Вены.

      Впервые Лиза чувствует, что ей стало как-то морально легче. Её ладошки спокойно находятся в замочке, а не теребят друг друга, сопровождая это какой-то дёрганостью в теле, что всегда говорит о том, что нервы явно не находятся в порядке, и происходит явно не лучший расклад в жизни. Онешко часто пихал к психологу, даже к психиатру, ведь считал, что у девочки какое-то психическое заболевание, либо из неоткуда взявшийся стресс, который немного повлиял на постоянную часть жизни, но однажды, в очень громком крике и чуть ли не в истерике, услышал то самое обо всём говорящее: «Нет», и добровольно отстал. Просто когда ты боишься подобных врачей — их посещение составляет мало удовольствия и явно ещё хуже пробуждает боль внутри, вытаскивая что-то погибшее наружу, отчего непременно по щекам проходят прозрачные дорожки. По сути, это открытие всего, что стоит тебе жизни, чужому человеку, у которого как ты в день проходят десятки. Ему твоя боль вряд ли покажется болью, а бывали и такие «специалисты», что вовсе как-то безэмоционально заявляли: «Это какой лютый бред, не придумывайте, пожалуйста!» Таких хотелось и правда ударить, потому что ты вытаскиваешь им что-то слишком близкое, а они заявляют, что это просто-напросто ничего.       Слёзы из ничего от такого стресса — ничего? Драные волосы и запястья — ничего? Вечно пустые пачки сигарет и стремление закрыть лицо руками, дабы видеть только темноту, а от остального избавиться поскорее — ничего? Или чувство, что пару шагов вперёд, и ты растворишься — тоже ничего? Видимо, ничего. Мы всё придумали эти вещи, и для каждого это, вроде как, должна быть самая обыкновенная обыденность. Нет, жаль, что устроено всё по-другому и словно против нас. Было бы всё гораздо легче с таким вот вариантом — стало бы на полпланеты счастливее.       — Лиза, дорогая, я так соскучилась, — улыбается Зарыковская, обнимая русоволосую довольно крепко, — Давно вот так вот всех не собирала.       — И я скучала. Мне Юлик сказал, что тут даже Руслан из Одессы вырвался. Блять, Даш, под каким аргументом-то? — искренне рада видеть когда-то лучшую подругу, с которой бы в жизни не прекратила общение, если бы не тот факт, что ко всем прицепилась эта грёбаная взрослость, на пару с личной жизнью, и когда-то столь крепкая компания развалилась, лишь вырисовывая в качестве общения еле-еле по пару сообщений в месяц, где контекст в целом один и тот же. «Как дела? Мои просто замечательно, правда проблем есть немного, ну ты же знаешь, решаемо)» Нужно было лишь для вида слегка побеспокоиться за друг друга, но внутри прекрасно понимать, что не зная толком проблем друзей, волноваться невозможно.       — Да заебались все, набухаться хочется, — видимо, только это слишком чистая правда. Скучали по общению между друг другом и крепкому алкоголю, от которого отвыкнуть было трудно, но приходилось, ведь все учились, работали, либо мутили что-то своё, что тоже приносило своеобразную прибыль. Вертелись, в целом, как могли.       — Кто бы нас до дома дотащил, — так же весело откликивается Неред, вспоминая, как всё время довозили в хлам пьяных друзей, щадя своё веселье и выпивая за вечер мало, зато потом благодарили друг друга какой-нибудь бутылочкой коньяка, либо чего ещё покрепче. Жаль, что сейчас так же не общаются, всего подобного не хватает. Но этот вечер явно возобновит, как кажется, и компенсирует всё без остатка.       — Да у нас же непьющих ребят полно, кого-нибудь напряжём сегодня. Всех вытащим.       Елизавета осматривается по сторонам, уже не находя рядом с собой Юлика, что буквально минуту назад стоял рядом, но это легко объяснить на его языке тем, что слушать эти «дамские» разговоры чересчур скучно и хочется уже почувствовать в горле алкоголь, отдохнуть, да пообщаться с кем-нибудь в конце концов.       — Ну ладно, думаю, за вечер ещё увидимся. Пойду с нашими хоть поболтаю, — как-то неуверенно выдает девушка, делая несколько шагов в сторону.       — Давай, если что, многие на втором этаже, потому что там коктейль-бар, особенно свои, ты же их знаешь. Люблю, — тёмноволосая целует в щеку, практически не касаясь её, и силуэт вскоре скрывается среди огромного количества пришедших.       Зал освещается не очень хорошо. Всюду бегают лампочки, за которыми наблюдать одно удовольствие, иногда можно и увлечься, забывая обо всём, но это только со скуки, видимо её и испытывает русоволосая, практически не находя глазами никого знакомого конкретно в этом зале. Зарыковская была права, все очень умно распивают алкоголь подороже на втором этаже, да и музыка оттуда играет погромче, следовательно и веселья приходит гораздо больше. Но хочется найти Юлика, ведь они планировали, что пробудут большую часть вместе, а тот в первый же час слился, хотя и его можно было понять.       Побродив ещё пару минут и обойдя практически все столики в поиске хоть кого-нибудь своего, Лиза выпивает лишь бокал шампанского и решается отправиться на второй этаж, понимая, что выискивать здесь ещё что-то — бесполезно. Пару аккуратно и красиво сделанных лестничных пролетов вверх, и перед глазами открывается то самое помещение, что так нахваливала Дарья. И, видимо, не прогадала. Неоновые лампы, удобные красные кожаные диванчики, целый бар с огромным количеством провизии и издалека даже можно заметить, что очень весёлый, улыбающийся бармен. Да, на это ушли немалые деньги, особенно со стороны лучшей подруги, похоже она действительно прорвалась со своим бизнесом вперёд настолько, что довольствует одним вечером весь свой обширный круг, наверное, близких людей.       Тушенцов — очень хороший друг и несколько лет из жизни словно родной брат Неред, что помогал практически во всём: когда девушка оказалась на дне, в столь красивом Питере, когда есть было просто-напросто нечего, да и моральные силы упали на дно. Благодарна ему была по гроб жизни, но ничем практически не отдала, кроме денежных средств и то, тот еле взял, говоря, что обидится, и никаких долгов не было. Понять его можно, делал ведь всё искренне и абсолютно бескорыстно. А теперь даже и понятия не имеешь, как у него дела. Необходимо это исправить, банально вспоминая прожитое, что и заставляет подойти к сидящему за барной стойкой,к одному, казалось бы, выученном силуэту.       — Руслан, твою! Думала никаких контактов от тебя не осталось. Боже, так рада тебя видеть, — слегка приобнимает парня, кидая бармену просьбу о виски с колой.       — Ой, какие люди. Скучал по всем, честно говоря, тоже, вот и вырвался хотя бы на время, а вы уж, блять, и не общаетесь совсем.       — Да разбежались все, как-то времени не хватает... Сам, вон, укатил к даме сердца. Да и если понадобится настолько соберёмся в любое время. Как там твои дела-то?       Параллельно слушая, Неред периодически посматривает по сторонам, узнавая в чертах лица всё больше и больше своих людей, думая, что к ним тоже стоит подойти чуть позже, хотя бы просто поздороваться.       — Мои? Да ничего особенного, Даше помогаю с документами постоянно и...       И Лиза словно больше ничего не слышит. Свет лампочки с серым оттенком, как бывает на сцене, останавливается на до боли знакомых чертах лица, заставляя замереть от шока.

Кашин

.       Она смотрит на него своим карим омутом и ничего не может сделать, словно он умер и теперь появляется. Да, настолько в шоке его увидеть. Внутри пробирается мольба о том, что лишь бы не увидел, лишь бы сейчас удалось ускользнуть хоть куда-нибудь. Но пока своеобразно паникуешь, понимаешь, что времени остаться у тебя незамеченной совсем мало. Нужно действовать.       Даня не с особым интересом слушает рассказ подруги Мидлер, приобнимая собственную девушку одной рукой. Она вытащила его сюда с какими-то слишком долгими уговорами, ведь тот до последнего понимал, что особа просто напьется настолько, насколько можно, устроив молодому человеку сущий ад утром, вынося мозги ещё хуже, когда кажется, что хуже просто некуда. Но понимая, что отказаться от уговоров не выйдет, а всё остальное всё равно пойдёт против тебя, рыжеволосый соглашается, но под предлогом, что они здесь ненадолго и много алкоголя вливать в себя не будет. Розоволосая довольно соглашается, но слишком уж очевидно, что своего рода обещание не будет исполнено.       — Руслан, извини, пожалуйста, я отойду на минуточку, мне что-то не по себе стало, — Лиза наигранно улыбается, про себя желая лишь побыстрее где-то скрыться от когда-то слишком красивых глаз, да и чего греха таить, таких же и сейчас.       — Да, нет проблем... — слышится мельком, уже залетев в какой-то коридор, что освещён лёгким фиолетовым светом, сразу замечая там уборную, в неё и стремительно заходя.       Мысли вновь запутались, выставляя спокойствие куда-то за двери всего помещения. Хотя, было бы очевидно, что Зарыковская позовёт Кашина, ведь тот тоже практически всегда был неотъемлемой частью их компании, а сидящая рядом с ним особа, видимо и являлась той, что заменила так много в жизни по сей день любимого. Но это всё так спешно хотелось выкинуть из головы, но вместо этого лезут мысли лишь сильнее выводящие всю память.       Мы не верим в десятый круг ада? А всё-таки стоило, раз именно так всё сейчас решало сыграть будто злую шутку. Данила итак часа два просидел в одной и той же компании, с уже далеко нетрезвыми, чуть ли не выводящими из себя писклявыми голосами и не очень адекватным, иногда поведением тех же обладательниц голосков, которых периодически приходилось контролировать, оставляя на диване, говоря, что вставать не стоит, ведь это повлечёт последствия. И скорее пострадает психика молодого человека, уставшего за весь вечер и уже начинающего понимать, что скоро любой "вдох-выдох" больше не подействует, и просто под руку подойдёт кто-то, на кого только падёт обстоятельство, а чтобы подобного избежать, приходится шептать на ушко Лере, что отойдёшь покурить в туалет, параллельно нащупывая пачку сигарет в кармане и прося никуда не уходить.       Не сразу удаётся найти нужное помещение, однако вся аккуратная сигарета, каковой являлась минуту назад, превращается в чересчур измятый, словно сдавленный ногой бычок. Просто нервная система временем пошаталась, и удивительно, что за пару часов никто не вывел точку кипения окончательно, да и та сама прекрасно добиралась до какого-нибудь не очень хорошего взрыва эмоций, ведь всё словно специально шло против, раз изначально не удалось заметить столь примечательный фиолетового оттенка коридорчик, который очень хорошо говорит о нахождении уборной, к которой на рефлексе подрываешься, практически попутно нащупывая нормальную длинную и ровную злодейку с фильтром.       Неред же довольно долго умывается холодной водой, то и дело смотря в это длинное зеркало на своё чем-то напуганное лицо, пытаясь натянуть не наигранную улыбку, которую так просто различить от настоящей, особенно у русоволосой. Но выходит плохо. Мысли только о Дане, о том, что вот он, жив и здоров, всё такой же идеальный, также хочется по привычке обнять его со спины. И почему-то тысяча огоньков собираются вновь, освещая самое невероятно спрятанное внутри порывом наружу. Но давно пора забыть о каких-то идиотских надеждах, что взялись просто из неоткуда. Он же, вроде, сидел и смеялся. Значит, в его жизни всё прекрасно и лучше некуда. Или так только показалось? Ведь все мы натягиваем до боли безупречные маски, да ещё такие, что никто ничего годами и не замечает, считая, что мы являемся самыми позитивными людьми в обществе. Но зачастую выходит лишь наоборот.       Да и забыться как-то получается, вспоминая что-то весёлое, уже более спокойно вздыхая. Последний раз слегка тёплой водой на глаза, и поднимаешь голову, собираясь уже выходить, но трудно не заметить, что тот самый, от кого так стремительно пыталась незаметно пролететь, стоит в несколько шагов и сам явно в шоке увидеть бывшую, но лишь затуплевает взгляд на пару мгновений и поджигает сигарету, стараясь отводить взгляд куда угодно.       Лучше бы Лизавета не поднимала лица. Всё бы обстояло гораздо лучше, и мироздание не повернулось бы против этих двоих, что старались сейчас: одна умываться, второй делать более ли менее нормальные затяжки, а выйти так и никто не решился. Словно хотелось хотя бы вот так вот нервно постоять, помолчать, словно в последний раз увидиться и мысленно выпустить руки, что постоянно держались — в новое счастье, возможно, во что-то ещё более лучшее, чем когда-либо было. Но стоящие сейчас в помещении всё равно знают, что последние описание явно не пройдёт мимо них, скорее о напротив находящихся когда-то слишком близких, а сейчас просто лиц с фотографий в самом конце альбомов айфона, ну и о тех, от кого пролилось много слёз, тяжелых мыслей, но это не так важно.       Кашин не способен так долго молчать. Он понимает, что нет ничего такого в том, что они просто перекинутся парочкой слов и по обычаю разойдутся, оставив всё это как самый страшный... Или лучший в их жизни сон, поэтому как-то неуверенно, слегка давясь дымом, выдаёт:       — Ну, привет.       Как же хотелось словно маленькой наивной девочке верить, что это адресовано не ей, однако было слишком очевидно, что никого другого здесь больше нет, поэтому и ответить стоило, дабы не показать себя совсем идиоткой, да и не упустить лишний шанс, хотя бы, на пару фраз.       — Привет.       Неред теребит всё подряд в карманах, стараясь придумать, чем же заняться, чтобы не стоять вот так вот чересчур глупо, без какого-либо смысла, выставляя себя далеко не с лучшей стороны. Да и давно ли, в конце концов, русоволосую волнует, какой он её посчитает?       — Как дела?       — Да прекрасно, как видишь. А твои?       — И мои получше, — молчит секунд пятнадцать, как-то слишком медленно выкуривая какую-то малую составляющую никотина, — Скучала, Лиз?       — Не особо как-то. А ты?       — Так же. Прошло же всё?       — Прошло, — сдерживается, дабы не заплакать прямо на месте, поэтому и старается как можно быстрее выйти теперь из уборной, — Я пойду, наверное. Хорошего вечера.       Рыжеволосый произносит каждую фразу на автомате. Он хочет поговорить о другом, поинтересоваться явно не идиотскими вопросами, но вместо этого разум лишь ставит то, что так очевидно, заставляя произносить подобное вслух. За дверью слышно, как ребята орут разные громко-играющие песни, с каждым разом становясь всё пьянее, что заставляет лишь сильнее сбиваться, а глаза словно в тумане, пропуская бывшую, наконец замечают слёзы на её глазах.       — Ты плачешь? — слегка поджимая губы, останавливает девушку Кашин. Он чувствует, что внутри неё всё давно сгорело пламенем и, кажется, каждый ответ за последние минуту две совсем не правдив. Сердце вот-вот выскочит из груди, впервые что-то говорит, что все эти: «Ты сейчас самая счастливая!» — какие-то выдумки в попытках пожалеть исключительно себя. Что же происходит на самом деле?       — Нет, это не так... — совсем не может. Не может ничего сказать. Быстро, словно ребёнок, протирает руками глаза, собираясь уже выйти, но чувствует, что тёплая рука хватается за собственную.

День был холодный, а я влюблён.

      Молчит как-то слишком долго, думая, что сейчас творит. Но решает хоть раз в жизни отключить этот чёртовый разум, послушав сердце. Дёргает за пальцы, поворачивая и мгновенно прижимая к раковине. Бычок от недокуренной сигареты падает на пол, прожигая какую-то его часть.

Нас было трое, жалко, что не вдвоём.

      Растерян. Что-то внутри кричит слишком громко, что стоит остановиться и, в конце концов, подумать о последствиях, включить свою непутёвую голову, но становится слишком поздно.       — А я, блять, каждую ебучую секунду скучал... — шепчет, едва слышно, заставляя Лизу с замиранием посмотреть в глаза, не в силах больше оторвать взгляда.

Он был красивым, на фоне меня.

      — И я, очень-очень сильно, — шепчет практически таким же тоном в ответ, не делая ни движения. А если кто-то зайдёт?

А я духом сильный, просто терпел что ты...

      Глубокий вдох и одно касание губами, тебе отвечают.

Так и не видела, как я люблю тебя.

      Ладошки неуверенно приобнимают плечи, а руки Дани неуверенно обвивают талию. Они вновь смотрят на друг друга, словно чего-то ожидая. Ещё раз касание губами, за ним ещё пару.

Или со мной что-то не то...

      Пальцы Лизы медленно до щёк, даже вся задрожала слегка. Но сама так боится потянуться, за неё это делает парень, вновь повторяя одни и те же действия.

Ты была влюблена, тупо в свои дела...

      Даня больше не может больше ждать, выдерживая такие паузы и словно километры между губами. Целует совсем уверенно, перекрывая даже воздух, но чувствует, что маленькие ладошки резко отталкивают от себя.       Поднимает голову, с удивлением смотря в глаза.       — Дань, прости, я так не могу... Я!.. Правда, прости...       Лиза выбирается из объятий, выбегая теперь окончательно. Но рыжеволосый не бежит за ней. Он понимает, что слишком бесполезно и поздно...

Вот оно что, значит, любовь.