Коты в мешке

— Филипп?! — От удивленного вопроса мягкий голос Александра тут же впал в глухую ярость. — Филипп! Ты идиот?! Болван чертов! Сейчас же развяжи меня! Ты решил окончательно опозорить нашу семью?! Блондин задергался в путах и, поскольку ноги ему уже развязали, наугад попробовал пнуть тупого кузена, чтобы хоть как-то выпустить свой страх и негодование. Но крепко завязанные умелыми руками исполнителей веревки только терли кожу на запястьях. — Ты хоть понимаешь, во что нас втянул? Мой муж уже рыщет по следу и явно скоро настигнет тебя! Так что, во искупление своей дури лучше отпусти меня, а я скажу, что пошел гулять и заблудился. — Переведя дух от длинной и внушительно произнесенной тирады, Алекс осмотрелся вокруг. — Я хочу пить — дай мне воды. Он решительно плюхнулся на лавку-нары, занимавшую одну из стен избушки. Кузен, словно все еще не веривший, что поймал желанную добычу, и теперь только его личная воля стоит между ним и исполнением его желания, пытался «переварить» произошедшее. Уехавший по настоятельному приказу матери в деревню под опеку деда он довольно быстро обнаружил, что владения старого сквайра Шеффилда прилегают к владениям герцога Дортсмурского. От мыслей о том, что когда-нибудь Александр все же посетит свое поместье, не могли отвлечь ни простые провинциальные развлечение, ни прыткие провинциальные девицы, внимания которых статный и видный Филипп, разумеется, тут же удостоился. Занимательней всех флиртов было изучение окрестностей и планирование похищения братца. Уверенность Филиппа Уотли в том, что Алексу статус младшего мужа какого-то невнятного барона скоро надоест, согревала, потому как старый барон явно был не соперник юному и сильному молодцу. На любой план требовались деньги, которых Филиппу выделялось немало. К тому же фортуна весьма удачно осенила молодого Уотли своим крылом: с зашедшим в местный трактир отдохнуть, слонявшимся, погруженным в свои планы Филиппом завел беседу один из приезжих людей. С чего вдруг тот заинтересовался его прекрасным блондинистым братом, Уотли уже не помнил, но человек сообщил, что слышал о неравном браке и был удивлен подобному решению. Якобы он когда-то знал герцога Дорсмуртского и его тогда еще маленького сына и был уверен, что того не готовили в младшие мужья. Поскольку тема была очень близка Филиппу, то он под регулярно подливаемый в его кружку местный эль разговорился. Обмолвившись, что Александр не собирался за назойливого барона Каррингтона, чему есть подтверждение в виде записки. Человек пожелал увидеть письмо, которое Филипп, как и всякий влюбленный, носил с собой во внутреннем кармане сюртука. А прочитав несколько быстрых строк на бумаге, проезжий предложил за них круглую сумму: все же, герцог Дорсмурт был его близким погибшим другом, (после третьей кружки Уотли даже не заинтересовался — когда только тот успел из едва знакомого превратиться в друга) и в память о нем человек был не прочь завладеть письмом сына. Но Филипп, несмотря на природную недалекость, оказался дальновиден в другом плане — продав записку, он сможет организовать похищение Александра. И вот, спустя несколько дней подготовки — пришлось очень поторопиться в связи с полученным известием о скором приезде юного владельца поместья — тот был отслежен и изловлен. И теперь — нежно пахнущий какими-то полевыми цветами, со своими взъерошенными белокурыми волосами и искусанными в волнении губами, тот стоял перед ним и отчитывал, как малого мальчишку. — Конечно! — Спохватившись, Филипп Уотли взялся за ковшик и зачерпнул прохладную воду из большой кадки. Любуясь, как его красавчик-кузен жадно пьет из прислоненной к его рту емкости, Фил специально чуть наклонил тару, выплеснув жидкость на проем рубашки, видневшейся из-под сюртука кузена. Ткань намокла и прилипла к телу, притягивая взгляд. — Ты что делаешь? — Возмутился Алекс, отрываясь от ковша и мотнув головой. Рука Филиппа коснулась его кожи в пройме воротника, поглаживая. — Да уймись уже! Я женат, и тебе светит только каземат за похищение и попытку завладеть чужим супругом. Давай разойдемся по-хорошему. Алекс чувствовал себя уставшим, а устраивать поединок было довольно тяжелым делом. К тому же, переживания о том, как воспримет Томас его исчезновение, мучили сильней, чем жажда в знойный день. *** Юный граф Уфорд оказался настоящим джентльменом и, конечно же, живо включился в поиски пропавшего друга. Разумеется, все понимали необходимость секретности, волнение дам могло только помешать, а потому было объявлено, что мужчины готовят некий сюрприз, и им не стоит мешать в этом благородном занятии. Крепкие молодцы на конях помчались, не щадя ни их, ни себя, на поиски повозки, сходной с описанием, данным Томасом. Найти повозку не составило труда: деревенские жители крайне любопытны, особенно когда дело касается соседей, и парочку знакомых, обычно подписывающихся без вопросов под любой грязной работенкой, признать смогли и указали в нужном направлении, стоило только спросить. Грир же скакал следом. Он не успел переодеться и сумел схватить только шпагу в трости и пару пистолетов. Его верный конюх мчался рядом, сцепив зубы, в немой готовности без промедления расправиться с любым, на кого укажет господин. А молодой граф не отставал — он указывал самые вероятные места, где нечистый на руку мог бы спрятать похищенного человека, и, кажется, судя по выражению его лица, он подозревал, кто мог быть тому виной, но не озвучил, опасаясь ошибиться. Когда пришло известие от местных гонцов, Грир дернулся, его конь взвился, сбившись с ритма, захрипел — крепко натянутые поводья рвали его нежные губы. А барон скрипел зубами, ощущая, как жестокая магия словно пламенем под кожей жжет его тело, выписывая на ней послание дворецкого. Ему не надо было смотреть на свое тело, Томас ощущал каждую букву кожей. — Старый… — прохрипел он сквозь зубы, полыхая черными от ярости глазами. — Охотничий домик… заброшенный… земля принадлежит… Шеффилду… Где это? Конь хрипел под Гриром, и тот поспешил отпустить поводья и успокаивающе похлопать шею верного животного, искупая свою вину ласковым голосом, столь не вязавшимся с безжалостным выражением лица. И животное постепенно успокоилось, снова доверившись рукам человека. *** Первое, что пришло в голову Майклу Уфорду, огорошенному странным, практически нереальным для здешних тихих мест происшествием, был поиск в охотничьих домиках. Прятать человека, явно оказывающего сопротивление, невозможно в деревнях или усадьбах — жители, слуги — кто-то что-то да заметил бы. Значит, либо похитили и пережидали в лесу, либо вывезли бы проселочными дорогами. Но и дороги все выходили на тракты, где между землями стояли посты — частные владения подразумевали взимание с проезжих пошлины в виде дорожного сбора. И только местные жители имели бирки, дававшие право передвигаться без оплаты. Но поскольку на обоих постах, куда в первую очередь были направлены слуги, караульные сообщили, что никто из чужих на повозках за последний час не проезжал, то искать следовало на местности. Лесами далеко с возком не пробраться. Уфорду было известно только о паре охотничьих домиков во владении Дорсмуртов, и эсквайр Ханссейкер, взволнованный, но четко руководящий когортой из всех свободных слуг, выстроенных для поисков, подтвердил, что их и правда лишь два. Но обыск не дал результатов — на тропинках даже не была примята трава, тем более, не было следа колес повозки. И когда прозвучало имя Шеффилдов, оба мужчины, Уфорд и Ханссейкер, удивленно уставились на Грира: — Шеффилд? Милорд, это родственники господина герцога. Грант Шеффилд — его дед со стороны матери. Вряд ли ему понадобилось выкрадывать собственного внука. Молодой граф кивал головой, подтверждая слова управляющего: — Я слышал, что недавно к ним приехал из Лондона кузен Алекса — Филипп Уотли. Возможно, это какая-то шутка с похищением — нечто из репертуара столичной «золотой молодежи»? Я не слишком хорошо знаю их владения, но думаю, найдем дорогу. Вперед! Кавалькада решительно взяла курс на северо-восток от владений Дорсмуртов, и вскоре взятый в проводники в первой же деревеньке Шеффилдов крестьянин вывел их на тропу к домику, утопавшему в лесной зелени. Еще на дороге у кромки леса виднелся след от колес, примявших траву. — Тут повозка развернулась! — Уфорд, походивший сейчас на охотничьего пса, взявшего след, резко вскинул голову, открывая взгляд от земли. — Как будем действовать, милорд? Вдруг Алекс взят в заложники и его жизнь в опасности? *** Александр чувствовал себя уставшим, словно разгрузил пару телег с поклажей. Все два часа он уговаривал кузена, очаровывал, растолковывал… Печальные последствия для него лично и всей семьи тетушки. Мстительный характер барона Каррингтона. Позор и насмешки, несмываемым пятном опорочащие их семью. Все аргументы были пересказаны и в трижды преувеличенном виде разложены по полочкам перед Филиппом, дышавшим на него с похотью и обожанием. — Не хочешь отпускать, неси ужин! — Саша, решив, что пора стать сволочью, капризно рявкнул. — Ты собрался уморить меня голодом?! Тогда тебя казнят за убийство! Хочу крольчатину в сырном соусе с грибами, белое арагонское вино — я знаю, что в погребах у дедушки такое есть. И вообще, милорд Шеффилд в курсе твоего недостойного поведения в его владениях? Надеясь, что кузен и правда отправится за едой, а он выгадает время, чтобы выпутаться из веревок, Александр посматривал в окошко — время шло к сумеркам, а ему бы не хотелось выбираться отсюда ночью. Это могло закончиться еще хуже, чем похищение. И его точил страх, что Грир, найдя его, устроит какое-нибудь безумство — он хорошо помнил свое посещение бойцовского клуба. Его муж был способен парой точных ударов убить Филиппа, что вовсе не будет способствовать проведению их медового месяца. *** — Филипп Уотли? — несдерживаемая ярость Грира словно напоролась на мол, выражение его лица стало сложным — явственно читалось, что в нем борются осмотрительность и гнев. Лошадь Грира, ощутив ослабевшую руку на поводе, опустила было морду к траве, но была резко одернута. — Не имеет значения. Сначала надо найти Сашу. А с родственными связями разберусь по ходу дела. К домику добрались с окончательно выбившимися из сил лошадьми, и в том не было вины графа, он старательно пытался сориентироваться в чужих землях, но выходило не очень. Однако никто и слова не обронил, когда приходилось возвращаться назад. Лошадь Томас гнал беспощадно, поперек лица пунцовел свежий след от хлестнувшей на скаку ветки, вены на лбу и висках вздулись. На крылечке домика сидела и курила парочка обшарпанного вида деревенских с заскорузлыми штанами, высокими сапогами, низко опущенными на глаза потасканными шляпами. — Я желаю видеть моего мужа. — Прорычал Грир. Позади него конюх молча направил оба пистолета на мужиков, и по его взгляду было ясно: шутить здесь не станут. Грир спрыгнул с коня, направившись в дом. Его пальцы горели огнем, с губ срывались магические формулы, подготавливая заклинание на случай, если все пойдет по худшему варианту. Он ощущал, что вода в доме отзывается ему, как откликается кровь в жилах и жидкость в телах людей, он мог и — видят Высшие! — желал разобраться с похитителями самым кровожадным образом. Чтобы их тела разорвало в клочья изнутри, чтобы кровь дорожками струилась к ногам Томаса, чтобы никто, тронувший ЕГО добычу, не выжил. Но факт, что преступником мог оказаться родственник Саши, остужал до боли, до излома в животе. И Грир кипел от бешенства, при этом удерживая на лице спокойное уверенное выражение. Конюх дернул стволами, намекая выполнить приказ своего господина. Шумок возле крыльца не сразу привлек внимание Александра, который раз выслушивавшего, что доставшийся ему в мужья барон не достоин его внимания: он стар, бесперспективен и даже на вид холоден как ледышка. Не вступая в препирательства, Саша откинулся на спинку стула, и изменившийся вид на окно едва не заставил его вскочить: в вечерней полутьме тени окружали домик и подобрались к крыльцу. «Идиот сейчас умрет, но даже не узнает об этом!» — мелькнуло в голове, и, когда дверь распахнулась, впуская «охоту», Александр грудью кинулся навстречу Гриру — руки у него так и оставались связанными за спиной. Уткнувшись Томасу губами куда-то в подбородок, он горячечно зашептал: — Я цел, я цел! Не надо его убивать! Это глупая шутка моего кузена. Умоляю вас, Томас! — Уже готовый кричать Уфорду, чтобы тот сдержал Грира, Саша напирал на мужа, стараясь не подпустить к Филиппу Уотли, обалдевшим сурком стоявшему посреди комнаты. Майкл, и так понимая, о чем молит взглядом его друг, и ощущая кипение магии в Грире, стоял наготове принять меры. — Господа! Прошу вас соблюдать спокойствие! Господин барон, как выяснилось, дело семейное. Может, как раз время посетить барона Шеффилда — внук представит ему вас, и заодно передадим другого внука ему на поруки. Уверен, он объяснит господину Уотли, что такое ответственность! Конечно, местным было без интереса рисковать ради господских развлечений своей шкурой, и они охотно отворили дверь, впуская Томаса и его с путников. Сорвавшейся с ветки птичкой на него кинулся Александр. Целуя, вроде щебеча что-то, и Томас в который раз возблагодарил свою выдержку за то, что не сорвался и не уничтожил всех. Сейчас, слушая голос юноши и понимая, что он не пострадал, разве что отделался небольшим испугом, Томас осознал, что мог нарваться на громадный скандал, а в свете произошедшего в Лондоне дополнительные напоминания о себе были не нужны. Обняв юношу одной рукой, он заглянул в его лицо, проверяя, нет ли следов побоев. — Вы не ранены? — мягко поинтересовался Грир и, почти не дожидаясь ответа, перевел взгляд на человека, который имел дерзость наложить руку на его мужа. — А, Филипп… Кажется, вы не запомнили, что уже не находитесь в круге одобренных знакомств этого юноши. Так я вам напомню. Он шагнул вперед, и такая неописуемая злоба проступила на его лице, столько жажды смерти и кровопролития, что не отступить перед ним было невозможно. Он не занес кулака, не сыпал площадной бранью и проклятиями, но от прямой фигуры веяло безжалостностью и решимостью. Внезапно барон ухмыльнулся, мстительно, злорадно. — Но мой муж прав, это дело иного уровня. «Родственного». И я охотно изложу свое мнение о родственных узах барону Шеффилду. Если же и в нем я не найду понимания в этом вопросе, то решу вопрос по-своему. Томас решительно развязал путы на руках Саши, исследовал его синяки и кровоподтеки и, накинув на плечи юноши свой нагретый, чуть влажный от пота камзол, обнял за плечи, уводя прочь. *** Алекса потрясывало — отчасти от рыси лошади, на которой он сидел позади Грира, обняв того за талию, отчасти — от последствий происшествия. Все же, несмотря на то, что он не подавал вида перед Филиппом, он не был до конца уверен, что тот не решится воспользоваться ситуацией. Прижавшись щекой к влажной рубашке мужа, он старался прикрыть собой его разгоряченное тело — все же вечерняя прохлада давала о себе знать. Изредка косясь то на понуро ехавшего на своем коне Филиппа, то на задумчивого Майкла и пару наемников, связанных и сопровождаемых слугами, Алекс ловил себя на мысли, что внезапно за короткий период, прошедший со времени их знакомства, Томас Грир стал ему намного ближе и родни и даже, пожалуй, друга. Прикрыв глаза, Александр в полудреме доехал до развилки, от которой Майкл, простившись с ними, отправился в свое поместье. Все же, дело было семейное, так что ему было достаточно убедиться, что с другом все в порядке, а в остальное — не вмешиваться. Напоследок юный Уфорд кинул странный взгляд на пару, восседавшую на одной лошади, и пообещал еще навестить их перед отъездом. — Не забудьте привезти и мисс Вотервинд, господин граф, — напутствовал его голос Алекса. Далее, небольшая кавалькада отправилась, свернув на дорогу, через четверть часа приведшую их к дому Шеффилдов. Старинный особняк, в котором сам Алекс бывал нечасто, выглядел довольно мрачно, потому как был построен более века назад и, судя по всему, ремонтировался не регулярно. Видимо, старый барон или не имел достаточно средств на его поддержание, или не считал нужным расходовать их на огромный дом, в котором проживал лишь он один с женой. Старая герцогиня Дорстмурт всегда слегка презрительно фыркала в сторону своей непрошенной родни, мол, будь Грант Шеффилд немного поумней, мог бы жить припеваючи. Но тот был консервативен и новые методы ведения хозяйства не одобрял, предпочитая то, что уже опробовано предками. А если что-то не дает плоды, значит, на то воля Высших, и не ему перечить. Внуков он не слишком привечал, считая, что это нахлебники, которые только и ждут от него подачки в виде завещания. Потому Алекса, несмотря на то, что поместья находились рядом, не слишком часто отвозили к родителям матери. По сути, Грант Шеффилд был для него чужим человеком. Бабушка же всегда стояла лишь тенью за спиной супруга и соглашалась с ним во всем. Когда нежданные гости подъехали, в доме горели окна только в небольшом кабинете и гостиной — скорей всего, семейство готовилось к ужину. Заметили ли они вообще отсутствие старшего внука или нет, было неясно. Возможно, Филипп и не докладывал о своих отъездах и развлечениях. Слуга, одетый в не первой свежести ливрею, удивленно воззрился на приезжих — Филиппа он знал, а вот Александра признал с трудом. Но вовсе не поспешил докладывать, а размеренным тоном — старая закалка проявлялась даже в этом — уточнил имена и титулы всех джентльменов, посетивших без положенных предварительных церемоний дом его господ. Важно поклонившись и сообщив, что будет иметь честь доложить господину барону о прибывших, он прошествовал в кабинет Шеффилда. Столь же важная и плавно движущаяся служанка вышла было принять у гостей шляпы и трости, но, не увидев ни того, ни другого, да еще обнаружив, что один из джентльменов в одной лишь в рубашке, в испуге округлила глаза, словно перед ней обнажился сам король Англии. Александр, подавив смешок, быстро стянул с себя сюртук супруга и протянул ему одежду: — Милорд, наденьте, пожалуйста, — попросил он вполголоса. — Еще двое с Филиппом? — приглушенный дверью кабинета голос деда все же долетал до слуха. — А у нас достаточно еды, чтобы накормить столько народа? Неподдельное волнение старого барона чуть отдавало скряжничеством, но ответ слуги, видимо, успокоил того. Наконец дворецкий вернулся и пригласил всех в гостиную, которая, скорей всего из соображений экономии, исполняла и функции столовой. Филипп исчез из вида, отправившись на второй этаж в предназначавшиеся ему покои — он тоже был потрепан в приключении и явно обескуражен его итогом. Слуги из поместья Дорсмуртов не спускали глаз с пленников, лежавших связанными в повозке, и Александр попросил дворецкого по очереди напоить их чаем и, если это не будет стоить много хлопот — выдать им хлеба, перекусить. Сам он не собирался оставаться на ужин и надеялся, что Томас поддержит его в этом. Наконец, барон Шеффилд, сменивший домашнюю одежду на более приемлемую для встречи гостей, появился в гостиной. — Добрый вечер, господа. Присаживайтесь. — Подслеповато щурясь, он осмотрел сначала внука, затем перевел взгляд на высокого мужчину, которого представили как мужа Александра. — Прошу простить, что не слишком готов встретить вас, но и ваш визит был нежданным. Чем обязан? Не льщу себе, что мой внук соскучился и решил навестить родственников. Александр покраснел — ему было стыдно перед Гриром за столь сухой прием от собственного деда. Хотя, после семейства Уотли Томас вряд ли питал какие-то иллюзии о семейных привязанностях между их родней. Дед был высоким и прямым как палка. Засушенная палка. И в этом даже чем-то напоминал Грира. Разве что лет на двадцать пять старше. Но на его фоне Томас Грир даже очень выигрывал — от него исходила энергия, которая пробивалась даже через его внешнюю «застегнутость». А Грант Шеффилд представлял собой анахронизм, переживший прошлое и старательно удерживавший в своем мире старые вымершие устои. Он словно не жил полноценно, а подпирал собой этот особняк и некие ценные для себя понятия, от которых он не отречется до самой смерти. Служанка, явившаяся с большим подносом, водрузила на стол большой медный чайник с серебряным ситечком на носике, и разлила ароматную жидкость по чашкам. Свежеиспеченное печенье в виде круглых шариков из песочного теста, показалось Алексу очень аппетитным — оно пахло корицей и ванилью. Он вдруг вспомнил, что такое же им подавали в их последний визит, когда родители были еще живы. Словно зачарованный, он взял двумя пальцами одно из печений и надкусил. — Значит, вместо того, чтобы жениться и завести полноценную семью, мой внук лег под мужчину! — видимо, старик не собирался церемониться. — Прискорбно слышать, но раз уж случилось, остается только надеяться на второй брак. Печенье едва не застряло в горле Алекса — пришлось хлебнуть чая, который оказался горячим, и Саша все же закашлялся. Подобная резкость была в духе Шеффилда, о чем его внук уже позабыл, а сейчас оставалось лишь молиться, чтобы Томас держал себя в руках. Он поднял на супруга умоляющий взгляд. Томас Оливер Грир не в первый и не в последний раз встречал подобный прием и потому не стушевался. Странно, что еще по нему самому не прошлись, что, мол, нищеброд, выскочивший из бедноты, отрепье. Уверенно опустившись в кресло напротив почтенного старца, Грир небрежно произнес. — Мне вина, пожалуйста, а моему мужу горячего вина с пряностями. От трапезы мы воздержимся, время позднее, и я не намерен вас задерживать больше, чем то понадобится. Он дождался, когда служанка удалится, и продолжил: — К моему прискорбию, не несказанная тоска Саши по вам, почтенный барон, причина нашего позднего визита, а тот неоспоримый факт, что мой супруг имел несчастье оказаться в щекотливой ситуации, связанной с человеком, которого вы приютили под своей крышей и за которого посему в какой-то мере в ответе. Речь идет о гнусном похищении моего возлюбленного мужа вашим родственником, неким… хм… Филиппом Уотли. Я полагаю, даже то, что ваш младший внук стал младшим мужем, не повод считать его легкодоступным и пользоваться им, как заблагорассудится. Например, похищать с собственного званого вечера от гостей, от мужа, наконец. Хотя, возможно, в семействе Саши посмотрят на этот вопрос иначе. Возможно, здесь, в глубинке, есть какие-то местные традиции между родственниками, но я придерживаюсь правил цивилизованного общества и законов Англии, в которых четко оговорено, что похищение человека против его воли — уголовно наказуемое преступление. Но поскольку вы, барон, наш добрый родственник и человек, несомненно, обладающий опытом и здравым смыслом, я счел разумным обратиться к вам за советом в этом деликатном вопросе — как поступить мне, любящему и заботливому мужу, когда честь и жизнь моего дражайшего супруга оказалась на волоске от неминуемого и непоправимого? *** Дед был как скала — отесанная ветром, но все же скала. И внешне — рубленые черты лица: приятные, породистые, как у гранитной статуи. И характер под стать — жесткий, непробиваемый. Александр смотрел на него, пока его муж говорил, и понимал, что если Филиппа и накажут, то уж не за то, что похитил его. Барон лишь больше щурился, не отводя взгляда от Грира, словно встречал его напор пиками ответных слов — пока еще не произнесенных. Говорили, что только один раз он прогнулся под обстоятельства — когда его жена уговорила его простить и принять в лоно семьи любимую дочь, сбежавшую под венец с герцогом Дорсмуртским. Именно тогда нежная и трогательная покорность бабушки смогла свершить чудо, пробив броню прочного нрава деда. А сейчас тот вряд ли взглянет на младшего внука, как на интересного ему человека — Саша знал, что от него ждали многого, как от будущего владетеля этих мест, а сейчас дед видел в нем лишь приставку к старшему мужу. А потому аргументы Каррингтона не возымеют действия. — Он даже сам за себя постоять не может, да? — Это не было явным презрением, но голос был слишком ровным, чтобы означать что-то иное. Заключение браков с младшими мужьями было разрешено законом лет пятьдесят назад, но бароном Шеффилдом так и не было принято: мужчины их семьи не должны становиться заменой женщинам для других мужчин. Алекс до побеления стиснул пальцами подлокотник и выпрямился в кресле, вскидывая подбородок, невольно становясь более изящной копией своего деда. — Ну что ж, господа! — Барон поднялся из кресла. — Благодарю за то, что предупредили меня о непозволительном и позорном поведении моего внука. Хотя сослать его дальше, чем его выслала собственная мать — в эту глубинку, я не смогу, но приму меры. А вот в этом Александр был уверен — Филипп еще трижды пожалеет о своей глупости. Вряд ли ему позволят сделать без наблюдения хоть шаг из поместья. В глазах деда он опозорил себя тем, что позарился на мужчину, и неважно, кто тот — кузен или сторонний. Хотелось побыстрей уехать — надо было еще решить вопрос с наемными бандитами. Главным судьей во время своего присутствия во владениях был именно он, Александр Грир. Но не успели они выйти, как на пороге гостиной появилась седая леди — несмотря на возраст — элегантная и стройная. Сразу становилось ясно, чьи глаза передались Александру. Барон неодобрительно воззрился на баронессу, но та, мягко взглянув на мужа, решительно подошла к Саше, которого, казалось, только и видела сейчас, и обняла, притянув к себе, как маленького ребенка, укачивая на плече. — Сашенька, — и больше ни слова. Держала, наслаждаясь ответным объятием внука, а потом отпустила, повернувшись к Гриру. — Господин барон, берегите его, пожалуйста. Грант Шеффилд закряхтел и извинился, покидая комнату: — Слоун, велите подать лошадей. Для моего внука оседлайте моего коня — не дело ему ехать на одной лошади с мужем. В себя Алекс пришел только уже на обратном пути. Он молчал, сглатывая переживания, комком стоявшие в горле. — Она тихонько сказала, что приедет завтра, Томас. Если ты не против… — он и не заметил, как обратился к супругу на «ты». *** Томас смотрел на старого оппонента, оценивая его. — Вот и отлично. Так же, прошу вас довести до сведения Филиппа, что ему пожизненно отказано в доступе на наши земли, он персона нон-грата в нашем доме. Разумеется, это не относится к вам, барон. Вас мы будет рады видеть, когда бы вы того ни пожелали. Встреча же с почтенной баронессой словно растопила лед в Томасе, и он почтительно склонил голову над ее рукой, поцеловав тоненькие пальчики, ласково улыбнувшись. Глаза барона лучились теплом и приветливостью хотя бы оттого, что эта леди не смотрела на него с холодным высокомерным отвращением. — Уверяю вас, милая леди, я позабочусь о Сашеньке. Простите, что потревожили вас в столь поздний час. Садясь в седло, Грир только обронил: «Могли бы и предложить коляску.» Но более ничем не выразил свое неудовольствие, даже наоборот, сказал, что всегда будет рад встрече с почтенной мадам. — Вы… — он глянул на плененных сельских хулиганов. — Завтра получите официальное письмо об отказе в аренде и подлежите выселению в течение суток. Вы более не сможете жить на этих землях. Я не поощряю неблагодарную собаку, кусающую добрую хозяйскую руку. Пусть убираются прочь, и проследите, чтобы их выселили в течение завтрашнего дня. Он кивнул конюху, и тот развязал руки похитителям. — Возвращаемся домой, я чертовски устал от деревенской идиллии и хочу выпить хорошего бренди, поесть и опустить ноги в ванну. Остальную дорогу Грир молчал и дома передал Сашу заботам дворецкого и, конечно, вездесущей экономке, от которой сохранить тайну не мог даже дворецкий, а сам ушел в свои покои. Еще долго он, пытаясь восстановить душевное равновесие, отлеживался в воде, давно остывшей. Женитьба принесла ему отличное материальное состояние, но порядком выбивала из колеи морально. Как и в первый раз, выгода была очевидна, но сомнительна, и Томас закрыл глаза, пытаясь изгнать из своего измученного тела беспокойство за Сашу, усталость от долгой скачки и досаду от все увеличивающегося круга своих недоброжелателей. *** И все же, несомненные плюсы в том, чтобы являться младшим мужем, были — его супруг быстро и четко распорядился насчет двух негодяев. Хотя, Алекс очень хотел узнать, что сподвигло их на подобное? Особой нужды жители его деревень не испытывали. Разве что всегда находились любители быстрой наживы, не желавшие гнуть спину на поле, а готовые ухватиться за любое сомнительное предприятие. Но он все же решил завтра потихоньку от Томаса послать слугу узнать о репутации этих двоих. Длинный и тяжелый день закончился — гости разъехались, спроваженные какой-то байкой опытного дворецкого. Алекс, отмокая в приготовленной для него второй ванной, отгороженной по старинке ширмой от ванны, где молча возлежал Грир, прислушивался к его дыханию. Кажется, визит к деду задел того намного больше, чем похищение. «Конечно, со мной ведь ничего не произошло, а в Шеффилде сапогами прошлись по его самолюбию…» Было немного обидно, но, перемолов в себе досаду, Александр первым вышел из воды, принимаясь вытираться мягким полотенцем. Но, «случайно» задев хлипкую ширму, свалил ее, представая перед мужем обнаженным — только успев прикрыть причинное место. — Извините, милорд… — полотенце, быстро мелькнув, сменилось длинным халатом, накинутым с небывалой скоростью. Обмотавшись его полами едва ли не в два обхвата, Александр прошел в спальню — здесь были их общие покои с одной кроватью, как и полагалось супругам. Возможно, Томасу сейчас и хотелось обиженно засопеть, старательно утопив во сне неприятности этого дня, но Алексу не слишком нравилась перспектива одиноко лежать у него под боком в качестве согревающего элемента. В столичном доме он бы отправился в библиотеку, однако здесь слуги вряд ли поймут такой маневр. Хотя, кабинет, вольготно захваченный мужем, вполне может заменить библиотеку. На шум Грир приоткрыл один глаз, заметив пикантное зрелище, открыл второй глаз и повернул голову, принявшись разглядывать всю картину целиком. Но прекрасное видение быстро скрылось под халатом, и Грир снова повернул голову и прикрыл глаза, разве что улыбка тронула его губы. Спустя еще четверть часа, Томас вышел-таки из уже почти ледяной воды, обтерся насухо и, не одеваясь, направился в спальню. Бокал легкого домашнего вина перед сном подкрепил его силы, и барон, вновь обретя душевное равновесие, обернулся к кровати. Саша лежал там с видом нахохлившегося цыпленка. Поднырнув под одеяло, Томас силком притянул к себе своего совершенно неугомонного мужа. — Итак, милорд, а теперь расскажите, где вас трогали, как щупали и все пикантные подробности похищения. Можете подключить воображение, я не против, хотя версия, что похитителей была дюжина, и они залюбили вас всей бандой в самых распутных позах — будет встречена с легким недоверием.