Коты в мешке

Ночь опустилась на Лондон глухим угольным мешком. Пропахший сыростью Темзы воздух подрагивал возле зажженных фонарщиком газовых фонарей, брусчатка улиц загадочно лоснилась, словно чешуя рыбы. Стало тихо и спокойно. Даже слуги, выполнив свои обязанности, разбрелись по дому, кто отдыхать, кто судачить в людской, а кто проживать свою укромную личную жизнь вне глаз хозяев. Было почти за полночь, когда в окошко спальни что-то стукнуло. Яркая искорка ударилась о стекло, оставив на нем следы копоти, и, упав вниз, угасла. Но следом возникла еще одна, крошечная, с бобовое зернышко, и еще. Под сенью раскидистого дуба, спрятавшись от людских глаз, стоял уродец Сэм, прижимая к себе сверток из чистой холстины, в которой прятал свежий пирог с олениной — подарок доброму маленькому магу Александру, и кидал в его окно крошечные огненные камушки, пытаясь выманить наружу. Конечно, как и ожидалось, после ухода Строберга, Грир, сдерживавшийся целых три четверти часа, был суров. Если желчь после визита доктора и успокоилась, то норов — лишь разгулялся. Александр, позволяя буре выдохнуться, только покорно кивал: — Да, милорд. Хорошо, господин барон. Как вам будет угодно, супруг. Он шел провожать покидавшего дом мужа, прижимая к груди довольно увесистую книгу по медицинской магии — тут Гриру нечему было возражать, потому как издание было обозначено в списке мэтра Симмонза в числе первых. Вернувшись к себе, Алекс допросил Честера, в какой именно клуб отправился барон — не в тот ли, где машут кулаками? Но, узнав по большому секрету, что нет, успокоился. Вряд ли тот отправился в непристойное заведение, так что пусть побеседует с такими же жертвами семейного террора, которые наверняка прячутся от опеки супругов и ищут утешения в обществе друг друга. Но на всякий случай Александр пообещал себе как следует принюхаться к тому, чем будет пахнуть сюртук его мужа — пусть вино, табак, лишь бы не чужие духи. Иначе он не только двери запрет, но и мебелью их задвинет. Но что-то подсказывало, что Томас, каким бы резким ни был, не пойдет на предательство — ведь он сам упоминал его с такой болью, что становилось ясно — он знаком с подобным не по книгам. Стоит разговорить Честера насчет прошлого Томаса. Неужели он поймал жену на измене? Но пока, решив не поднимать ответную волну любопытства со стороны слуг, Алекс расположился в своем кабинете, уткнувшись носом в книгу — чтение абзаца, практика с пассами руками. Сверка по картинке. Но как же не хватало объекта, на котором можно было опробовать и точно понять — правильно ли он учит? Вздохнув и перелистнув страницу, Александр потер глаза — усталость одолевала его, но он поставил перед собой цель: дочитать до заложенной закладки из обшитой бархатом с вышитым вензелем Грира полоски картона. В двери постучали и, после разрешения войти, появился Лионель с заказанной книгой. От радости Алекс сунул смущенному слуге пару пенсов, оставшихся на сдачу. Велев принести вазу фруктов, юный Стаффорд тут же принялся жадно изучать новоприобретенный томик. Все виды домашних животных и птиц — с красочными картинками по экстерьеру и анатомии, описанием наиболее распространенных болезней и их лечения занимали почти пятьсот страниц. Покусав губы — сделка с самим собой иногда бывает не менее сложной, чем с кем-то иным — Александр отодвинул уже читаемую книгу и занялся книгой про животных. Canis lupus familiaris … Почти до полуночи старательным студентом он вчитывался в строки. Пару раз поднимался, ходил по комнате, разминаясь и прикидывая, что в поместье нужно будет заманить Томаса в фехтовальный зал. Вдруг барону нравятся упражнения с рапирами? Ведь он любит верховую езду… Размышляя об их грядущей поездке, Алекс не заметил, как устроился в кресле, забравшись в него с ногами и, поглядывая на часы, отмерявшие последние минуты дня, уже начал сердиться на длительное отсутствие супруга. Конечно, можно ждать его в постели — кстати, Грир не указал, в какой именно! Если через полчаса не явится, то получит повод уничтожить все двери в покоях. Стук в окошко поначалу показался сном — голова Александра, устало откинутая на спинку кресла, дрогнула, но тот не проснулся. И только после второго звяканья стекла, он очнулся, подскакивая с первой мыслью о том, что это Томас решил подшутить и вызывает его на ночное свидание. Но под светом фонаря он увидел вовсе не привычную его взгляду длинную фигуру мужа, а уже знакомую широкоплечую персону слуги мэтра Симмонза. СЭМ?! Не сразу поверив глазам, Александр заметался — звать слуг, чтобы впустили? Или нет! Нельзя! Ему припомнилось, в какой тайне они отправлялись в бедняцкие кварталы! Нет, он сам должен спуститься к посланцу. Накинув на рубашку один из теплых уличных сюртуков, натянув сапоги и сунув в карман большой апельсин, он высунулся из окна, помахав рукой, чтобы его заметили, а потом, почти на цыпочках, кинулся по коридорам к черному выходу. — Сэм… — не крича, но довольно громко позвал ночного гостя Александр, чтобы мужчина заметил его. Старый верный Честер и в отсутствии господина не забывал о своих обязанностях, держа дом в суровой узде. Александр вовремя, как по часам, получил уведомление о том, что ужин готов. А затем, не терпя возражений, слуга принес в комнату, где увлекшийся юный супруг барона был занят учением, поднос с яствами: тарелкой сырно-тыквенного супа с гренками, медальоны из ягнятины в красном винном соусе с овощными шариками, обжаренными во фритюре, а на десерт — замечательный лимонный кекс. А затем, так же скромно, не осуждая, убрал тарелки, почти не подглядывая под салфетку, но все же волнуясь, голоден ли юноша или нет, ведь от того, насколько он останется доволен слугами, зависит мир в доме. Но, когда часы пробили десять ударов, и стало темно, ночь полновластно вступила в свои права, Честер задремал в кресле в своей крошечной скромной комнатке, уронив на пол тонкие листы сегодняшней газеты, уже не интересной господам, а потому всецело принадлежащей ему одному. Дом погрузился в приятную тишину, в которой мерно тикали часы в холле и в кабинете, и поскрипывали стены своим обычным уютным скрипом старого солидного дома, живущего размеренной жизнью. *** Сэм, конечно же, издалека заметил светленькое, как лунный блик, пятнышко головы молодого мага и поспешил к нему, отчаянно прижимая подарок к груди. — Вы были добры к Сэму, господин. — Прогудел тот низким рокотом и поспешно прикрыл рукой рот, опасаясь, что разбудил всю округу, но кроме вороны на ветке никого его речь не встревожила. — Вот. — Он пихнул в руки Александра сверток так, словно торопился избавиться от него поскорее. — Тама лучший мой пирог. Он живописал свое творение и, судя по всему, на него ушло немало трудов: одни продукты стоили более чем дорого. Выпученные, словно у дохлой рыбины глаза, уставились на Александра, и грозный Сэм отер ручищи о фартук — и тут он забыл его снять, и боязливо коснулся волос Саши. — Маг говорил, что не видит жучков. Я могу показать их более явно. Больше. Ярче. В доме нельзя, в доме мне запрещено показывать, дом может сгореть, но я знаю место, где не страшно, там не сгорит дом. Хочешь, покажу? — его не самое привлекательное лицо засияло тем необычайным светом, что выдает глубокое душевное волнение и чувства, так словно доброе сердце пыталось пробиться своим свечением сквозь малопривлекательную неуклюжую оболочку глиняного истукана. — Тут недалеко. — И он вдруг подумал, что Саша забоится. — Со мной безопасно. Никто и никогда не сможет обидеть юного мага со мной рядом. — На секунду на его лице вспыхнул уже не свет сердца, а неимоверное страшное чудовище, которое мэтр, по-видимому, приручил. И тут же гримаса страшной злобной воли стекла по закопченным чертам его лица, и снова проявился добродушный и чуть наивный образ обычного Сэма, того, что возился у плиты и заваривал чай Александру, заботясь по мере сил своих о мэтре и его гостях. *** Впрочем, в доме Грира все было поставлено на верную ногу — явно благодаря усилиям и бдительности Честера: даже дверь черного хода не скрипела старыми петлями. Они были хорошо смазаны и открылись без особых усилий. Днем, в привычном гуле бытовой жизни, такие детали не замечались, но сейчас Алекс оценил тишину, позволившую ему выскользнуть из дома, не потревожив его обитателей. Пробежав до гостя вдоль высокой стены, ограждавшей территорию особняка от нежелательных посетителей, Александр не удивился появлению Сэма — раз тот знал о существовании этого входа, значит, по поручению мэтра бывал тут не раз. А потому Стаффорд без сомнения спешил к мужчине, улыбаясь тому. Еще в доме Симмонза он проникся симпатией к слуге мэтра, почуяв сквозь грозную внешность согревающее добродушие. От Сэма, как и в прошлый раз, исходил запах печева и трав — пряный и аппетитный. — Сэм! — Алекс, не разглядев в темноте выступавший камень брусчатки, запнулся и почти влетел в мужчину, тотчас же поймавшего и поддержавшего его крепкими заботливыми руками. — Ой, спасибо, Сэм. Что-то случилось? Мэтр что-то велел передать? И тут же получил в ладони одурманивающе пахнущий даже сквозь тряпицу дар, несущий аромат сдобы и мяса. У Александра заурчало в животе — несмотря на постоянную заботу Честера о его сытости, он не слишком усердствовал, ужиная. Без Томаса аппетита вовсе не было. Но, чтобы не обидеть старого слугу, Алекс пару часов назад съел суп, пол медальона и кусочек кекса. А сейчас организм, взбодренный внезапным ночным приключением, охотно откликнулся на угощение, сожалея, что воспитание и приличия не позволяют сразу впиться в пирог зубами. — Ох, Сэм — один запах может свести с ума. Спасибо! — Саша поднес пирог в тряпице к носу, вдыхая. — Можно, я прямо сейчас укушу? И, не дожидаясь ответа, отвернул уголок обертки и отломил кусочек, отправив его в рот. Ой, так ведь Сэм решит, что меня тут морят голодом! — он покраснел, радуясь, что в темноте это было незаметно. — Только ты не подумай — я ужинал, просто зачитался учебников, которых мне прописал мэтр, и снова есть захотелось. И это очень-очень вкусно! — Прожевав, торопливо добавил он, вспомнив, что тоже пришел не с пустыми руками. — Вот — может, тебе понравится… Он извлек из кармана сюртука апельсин и сунул в широкий карман гостя. Фрукт был заморский и запросто на рынке не продавался — Честер заказывал оранжевые плоды у зеленщика, доставлявшего их из порта, куда их привозили корабли, плававшие в теплые страны. Алекс надеялся, что Сэму понравится ответное угощение. Посомневавшись — вдруг Сэм, как простой человек, вообще не знаком с фруктом, который в качестве угощения дарят королям на Рождество — добавил: — Снимешь корочку сверху, а внутренности будут очень сочные и сладкие. Предложение посмотреть «жучков» — то есть, по сути, увидеть, как огненный маг играет своей врожденной силой, было весьма завораживающим. Тем более, ночью, когда в темноте это должно выглядеть впечатляюще. Алекс согласно закивал — все равно Грира где-то носит, а слуги уже разбрелись по своим комнатам и утратили бдительность. — Только недолго, Сэм! — он тронул нового друга за рукав. — Барона нет дома, но невозможно предсказать, когда он вернется, — благоразумно сообщил Александр. Уж он-то сам гнев Грира переживет, но не хотелось бы, чтобы досталось наивному Сэму. Откусив от пирога еще раз — манкий запах не допускал и мысли о том, что такое яство будет до поры до времени томиться у него в кармане — юный супруг барона Каррингтона последовал за широкой спиной слуги мэтра Симмонза. Большая грубая рука Сэма приняла подарок боязливо, осторожно, словно это был новорожденный котенок, и, восторженно обнюхав подарок, он поспешил спрятать его в карман, предварительно обернув в не очень чистый, испачканный сажей и подпаленный на уголках платок. По-видимому, магу огня было сложно сохранять свои вещи в безопасности от собственной стихии, или он просто не придавал этому значения. — Корочка — на варенье, внутряшки съем. — Пробурчал он тихо-тихо, едва не лопаясь от благодарности, лицо растрескалось морщинами от улыбки. — Мы успеем. Тут рядом. Сэм двигался удивительно ловко и быстро для такого крупного и нескладного тела, к тому же он точно видел в темноте, потому что легко огибал в самых темных закоулках сомнительные и опасные места, покрытые нечистотами. — Мне они указывают дорогу. — Пояснил он вдруг и ткнул пальцем в то, что даже заметить было сложно — крошечные дорожки из огненных искр, они сверкали на пару шагов впереди него и быстро перемещались, словно и правда указывали путь, угасая сразу, как Сэм наступал на них, и вспыхивая снова в паре шагов впереди, как маленькая юркая змейка с золотистой спинкой. — Мы почти там… Сразу за поворотом в лицо Александру ударил промозглый ветер с Темзы. От воды несло мокрой рыбой, псиной и неописуемым смрадом, который составлял основу жизни этой реки. Но Сэм не замечал ни вони, ни холода, он чуть уменьшил шаг, оглянулся, точно на секунду утратил ориентир. Его огненные змейки пропали, влажный воздух загасил их, и Сэм чуть растерялся, но, оглядевшись просто глазами, быстро сориентировался и поймал ладонь Александра в свою, горячую, словно она только что была обогрета у печи, и потянул юношу к темному силуэту здания на изгибе реки. — Это заброшенный склад. Там никого не бывает, кроме воришек и плохих, очень плохих людей. Хозяин умер, его землю рвут тяжбами наследники, а пока склад обрушивается. Он не нужен никому. Важна земля, но не сам склад. Мэтр не раз говорил, что это плохое место. Его можно не жалеть. Сэм остановился у покорёженной двери с грубо взломанным замком, заглянул внутрь и гаркнул. — Туто есть кто-о-о-о-о-о-о? — на его вопль изнутри раздался сдавленный мяв разгневанного кошачьего племени, и Сэм рявкнул еще раз и для устрашения пнул дверь ногой, судя по звукам все живое решило ретироваться подобру-поздорову. Часто возбужденно дыша, Сэм обернулся к Саше. — Смотри, я покажу тебе их. Сейчас… — он вытянул руку вперед, бормоча заклинание и сделав сложный пасс рукой, словно лепил пирог. Движение было неуклюжее, мудрёное, но самое важное: оно подействовало, и на ладонях Сэма расцвел золотисто-пламенный цветок. Он разлеплял свои неосязаемые лепестки, выпуская на свободу целый рой того, что тот звал жуками. Они и правда копошились на его ладонях точно насекомые, карабкались по рукам все выше, пытаясь добраться до волос, обжигая руки, жадно пожирая короткие волоски на них, давно опаленные предыдущими огненными жуками. Но Сэм не позволил им добраться до головы. — Еще не видишь? Сейчас они будут больше! — и он стряхнул ворох на землю. Огненная масса зашипела, ударившись о мокрую от близости к воде траву, гневно подскочила длинной вспышкой вверх и яростно заметалась, как одичавшая от боли змея, пытаясь найти, на что напасть. Первым, что попалось огню на пути, оказался сарай. Слабые пока что искры, точно муравьи подбирались к нему, вскарабкиваясь все выше, выше, ширясь и плодясь, яростно вгрызаясь в старое дерево. Продираясь сквозь облупившуюся краску, они впивали свои острые жвалы в древесину, набираясь сил, увеличиваясь в размере. И вот уже Александр своими глазами мог видеть, как дорожки из огня резво взбегают по стенам сарая, поднимаясь, опутывая его своей паутиной. А Сэм смеялся, глядя на то, как резвятся его жуки. — Они красивые. Они очень красивые, — хохотал он, хлопая в ладоши, и от каждого хлопка в стороны летели искры огня. Сарай схватился быстро, загудел, тяжело завыл воздух в нем, как мечущаяся душа. Пламенные блики отразились в воде, и где-то вдалеке раздался истошный перезвон колокола пожарки. Но Сэм не обращал внимания ни на переполох, который вызвал, ни на опасность быть пойманным на месте преступления — огонь одурманивал его. Он был как пьяный от радости, которой чистосердечно старался поделиться с Сашей. Любой робкий огонек, пытавшийся приблизиться к молодому магу, тут же умирал, не коснувшись его, Сэм не позволял дотронуться до Саши, так же как сам смел тронуть лишь изредка, и то, когда получал разрешение. Огонь окружал Александра, стелился на почтенном удалении от его ног, словно коварная лиса, припав к земле брюхом, выжидал момент для нападения, вероломно распуская удушливую гарь, ибо с ней-то магу огня не справиться. Создания Сэма были коварные и хитрые, злобные и опасные, а сам маг, кажется, и не понимал этого, веселясь и радуясь, как дитя. *** Поначалу охотно двинувшись следом и во все глаза глядя на огоньки-жуков, которые вдруг стали ему заметны — все же, пробудившаяся в нем самом магия, уже все больше открывалась и вступала во взаимодействие с прочими видами магий — Алекс вздрогнул при виде реки, к которой, после внезапного поворота, их вынесла улица. Вода его пугала — открытая, бездонная, да еще и темная, как чернила. Его руки дернулась в крупной ладони мага, но Сэм, захваченный своей идеей, даже не заметил напряжения, сковавшего юного мужа барона. Смрадный квартал, где им запросто могли свернуть шеи — по крайней мере, ему — ужасал не меньше плескавшейся неподалеку воды. — Сэм! Я вижу жуков! Вижу! — он поводил пальцами по следам мелких огненных вспышек, стараясь продемонстрировать, что не лжет. Но остановить разворачивающееся действо было уже не в его власти. — Погоди, Сэм! Оставалось только смотреть и быть бдительным, чтобы искры не запалили их одежду. Стараясь держаться поблизости от слуги мэтра Симмонза, чтобы попытаться достучаться до его распаленного собственной магической силой и зрелищем мозга, Александр тянул его от пылавшего сарая: — Сэм! Надо погасить огонь! Я слышу пожарный колокол, и сейчас сюда половина Лондона сбежится! — но с таким же успехом он мог бы двигать с места валун. Дым становился все гуще, меняя цвет с белесого на темный. Он врывался в ноздри, едко щипал глаза и забивался в самую глотку так, что Алекс вскоре не мог сдержать кашля. — Сэ-э-э-эм! Ты обещал, что не навредишь нам! Мне не по себе! — задерживая дыхание, он принялся тянуть слугу мэтра за потертый сюртук. — Я задыхаюсь, Сэм! Кашель прервал его голос, но Александр не мог себе позволить бросить нежданного соучастника на произвол судьбы. Вдруг тот, забывшись в буйстве своей стихии, не почувствует опасности и наглотается дыма. Продолжая упорно, словно маленькая, но упрямая собачонка, вознамерившаяся прогнать льва, суетиться возле мужчины, он приложил к носу и рту платок. Томас! Если бы здесь был Грир, тот бы смог вступить своей стихией в борьбу с огнем. Томас. — Тома-а-а-ас! — сам не замечая того, Саша вдруг закричал что было сил, не веря, но надеясь быть услышанным, и глотая еще больше дымной тьмы. *** Томас вернулся домой, по иронии судьбы всего через несколько минут после того, как Александр выскользнул из дому. Пройдясь по особняку, Грир обнаружил, что слуги уже спали, и он их в том не винил, даже верный Честер и тот не услышал, как хозяин вернулся. Томас проследовал в свою спальню, желая получить долю тепла и близости от своего своевольного богатенького мальчика. Определенно, не стоило пускать все на самотек, и как можно скорее надо дать понять о правилах поведения в доме или не успеешь оглянуться, и это ты станешь «младшим» мужем на побегушках у своего младшенького. Томас как раз заготовил хорошую внушающую уважение речь и решительно распахнул дверь в покои мужа, но не обнаружил того. — Я же сказал, чтобы он ждал меня в постели. Или что я там говорил… — он потер виски, выпивка хорошо так развеяла его мысли, и кроме речи, заготовленной и на сто раз отполированной с бокалом коньяка, в голове не удерживалась никакая иная мысль. Бормоча себе под нос основные ее тезисы, Грир направился в библиотеку, но и там неугомонного муженька не оказалось. Дело начинало становиться неоправданно загадочным, хмель улетучивался из головы Томаса по мере того, как туда закрадывались мысли — одна ужаснее другой. Что, если Александр, возмечтавши, что стал богачом, сбежал или, того хуже, его похитили? Что, если он ушел погулять и попал в неприятности, например, на него напал бандит, и сейчас хладной трупик красивого, глупого мальчишки остывает где-нибудь в вонючей подворотне? Что, если… Томас ощутил, как сердце подскочило к горлу, и перешел с шага на бег, мечась по дому и разыскивая мужа, уверенный, что, если тот полез на чердак, в подвал, конюшню, и он найдет его, то влепит отличную пощечину и отдубасит — видят Высшие! — отдубасит, как тот и заслужил! Остановившись в покоях Александра — все дороги снова привели его туда, уже готовый закричать и перебудить весь дом, Томас застывшим взглядом наблюдал, как по ковру скользят тени. Несколько секунд он просто наблюдал, как они ползут: те напоминали кровавые разводы у ног его жены… на Грира напало оцепенение, горло перехватило, и лишь спустя несколько кошмарных секунд, он понял, что это не кровь, а просто густые тени от костра. Костра? Грир метнулся к окну. Над городом разнесся могучий пугающий звук набата. Мало что пугает город так, как пожар. Лондон неоднократно выгорал, и к пожарам здесь относились со всем уважением. Каждый был как неописуемое бедствие, беда всего города целиком, а не только отдельного человека. Прокопченные угольной пылью дома схватывались легко, несмотря на то, что были сырыми и промозглыми. Томас всмотрелся в зарево, пытаясь понять, где оно. Огонь полыхал ярко и был слишком мощным для такого внезапного начала. Слишком ярко. Слишком быстро. Слишком много огня. — Сэм… — Томас едва смог произнести это имя, но сделав это, уже не сомневался в том, что помощник мэтра повинен в пожаре. И Саши нет. Наверняка этот уродец решил похвастаться своими умениями перед неопытным мальчишкой, плененный его красотой. Сэм всегда был неравнодушен к молоденьким мальчикам, заботился о них как о котятах, оберегал. Но и пугал так, как не напугает и чудовище. И только мэтр и Томас не боялись его. Мэтр, потому что мог держать в узде его силу, а Томас… Определить, где это место, было несложно, и барон вбежал в конюшню, выхватил у конюха поводья только что распряженного коня, взлетел на него, бросив конюху: «Зови мэтра к пирсу у причала. Там Сэм!», ударил благородное животное пятками в бока. Конь, не привыкший к грубости, взвился на дыбы, вышиб незапертую дверь грудью и помчался сломя голову, яростно грызя удила, сам, точно огненная искра пылая золотисто-огненной гривой. *** Сэм растеряно обернулся к Александру, он не понимал, почему тот боится, ведь это так весело, почему он кашляет… Ему понадобилось несколько минут, прежде чем до его упрямого ума дошла мысль, что тут опасно. — Ох, простите, простите! — он искренне расстроился и попытался загасить огонь, но тот уже вошел в полную силу и не желал подчиняться. Он строптиво взвивался вверх, огрызался языками пламени, давал отпор своему магу. Сэм, оттеснял Александра все дальше от горящего сарая, стоя щитом между ним и огнем, удерживая стену гудящего шквала. Сэму не часто требовалось усмирять огненную стихию, обычно ее просили вызвать, но не удержать и не погасить, поэтому в данном деле он был не столь силен. Вот пробудить пламя и наслать его на неугодных — это легко и просто… Огненный маг чуть не плакал от досады и того, что напугал Александра, и яростно выкрикивал приказы пламени, пытаясь задушить его. Даже швырял все новые искры, стараясь сбить огонь огнем же, но не добивался особого успеха. За шумом обрушивающихся балок, за яростным, как щелчки кнута, звуками трескающейся перегретой черепицы Сэм не расслышал топота копыт, и лишь когда Темза взвилась плоской отсеченной волной и рухнула на сарай, заливая пламя — он понял, что более не один. — Какого дьявола ты творишь, Сэм?! Я доверил тебе мальчишку, а ты подвел меня и мэтра! Ты гнусный сукин сын! — Томас орал во все горло, стараясь перекричать громкое шипение пожарища. Огонь не был залит весь, но поумерил аппетит и уже поддавался укрощению. Томас бил Сэма по лицу хлёсткими пощечинами, а тот только и мог, что пытаться отвернуть лицо от ударов и хныкать, понимая, что виноват, не смея дать сдачу. — Я хотел показать жуков… — лепетал он, глотая слезы досады. — Я тебе твоих жуков в глотку запихаю, сученыш! — еще одна затрещина пришлась по носу Сэма, и из него полилась тонкая струйка крови. — Убирайся с глаз моих долой! Сейчас же! Сгинь, придурок! Черным от ярости взглядом Томас обвел пожарище, понимая, что его работу увидит любой мало-мальский маг, и неприятностей будет столько, что и рад бы сбежать, да отпустят ли. Им надо будет ускориться. Мэтр даст им время уйти из города, у него всегда можно выторговать день-два, но вот покроет ли мэтр тот факт, что Томас применил столь сильную магию в городе, где это крайне не одобрялось без санкции, или первым сдаст… Грир обернулся к Александру и от души влепил и ему пощечину. — Живо на лошадь. Немедленно! *** Хлынувшая волна, окатившая их с головы до ног, охладила и вернула возможность дышать: огненный дракон, вызванный не рассчитавшим своих сил Сэмом, шипя и отплевываясь искрами, недовольно сжался до размеров большого костра, которые жгли в июле в деревнях в Ночь алого цветка. Алекс, только что хватавший воздух, стараясь надышаться им, теперь ощутил, как его трясет. Но, не успев обернуться, он шарахнулся от рыжего жеребца, тенью прорвавшегося откуда-то позади них. С его спины яростным коршуном слетел на зачинателя пожара тот, кого Александр в отчаянии призывал на помощь. Грир, вчера с усердием отделывавший соперника на ринге, сейчас, с той лишь разницей, что ладонью, а не кулаками, отделывал несчастного слугу мэтра. На миг Алексу показалось, что он раздерет Сэма в клочья — он даже попытался сдержать мужа, ухватив того за рукав: — Милорд! Барон, не надо! — Но сам тут же отлетел назад — Грир, словно не заметив, просто стряхнул его с сюртука, как прилипший лист. Боясь, что только сильней разозлит Каррингтона, и тот отыграется на маге-недоучке Сэме еще сильней, Стаффорд отошел, ловя под уздцы фыркавшего и косившегося на распаленного хозяина коня. Растерянно и бездумно гладя его морду, Александр покорно ждал в стороне, хорошо понимая, что после Сэма придет его черед. Против факта не пойти — сам поперся смотреть жуков, как глупое дитя. Но разве мог он отказать, когда к нему с таким теплом? Но сейчас подобное объяснение для Грира было не аргументом. И тут до него дошло, что Томас не просто зол на двух дураков, а испуган. За меня испугался? — внезапное открытие, погнало кровь по жилам. — Я ему дорог? Или он переживает за свою репутацию? Но дорассуждать ему не дали: — Барон! У него кровь! Прекратите же! — он снова, теперь уже с яростной решительностью мага, чье призвание исцелять, попытался встрять. Пусть по своим умениям он будет похуже Сэма, но уж кровь остановить должен. Однако ему не дали исполнить долг: внезапно вспыхнувший врачебный порыв пресекла одним взмахом крепкая рука Грира. От неожиданно резкой боли и унижения Алекс вскрикнул, непроизвольно схватившись за щеку, которую обожгло не хуже огня. Перед глазами замельтешили мушки. Но приказ мгновенно выровнял ситуацию — тело, машинально подчиняясь, вскинулось на коня, чуть просевшего крупом, когда позади юного мужа устроился барон, в одну руку перехватывая повод, а второй, словно железным обручем обхватив Александра и вжав его в себя. Барон был настолько напряжен, что создавалось ощущение, что Алекс прислонился к рыцарю в латах. Они быстро домчали до особняка, где коня тут же забрал под свою опеку конюх. А Александр, спешащий вслед за мужем, повесив белокурую голову, торопился за широко шагавшим Гриром. Он перебирал в голове десяток вариантов разговора, что сказать, чтобы пояснить, что Сэм не виноват, что он таков. Вот в медицинских книжках о таких людях сказано… Но едва только они вошли в покои барона, как Алекс понял, что сегодня слова ему не предоставят. Растерянно замерев, он не смел поднять на мужа глаза: — Я во всем виноват, милорд… — в зеркале, напротив которого он стоял, отражалась местами покрытая копотью физиономия с покрасневшей от пощечины щекой. Для героизма вид был жалкий, и Александр умолк, заиграв желваками. Всю дорогу Томас обдумывал произошедшее и, что уж говорить, понял, что вел себя еще хуже этих двух дурней. Избитый Александр плелся за ним напуганным мышонком, как казалось барону, но злость все еще не отпускала Томаса, и все же дисциплина была вбита в него крепче, чем натура. Обмакнув полотенце в воду с рыбками, распугав их, он приложил его к щеке Александра, осторожно оттирая копоть и охлаждая припухлость. — А ведь я думал, что вы уже валяетесь в подворотне мертвым. Как вы считаете, правильно ли уходить из дома, не предупредив никого и не оставив даже записки? — он старался говорить спокойно, хоть голос подрагивал от сдерживаемого гнева, но Томас был решителен в своем стремлении вести себя как разумный муж. — Говоря начистоту, Александр, виноват тут только я. Я вас познакомил с Сэмом и не предупредил, что он натура нежная, увлекающаяся, и что маг сильный, но немного неорганизованный. Так что, пожалуй, это мне следует извиниться за то, что представил вас такому неблагонадежному субъекту и велел верить ему. Сильно болит? — он повернул полотенце холодной стороной, эта уже нагрелась от пылающей щеки. Александр ждал чего угодно — вид гневного Грира впечатался в его сетчатку еще возле ринга. Конечно, он не считал барона способным нещадно избить его, хотя по всем правам старший был обязан учить уму-разуму младшего мужа, но такая забота его обескуражила. Нервная дрожь, отпуская страхи от происшествия, затрясла тело, и Александр едва удержал себя от глупо напрашивавшихся на глаза слез. Он прикрыл глаза и потерся щекой о влажную прохладную ткань. — Не сильно… — вроде и не соврал — когда стало легче на душе, тело про боль вообще забыло. Алекс сделал глубокий вдох-выдох и вдруг вспомнил невпопад. — У меня в правом кармане пирог с олениной. Наверное, промок. И правда, сюртук был мокрым и пах Темзой… Александру подумалось, что сейчас Грир почует это и вообще побрезгует к нему прикасаться. — Я бы помылся? — вопросительно глянул на Томаса. Рука нашарила в широком кармане надкушенный подарок огненного мага, вытянула на свет — тряпка осталась сухой, значит, вода не смогла добраться до пирога. — С олениной, вот… Растерянно демонстрируя дар, он попытался улыбнуться — хотелось в ванную, а потом — прийти в спальню к Гриру. Без всяких выкрутасов, без лишних слов и подколов — нырнуть под общее одеяло, замерев у горячего мускулистого бока. Томас всмотрелся в пирог. — Я принесу нам по чашке чая, а ты иди в ванную. И налей поменьше воды, чтобы я тоже смог поместиться. Но вы не ответили на мой вопрос. Правильно ли уходить, не оставив известия, куда уходите и с кем? Подумайте над этим моим вопросом, пока я делаю чай. Томас вышел на кухню, заварил по чашечке душистого крепкого ассама, прихватил тарелки для пирога и вернулся в свою спальню, после уверенно направившись в ванную, надеясь, что уж это-то его указание будет выполнено. Все же, Алексу было пока непривычно вот так настолько близко делить с кем-то ложе, ванную. Он кивнул, отправляясь мыться. Успев сполоснуться до прихода Грира, чтобы смыть речную воду, он наполнил ванну, стоявшую на ножках, напоминавших кривые ноги таксы, кидая в горячую жидкость семена ванили, чтобы они распарились. Погрузившись в воду и ожидая мужа, Александр добавил пару колпачков жидкости для пены, и в результате Томаса встретил сноп из пышного белого покрывала, откуда скромно торчала белокурая голова. — Я поступил глупо, милорд — заставил вас волноваться. Просто не рассчитал, что можем настолько заиграться. Могу я чем-то вымолить у вас прощение? — Совершенно искренне раскаиваясь, Алекс был готов как угодно искупить вину. Глянув на пирог и чай, он улыбнулся — голодом в наказание его точно морить не станут. Сдвинувшись в свой конец ванны, он постарался освободить супругу побольше места, намереваясь в подробностях наблюдать за процессом раздевания. Ванна благоухала как салон дорогой куртизанки, Александр явно перестарался в своем усердии выслужиться, но Томаса это не смутило. Поставив тарелки на столик возле ванны, он, не спеша принялся расстегивать и очень аккуратно складывать одежду, одну деталь за другой. — Значит, вымолить прощение?.. — повторил он, отложив рубашку, заметив явственно возбужденный любопытный блеск глаз мужа и, словно отыскивая место, куда ее положить, демонстративно обернулся, чтобы мышцы заиграли, и Александру было интереснее смотреть. — Я как раз подумывал, что бы такого потребовать от вас за ваше поведение. Он снова вернулся к своему шутливо-высокомерному обращению на «вы». Как Александр наверняка уже заметил, это была его манера поддразнить мужа или выказать осуждение — в зависимости от контекста. — Я рассмотрел несколько вариантов. Голодная смерть в кандалах в подвале была отметена сразу: я не готов терпеть призрака замученного мужа при себе еще пару-тройку веков. Он расстегнул пуговицы на штанах, стоя так, чтобы любопытный взгляд мог с интересом наблюдать за тем, как покажется нечто еще более увлекательное. — Затем я подумал положить вас на мои колени и отшлепать на вашей точеной заднице четкое, как строевой устав, правило «Никогда не уходить, не известив». Но счел, что тогда завтра вы, будучи не в состоянии сесть при госте, станете источником невероятно популярных анекдотов о моей частной жизни. Он снял штаны и взялся за теплые кальсоны, из-под которых уже и начинало виднеться голое тело, и с их пуговицами он возился нарочно медленнее всего, якобы задумавшись над судьбой мужа. — И пришел к замечательной идее наказать вас так, как вы того заслуживаете. Вы будете вымаливать прощение, удовлетворяя меня всю ночь напролет, не только традиционным способом — с помощью вашей попки, но так же и руками, и ртом. И тогда я наверняка найду в себе силы простить вас. Где-то к утру. Полагаю, так будет справедливо, ведь вы подарили мне пару седых волос и должны понести суровое наказание за это. Как полагаете, я сильно несправедлив в своем суровом решении? Перед лицом Александра явственно возник образ его грядущего будущего в виде мощного, решительно возбужденного члена мужа, явно уже готового принять первые признаки раскаяния молодого супруга. — Не знаю, куда вы там намереваетесь убежать, прижавшись к дальнему краю, Александр, но я намерен лежать в этой части ванны, и вам советую перебраться в нее же, потому что уже ночь, как вы, возможно, заметили, и вам пора приступать к извинениям всеми доступными вам способами. Оказалось, что способов немало. Когда барон, прежде чем вступить в ванну, с помощью своей магии и насмешливого хмыканья удалил из воды всю пену, его взору предстал орган его супруга в такой же боевой готовности, как и у него самого, убеждая Грира в искреннем согласии юного виновника «торжества» принести покаяние. Так что Каррингтону только и оставалось, что наставлять Алекса в правильном подходе к принесению извинений. С энтузиазмом первопроходца молодой муж вникал в искусство плотской страсти, оказавшееся столь полезным при вымаливании прощения. После того, как вода в ванной трижды вышла из берегов, они наконец выбрались из нее, с аппетитом доев пирог с олениной и запив его остывшим чаем. Чуть позже, устроившись на ложе барона, Александр, уже привычно «прилипший» к боку мужа, уткнув подбородок ему в грудь и лаская один из сосков лениво-дразнящими движениями языка, поинтересовался — не кажется ли Томасу, что такой способ покаяния только провоцирует на проступки? Получив в ответ шлепок по ягодице, он довольно хмыкнул, словно барон только что подтвердил его догадку. Потратив на восстановление сил и сон пару часов, они снова принялись — один за приношение извинений, другой — за их принимание. Александру очень нравилось это полудремотное состояние, когда стеснение еще спало, а тело — уже бодрствовало, свободное от морали и смущения. Он, щурясь сквозь ресницы, лежа под Томасом, подцепившим его под колени и согнувшим в какой-то немыслимой позе, приоткрывал от каждого толчка рот, словно рыба, выброшенная на сушу, одновременно любуясь выражениями на лице Грира. Тот был серьезен, как в бою на ринге, стискивал зубы, скалился, играл желваками. Испарина, поблескивая в остаточном свете каминного огня, проступала на лбу, на напряженных жилах шеи, над верхней губой. И Александр тянулся слизнуть ее, пробегая языком в поцелуе по лицу. Страсть мужа была прекрасна тем, что позволяла Саше чувствовать себя желанным и нужным. Его член начинал сочиться смазкой от одной только мысли, что супруг хочет его, даже такого наивного, с его глупыми промахами, за которые другой всыпал бы плетей. Зад немного побаливал, но тело парило в невесомости от каждого проникновения, и Алекс зажмурил глаза, выдыхая резким стоном и сжимаясь от накрывших его сладостных спазмов. — Томмм… — безвольно обмякнув, он принял в себя еще несколько быстрых глубоких толчков и семя мужа, ощущая себя глупо счастливым.