***
Им обходит гараж, заглядывает в каждый уголок в тысячный раз, но так и не находит себе занятия, чтобы отвлечься. Он понятия не имеет, куда запропастился Вонхо, и не может позвонить ему, потому что на новом телефоне контакт мужчины просто отсутствует. Гюн жалеет еще раз, что спустил «динозавра» в унитаз. Он обзывает себя дураком и бьется головой, благо об подушку. Такая импульсивность и склонность к глупым поступкам вряд ли поможет шатену в будущем. Кихён появляется из ниоткуда, и Чангюну даже сложно представить, где парень раздобыл адрес этого гаража, но шатен правда рад видеть друга хотя бы потому, что одиночество и куча неразберихи вот-вот помогут ему угодить в глубочайшую депрессию. Ю бросается в Има небольшим рюкзаком с его же вещами, называет «задницей», а затем крепко обнимает, и Гюн ломается. Он плачет на плече лучшего друга и, вытирая слезы провонявшими рукавами замшевого пиджака, рассказывает все, что запомнил и вряд ли сможет забыть. Кихён успокаивает его, клянется, что ничего не знал об этом, и впервые в жизни говорит, что Чангюн поступает правильно. Говорит, что он заслуживает больше любви и уважения, чем получал всю свою жизнь, и шатен обнимает друга так, как никогда раньше. — Спасибо, Ки, — шепчет Гюн, укладывая голову на плече темноволосого, — я не ожидал от тебя таких слов, клянусь. — Я лишь хочу, чтобы мой друг был счастлив, — говорит Кихён, по-доброму взлохматив волосы Има, — и если твое счастье здесь, рядом с Вонхо, то я буду только рад. Чангюн на этот раз не знает, что сказать. И не знает даже, где это самое счастье. Он понимает, что влиться в ритм жизни Вонхо будет сложнее, чем что-либо другое. А еще шатен и не подозревает, чем занимается мужчина, когда они не рядом друг с другом. И это вовсе не интригует, а скорее пугает временами. Чангюн, черт возьми, не знает, найдется ли ему здесь место, но пока что от Вонхо он отказаться не в силах.***
Громкий рев мотоцикла слышен за несколько сотен метров, и Гюн уверен, что ему пора бы подняться с кровати и сделать вид, что это не он страдал от уныния после ухода Кихёна. Шатен смотрится в зеркало и остается довольным своей укладкой на скорую руку. Он оттягивает длинную кофту, под которой едва видны короткие черные шорты, в которых парень обычно спит летом. Чангюн и не догадывался, что в этом гараже будет так холодно. Он дрожит и хочет поскорее угодить назад под одеяло, но звук мотора за стеной затихает. Вонхо открывает большую дверь для въезда и слегка пугается, увидев шатена, что стоит посреди комнаты. — Чего не спишь? — спрашивает брюнет, улыбаясь и продолжая копошиться с мотоциклом. — Поздно ведь. — Я хотел дождаться тебя, — отвечает Чангюн и, все-таки сдаваясь, прыгает на матрасы, чтобы укрыть хотя бы голые ноги. — Ну, чтобы обсудить все. Вонхо молчит, загоняя мотоцикл и наконец глуша его. Он молчит и дальше, снимая испачканную дорожной пылью кожанку и оставаясь лишь в узких черных джинсах и влажной от пота белой футболке. Брюнет делает себе крепкий кофе и не испытывает никакого дискомфорта от пристального взгляда Чангюна, что все еще ждет ответа. Лишь только когда горячий напиток готов, Вонхо подает голос, опираясь бедрами на ненадежную кухонную тумбу, одиноко стоящую у холодильника. — Чжухон рассказал мне все в подробностях, — говорит брюнет, и Гюн даже вздрагивает, заметив, как его кулак сжимает угол столешницы. — Я не хочу, чтобы ты думал и вспоминал об этом. Лучше скажи, как тебя угораздило напиться до потери сознания? Шлем, который был на тебе, ужасно воняет. Чангюн краснеет и стонет от стыда, заваливаясь на кровать и закрывая лицо руками. Ну почему Вонхо говорит ему забыть о вчерашнем, а сам упрекает такими унизительными вещами? Гюн очень хотел бы забыть о своем позоре, хоть и помнит все лишь жалкими отрывками. Но ведь это брюнет виноват в его дурацких выходках, и Им решает, что лучшая защита — это нападение. — Я думал, что ты бросил меня! — отчаянно заявляет Чангюн, поднимаясь и усаживаясь на колени. Он намерен смотреть в глаза Вонхо, который, в свою очередь, выглядит совершенно спокойным. — Я ведь говорил, что уеду лишь на время, — отвечает брюнет, ставя уже пустую чашку в старую, ржавую раковину. — Я-я знаю, но… — мнется Гюн, опустив голову, — я слишком сильно боюсь потерять тебя. Вонхо улыбается и опускает голову, будто хочет эту улыбку спрятать. Затем Чангюну кажется, что старший смеется над ним, над его чертовыми чувствами. Но эта мысль развевается так же быстро, как Вонхо оказывается прямо перед ним, стоя на коленях у матрасов и придерживая острый подбородок длинными пальцами. Смотрит так пронзительно, как умеет лишь он. И этот взгляд, по правде, всегда действует на Чангюна, как ненавистный алкоголь. Младший неосознанно тянется за поцелуем, прикрывая глаза, но, кажется, Вонхо еще не закончил. Он увиливает, тихо и хрипло смеется, а затем продолжает: — Если бы я хотел попрощаться с тобой, — шепчет брюнет, случайно либо осознанно сталкиваясь кончиком носа с таким, черт возьми, привлекательным носом Гюна, — я сделал бы это еще в самом начале. — А сейчас? — совершенно бессмысленно спрашивает Чангюн, вдыхая тот воздух, что надрывно выдыхает старший. — А сейчас я слишком привязан к тебе, глупый, очень глупый Чангюни. Им хватает еще одного выдоха, который тонет в нежном поцелуе, более похожим на невесомые прикосновения губ друг к другу. Вонхо обвивает руками талию младшего, чувствует, как изгибается его спина в попытках утянуть брюнета на кровать, но не поддается. Он едва не мурлычет от нежных прикосновений тонких пальцев к задней части шеи. Чангюн жалобно хнычет, будто ждал этого всю свою жизнь, хоть на самом деле так оно и есть. И если сейчас Вонхо опять отступит, оставив Има наедине с огромной обидой и неудовлетворенной проблемой в штанах, первому точно не поздоровится. Может, поэтому Чангюн углубляет поцелуй, скользя языком меж пухлых губ, и льнет ближе. Младший хнычет от того, что не может почувствовать тепло тела Вонхо сквозь плотную ткань толстовки, но брюнет, кажется, не намерен ее снимать. Он принимает все поцелуи, сжимая пальцы на боках Гюна до маленьких красных пятен, а затем проводит ладонью по оголенному из-за слишком коротких шортов бедру. Кожа младшего покрыта мурашками, и даже жаркие поцелуи не согревают его холодные губы . Вонхо через силу отрывается от нуждающегося парня. — Тебе холодно, — хрипло и чересчур низко говорит старший, очерчивая тыльной стороной ладони покрасневшие от возбуждения щеки Чангюна. Шатен фыркает, льнет обратно к брюнету и бездумно подхватывает его футболку, намереваясь стянуть её через голову. Гюн стонет громко и бесстыдно, смотря на покрывшийся испариной пресс и мощные плечи, ритмично вздымающиеся от тяжелого дыхания. Шатен кладет ладони на теплую грудь и жадно кусает чужие ключицы, не в силах отпрянуть. Вонхо закрывает глаза, прочесывает волосы холодно-коричневого цвета, и пытается приостановить Чангюна, чтобы хотя бы иметь возможность забраться на матрасы. И когда губы Има освобождаются от весьма увлекательного занятия, он безвольно падает на спину, стараясь утянуть за собой тяжелого и смеющегося Вонхо, и ворчит, улыбаясь тоже. — Могу поспорить, что ты знаешь, как меня согреть. Брюнет смеется громче, но воспринимает слова младшего слишком серьезно: теплыми руками забирается под толстовку Гюна, даже не собираясь ее снимать. Ладони Вонхо оглаживают плоский, но мягкий и чересчур привлекательный даже на ощупь живот, а затем поднимаются к груди и выступающим ключицам. Старший изучает каждый сантиметр тела Има и позволяет себе одновременно красть невесомые прикосновения чужих приоткрытых в ожидании губ. Вонхо сжимает между пальцами возбужденный сосок младшего и довольно улыбается, когда тот изгибает спину и неосознанно хватается руками за спину брюнета, чтобы притянуть его ближе. Гюн все еще дрожит, и даже его губы подрагивают в ненавязчивом поцелуе, а Вонхо чувствует себя ужасно виноватым, потому что здесь есть лишь маленькое окно под потолком, но даже оно не закрывается достаточно плотно. Но Чангюну, кажется, ничто не может помешать добиться, наконец, желаемого. Он толкается бедрами вверх, вызывая у старшего впервые громкий и несдержанный стон. — Ну же, Вонни*, — шепчет Им, за шею притягивая брюнета к себе, хоть ближе уже некуда. — Будь смелее, Снежная королева. Вонхо хрипло и вынужденно смеется, хоть и самому становится больно от того, насколько узки чертовы джинсы на нем. Но у вора планы слегка другие, нежели закончить все слишком быстро. Брюнет задирает бежевую кофту, открывая себе вид на тот самый привлекательный живот и тяжело вздымающуюся грудь. А затем целует холодную, покрытую мурашками кожу у пупка, оставляя влажную дорожку по пути к затвердевшим соскам. Чангюн не знает, куда себя деть. Он хватается за простыни, и даже пальцы на ногах поджимаются от долгожданных прикосновений. Вонхо обводит сосок кончиком языка, а затем прикусывает его легко и почти неощутимо, но каждое действие для Гюна, кажется, сравнимо с чем-то необычайным, и брюнет не может отвести взгляда из-под спадающей челки от того, как вытягивается лицо младшего. Его притягательные губы застывают на выдохе, а руки так и продолжают искать помощи в бедных простынях. — Спокойнее, малыш, — шепчет Вонхо, оставляя влажный поцелуй на четкой линии челюсти, — кажется, у тебя жар. И правда, лицо Гюна горит, и тело начинает покрываться красными пятнами, нагреваясь тоже. Брюнет беспокойно прижимается губами к вспотевшему лбу и мысленно подтверждает свои догадки. Чангюн выглядит заболевшим, но в то же время до предела возбужденным, и Вонхо в прямом смысле не знает, что делать дальше. — Я умру, если ты не продолжишь, — ворчит Гюн, подаваясь вверх еще раз. Но Вонхо думает слишком долго, чтобы Чангюн дал ему еще несколько секунд, так что младший берет инициативу в свои руки. Он толкает опешившего мужчину на спину, а затем забирается на его бедра, опираясь ладонями на крепкую грудь. У шатена перед глазами плывет от тела, вид на которое открылся перед ним, а еще от того, как руки Вонхо все еще жадно сжимают его бока под толстовкой. Им находит для себя новую любимую вещь в теле старшего. Он целомудренно целует маленькую родинку у пупка несколько раз, а затем без спроса, и не нуждаясь в разрешении, оставляет краснеющие засосы немного ниже. Застежка черных джинсов такая же дурацкая, как их ткань, что прилипает, будто вторая кожа, и Гюн нетерпеливо стягивает мешающую одежду вместе с боксерами. Вонхо нелепо смеется, когда младший запутывается в длинных штанинах и тихо чертыхается себе под нос. — Ну что?! — ворчит шатен, глазами ища место, куда бы отбросить джинсы. — В следующий раз будешь сам снимать эту змеиную кожу. Брюнет кивает, и, не удержавшись, притягивает Гюна для очередного поцелуя, все еще улыбаясь. Но улыбка исчезает в тихом, надломленном стоне, когда проворные пальцы шатена обхватывают возбужденный член у самого основания, а затем двигаются к головке и обратно, распределяя естественную смазку по всей длине. Чангюн так сосредоточен, когда отрывается от губ Вонхо, он медленно сползает ниже, умещаясь между ног старшего. — Гюн… — Помолчи там. Но мужчина не молчит. Он низко стонет, когда головка его члена оказывается в горячем плену чужих губ. Чангюн слизывает капельку смазки языком, а затем с упоением проводит им широкую полосу от самого основания. Он не задумывается, прежде чем смело вобрать внушительных размеров орган до половины, обильно покрывая его собственной слюной. Вонхо, боясь сделать что-то лишнее, осторожно и без напора зарывается пальцами в чужие волосы, убирает их с лица и слишком сильно напрягает пресс, чтобы приподняться и увидеть лицо Гюна, когда тот вытворяет такие… вещи. А младший делает это, наслаждаясь почти так же, как сам мужчина, облизывая собственные губы и подбирая кончиками пальцев капельку слюны, стекающей по его подбородку. И лучше бы Вонхо не смотрел на все это. Он откидывает голову от переизбытка ощущений и сквозь зубы просит Гюна остановиться, чтобы все не закончилось слишком быстро и, в какой-то мере, унизительно для самого брюнета. Чангюн довольный, но до боли возбужденный, все же отрывается от своего занятия, ползет выше, чтобы вновь поцеловать свою любимую родинку. А Вонхо, широко открыв глаза и покачивая головой, пытается сообразить, что делать дальше. Благо осознание приходит само собой, и старший утягивает шатена на свою грудь, чтобы затем поменять их местами, нависнув над чужим телом. — Готов? — шепчет брюнет, и звучит это так, будто это у него нужно переспрашивать. Чангюн лишь кивает, нежно улыбаясь и невзначай целуя влажную от пота шею, когда Вонхо нависает над ним, потянувшись, видимо, за смазкой и презервативами. Гюн не будет спрашивать, что эти вещи делают под одним из матрасов, да и сам не хочет уточнять, что мужчина, к сожалению, не его первый. Кому это, к черту, нужно, если даже секс у них с привкусом чего-то необычного, неизведанного и непредсказуемого. Чангюн ждал этого слишком долго, и теперь он откидывает голову на подушки, дрожит все еще то ли от жара, то ли от ожидания, и расставляет ноги в нетерпении. Вонхо стягивает ненавистные шорты, под которыми не оказывается белья, и это не то, что должно удивлять, но глаза старшего все равно расширяются. Он наклоняется, чтобы осыпать короткими поцелуями выступающие тазовые косточки, но Гюн останавливает его, запуская пальцы в черные мягкие волосы. — Просто сделай это, ладно? — хрипит младший, выглядя абсолютно убедительно. — Я не смогу терпеть ни минуты, если ты решишь подразнить меня. Вонхо улыбается, довольный собой, но в его подрагивающих руках и тревожном взгляде Чангюн все еще видит неуверенность и заботу, которую раньше так редко замечал. Может быть, такой Вонхо, нерешительный и трепетный, — настоящий? Может быть, поэтому он так долго не позволял Гюну бОльшего. Так много «может быть», и сейчас не лучший момент, чтобы думать об этом, потому что брюнет, согрев смазку в собственных руках, подносит указательный палец к дырочке младшего. Он наклоняется, чтобы занять Чангюна легким и ненавязчивым поцелуем. В то время его палец хоть и медленно, но все же растягивает жаркие, даже чересчур, стенки входа Има. Младший хмурится, его брови сводятся к переносице, а ноги неосознанно напрягаются в попытке стиснуться, но встречают сопротивление в виде больших и слишком сильных бедер Вонхо. Свободная рука старшего гладит волосы Гюна, отвлекает массирующими движениями, и когда шатен начинает едва не мурлыкать от наслаждения, мужчина добавляет одну фалангу второго пальца, настойчиво надавливая. Терпение обоих слишком рискованно истекает, и когда Чангюн, хоть морщась и болезненно сжимая челюсти, говорит Вонхо войти пальцами еще глубже, старший слушается. Он проталкивает их до конца, ловя губами сломленные и хриплые стоны шатена. — Я-я так хочу тебя, — бормочет Гюн в чужие губы и неожиданно толкается навстречу медленным движениям, подавляя в себе болезненный вздох. Вонхо определенно будет жалеть об этом, но он в спешке раскатывает презерватив по уже покрасневшему от перевозбуждения члену и обильно смазывает его приятно пахнущей ванилью смазкой. Чангюн обвивает шею старшего руками, и на нем до сих пор чертова толстовка, рукава которой слишком длинные и вечно мешаются, но брюнет ни за что не снимет ее с парня. Он вводит одну лишь головку, медленно и осторожно, пытаясь отвлечь шатена поцелуями. Но он опять дрожит, и Вонхо чертыхается, выпрямляясь и ища позади себя одеяло. Старший возвращается к нуждающемуся Гюну и теперь уже накрывает их обоих едва ли не с головой. Он терпит то, насколько жарко вспотевшему телу под слишком теплым для лета одеялом, но Иму, кажется, лучше. Следы от коротких ногтей младшего отпечатываются на спине Вонхо, когда он, осмелев, наконец входит до самого основания, не сумев подавить громкий стон наслаждения или даже облегчения. Брови Чангюна все еще сведены к переносице, но его губы все так же приоткрыты, а ступни призывно нажимают на поясницу старшего, позволяя двигаться. И Вонхо двигается, обещая себе продержаться хотя бы несколько минут, хоть от вида парня под ним и от узости шелковых стенок хочется буквально лезть на стену. И Чангюн теряется тоже, громко стонет и кусает ребро собственной ладони, когда каждый следующий толчок приходится точно по простате. — Такой красивый, — шепчет брюнет куда-то в щеку младшего вперемешку с громкими, уже далеко не сдержанными стонами. — Невероятный. — Я больше не могу, — мычит Гюн, громко выстанывая чужое имя, что эхом отбивается от бетонных стен. Вонхо ускоряется, опираясь руками на кровать по обе стороны от головы Има. Старший не может взгляда отвести от застывшего на лице шатена наслаждения. От того, как его глаза зажмуриваются и как ровные зубы едва не до крови прикусывают пухлую нижнюю губу. Гюн сильно вздрагивает, и теперь Вонхо точно знает отчего. Ногти младшего теперь царапают грудь мужчины, пока он, совершенно без рук и совершенно прекрасно кончает, покрывая свой живот белесыми каплями спермы. Вонхо подхватывает обессиленные, но от того не менее прекрасные ноги на собственные плечи, делая толчки более резкими и глубокими. Он видит, как изгибается спина младшего, как его влажные волосы прилипают ко лбу, и сам себе не верит. Не верит, что видит что-то подобное. Вонхо кончает обильно с громким, не подавленным стоном, и обессиленно ложится на грудь Гюна, что сразу же прочесывает пальцами уже совсем мокрые волосы. — Теперь ты понимаешь, от чего отказывался? — хрипло и едва разборчиво ворчит Чангюн откуда-то сверху, за что получает неожиданный щипок за бок и тихий смешок в разгоряченную кожу.