***
— Идиотская простынь, господи, — чертыхается Чангюн, нервно дергая ногой в попытках вырваться. — Тшш, спокойнее, — Вонхо низко смеется, обхватывая руками нагое тело младшего и прижимая его к себе. Гюну сложно успокоиться: он слишком мокрый после душа, слишком взбудораженный с утра и слишком возбужденный с членом в заднице. Осточертевшая простынь обматывает ногу, сковывая движения, и, кажется, с треском рвется, когда шатен, бросив попытки выбраться, просто продолжает ритмично двигаться, ловя губами хриплые стоны Вонхо. Поход в душ сорвался, они успели только почистить зубы и намочить волосы, а после… это случилось слишком внезапно. Брюнет набросился на Гюна, подхватил на руки и, сжимая мягкие бедра настойчивыми ладонями и терзая сухие от пасты губы грубыми поцелуями, понес обратно к кровати, бросая податливое тело на жесткий матрас. А теперь Чангюн чертыхается вперемешку с громкими выдохами и низкими стонами, когда рука Вонхо обхватывает его слишком возбужденный член тугим кольцом. Ладони младшего ищут опору на широкой груди брюнета и все же находят ее, когда ноги устают от быстрых движений. Вонхо сдувает прядь подсохших волос Чангюна с собственно лица и улыбается, подавляя очередной стон, когда видит уже не такое сосредоточенное, а скорее разбитое и уставшее выражение на лице Има. Парень насаживается на член старшего до основания и ерзает, сдавленно хныча, когда головка в который раз попадает по простате. Руки Вонхо изучают теперь уже влажную от пота, а не от воды спину, оглаживают каждый позвонок и проводят по изящной линии посередине, что ведет к изогнутой пояснице. Большие ладони бесцеремонно сжимают задницу младшего, оставляя красные следы от ногтей. Вонхо намерен помочь Гюну увидеть звезды. Он притягивает шатена ближе, позволяя тому прижаться приоткрытыми губами к острой линии ключиц старшего, и уже самостоятельно вколачивается в податливо тело, лаская слух томными, еще более громкими стонами. Чангюн кончает так красиво, что те самые звезды блекнут. Он изгибается, впиваясь короткими ногтями в сильные плечи Вонхо, пока белесые капли растекаются по напряженному животу старшего, а сам он изливается глубоко внутри шатена, не отрывая все еще жадного взгляда от вытянутого в блаженстве лица. Им обессилено падает на чужую грудь, глубоко дыша, его слегка подкидывает от дыхания брюнета. Младший смеется, ковырнув пальцем светлую, почти фарфоровую кожу, а потом просто думает, был ли он когда-либо так же счастлив. Грудь Гюна переполняет чувство легкости, и это поистине лучшее утро в его жизни. — Кажется, нам пора на исходную, — говорит Вонхо, отчего Има едва не в истерику бросает. — Еще раз?! — резко поднимаясь и перепугано смотря на брюнета, спрашивает младший. — Я про душ, дурачок, — Вонхо смеется, скидывая с себя Гюна и лениво поднимаясь. — Ах, да. Мы должны выехать через двадцать минут, так что поднимай свою, — мужчина шутливо кашляет в кулак, — работоспособную задницу и беги мыться. — Боже, ты идиот.***
Они останавливаются, чтобы заправить мотоцикл, когда на улице уже темнеет. Вонхо покупает Чангюну самый большой хот-дог, а себе гамбургер с двойным сыром и напрочь отказывается делиться. Наверное, карма существует, потому что половина бутерброда просто выпадает из рук мужчины, а наблюдательный пес, живот которого уже едва ли не по земле ползет, подбирает еду и убегает под недовольные возгласы брюнета. Конечно, Гюн улыбается, хвалит собаку и отдает Вонхо все, что осталось от хот-дога. Сегодня, к счастью, тепло. Лето чувствуется даже в розовом закате с ярко-оранжевыми лучами почти скрывшегося за горизонтом солнца и в горячем асфальте, что как следует прогрелся за день. Благо Чангюн надел футболку под комбинезон и сейчас снимает верхнюю часть, завязывая рукава на бедрах. За день младший успевает смириться с майкой Вонхо, растянутые лямки которой не прикрывают даже грудь. Гюн чувствует себя неудовлетворенным подростком рядом с брюнетом, но понимает, что они никогда не доберутся куда бы то ни было, если будут тратить все время на…более приятные занятия, чем езда в одной позе. Пес, укравший у Вонхо гамбургер, выглядывает из-за бензоколонки, машет хвостом, возможно, извиняясь. Гюн смеется над старшим, что корчит собаке злые рожицы, и зовет её, приседая. Воришка оказывается мальчиком, и его живот правда огромный, так что Вонхо, скорее всего, не единственная жертва этого мохнатого. — Такой хороший, — говорит Чангюн, прочесывая длинную шерсть за ухом пса. — В детстве я очень хотел собаку. Думал, мы будем спать в одной кровати, бегать по утрам и воровать вкусности из холодильника. — Не могу поверить, что ты не мог себе позволить собаку, — ворчит Вонхо, облокачиваясь на ржавую колонку и все еще злясь на воришку. — Когда мне было десять, я притащил одну домой. В тот же день отец приказал охраннику отвезти ее в приют, но, кажется, Хёну забрал Молли к себе, — Чангюн грустно улыбается, поднимаясь и отряхивая руки от шерсти. — Чтобы я не плакал, мне подарили хомяка, который умер через неделю. — Ты не кормил его? — Я раздавил его во сне. Вонхо хохочет, пряча лицо в ладонях, тогда как Гюн выглядит весьма серьезно, скрестив руки на груди. Он хмурится и ворчит, что это вовсе не его вина, но старшему вряд ли жалко хомяка. Вонхо смотрит на Чангюна, недовольного и капризного, и почему-то видит ребенка, которому не разрешили завести собаку. В голове старшего проскальзывает мысль, что, возможно, жизнь шатена никогда не была такой безоблачной, как ему казалось вначале. С каждым днем он узнает больше подробностей и убеждается, что Гюн глубже, намного глубже. Закат в движении расплывается, сочетая немыслимо теплые оттенки, и становится похожим на приглушенное пламя. Чангюн теперь отказывается от шлема и сейчас не жалеет ни секунды, потому что зрелища красивее он еще не видел. Они проезжают озеро, в котором последние солнечные лучи играют совершенно новыми красками, и Вонхо останавливается, будто прочитав мысли Гюна. Он съезжает на обочину, слезает с мотоцикла и криво ухмыляется, кивая младшему в сторону воды. — Хочешь, научу тебя плавать? Чангюн прикусывает губу, а вместе с ней и непринужденную улыбку. Впервые вода не пугает его. Здесь нет гадкого запаха морских водорослей, так что шатен едва не бежит к берегу, попутно развязывая рукава на бедрах. Они кое-как, не заботясь о состоянии одежды, раздеваются до нижнего белья и бегут на глубину, как в чертовых сериалах, держась за руки и визжа, словно дети. Вонхо валится с ног неслучайно, утягивая за собой Гюна, и тот сначала теряется, судорожно хватая воздух, когда оказывается под водой. Он выныривает, гулко дыша и пытаясь дрожащими руками убрать все намокшие и спутанные волосы с лица. — Хей, малыш, — тихо говорит Вонхо, опуская ладони Гюна, и сам убирает ему волосы, смотря этим теплым и в то же время уверенным взглядом. — Я здесь, ладно? С тобой ничего не случится. — Д-да, ладно, — голос Има дрожит и скорее не от прохладного вечернего ветерка, а от страха темной воды, под которой и ног не видно, — хорошо. — Разве что подводное чудовище откусит твою попку, — Вонхо подбирается ближе и в шутку сжимает задницу Гюна под водой, а затем смеется над совершенно детским визгом младшего, — но тогда ему придется иметь дело со мной. Шатену спокойнее, когда руки старшего обвивают его тело, прижимают крепче, а губы невесомыми прикосновениями ласкают шею. Чангюн запускает пальцы в отросшие черные волосы, мокрые, но по-прежнему мягкие на ощупь. Он обвивает ногами бедра Вонхо, и тот смеется, напоминая, зачем они вообще полезли в воду. — Я собирался научить тебя плавать, — говорит брюнет, щипая мягкие бока, что почти не ощущается под водой. — А я скучаю по твоему пирсингу. И правда, Гюн уже забыл, каков на вкус поцелуй, когда в губе Вонхо есть маленькое серебряное колечко. Старший снял его, кажется, слишком давно. Шатен целомудренно целует маленькую дырочку под нижней губой Вонхо, и брови второго ползут вверх от неожиданности. Вернее, Чангюн абсолютно точно никогда не говорил о своей зависимости от пирсинга брюнета. — Надо же, — удивленно говорит старший, кое-как все же выпутываясь из хватки Има, — ты бы знал, как неудобно есть мороженое с пирсингом. — Ты же откажешься от мороженого ради меня? — бормочет Гюн, неуверенно нащупывая дно под ногами. Вонхо смеется, глядя на младшего как на ребенка, что вспомнил о прихотях. — Так может поплаваем? — брюнет вздергивает бровь, протягивая Чангюну руки. — Давай, рыбка, двигай ногами. Это ужасно неловко. Им понятия не имеет, как Вонхо умудряется держаться на воде, грести, да еще и не наглотаться воды. Рот младшего постоянно открыт в немом крике, ноги как деревянные, совершенно отказываются двигаться, а руки и вовсе мертвой хваткой держатся за плечи брюнета. Как только Вонхо отпускает Гюна, второй идет на дно, возмущается и говорит, что плавание ему совершенно не нужно. Но потом возвращается, нахмурившись, и ложится на руки старшего, как маленький ребенок, и пытается грести. Брызги летят во все стороны, а в первую очередь — в лицо Вонхо, который благородно терпит все это, вертя Гюна по кругу и шутя про самолетик. — Хватит, пожалуйста, — хнычет Им, спрыгивая с рук старшего, — я безнадежен. — Допустим, — смеется Вонхо, растрепывая мокрые волосы младшего, — но не переживай. В других вещах ты гораздо лучше. Чангюн в недоумении смотрит, как брюнет дергает бровями, коварно улыбаясь, а затем с криками «Извращенец!» брызгает водой прямо в глаза старшего. Солнце уже успело полностью спрятаться за горизонтом, благо берег освещает несколько фонарей. Парни, разумеется, заканчивают свои детские дурачества весьма недетскими поцелуями. Вонхо кусает нижнюю губу Гюна, оттягивает ее, а младший, будто по щелчку, резко открывает глаза. Он определенно слышал шум на берегу, и когда брюнет в недоумении отстраняется, Им смотрит в сторону мотоцикла, а вернее на человека, что роется в рюкзаке Има. — Вот же черт, — хрипит Чангюн.