывертов в инструментальные партии и, несмотря на то, что молодые удалялись по коридору, казалось, что все присутствующие вместе с ним движутся к покоям четы молодоженов. Кусающий губы Алекс оказался водворенным в спальню, чем-то неуловимо похожую на его, но несколько больше и отделанную в благородно-спокойные оттенки. Он судорожно перевел дыхание — во рту пересохло: на балу он так и не позволил себе пить шампанское, боясь утратить концентрацию и вляпаться в какую-нибудь проблему. Хотя воздержание не уберегло его от этого. Грир, уйдя от гостей, снова стал иным — более расслабленным, успокоенным, тем, кого Алекс видел за обедом. И напряжение стало немного отступать, хотя оставалась тревога за само действо, которое предстояло. Молодой муж, прислушиваясь к шуму воды, только порадовался отсутствию камердинера — он не представлял, что его станет кто-то еще раздевать в супружеской спальне. Чтобы не стоять столбом и не рассердить Томаса, который вот-вот выйдет и обнаружит, что он еще пальцем не пошевелил, чтобы избавиться от одежды, Александр принялся скоро снимать бальный фрак и рубашку. Он заметил педантичную аккуратность Грира и тоже пристроил свою одежду на спинку стула, предварительно разгладив складки. Конечно, завтра ему приготовят другой наряд, но это не значило, что данный стоит измять. Стаффорд прислушался — кажется, вода перестала журчать, а значит, барон скоро выйдет… И снимать штаны в его присутствии ему бы очень не хотелось — Алекс в несколько быстрых движений избавился от брюк, стянул носки и метнулся под мягкое свежее одеяло, оставаясь в тонких шелковистых подштанниках. Обметав губы языком, он подумал, стоит ли спросить про вино? А вдруг его нет, а слуги заняты, и Грир решит, что он хочет услать его подальше от спальни? Ладно, можно было потерпеть. Что еще придется потерпеть? У него противно заныло «под ложечкой» в заунывном сожалении, что в свое время он резко отказался от содействия доктора, пришедшего с рекомендациями, которые могли бы подготовить его к супружеским обязанностям. Томас вернулся с гладко свежевыбритым лицом, намокшие пряди у лица скрутились в полузавиток, а от самого барона пахло хорошим мылом и свежестью. Он не спешил подходить к кровати, на которой напуганным зверьком забился юноша, поглядывая на Томаса со вполне понятным вопросом во взгляде. Погасив лампы, оставив гореть лишь камин и светильник у изголовья кровати, Томас не спеша разделся, и уж он-то не церемонился, и ни о каких подштанниках и речи не могло быть. Прихватив ведерко с шампанским — лучшим в Лондоне! — и пару бокалов, залез на кровать, пристроив ведерко в изголовье, наполнил бокалы и один из них протянул Александру. — Вы не выпили и капли, наверное, вас мучает жажда. Вы хорошо вели себя и заслужили бокал отличного игристого вина. Пейте. Вам больше не надо опасаться. Все закончилось. -Томас поерзал, заползая под одеяло, и его нога коснулась холодной ступни Александра. — Вы прямо как ледышка, наверное, стоит свозить вас в Карловы Вары на лечение, может, у вас что-то с кровообращением. Уютно устроившись на подушках, подбив их себе под спину, Грир расслабленно потягивал сладкий душистый напиток и, полузакрыв глаза, отдыхал, слушая отдаленные звуки музыки от бальной залы, украдкой поглядывая на мужа, но не делая попыток притронуться к нему, хотя искушающий аромат и манил, призывая наброситься на беспомощного юношу. Но очень скоро усталость длинного, суетного дня подкосила Грира, и тот незаметно для самого себя задремал. Бокал с недопитым искристым вином едва не выскользнул из его ослабших рук, и по спальне разнеслось мерное дыхание тяжело утомленного человека. Шампанское оказалось кстати — бокал шипящего напитка, удобно легший в ладонь, на время отвлек Александра, решив вопрос с жаждой, за что он был весьма благодарен супругу. Легкие пузырьки щекотали горло и позволяли сосредоточиться на борьбе с щекоткой. Эти мирные несколько минут, объединившие их на ложе, юный муж привыкал к дыханию, запаху Грира и своему месту рядом. Однако слова о его «болезни» застали врасплох. Доктора обследовали его и сочли здоровым, но, видимо, барон все же не был удовлетворен бледным видом и телом супруга, сразу отодвинув ногу, едва лишь задевшую ступню Стаффорда. Алекс быстро отодвинул свои конечности подальше, боясь еще раз случайно задеть мужчину и вызвать неприятные ощущения. — Как будет угодно, милорд… Огонь в камине, явно поддерживаемый магией, играл тенями на драпировке балдахина, навевая сны, и вскоре Александр услышал справа от себя мерное посапывание. Бокал в руке Томаса Грира, сомкнувшего отяжелевшие веки, опасно накренился, и новобрачный едва успел подхватить его, уберегая от того, чтобы остатки напитка оросили супружеское ложе. Александр осторожно выбрался из постели, относя оба бокала на дубовый инкрустированный столик и подходя к камину. Огонь радостно метнулся ему навстречу, овевая теплотой, нежа и расслабляя. Тяжелый день подошел к концу, во что Алекс пока не мог поверить — слишком многое случилось, что казалось, события непрекращающимся экспрессом несутся без остановки. Утренние сборы, Вестминстерский собор, венчание, знакомство с новым домом и домочадцами… Молодой супруг медленно протянул к огню раскрытые ладони, мысленно прокручивая все в голове. Мирный обед с мужем, выход на бал, принц… неприятнейший человек, который скорей всего через какое-то время станет королем, вспышка Грира, щебетунья-француженка и барон, явно пренебрегший им. Столько всего, карусель эмоций, закружившая голову, но так ничего и не сделавшая ясным — будет ли Алекс счастлив в новой жизни? Потоптавшись еще немного у камина и послушав равномерное дыхание мужа, Александр покинул спальню, пройдя в свою, куда вела отдельная дверь из спальни Грира. Его собственное ложе тоже было перестелено после его дневного сна, а собственный, небольшой камин прогрел комнату. Молодой человек тихо вернулся к Гриру, решив прихватить оставшееся шампанское, но по пути остановился рядом с Томасом. Ему захотелось рассмотреть его, пока сон смягчил черты — Алекс тихо склонился, касаясь кончиком пальца его губ, невесомо провел по контуру носа, подбородка. Удивительно иметь на кого-то право быть так близко, интимно. Побоявшись, что разбудит, он не стал задерживаться, и, забрав бутылку и бокал, снова протопал к себе. Он лег с того края, который был ближе к камину и принялся рассеянно цедить напиток, иногда посматривая на огонь сквозь бокал и любуясь игрой пузырьков. Потом вдруг заметив в полутьме стоящую на столе вазу с фруктами, и, вспомнив, что даже не ужинал, Алекс спрыгнул с кровати, в несколько прыжков оказался у цели и вернулся, перенеся всю вазу и ставя рядом с ложем. Запах очищенных мандаринов сразу наполнил помещение, а невероятная тишина после шумного дня оглушала. Новоявленный муж Грира еще долго лежал, глядя на огонь, пока незаметно для себя не уснул. Томас проснулся посреди ночи, краткий сон освежил его, и мужчина протянул руку, пытаясь нащупать подле себя спящего молодого мужа, но рука коснулась лишь давно остывших простыней. Грир порывисто сел, сдвинув брови в недовольстве, обвел и ложе, и комнату взглядом, но не заметил присутствия своего супруга. Бесшумно поднявшись, он тронул ручку двери смежной комнаты, опасаясь, что та заперта на ключ, но нет, ручка подалась, и дверь распахнулась, Томас проследовал в спальню Александра, где и застал того сладко спящим в облачке мандариновых ароматов. Похоже, юный Грир решил воспользоваться моментом и перекусить, а вовсе не трусливо сбегал от его близости. Томас аккуратно вынул недоеденную дольку из руки юноши, отправил себе в рот, разглядывая спящего. Тот был чудо как хорош, смотреть на него можно было бесконечно, и, не будь он его собственным мужем, у Томаса вполне могла возникнуть мысль получить его в качестве любовника, обольстив и совратив. Опустившись на кровать возле спящего, Томас тронул кончиками пальцев его щеку, скользнув по линии челюсти к шее, аккуратно следовал прикосновениями по груди к паху, где преградой стало легкое пуховое одеяло. Грир потянул ткань ниже, и та ласкающе огладила Александра, обнажая перед жаждущим большего взглядом. Подштанники. Ну что за глупость спать в них. Томас ухмыльнулся, следуя касанием пальцев не только по линии живота молодого человека, но и по паху, прикрытому тончайшей тканью. Заслоняя собой свет камина, Томас склонился к своему мужу, покрывая его шею и плечи легкими почти невесомыми поцелуями, наслаждаясь невероятно-соблазнительным ароматом тела молодого человека, влекущего и почти сводящего с ума своей недостижимой красотой. Ладонь стала чуть настойчивее, прикосновением скользнув под распущенную завязку подштанников, обхватив плоть члена юноши. Барон гладил и играл с ним, дразня естественные инстинкты молодого тела, осторожно пощипывая губами точеные соски молодого мужа, нацеловывая дорожку от груди к животу и ниже, увлекаясь игрой с молодым истомлённым сном телом. Первую половину ночи сон был крепок, как никогда. Распятое посреди кровати юное тело, сраженное усталостью, шампанским и окутанное мягкой нежностью каминного тепла, беззаветно предавалось отдыху. Алекс не видел снов, будто его поглотила магическая нега, хотя на новом месте, в новой кровати ему обычно было сложно засыпать, он часто ворочался и изнывал, приспосабливаясь. У Уотли он вообще зачастую спал, прислушиваясь к каждому звуку — комната не закрывалась, и в любую минуту назойливая родня могла вторгнуться на его территорию. А здесь он устал, сражаясь с видимыми и невидимыми врагами Грира, и доверился тому, кому утром принес клятву верности. Некая боязнь, что супруг станет принуждать его к чему он был не готов, истаяла под сонное дыхание Томаса. А потому Александр спал, как свойственно только спать юности. И предутренний невнятный сумрак не пробудил его, только навеял флер желаний, внезапно вплывших в его тело. Алекс сонно вздохнул, ощущая, как снова пошла волна тепла, хотя камин давно угас. Кровь, медленно разогреваясь, потекла по членам, не обходя самого заветного места, где томительно скапливался жар. Грир остался доволен реакцией молодого организма, тем более в свете опасений после упорного отказа от тщательного осмотра, отчет о чем ему был предоставлен медиком. Томас устроился поудобнее, целуя, лаская рукой и языком пробудившуюся плоть Александра, неторопливо обводя языком его красивый гладкий член, посасывая головку и глубоко втягивая в рот. Он забавлялся с ним так, как заблагорассудится, старясь не разбудить раньше времени и дать вкусить удовольствие в полной мере, не забывая и о себе, поглаживая в такт свою налившуюся нестерпимым желанием плоть. Сонная истома плавно несла его на волне юной похоти, которая довольно часто накрывала Алекса, и борьба с которой изводила ему нервы, так как приходилось бояться, что застанут. Он вздрогнул, ощущая, как потянуло низ живота мягкой негой. Однако настолько сладкое желание никогда еще не разливалось под кожей. Юный новобрачный часто задышал, осторожно потянувшись рукой к месту его волнения, и приоткрыл глаза, не сразу поверив в увиденное — его супруг так откровенно дерзко ласкал его, что от невероятного зрелища Александра выгнуло со стоном. — Томассс… — Как вечно кривящиеся едкой усмешкой губы Грира могли творить такое? Крупная рука мужчины тут же легла на живот Алекса, придерживая, чтобы тот по неопытности не дернулся и не вынудил случайно причинить дискомфорт. Оттого, что его спящий красавец проснулся, возбуждение Томаса резко возросло, как и пылкость, он настойчивее осыпал член и мошонку Александра самыми умелыми ласками, щедро одаривая его удовольствием, на время даже ущемляя себя в собственном, лишь бы получить то, что желал — больше, еще больше восторженно-удивленных возгласов, от которых по крупному телу Томаса растеклась дрожь нетерпения и предвкушения большего. На секунду оторвавшись от своего весьма распутного занятия, он глянул в пылающее лицо юноши, довольно ухмыльнулся и продолжил заниматься тем же, чем занимался — обучать Александра получать удовольствие от собственного тела. Он совершенно не поторапливал его, чутко прислушиваясь, как юноше приятнее: когда он втягивает воздух рывком, сквозь зубы, в предвкушении, а когда чуть зажимается, точно пытаясь вжаться своей точеной попкой в матрас. Алекс на время замолк — изумление и восторженная встревоженность затопили ум, а тело, словно отделившись от головы, само решало, что делать. Бедра толкали крепкую юную плоть в жадные, умелые губы, настойчиво встречая язык, ласкавший каждый дюйм распаленного органа. Движения Томаса то были равномерно успокаивающими, то торопливыми, требовательными, и Александр то вжимался в перину, то стонал, бессознательно пытаясь втолкнуться и достать до самого горла. Пока отяжелевший от семени мешочек не напрягся, и юный супруг, зажимая кулаками шелковистую простыню, не заскулил, умоляя позволить излить скопившуюся страсть. — Я хочу… я вот-вот, — не зная, как сказать, но надеясь, что барон поймет, предупредил он, чтобы муж успел отстраниться. Но Грир не намеревался лишать своего молодого мужа удовольствия, отстраняясь в последний момент, лишь плотнее обхватил губами его член и ускорил движения на члене, помогая юноше кончить, наконец, и даже требуя свое право на этот оргазм. Лишь когда гибкое тело выгнулось под ним, и затем обмякло, Томас отстранился, отер рот краем простыни, взял очередную дольку мандарина, раскусил и бесстыдно передал Александру изо рта в рот, шокировав того еще и бесстыдной смесью вкуса сладкого золотистого фрукта и собственной только что излившейся похоти. — Это было не так уж и пугающе, верно? — Грир улыбался, как честно заслуживший награду супруг, и перекатился на бок поудобнее, не скрывая собственного откровенного возбуждения. — Мне было бы приятно, если бы ты немного помог и мне. — Он выразительно глянул на свой бодро вздымающийся член. — Не обязательно ртом, я не против и твоих рук, — и с самым бесстыдным видом надкусил дольку мандарина, не сводя глаз с совершенно пылающего лица Александра, предоставив тому решать: принять его приглашение или отказать в удовольствии. Это было стыдное и запретное, но почему тогда такое томительно сладкое? Кажется, Алекс закричал, оглушая самого себя, и несколько секунд бился, как рыбка на крючке, делясь семенем, которого оказалось много. Потом он пару минут почти не мог дышать, пытаясь поймать распахнутым ртом загустевший воздух. Закрыл глаза и, не чувствуя тела, вздрагивал, будто волны набегали на него. И только лицо мужа, которое он увидел, открыв наконец глаза, медленно вернуло его к реальности. Мандарин пах следами страсти, как и губы Грира. Александр облизал свои, прежде чем принять дольку. — Хорошо, что я не стал слушать доктора… ему было бы не под силу это описать… — голос стал хрипловатым, ниже тембром. Влажная от испарины кожа, казалось, пропиталась запахом цитруса. — Я попробую, — Александр приподнялся на локте, с любопытством касаясь груди мужа, путешествуя кончиками пальцев по рельефу мышц, соскам, неторопливо спускаясь вниз, цепляя завитки волос в паху. Он впервые трогал другого мужчину, кроме себя. Чувствуя, что, несмотря на признаки нетерпения, супруг позволяет ему двигаться, подчиняясь своим желаниям, он склонился к нему, ловя губами нижнюю губу, оттягивая ее, пробуя мякоть, одновременно на ощупь находя ладонью его отвердевшую плоть. Пальцы мазнули по источавшей сок головке, размазывая его. Поймали в кольцо, замкнувшееся по ободку возле уздечки, помяли, оглаживая. Член Грира качнулся, касаясь бедра лежавшего рядом мальчишки, и Алексу вдруг взбрело лечь сверху Томаса, зажимая его достоинство между бедер, в узком просвете промежности. Устроился и сам вновь застонал, возбужденный собственной вольностью… начиная целоваться и тереться о мужа. Если бы даже Александра учили, что следует говорить в первую супружескую ночь, он и то не смог бы похвалить Грира более эффектно - тот мгновенно стал выглядеть, как кот после миски сливок. - Справедливо. Он вряд ли сможет описать подобные приятные нюансы своим сухим научным языком. - С глухим довольным смешком признал он справедливость слов Александра. Приятно удивившись смелости юноши, Томас поудобнее откинулся на кровать, предоставляя молодому супругу неограниченный доступ к своему телу, пожирая его счастливым поддразнивающим взглядом. Впрочем, неопытные, но восхитительные, прикосновения юноши быстро стерли улыбку с лица Грира, и на смену пришло явное неприкрытое наслаждение. Мужчина реагировал буквально на каждое касание, не торопил, упивался смелыми движениями и пылкими взглядами юноши, запустив пальцы в пряди волос Александра, нежно перебирал пряди, любуясь потрясающе красивым мужем и испытывая невыносимую жажду его поцелуев так же, как продолжения ласки рук. И точно подслушав, юный шалунишка потянулся к его рту. Член в ладонях Александра дрогнул тяжелой пульсацией острого нетерпения, и глухой стон неописуемого удовольствия сорвался с губ Томаса, он крепко обнял своего прелестника, осыпая его горячими поцелуями с привкусом сладких мандаринов, молча благодаря за решительность и замечательную идею. Но даже объятие не мешало Александру выбирать, как дарить удовольствие мужу, а лишь награждало за смелость и инициативность. Грир напористо толкнулся в приятную сладостную тесноту, где мог двигаться так, как хотел сам, не пугая неопытного мужа, и, судя по его резким движениям, Томас более чем был готов кончить, уже давно изнемогая от желания к Александру, с особым удовольствием ощущая, как его молодой упругий член трется о Томаса при каждом движении юного тела. Чудесный аромат юноши распространялся по коже Грира, смешиваясь с его собственным, он растекался точно экзотический парфюм, обволакивая обоих. Взгляд Томаса стал мутным, словно пьяным, дыхание резко участилось, объятие стало более крепким, отпустить эту прекрасную добычу из своих рук он более просто не мог и, осознавая, что возможно напугает неопытного Александра, спрятал лицо в изгиб его шеи, осыпая ее благодарными поцелуями, покуда не вскрикнул, крепко сжав ягодицы Алекса, прижимая к себе, и не излился, еще долго не отпуская молодого мужа из своих рук и целуя его снова, и снова, и снова. Сам того не понимая, Алекс избрал позу, позволившую им обоим почти идеальное слияние. Подштанники, сползшие под напором ласкавших его рук Грира под самые ягодицы, плотно спутывали бедра юного новобрачного, создавая для члена Томаса усиленную стимуляцию. А сам Александр, словно всадник, подбрасываемый толчками бедер супруга, вновь ощутил возбуждение. И возбуждал его не только запретный плод, но и то, что у него, кажется, получалось доставлять барону настоящее удовольствие. Жаркая хватка рук на своих ягодицах, пыл губ, резкость дыхания… Алекс готов был смутиться, но его плоть снова была бодра и, зажатая между двумя бьющимися телами, на исходе извержения Грира брызнула тому на живот прозрачной смесью смазки и семени. Александр сначала растекся по супругу, окончательно изнемогая в постельной схватке, и потом сполз на перины. — Здесь все… в нас, — смущенно прошептал он, показывая взглядом на следы семени их обоих, испачкавшие постельное белье. — Слуги же увидят. Нежный румянец выкрасил его скулы, а глаза, вопреки сконфуживающей обстановке, слипались. Томас мутным после секса взглядом осмотрел следы и широко улыбнулся. — Александр, ты правда полагаешь, что слуги не в курсе, чем занимаются молодожены в постели? Если так, то зачем на балу мне то и дело подносили мидии? Впрочем, ты прав, простыни испорчены. Переберемся ко мне? А сам, тем временем, поудобнее обнял Александра и устроил его щекой на своем плече, натянул испорченное одеяло на самые уши Алекса. И тоже зевнул. — Уверен, утром нас одобрят всем составом слуг и будут слагать легенды о нашем удачном браке. Легенды легендами, но никто не беспокоил сон молодоженов и более того, специально вызвавшийся внушительного вида слуга бдительно охранял их покой, сидя в коридоре под дверями и мягко заворачивая всех шутников, решивших поддразнить молодую пару. Так что к моменту, когда молодые проснулись, их уже ожидал полный дом гостей, прибывших из разных уголков Англии, чтобы обсудить планы юной пары на будущее. Грир проснулся многим раньше Александра и, выскользнув из кровати муженька, дал сигнал слугам наполнить ванную и принести легкий завтрак в постель к Сашеньке, а сам принялся за корреспонденцию, расхаживая по своей комнате, благо дверь между спальнями позволяла не мешать юноше отсыпаться. Слуга все проделал максимально быстро и проследил, чтобы подходящий обстановке костюм Томаса был готов к тому моменту, когда он выйдет из ванной, а так же заменил простыни и заправил кровать, молча отметив, что в кровати были смяты обе половины, а значит ночь прошла как минимум неплохо. С этой воодушевляющей вестью он и спустился на кухню, где слуга Александра уже подхватил поднос с завтраком — тостами и чаем, и направился на разведку во вторую спальню. Легкий стук в дверь Александра ознаменовал, что настало новое утро его жизни в доме Грира.