Зависимость.
Ни в наркотиках, ни в сигаретах, ни в алкоголе — в порезах и в человеке. Все мы такие адекватные и спокойные в обществе, притворяемся сильными, говорим о том, что резать и убивать себя — это плохо. А что на деле? Иногда наши мысли о смерти красивее, чем какой-либо роман у Достоевского. А кто-то убивает себя каждый день, и этого никто не видит, не понимает, да и вряд ли когда поймёт. Убивают себя незаметно, прижимая собственные руки к груди, неадекватно улыбаясь. Плакать люди, что не боятся смерти, разучились. Они плачут бесшумно — их никто и никогда не услышит, да и не нужно, чтоб слышали. По сути, им ничего больше не нужно. В руках лезвие. Нет, это ни неправильно, это не убивает. Убивает только жизнь, остальное помогает опираться, дабы не поскользнуться. Знаете, это как в ванной. Когда мы случайно поскальзываемся, мы за что-нибудь зацепляемся, либо реагируем в любом случае. У человека с рождения этот идиотский инстинкт самосохранения. А что, если его иметь не хочется? Что если хочется упасть и почувствовать, как лёгкие больше не могут выдохнуть сигаретный воздух с примесью ещё живого кислорода. Когда мы ляжем в могилу — нам уже будет всё равно. Нам будет плевать на того, кого мы любили, плевать на того хорошего интернет-друга с тумблера, который влюблён в балерину, а та даже не смотрит в его сторону. Всем плевать на то, сколько мы бьёмся о плинтус.Мы умрём так красиво и эстетично.
Даня даже не режет вены, он позволяет лезвию управлять им. Пальцы и ладони изрезаны, ноги тоже, но запястья так мало пострадали — им отдельная очередь. — Лиза, я люблю тебя... — шёпот отголосками одной и той же фразы в голове. Парень с веснушками хочет, чтобы Елизавета об этом знала и во что-то наивно верит. В голове танцует до боли знакомый голос, как будто чёртики включили его на музыкальную шкатулку и заставили слушать миллионы раз, поставив на повтор. Этот голос не даёт жить, заставляя почувствовать себя шизофреником, который слышит какие-то фразы, что в жизни просто-напросто никогда и не встречал. И этот голос, сводящикоторый, — голос Лизы. — Но она не здесь и даже не в другой комнате. Она не услышит, Дань. — это уже прозвучит вслух. И засмеётся сам над собой. Его разговоры в пустоту стали подобно необходимости рисовать на себе лезвием. Только так он может жить, ненавидя себя, пытаясь сказать что-то внутреннему разуму, только через крики во дворах по пьяни. Даня живёт лучше всех нас, но всё равно он понимает, что не достоин жизни.***
Ещё одна разбитая вдребезги кружка и хрупкий силуэт вылетает из квартиры, преодолевая три этажа наверх. Наверное, это чересчур хорошая удача, раз люк на крышу открыт, и есть возможность забыться здесь, хотя бы на время. — В кого же ты превратилась за эти три месяца, Лиза? В ёбнутую истеричку, да и только. — разговоры с собой — аналогично лучшее понимание жизни, иногда это спасает, заставляет задуматься, что есть выход, и что каждый раз ты мучаешь себя сам, а никто-либо другой. Девочка с русым цветом волос навсегда любит другого, но об этом никто и никогда не догадается. Её руки обнимают чужие плечи, пока на губах возникает фальшивая улыбка. Юлик способен спросить за вечер: любит ли его Неред — огромное количество раз. Но девушка, стиснув зубы, всё никак не способна ответить положительно, как и отрицательно впрочем. Лишь целует холодные губы, старается отвлечь, делая вид, что такие вопросы и задавать не нужно, ведь всё так очевидно. Однако каждый раз хочет лишь плакать. Если бы это был Данила, какое количество «да» звучало бы в ответ? Даня был другим, даже слишком искренним, что ли. Таскал какие-то завтраки в постель, которые по сути никогда и не требовались особо, бегал за цветами. Раньше это бесило и раздражало, но теперь понимаешь — это была просто слишком чистая любовь, но теперь она принадлежит другой. Лишь бы эта другая была достойна его, лишь бы он ни о чём не думал. Онешко другой. Хоть и показывает свою любовь, но её трудно разглядеть, практически нереально. А ещё он часто способен выносить мозг, заставляя чуть ли не рыдать, и крепкая психика уже давно переломалась сотни раз, а потому и плакать хочется абсолютно от всего. Он, как в тех сериалах дешёвых мелодрам, что якобы должны учить нас жизни: дарит лилии — самые нелюбимые цветы особы, она устала ему об этом твердить и со временем сдалась. А ещё тот каждый чёртов день выкапывает прошлое, словно тяжелой железной лопатой, не позволяя сопротивляться. И в целом каждый своим шагом готов сделать больно.ну сколько с тобой уже мы не вместе, с чужими людьми слушаем наши песни.
***
— В одной руке шампанское, наплевав на всё, подхожу к тебе: «Эй, пойдём на пару слов»... Такой по-настоящему тёплый вечер. Даня поёт ту самую песню, с помощью которой и признался в любви Лизе, тогда эти «Хули ты от меня бегаешь? Ебать, ты красивая!» — стали лучшими строчками сопливых романов, тогда пальцы рук сплелись воедино, а сердца начали биться в одинаковом темпе. Тогда она поцеловала, как и целует сейчас, позволяя струнам больше ничего не выдавать, а припеву в сотый раз не прозвучать. Мол, здесь я, рядом и никогда не планирую бегать и ради тебя знаю, что красивая. Но спасибо за всё скажу объятиями, ведь подарил ты мне даже больше, чем счастье. — Не замёрзла? — тихо интересуется Данила, как только маленькое тело прижимается столь крепко, а гитару приходиться отложить в сторону. — Ни капельки, — отвечает девушка, лёгко улыбаясь. Правда эти «ни капельки» для молодого человека не стоят ровным счётом ничего. Он всё равно снимает с себя куртку и накидывает на плечи Лизаветы, пока та начинает лишь сильнее улыбаться. До сих пор не может привыкнуть, что её настолько любят, настолько ей дорожат. Хочется, чтобы это длилось вечно, так ведь и планировалось до определённого момента. До момента пока идиллия спокойствия и обыденности не решила станцевать самый подлый канкан. Вся красота влюбленности постепенно уходила куда-то далеко, они слишком много кричали друг на друга, вспоминая самое плохое. В конечном итоге хоть и мирились, но чувствовали, что что-то внутри их отношений сломалось. И просто решили расстаться... Глупо, как же глупо, ведь оба на подсознательном уровне понимали, что нужно включить разум и просто совсем немного отдохнуть от совместного сожительства. Вместо этого в тот вечер сказали столько грубых слов в каждую сторону, соврали по сути, что никогда не любили, а потом поняли, что гордость взяла верх, да и близкий человек уже не простит. А на утро квартира опустела, как и счастье, что, казалось бы, было совсем рядом.Но не всё так просто, увы.
***
Лиза. Лиза. Лиза. Лиза. Никто не поверит, но тебя может бросать в дрожь от одного имени, произнесённого вслух. Ты можешь начать кричать, теребить руки о шею, впадать в истерики, начать ненавидеть знакомых с таким же именем, но ведь всё равно это ничего не изменит. И ранее произнесённое имя, что звучало так красиво и неразлучимо, станет какой-то фобией. Потому что видишь одного и того же человека: ночью, даже в самом крепком сне, видишь на стенах домов, на улицах. Ты словно постепенно сходишь с ума, но остановить всё происходящее не способен. Слишком любишь, готов простить за всё на свете. Только бы вернулись, только бы сказали, что никогда не оставят.когда случайно кем-то произнесённое имя твоё звучит страшней смертельных болезней.