Коты в мешке

Томас наслаждался вином и атмосферой пивного заведения. Ему было не привыкать посещать такие места. Он сразу вычислил главных здешних драчунов, главного рохлю и подкаблучника, главного скупердяя и главных сплетников. В английской глубинке сплетни были почти что священным явлением. Не было ни одного фермера, который бы за кружкой эля или сидра не предавался им с той или иной степенью энтузиазма, и Грир охотно прислушивался к ним, как к призрачным отголоскам своего прошлого. И все же, стоило отметить, что темы местного контингента сплетников были весьма познавательны. Томас поспешил отвернуться, чтобы никто не заметил, как поменялось его лицо от гнева, когда внезапно выяснилось, что Александр был столь любезен, что скрыл от него пару-тройку любопытных нюансов своей богатой на обстоятельства жизни. Значит, Сашенька, ты «охотно» навестишь свои земли? «Охотно»? Посмотрим, какая там у тебя «охотка» разгорелась. Захватив тарелку с яблочными пирожками и бутылку отличного местного домашнего вина, Томас направился наверх, стараясь придать своему помрачневшему лицу более благостное выражение. На это потребовалось время, и он задержался у своей двери чуть дольше, чем рассчитывал. Не поняв его, хозяйка поспешила открыть ему дверь, подозревая, что он затрудняется сделать это сам из-за бутылки вина и тарелки в руках. — Благодарю вас, милейшая. — Пробормотал Грир, не слушая ее сердечные пожелания отличной ночи, и вошел в комнату. Обстановка оказалась весьма даже уютной. Наверняка это был лучший «графский» номер данного славного места отдыха. Поставив тарелку на комод и туда же пристроив бутылку, Томас не спеша развязал платок и, наконец-то, освободил шею от удавки сдержанности. — Хорошее место. — Миролюбиво заметил он. — И вино весьма приятное. Ты поэтому предложил сюда заглянуть? Знал, что мне угодят с местными деликатесами? Часто бывал здесь? Бокал на ночь?.. — Томас прикоснулся пальцами к пустым стаканам, предлагая налить. Уже утомившись читать и измаявшись в ожидании, Алекс сделал шутливо неприступный вид: — Кажется, кто-то, задержавшись в зале, старательно отлынивал от выполнения моих желаний? — пирожки были маленькими и поджаристыми, чуть посыпанными ванильным сахаром, подтаявшим на пропеченных горячих боках. — Но вижу, что вы предусмотрительно запаслись на случай ночного голода. Он соскользнул с кровати в мягкие тапочки, изъятые Лионелем из их скарба, и подошел к Томасу, принюхиваясь к десерту и вину. — Я не откажусь. Но я совсем не знаком с местной кухней — трактир лишь видел издали, когда с отцом объезжали наши владения. Можете считать, что они теперь и ваши. И наше право дать рекомендации владельцу, если нас что-то не устроит. — Один из пирожков в два укуса исчез во рту Александра, и юный супруг в своей развивающейся вокруг его тонкой фигуры ночной рубашке, вытерев руки о салфетку, снова нырнул в кровать. — Жду вас с вином! Надеюсь, ужин не разочаровал? Вас ждет выплата долга, милорд! Его глаза озорно блеснули: — Мои ноги устали, и я надеюсь на хороший массаж. Грир сдержанно улыбнулся, проводив взглядом соблазнительное видение в невероятно скромной ночной рубашке. Ткань услужливо обтекала изгибы тела юноши, когда тот устраивался на кровати поудобнее, еще более распаляя воображение Томаса, изрядно подогретое вином и сплетнями. — Эта ваша воля, мой муж, закон. — Он немного повозился с вином, но наконец оба бокала были наполнены и переданы Александру. Томас, скинув жилет и брюки, но оставив рубашку, разве что расстегнул ворот, устроился в ногах юноши, накрыв его узкие ступни ладонями, мягко массируя, явно не видя ничего зазорного в том, чтобы побаловать своего мужа лаской. — Подержите бокал, мои руки заняты вами, а я хочу глотнуть. — Он разминал каждый пальчик Александра, внимательный и сосредоточенный, то ли в шутку, то ли правда серьезно отнесясь к спору. — Как вы переносите поездку? Вас утомляют путешествия? — начал он очень издалека, и голос был мягким, как лапы подкрадывающегося к птице кота. Его глаза сумрачно поблескивали в скудном интимном освещении их номера, должного возбудить романтические чувства постояльцев… или же свидетельство бережливого отношения хозяина к газу. И почему Грир, что бы он ни делал, всегда выглядел … опасным? Пожалуй, это было не совсем то слово, которым Александр описал бы своего мужа, но где-то около. Лично для себя конкретной опасности он не ощущал, но некая дрожь, как от предвкушения любой неожиданности, обтекала его тело, пробегая по коже. Высунув ступни из-под прикрывавшего ноги одеяла, он стал нежиться в расслабляющих, сильных, но приносящих удовольствие руках Томаса. От напряжения в седле, когда упор шел на ноги и ягодицы, отбитые седлом мышцы, не привыкшие к долгим поездкам, сковывало усталостью. Но Грир хорошо знал, что делать, и вино, потягиваемое Алексом из своего бокала, вполне ему помогало. Давая время от времени супругу испить вина из второго бокала, юный муж не слишком вслушивался в нюансы голоса Томаса. — Мне нравится ездить, но не плавать. А ехать в дом, где я прожил много лет и где не был после смерти бабушки более года, немного печально, но все равно хочется. — Он пошевелил большим пальцем, поглаживая середину ладони Грира. Вид мужа в одной рубашке отвлекал от размышлений о путешествии. — Но я рад показать вам особняк и поместье. Если мы пробудем там хотя бы неделю, то можно будет свести знакомство с соседями — большинство из них славные люди, хотя, может, и не слишком знатные. У меня есть среди них друзья, с которыми я рос. Осознание того, что он возвращается в свой дом уже женатым человеком и может прийти на какой-нибудь прием к местной знати под руку с собственным мужем, было странным. А в какую комнату им въехать? Не в покои же бабушки. Его собственная комната была не слишком велика. Выходит, что только покои его родителей должны стать покоями для его семьи. — А вы, Томас — что именно интересно было бы увидеть вам в Дорсмурте? Наверное, забавное ощущение, когда что-то почти ваше, но все же не совсем ваше? — он вдруг остро посмотрел на мужа, словно фехтовальщик, нанесший укол и попытавшийся угадать, насколько глубоко вошло лезвие. — Мы побудем в вашем имении ровно столько, сколько вам захочется там побыть, если это укладывается в наш план поездки и не задерживает наше появление на борту корабля. — Грир поддразнивал Александра и наслаждался его ответными реакциями. Массируемые ступни стали горячее, а пальцы ног мальчишки — игривее, даже ластиться стали — замечательный прогресс после первоначального испуга всего неделю назад. Он тщательно скрывал свой интерес к словам о друзьях и был уверен, что не выдал себя ничем, ни руками, ни лицом, ни взглядом. Жесткий самоконтроль и тут сыграл добрую службу. — Жаль, что нам придется часть дороги плыть, увы, или путешествие затянется на несколько месяцев. Вы и плавать не умеете? Досадно, я думал побаловать вас тем, чтобы мы понежились в лазурных водах моря. Хотя… наверное, в этот сезон вода еще ледяная. Но погулять по кромке воды, думаю, вполне не возбраняется. Я люблю прогулки у воды. Он поднялся массажем уже на икры юноши, и укол в собственнические чувства Александр ощутил на своей икроножной мышце, пальцы сжались жестче, чем ранее. — Мне достаточно, что совсем моим являетесь вы. А остальное… приятное, хотя и неожиданное, приложение к вам, мой милый. Вы же не станете отрицать, что мои права на вас совершенно полные? Мы с таким рвением их закрепляли каждую ночь, что отрицать было бы, пожалуй, даже неосмотрительно в текущем вашем состоянии ягодиц. — Он усмехнулся. — Вам надо чаще ездить верхом. Мышцы, как камень. — Он поудобнее перехватил ногу Александра, снова пригубил вино из его рук и продолжил массаж. — Славные люди, говорите. Расскажите мне о самых славных из них, нам надо будет нанести визиты, я должен быть готов. Он не забыл слова Саши о годе отсутствия и все же не спешил вытрясать из того всю информацию, удерживая любопытство при себе, отмеряя по капле свое нетерпение, которое легко можно было скрыть за массажем — благословенное занятие, когда есть чем занять руки, которые так и хочется сжать на горле мальчишки и вытрясти из него правду. Упоминание о море и корабле заставило Александра побледнеть — он чувствовал, что еще немного, и он просто откажется ехать. Вцепится в свою кровать в поместье и устроит протест. Он что-то промямлил в ответ на живописания Томаса о прелестях морского путешествия, понимая, что тот, видимо, не в курсе, как погибли родители его мужа. Стаффорд нахохлился и совершенно по-детски попытался поглубже забиться под одеяло. Свой бокал он отставил на столик, а бокал мужа продолжал держать наготове, чтобы утолить его жажду. — Я не люблю море, — кратко, но наотрез ответил он, пресекая тему. К счастью, Томаса интересовало много чего другого. Слегка ойкнув от цепкой хватки, которая сменила нежные поглаживания, Алекс брыкнул ногой, молча требуя свободы или приятного продолжения: — Я ваш, милорд. И да — именно полностью, так что нет причины отрывать мне ноги! — добавив почти пустой бокал Грира к своему, он потянул одеяло под подбородок, оставляя торчать только светловолосую голову. — Мои друзья не таковы, чтобы к визиту к ним готовиться, как в Палату лордов. Собственно, друг лишь один, самый близкий, младший сын графа Уфорда. Он прищурился, прикидывая, что, когда Грир решит спать, тому придется встать и пройти в своей рубахе, едва прикрывающий бедра, до комода, чтобы прикрутить лампу. — Будете разминать мне самое болящее место? — невинно поинтересовался Александр — его ночная рубашка была довольно длинна, и ее пришлось бы закатывать. — Мы обязательно навестим ваших друзей и приятелей, если пожелаете. — И снова мягкость и обходительность, и ласковые поглаживания бедер, но не выше. Казалось, Томас испытывает удовольствие, пока дразнит юного мужа не меньшее, чем когда дразнит его, уже обладая им. — Мне интересно, были ли вы в других странах или только в Англии. Я побывал даже в Китае, ужасная страна, ни за что бы не повез вас туда. Они думают совершенно не так, как думает джентльмен, коварные и злобные полузвери, но, стоит заметить, они знают толк в красоте, и из справедливости это я у них не отниму. А какие вам запомнились впечатления в ваших путешествиях? Помимо крайней нелюбви к водной стихии. Грир словно специально продолжил не только массировать тело, но расковыривать раны в душе Александра. Конечно, он делал это, не зная, но сил терпеть более не оставалось. Алекс прихватил супруга за руку, отодвигаясь и отстраняя его от себя: — Да и бог с ними, с китайцами. Довольно. Вы отыграли свой проигрыш, и я удовлетворен, милорд. — Его голос был непривычно холоден, но внимательный слух поймал бы в нем скрытый надрыв. — Я плавал только вдоль побережья, море я ненавижу. Я устал. Позвольте мне отдохнуть. Хлесткие фразы словно прорубали демаркационную просеку между ними, да и сам юный муж подался к самому краю ложа, стараясь оказаться подальше от старшего, натягивая одеяло уже по самые уши и светя лишь макушкой в полутьме комнаты. Нежелание Саши продолжать беседу было встречено холодным молчанием. Мягкость Грира мгновенно улетучилась, равнозначно, как если бы породистый конь вообразил, что может отказать хозяину в праве сесть в седло на его спине. — Вы удовлетворены, милорд, но я — нет. Вы можете отдыхать, сколько вам угодно, но подле меня, а не на другом краю Англии. Придвиньтесь ближе, но сначала погасите свет. — Он сдернул рубаху, аккуратно повесив ее на спинку стула, чтобы та не помялась, и забрался в кровать именной с той стороны, где Александр успел нагреть своим телом. Он долго не мог уснуть — с одной стороны, Алекс понимал, что сам оттолкнул Грира, но с другой, ему хотелось, чтобы тот настоял и выспросил, что происходит. Но, получив от супруга только сухие указания, он молча сполз с кровати, босиком прошел к лампе и, вернувшись назад, придвинулся, как было велено, к мужу, отомстив тому холодными ногами. Ночью, несмотря на усталость, он еще долго не мог уснуть, вслушиваясь в дыхание Томаса и размышляя, почему тот иногда столь заботлив, а порой как деревянный: не чувствует чужую боль. Покусывая уголок пододеяльника, Алекс тихо лежал, размышляя — стоит ли доверяться в своих чувствах кому-то, вроде Грира — привыкшего быть дипломатом в боксерских перчатках. Барон же более не утомлял мужа ни разговорами, ни ласками и проснулся сильно засветло, не желая оставаться в кровати дольше необходимого, спустился вниз, заказал себе горячий завтрак и свежие газеты, чем несказанно смутил хозяина. Тут же был отряжен заспанный мальчик в почтовое отделение, и Томас смог насладиться плотным деревенским завтраком, о котором среди лондонцев ходили шутливые — или не очень — легенды. Томас был раздосадован скрытностью Саши, но более всего желал увидеть того, кого тот поименовал близким другом, и поговорить с ним, чтобы оценить степень близости между ним и его мужем. Корочка хлеба жалобно хрустнула в руках Грира, когда тот представил, как Саша извивается в руках какого-нибудь местного хлыща. — Хозяин, я подготовлю письмо, отошлите его с первой почтой. У вас найдется конверт и бумага? — Томас быстро закончил трапезу и набросал письмо своему хорошему другу в полиции, старому опытному детективу, попросив того навести кое-какие справки о юном Александре и его жизни до супружеских уз, досадуя, что не имел много времени провести проверку до брака. Утро застало Алекса внезапно — оказалось, что он все же сморился и проспал довольно долго. Барон, видимо, решил позволить ему выспаться, поскольку езды до поместья было совсем немного. В комнате мужа не было, так что Александр, умывшись в тазике водой, заготовленной ему в кувшине, освеженный, но все равно чувствующий себя измученным мыслями, спустился вниз с предчувствием, что барон так не оставит его вчерашнюю выходку. Но уступать ему Алекс не собирался — он тоже имеет право на плохое настроение. — Доброе утро, милорд, — в зале пахло вкусно, а тарелка Грира, читавшего, по своему обычаю, газету и даже умудрившегося найти ее в деревенской глуши, была пуста. Мальчишка-слуга вертко метнулся к Алексу, и тот, успевая предупредить его вопрос, велел приготовить яичницу с беконом и кофе с молоком. Есть хотелось. По утрам он в любую погоду и в любом настроении был готов к завтраку. — Какие-то новости в столице? Не затопила ли Темза берега, смывая руины старого сожженного сарая?.. — Вы же не в Лондоне, а значит, Темза мирно следует руслу. — Парировал Грир даже без секундной задержки на обдумывание ответа и более не тратил время на разговоры, изучая новости на границах империи. Новости были не очень утешительными, если бы не нужда с отъездом из Лондона, он вполне мог бы оказаться в числе претендентов на явно намечающиеся видные посты в дипломатическом корпусе, но приходилось смириться с фактом своего вынужденного почти изгнания и удовлетвориться подсластителем в виде богатого — если не врёт бухгалтерия — имения. «Дипломатическая» утренняя беседа показала, что оба не настроены на мирные переговоры, а потому Саша предпочел сесть в экипаж и не высовывался оттуда до самого дома, где их на пороге встретил слуга. Один из старых, еще бабушкиных — узнав господина, пожилой лакей просто, по-деревенски всплеснул руками, тут же опомнившись. — Ваши светлости! Милорды! — и, обернувшись к одному из прислуги, велел звать господина управляющего. Имение Александра оказалось впечатляющим. Конь Грира трусил по ухоженным землям, встречаемый немногочисленный местный люд выглядел достаточно состоятельными, чтобы платить арендную плату и зарабатывать на нее честным трудом, а не грабежом и проституцией. Скот на лугах был тучный, и ограды содержались в исправности, а уж подъездная дорожка к самому особняку была приятнейшей усладой для глаз. Высокие дубы перемежались кленами, картина была изумительной умиротворяющей красоты. И, когда в их стройных рядах вынырнул чистый ухоженный особняк, Грир почти не сдержал вздох удовольствия. Его настроение враз пошло вверх. — Эсквайр Ханссейкер не кривил душой, имение содержится в отличном состоянии, и, если бы ваша добрая родня изволили оторвать свои фижмы от лондонских увеселений, я имел бы все риски не заполучить вас столь легко, как мне удалось. Я прямо ощущаю, что выиграл в Большую Королевскую Лотерею. — Он, наконец, позволил себе пошутить, чтобы растопить лед в отношениях с мужем, нанесенный за минувшую ночь до высоты айсберга. Грир прогуливался по дому неспешно, но неумолимо, словно уже ощущал себя владельцем всего. — У вас был хороший дом, Саша. Мой не настолько большой как этот, и здесь замечательно тихо. Наверное, очень приятно работать. Как посмотрите, если мы в летний сезон будем уезжать сюда на отдых? Или вы предпочитаете материк? — поинтересовался он у Александра, остановившись в величественном кабинете, рассматривая аккуратную полированную столешницу с наборной инкрустацией, прикидывая ее примерную стоимость на аукционе. Цена получалась немалая. После долгого отсутствия Саша ходил следом за Гриром, как завороженный — словно это ему первый раз показывали новые владения. Это было прекраснейшее место из всех, что он видел. И самая теплая благодарность старой герцогине, столь умно сохранившей для него родовое имение, согревала сердце. — Я хотел бы посетить родовой склеп, милорд. Там покоятся минимум три моих родных человека, которым я обязан всем в этой жизни. После обеда можете отдыхать, а я прокачусь туда. — Он не предлагал Томасу ехать, полагая, что это должна быть потребность его самого — если пожелает, то поедет с ним. Затем Алекс обернулся к управляющему: — Господин Ханссейкер, примите мое уважение за ваши труды по содержанию поместья и угодий. Мы успели побывать по дороге в нескольких деревнях — кажется, люди довольны жизнью, хозяйства прочны, земля дает хороший урожай. Чуть позже, наверное, уже завтра, мы с вами будем готовы поговорить более подробно и изучим все документы и счета. А сейчас, я полагаю, мы разместимся в покоях моих родителей. Седоволосый эсквайр согласно кивнул — он уже заранее подготовил все бумаги, а слуги подготовили покои. Алекса разрывало надвое — с одной стороны, он здесь хозяин, но с другой — Томас — его хозяин. И любое его указание имеет право отменить. Надеясь, что барон не станет при слугах унижать его намеком на то, что именно он тут главный, Александр подал руку мужу, выказывая уважение: — Думаю, проводить здесь лето — весьма удачная идея. Тут я вам точно поправлю здоровье, — чуть лукаво улыбнувшись, он провел мужа к обеденному столу. Даже еда была немного деревенской, но настолько вкусной, что Алексу пришлось останавливать себя, чтобы вульгарно не объесться. Не успели они отдохнуть часок после обеда, как первые посланцы соседей стали приносить письма с приглашениями. Александр отложил записки, не вскрывая — ему хотелось сначала посетить склеп, а после уже думать о светской жизни. Небольшая часовенка находилась в четверти часа езды, неподалеку от деревенской церкви. Томас не подвел Александра, позволив ему ощущать себя хозяином собственного имения, разве что с интересом глянул на управляющего, явно желая засыпать того вопросами, но отложил их на более позднее время. После плотного и сытного обеда Томас оставил мужа разбираться с домашними делами и письмами, а сам удалился в кабинет просмотреть отчетность поподробнее. За рабочим столом из полированного дерева в тишине он разбирал бумаги — бывшие в образцовом порядке, и составлял себе картину управления имением, но преступная плотность обеда дала о себе знать довольно скоро, и Томас задремал у открытого окна, под шум листвы высоких деревьев. Спал он недолго, заметно освежившись и взбодрившись — животворный воздух деревни уже начал действовать на Томаса, вытравливая едкую копоть лондонских улиц. Прошло чуть более часа, как проснувшись, барон первым делом поинтересовался у слуг, где Александр. Ему было доложено, что тот выехал в свой фамильный склеп и показано направление. — Подготовьте коня и заготовьте свежие цветы, я отдам должное семье мужа, — коротко суховато бросил Томас, направляясь в свою комнату умыться. *** Сон уже сорвался с его век, отпустив голову, но тут же закралась в разум черная змея мысли, почему Саша не стал ждать его, а уехал в склеп. Уж не сговорился ли с кем, ведь записку послать со своим слугой можно просто и незаметно, и не уследил бы при всем желании. На его подозрение сердце отдалось болезненным ударом, глухо дернувшись. Накинув удобный верховой костюм, Томас погнал своего приметного жеребца в указанном направлении легкой игривой рысцой, сжимая в руках пышный букет из свежесрезанных цветов. Конь не напрягался, игриво кивая головой, следовал по разработанной дороге, как уверяли слуги, проехать мимо просто невозможно. Разок или два Томас стал объектом смешков местных сплетниц, которые, завидев его на щегольском коне и с букетом цветов, сразу же стали строить предположения, к кому такой денди пожаловал: уж не к местной ли красавице, а, может к ее почтенной матушке, а, может, новый арендатор на деревенскую красотку заглядывается. Догадок было много, а информации мало — пока что по деревне не успели разнестись известия, что прибыл новый хозяин вместе со старым. А посему и версии были одна другой невероятнее. Томас же усмехался, одаривал почтенных сплетниц очаровательной улыбкой, снимал шляпу и слал им фривольные воздушные поцелуи, словно танцовщицам королевского балета, вызывая смущенное хихикание из-под кружевных платочков, которыми престарелые прелестницы пытались скрыть глуповатые смешки. *** Александр, довольствовавшийся отдыхом, поднялся освеженным, словно не было дерганной, нервной ночи. Молодому организму хватило времени, чтобы восстановиться и пожелать вдохнуть полной грудью приносившие наслаждение деревенский воздух и дух. Пока муж занимался бумагами, Алекс отвлекся на то, чтобы обойти сад, посмотреть свои любимые места, где, как и все дети, он сооружал себе небольшой шалаш прямо на ветвях крепкого старого дуба. Конечно, шалаша давно не было, но память легко возвращала в те времена. Он постоял, закрыв глаза и улыбаясь, прижимаясь спиной к дереву. Пообещав себе, что позже приведет сюда Томаса, молодой супруг вернулся в дом. Но, заглянув в кабинет, он увидел, что Грир дремлет, видимо, утомленный бумажными делами. Посомневавшись, Александр все же не стал будить его, а отправился к усыпальнице сам. Конь знал его, так что по дороге Алекс даже «поболтал» с ним, тихонько повествуя о том, что соскучился, что обязательно будет впредь приезжать. Ему казалось, что он рассказывает этому родному месту, где его всегда понимали и любили. Усыпальница располагалась в небольшой часовенке. Церковь была в нескольких минутах езды, и, судя по времени, как раз шла вечерня. Он решил, что входить в середине проповеди не стоит: появление владельца одного из самых крупных имений — слишком яркое событие, и не стоит составлять конкуренцию Высшим в их доме. А потому Александр, привязав коня у оградки часовни, вошел внутрь, присматриваясь, хорошо ли содержится место упокоения его родных. Сомнений быть не могло — эсквайр, верный своей госпоже, и здесь все держал под личным приглядом. Ухоженная дорожка, внутри усыпальницы — достаточно древней, как и сам род, не было ни пыли, ни паутины. Даже привычная для таких мест затхлость отсутствовала. Скорей всего, Ханссейкер приказал установить современную вытяжку, благодаря чему воздух был свеж. Присев на одну из небольших скамеек, Алекс помолился. Ему хотелось, чтобы его родители и бабушка знали, что ему хорошо, что он уверен в своем будущем и находится под защитой супруга. Через четверть часа он отправился к церкви — нужно было заказать поминальный молебен. Как раз в это время прихожане расходились. Александру достались любопытные взгляды молоденьких девиц и их мамаш, но он, специально не надев перчатки на руки, улыбался, кланялся и, принимая ручки, явно демонстрировал занятый супружеским кольцом безымянный палец на левой руке. Когда число разочарованных перевесило число любопытствующих, и он пробрался к входу в церковь, ему навстречу показался молодой человек, почти его ровесник. С радостным вскриком тот шагнул к Алексу: — Слышал, что ты едешь, но не думал, что уже сегодня встретимся! — Майкл Уфорд был готов пренебречь приличиями и обнять его прямо на глазах у общественности. Но Стаффорд, тоже едва сдерживавший такой же порыв, сделал ему знак. — Милорд, если вы потерпите несколько минут, я вернусь из церкви и буду весь ваш! — сияющее лицо Александра выдавало нетерпение — ему не меньше хотелось обнять друга. И уже через десяток минут они, отъехав от благочинного места, соскочили с лошадей и, убедившись, что их никто не видит, принялись, как мальчишки, обниматься и тузить друг друга под бока. — Майкл! Как же давно!.. — Лекс, целый жуткий год! Когда мне сказали, что тебя увезла тетка, я не мог поверить, что мы больше не увидимся. Немного успокоив эмоции, они пошли, ведя коней в поводу. — Как видишь, у меня все неплохо, Майк. У меня есть муж. — Но как? Как тебя могли отдать в младшие?! Ума не приложу. Они остановились под сенью одного из дубов. Темноволосый Уфорд был немного выше и на пару лет старше Александра, который отметил, что за прошедший год Майкл раздался в плечах, возмужал. Не то что я… Хотя, я младше, может, еще подрасту. — Да, я тоже поначалу боялся, но мне повезло, Майк. Мой муж хороший человек. Я вполне доволен. Уфорд, шутя, поддернул его за подбородок: — Во-о-от как? А ведь кто бы мог подумать, меня готовили в младшие, но ты же не знаешь — Джереми погиб через три месяца после твоего отъезда. Мы еще до сих пор не пришли в себя, но, как бы там ни было, для меня это все изменило. После смерти старшего брата я стал наследником, и теперь я буду присматривать себе супругу. У меня уже есть на примете одна очаровательная особа. Алекс смешливо уставился на друга: — Ты влюблен в нее? Признавайся-признавайся! — тормоша покрасневшего Майкла за плечи, он рассмеялся. — Обещай, что познакомишь с ней. А я — в отместку — представлю тебя своему супругу. Они еще некоторое время болтали, пока Александр, наконец, не спохватился: — Я так счастлив встретить тебя и обязательно пришлю приглашение, но мне надо ехать — боюсь, что Томас станет волноваться. Они простились, и каждый отправился в свою сторону. Алекс и впрямь торопился, зная нрав Грира, который вполне может непредсказуемо среагировать на долгое отсутствие. *** Томас стоял за раскидистым кустом, глядя, как его славненький невинный сластолюбец-муж обжимается с высоким и — издали не очень видно — но, кажется, привлекательным типом. На лице барона явственно читались эмоции далекие от дружелюбных. Значит, вот куда Александр поспешил сразу, как вырвался из-под бдительных взглядов мужа. Грир было хотел отшвырнуть чертов букет, но набрался в себе желчности, чтобы пройти к храму и найти священника. Тот нашелся быстро, Грир услышал говорок из ризницы и выразительно откашлялся, надеясь привлечь к себе внимание. Из ризницы показалась всклокоченная рыжая голова типичного ирландца, и лишь белая метка на воротнике указывала должность рыжеволосого некто. — Вы?.. — ирландец поспешно пригладил свои волосы и оправил костюм, убранство для службы было положено в шкаф, и потому-то святой отец Патрик Миллиган выглядел не достойно служителя церкви. — Вы ко мне? — он поспешил выглянуть весь. — Я отец Миллиган, местный священник. — Да, я к вам, отец, я хотел бы возложить цветы на могилы недавно почивших, могли бы вы мне помочь узнать, на чьи именно, и немного рассказать об их истории. Я здесь проездом, надолго не задержусь, хочу унести с собой истории добрых людей этих мест. — Вы… вы хотите положить цветы на чьи-то конкретные могилы? — Патрик был не дурак и, оценив внешность внезапного гостя, сложил два и два и мигом сообразил, кто пред ним, хотя гость не представился. — Мне все равно, — после того что Томас увидел, он совершенно не желал произвести впечатление на Александра. — Что ж… Как мне можно к вам обращаться? — Томас. — Хорошо, Томас, пройдемте на наше кладбище. К сожалению, в могилах, нуждающихся в добром знаке от живых, нет недостатка. Горе заброшенности коснулось многих. Кто-то уезжает из этих мест, кто-то умирает вслед за родственниками, и стоят могилы грустным напоминанием о былом. Я присматриваю по мере сил, но на все меня, увы, не хватает. — Разумеется. — Томас не спешил поддержать разговор. — Церковь в неплохом состоянии, вижу, за ней присматривает добрая паства. Вижу руку хорошего пастыря. — Он чуть дрогнул губами в улыбке, остановился у могилы крохотной, словно игрушечной, точно кто-то в шутку решил похоронить куклу. — Это малышка Энн. Ей было всего пару месяцев. Ее мать погибла от сердечного удара, и, пока кто-то опомнился, малышка уже умерла. Увы, от холода. — Грир положил один из цветков на ее могилку и пошел дальше. — Я мог бы показать вам то, что вам интересно, если бы вы сказали, что трогает вашу душу. — Меня трогают драматичные смерти. Есть у вас такие? Патрик глянул на цветок на могиле крошки Энн, не похоже, что Томасу было дело до истории малышки. — Пожалуй, я могу вам рассказать одну историю о гибели двух прекрасных людей, Томас, это долгая история, и, увы, в ней печали больше, чем радости. — Я не спешу. Патрик улыбнулся, направляясь к склепу герцогского рода. *** Томас вернулся с прогулки только спустя пару часов, разговор со священником затянулся, и, как ни манил тот навестить исповедальню, барон упорно отказывался от приглашения, но уверил, что навестит ближайшую службу, после чего оставил достаточно звонких монет на нужды церкви и покинул гостеприимное божье место. В дом он вошел в задумчивом состоянии и кликнул слуг, узнать, где его муж. Получив ответ, он проследовал к тому и заявил: — Наверное, стоит устроить небольшой прием. Что-то вроде чаепития на свежем воздухе, чтобы все ваши друзья могли вас навестить. Как думаете, сможете подготовить его? Его супруг, дожидаясь Томаса, проводил время в гостиной, выпив чая и достав из багажа одну их обучающих книг. Он читал, но, несколько раз подряд поймав себя на том, что пробегает строки, не улавливая смысла, отложил книгу. Он все еще был взбудоражен радостной встречей и теплым разговором — наверное, впервые за последний год он говорил с тем, кому ничего не надо было объяснять или доказывать, или от кого стоило что-то скрывать. Друг знал о нем все и принимал его. Разве что к Томасу иногда у Алекса проступало такое же чувство, когда тот побеждал свою желчь и казался кем-то близким. И, разумеется, оговорено было столь мало, а новостей за год накопилось так много, что Александру не терпелось вновь увидеть Майкла и познакомить его с мужем. Но, узнав от прислуги, что барон, отбыв с цветами в поисках усыпальницы его рода, до сих пор не вернулся, запереживал — куда исчез супруг. Появление барона, не изволившего ничего сообщить о своей прогулке, насторожило Алекса: — Конечно, мне не приходилось устраивать подобные развлечения, но, полагаю, здесь есть, кому о таком позаботиться и помочь мне. Соседи уже присылают письма приветствия, значит, слухи о нашем прибытии нас опередили, и мы обязаны провести прием, бал или чаепитие. — Он изучал лицо мужа, стараясь найти в нем ответ на не заданный вопрос, который пришлось осторожно озвучить. — Вас долго не было, милорд. Хорошо прогулялись? Он был заранее готов к тому, что не поверит ответу про то, что тут можно заблудиться. Слишком хорошо оседланный для барона конь знал дорогу домой, да и Грир не был из болванов, способных заблудиться в трех соснах. — Вот и отлично, я не хотел бы, чтобы вы перенапряглись в своем усердии показать старым друзьям, что вы в полном порядке, а не прозябаете в возмутительном рабстве под игом старого похотливого склочного мужа. — Томас не спешил отвечать на вопрос Александра и сначала налил себе чашку чая, намазал тост маслом. — Ваш милейший Ханссейкер содержит имение в образцовом состоянии, стоит заметить, и мне повезло, что он уже работает на меня, в противном случае попытка перекупить такого управляющего встала бы мне в солидную брешь в финансах. Я прекрасно провел время, то было познавательно. — И, откусив хрусткий кусочек, поинтересовался в свою очередь. — А как прошел ваш день, муж мой? — показалось ли, или на слове «мой» ударение было более выражено, или то вина набитого хлебом рта, неясно. — Не случится ли так, что старые места всколыхнут ваши чувства истинного хозяина этих мест, и вы решите здесь задержаться, не взирая на наш уговор на медовый месяц? Это было бы… досадно. Да, именно, досадно. О, эта старая, добрая желчность его супруга! Алекс вздрогнул — не происходило ничего нового, но откуда опять эта волна цинизма и едкости? Ведь, когда он уезжал, Томас пребывал в блаженном спокойствии и чудесном расположении духа: бухгалтерские книги поместья оказывали на него целебное воздействие получше иных лечебных природных источников. Неужели он нашел какую-то недостачу, а иначе откуда вдруг такая язвительность по поводу эсквайра Ханссейкера? Александру перехотелось присоединяться к барону за ужином, но он не подал вида, что тон мужа его задел: — День прошел неплохо — большую его часть вы наблюдали, а во время поездки к усыпальнице я встретил старого друга. Мы немного поболтали — оказалось, что его судьба резко изменилась в лучшую сторону. Он теперь стал наследником и избавился от полагавшейся ему роли младшего мужа. Хотя, я буду рад показать ему на нашем примере, что быть младшим супругом не так уж плохо. Александр, сидя за столом напротив Грира, рассматривал его, не спуская глаз, пытаясь настроиться и уловить — не заплясали ли у того от приступа желчности красные искорки? — А что касается моих чувств — я никогда не был здесь хозяином: сначала отец, потом бабушка. Я был при них юн и не слишком обременен обязанностями по управлению поместьем. — Он вдруг потянулся к небольшому графину с ягодной настойкой, наливая себе немного в бокал. — Есть причина, по которой я бы не хотел ехать в путешествие, но она не имеет отношения к нашим владениям. В отличие от Томаса он не стал «делить» власть над поместьем. Пусть барону будет уютно, а не то он способен извести и себя и других в переживаниях о том, кого слуги считают истинным хозяином поместья.