Щелчок
.***
Просто сон, решивший сыграть слишком уж злую шутку, но там казалось всё так по-настоящему. Не начинает ли молодой человек путать сны и реальность? Хотя второе суровее, в неё труднее погружаться, но и сновидения в последнее время не дают спокойно дышать. Так что и прятаться негде, бежать некуда, частично тупик. Это всё напоминало какую-то игру в шашки или в карты, где крыться или двигаться куда-либо невозможно, что считается ярым проигрышем. Спать стало тоже чем-то страшным. Если раньше спрятаться под одеялом хоть на часик считалось огромным спасением, то сейчас всё вовсе наоборот. Прошёл практически год, а ничего словно и не поменялось. Только, наверное, постепенно сходить с ума появилась возможность и меньше себя контролировать, крича о том, что нами распоряжается судьба. А судьба, на самом деле, ставит нам только козни в спину, не оставляя выхода — в целом создавая огромное количество проблем. Как решать и спасаться уже наше дело и наши трудности. Не получится вовремя выплыть? Увы, как в самой настоящей дуэли — неминуемая гибель. У нас во всём в этой чертовой жизни дуэль. Как найти в себе силы встать с утра, не потому что хочется спать, а потому что не хочется жить? — дуэль. Как простить того, кто в один момент был нужен, но и именно в него же и ушёл, пожелав всё забыть? — тоже дуэль. И погибнем мы или умрём в этих схватках — решать злодейке судьбе. Она имеет право немного помочь, но и в один момент своей помощью может случайно сколотить и положить нас в гроб. Но ведь если даже так? Нам не страшно оказаться под землёй, посмотрев на всё свысока, на деле мы даже готовы закрыть за собой крышку, как-то наивно улыбаясь, потому что верим, что в деревянном убежище* удастся спрятаться от всего, что только не даёт покоя нашим грешным душам. А некоторые из нас рождаются уже мёртвыми, с выбором: стоит ли пытаться хотя бы размеренно дышать или всё время глупо носить на себе собственное тело подобное трупу. И каждый делает свой выбор: либо существует, либо живёт так, будто остался один день ежедневно. Даня жил очень долго, но в один момент, словно потушенная сигарета, выгорел. Пытался взяться за музыку, потому что ещё с детства имел к ней немалый интерес и хотел уметь больше, чем просто уверенно держать гитару в руках. Но на большее способен, видимо, не был. Слишком нуждался в этих до боли выученных нескольких струнах и грустных песнях, сопровождающихся воспоминаниями. А лучшей музыкой всё-таки считал тишину, в которую мог ещё больше погружаться во что-то своё, чего не существует в жёстком мире. А в какой-то день, сидя у окна и вовсе окончательно понял, что тишина громкая.***
Лиза тоже любит тишину. По крайней мере, в неё можно хоть немного отдохнуть от выноса мозга Юлием, который словно ищет скандала специально и не может смириться с тем фактом, что у девушки когда-либо был бывший, что оставил после себя некое количество вещей, которые возлюбленная выкинуть не решилась, только убирала в другие места. Однако и всяческие перепрятывания не совсем спасали. Какие-то резко ни с того ни с сего затеянные ремонты, генеральные уборки — всё это максимально не давало жить, но Онешко дал обещание, что выкинет всю одежду «бывшего хахаля», не оставив и пылинки. Почему он так бесился — оставалось огромной загадкой. Может потому что настолько сильно любил? Нет, это всё слишком глупые надежды, в которых есть огромный поиск успокоения, а на деле ничего. Забытые длинные худи по-настоящему любимого парня летали в пакеты для мусора, а Неред на нервах лишь молчала, сдерживая огромное количество слёз от моральной усталости, зато потом ночью рыдала на крыше или на балконе, убивая нервную систему, которой когда-то столь сильно дорожила. С утра с таким же грубым молчанием слушала извинения и эти ненужные: «Зайчик, ну не обижайся. К чёрту нам это всё? Я же люблю тебя». И каждый грёбаный раз необходимо, словно воздух прощать, через пять минут уже сидя на его коленях, будто ничего и не было. Так по бесконечному кругу. Но одиночество брать под руку, не пытаясь полюбить никого и ничего, не хотелось. И дело даже не в том, что кто-то будет думать, осуждать, на это давно всё равно. А важен только тот факт, что когда-то мама говорила, что с любым человеком можно стать счастливым, если захотеть. И Неред тоже ждала этого момента, когда отпустит того, кто смог быть счастливым и сможет сама стать таковой, но, видимо, жизнь хочет по-другому, если попытки уже со временем потеряли счёт, а лестничная клетка стала лучшим местом для спокойствия.***
Юлик помнил даже черты лица Дани наизусть. Они были лучшими друзьями детства, прикрывая друг друга на протяжении десяти лет. Гордиться этим всегда им хотелось, ведь столько пройдено вместе: чего-то нового, неуловимого, единственного, да и года говорили о своём. Вот только всем нам известно ничто не вечно. В один момент всё ломается, а мы не успеваем даже обернуться и что-либо понять, даже самые крепкие отношения, даже самая надёжная дружба — всё имеет конец. Так случилось и между друзьями, где всё словно забылось, нарисовав самую подлую картину в историях. — Чувак, я реально с ума схожу! — впервые Юлик такой улыбчивый и радостный, на его лице нет столь привычной серьёзности, что раньше работала на автомате — это заставляет переживать такие же эмоции. — Ну чё ты, втюхался настолько сильно прям? — Данила непривычно вздыхает, понимая, что со всеми такое когда-нибудь происходит. — Тебе даже не понять пока насколько! — Юлий беззаботно смеётся уже какой раз за вечер. Пожалуй, это лучший расклад событий. — Ты это... Цветов хоть потом купи, да и сам за собой следи, старайся. А то мало ли, я наших женщин с класса иногда не понимаю, а тут ещё дама сердца. — у них всё всегда столь искренне. Дрались за друг друга с детства, оставляя синяки, и сейчас бескорыстно обнимают первые влюблённости за самые крылья, лишь желая друг другу удачи и продолжая, в случае чего, помогать. — Да знаю, знаю... Блять... Я... Да как так-то? — вновь, раз за разом смех, это прекрасное чувство первое время, а дальше какая-то фортуна: может не будет так больно, а может всё обойдется. Стоит верить. И обошлось. Вскоре рыжеволосый уже знакомится с девушкой лучшего друга, не ожидая чего-либо плохого. Она изначально показалась какой-то невероятной. Длинные чёрные волосы красиво извивались на ветру, голос напоминал что-то недостижимо-сладкое, а характер словно равнялся на идеальный. Кашин не хотел ничего плохого, но сам понял, что не может дышать без этой миловидной особы, несмотря на то, что она держит руку лучшего друга, которому он обязан многими вещами в этой жизни, вплоть до неё самой. Однако проведенный год и одиннадцатый класс принёс ему то, отчего приходилось так сходить с ума. Девушка лучшего ходила рядом с ним, сделав таким же счастливым, как Онешко двенадцать месяцев назад. Вот только радовался один, а второму это не сулило уже никак. — Ты, блять, даже не жалеешь? — Прости, братан, но ты мог удержать её. Но люблю я, вот и всё.— в этом отношении Даня изменился, хоть внутри и верил, что лучший друг простит, но тут напрашивалась такая очевидность. — Прости? Ты думаешь, что сразу мне всё своим ебучим «прости» закрыл? Как бы не так. Когда-нибудь ты обо мне вспомнишь, Дань, найдётся время. Тогда оба дрались, казалось бы, не зная меры, но и от друзей больше ничего не осталось, ведь приходило чёткое понимание поступков и сам факт, что вернуть ничего уже не будет возможно, даже если попробовать извиниться перед друг другом. А как бывшим друзьям было непривычно первое время без поддержки друг друга, однако окончание школы всё изменило. Все разошлись врозь. А девушка, любовь к которой была слишком дорогой стоимости, да и настолько сильной, оказалась шлюхой. И всё действительно вспомнилось, вот только Юлик по-настоящему полюбил Лизу, но узнав, что когда-то она была рядом с бывшим лучшим другом, причём не очень маленькое количество времени, отношение к русоволосой возлюбленной мгновенно изменилось. Да и в последствие характер, что был приобретён у Онешко со временем, оставлял обиды на душе Лизаветы. Но любовь всё равно была одна, единственная. Если она самая-самая настоящая, то на всю жизнь. — Опять вынес мозги, Дань. Я так заебалась. — Опять вынесла мозг, Лиз. У нас с тобой такого никогда не было до ноября, а с того момента конечно также, по пизде.