Ветер перемен. Миланский Лис

      Первое воскресенье весны начиналось на редкость тепло и солнечно, но, конечно, это не означало, что весь март будет таким же — коварный месяц напоминал своими ливнями промозглую и тоскливую осень. Хорошая погода радовала жителей Рима, спешивших с утра в главную базилику не только исполнить свой долг и поприсутствовать на мессе, но и приобщиться к церемонии рукоположения нового архиепископа Милана, о котором что только ни говорили в прессе. Не забыли сказать про кровное родство с правящей Ватиканом троицей, а в частности — с Катериной Сфорцей; приоткрыли правду о давнишнем, некогда нашумевшем покушении, и даже мельком упомянули о невероятном прошлом в Империи, той страшной стране вампиров. Простым обывателям зачастую было далеко до политики, их привлекали скандалы, а эта новость была настолько интересной, что стала самым обсуждаемым событием. Пожалуй, все слухи и домыслы, витавшие вокруг нее, не могли знать даже сами сплетники.              Виновник такого оживления сейчас заканчивал облачение в одеяния, предписанные церковным каноном. Витторио последний раз посмотрел в зеркало и рассеянно окинул отражение взглядом. Непривычная одежда напоминала женское платье из-за своей длины в пол и просторным низом, чем-то действительно смахивающим на юбку. Это «платье» было сшито из красной ткани и щедро украшено золотым кантом и вышивками с вкраплениями жемчуга и аметистов. Счастье еще, что под ним надеты светлые штаны и что-то вроде рубашки… Волнение заставило все названия вылететь из головы, но милостиво оставило дотошно вызубренный ритуал посвящения, и раз за разом он прокручивался в мыслях.              Витторио машинально дотронулся до белого пояса, провел по нему, пригладил его расшитые концы, спускающиеся сбоку широкими полосами ткани. От этого движения едва заметно колыхнулась золотая бахрома внизу. Убедившись, что ничего не помято и не топорщится, юноша принял из рук Треса короткую мантию со стоячим воротником и облачился в нее.              — Идем, — коротко бросил Вито и последовал за молчаливым киборгом. Машина размеренно и громко чеканила шаг, а невпопад вторил ей негромкий и даже изящный перестук каблуков.              Около часа назад они прибыли из Палаццо Спада в папский дворец. Для Вито выделили комнату, где он смог облачиться в церемониальные одежды, и сейчас вместе с киборгом он направлялся к коридору, соединяющему дворец с базиликой. Со своим младшим братом-понтификом Вито увиделся лишь однажды — на торжественном вечере, где им высказывали соболезнования. Встреча прошла в строгих рамках этикета, а позже Алессандро перенервничал из-за внимания большого количества людей, и ему стало плохо. Это вынудило его покинуть гостей, и в семейной обстановке больше им не довелось встретиться. Поэтому, чтобы не подвергать такую важную церемонию риску прерваться обмороком самого папы римского, было решено, что Алессандро не следует на ней присутствовать. Кардинал Борджиа постарался и здесь: чтобы не дать злым языкам повод толковать отсутствие главы церкви как немилость в адрес нового архиепископа, в прессу пустили обманный слух о легком недомогании понтифика. Но впрочем, люди давно привыкли к папе-затворнику.              Коридор закончился комнатой, отделенной от собора толстыми дверями с маленьким решетчатым окошком. Сквозь него можно было кое-как увидеть первые ряды прихожан, где-то среди них рассредоточились агенты отдела Эй-Экс, а вдоль стен стояли инквизиторы. Только людям из этих двух ведомств было дозволено проносить оружие в церковь в особых случаях, чтобы обеспечить безопасность на торжественных мероприятиях.              Юноша помнил из объяснений, что ему надлежало появиться незадолго до начала и занять свое место в первых рядах, среди епископов из иностранных делегаций. Он потер горевшие от волнения ладони в белоснежных перчатках, а горло будто бы стиснул римский воротничок, напоминая об обещании служить Господу. Услышав от киборга неумолимое «Пора», Витторио глубоко вдохнул и ненадолго затаил дыхание. Кивок головы, приказавший открыть дверь, окончательно отсек путь назад.              Он кожей почувствовал внимание, тяжелым водопадом обрушившееся на него в тот момент, когда показался на людях. Высокопоставленные лица смотрели на него почти так же, как и простые прихожане на длинных скамейках позади них. У всех одинаковое любопытство, только у последних фальши гораздо меньше, и они не сверлили взглядами в ожидании промаха. Похоже, Вито удалось разочаровать некоторых будущих коллег, которые желали бы увидеть новичка и имперского «варвара» в неловком положении. Он спокойно подошел к первой скамье, негромко поприветствовал «соседей» и сел рядом с одним из кардиналов (если не изменяла память, это был сторонник Борджиа). Трес встал у колонны неподалеку и пристально следил за обстановкой чуткими зрительными датчиками.              Та немногая часть простых людей, которой повезло оказаться в первых рядах от привилегированной области, смогла с большим трудом разглядеть появившееся лицо. И пока они смаковали впечатления, агенты из Эй-Экс также были поглощены своими мыслями, далекими от благопристойных. Если говорить начистоту, лишь единицы из них относились к вере с должным уважением, а священнический сан для большинства являлся лишь прикрытием на миссиях.              В чем были едины эти патеры и монахини, так это в том, что мысли занимало в основном их личное будущее, да новый шеф, нежданно-негаданно свалившийся на головы. За прошедшие три дня они успели переговорить друг с другом сначала тет-а-тет или тройками, а затем как-то спонтанно собрались все вместе, за исключением Треса, и жарко обсудили волнующие вопросы. Проблема членства в их отделе назрела недавно, стоило здоровью их начальницы угрожающе ухудшиться. Агенты неожиданно пришли к выводу, что, теоретически, они могут прожить и без помощи Святой Церкви, которая, по факту, устраивала на большинство из них охоту, и лишь с руки герцогини Миланской они обрели здесь свой дом.              Так, предусмотрительный Вордсворт еще два года назад обеспечил себе теплое местечко и высокую должность в родном Альбионе, если дела в Ватикане вдруг пошли бы под откос. Своими мыслями он поделился в первую очередь с Кейт, и монахиня в целом разделила мнение. Вот только присоединиться и тоже вернуться на родину она не могла. Ее, военного пилота, удерживала присяга Ватикану, а как рыцарь, она не могла нарушить клятву.              Безликий же пребывал в затруднении. Он понимал, что со смертью Катерины ему нечего делать в Ватикане, тем более, Вацлав чувствовал заслуженную неприязнь со стороны коллег. Однако они вежливо скрывали это, чтобы эмоции и конфликты не мешали заданиям. Он держался в стороне, и только всепрощающий Абель дружелюбно общался с ним, да Вордсворт по старой привычке — с ним Вацлав тесно сработался за многие годы. После смерти начальницы он собирался уйти и, подобно монахам-пустынникам, осесть в безлюдном месте, отмаливая свои прегрешения. Сколь долгой могла бы оказаться его жизнь в почти полностью механическом теле, Вацлав не думал, и смиренно вручил судьбу в руки Господа.              Хьюго де Ватто и так ничего не держало в Эй-Экс, он был самым недисциплинированным и своенравным агентом и приносил множество проблем начальству. Объявлялся Мечник в Ватикане лишь с помощью посторонних лиц, обычно — Треса, который вылавливал его из дебрей странствий и тащил обратно, чаще в состоянии, близком к «как вообще жив остался?!». Порой он думал, что Сфорца вздохнула бы с облегчением, получив просьбу уволиться.              Ноэль Бо могла бы спокойно вернуться в монастырь святой Магдалины, откуда ее позвали на злосчастную миссию в Барселоне. А с Кайей и Моникой было сложнее. Цыганка, в теории, могла уйти, но со спокойной жизнью пришлось бы попрощаться. Объявленная Инквизицией «охота на ведьму», лишения и постоянное бегство не прельщали ее. Она не собиралась убивать тех, кто станет охотиться на нее, и в конечном итоге стать еще и преступницей. Также, она не хотела подвергать опасности всех своих сородичей, прося у них укрытия и помощи. Моника, напротив, не строила иллюзий, что ей удастся порвать со службой Церкви, но все же желала этого всей душой. Она смогла приспособиться к своему положению — чрезвычайно опасной пленницы в ошейнике со взрывчаткой, — но мириться с ним категорически не собиралась.              Приказ Папы, впрочем, будем откровенны — приказ властной Катерины Сфорцы, стоявшей за робким понтификом, вызвал самую разную реакцию: от резкого неприятия и возмущения, что их судьбами распорядились, не спросив самих агентов, до облегченного вздоха, что о них все-таки позаботились и не лишили дома и защиты. Однако радость была преждевременной — ди Медичи мог устроить неприятности на ровном месте.              Порядком всех встряхнувшая миссия в Византиуме заставила Вордсворта несколько притормозить с планами отбыть на Альбион и внимательнее приглядеться к новому шефу. В душе Уильяма снова проснулись отеческие чувства, да и, надо признать, молодой Сфорца подкупил его искренностью и ответственным подходом к делу. Монахини, ставшие свидетельницами стычки Витторио с Моникой, потом хмыкнули друг другу «Наш человек». Де Ватто был весьма заинтригован, но прекрасно понимал, что ему не светит демонстрация боевых навыков — слишком личное, да и сам Хьюго просто вежливо послал бы таких любопытных зевак.              Моника испытывала смешанные чувства от того, как ее, профессиональную наемную убийцу, охотницу за головами, ловко и достойно победили в схватке, но преданно служить лишь из-за этого гордая сицилианка не собиралась. Ардженто снисходительно смотрела на «перспективного мальчика», фамильярничала, заигрывала, неуважительно говорила «ты» и молча негодовала от бесплодных попыток развести нового шефа на эмоции и конфликт.              Что касается Абеля… Он был мрачен, механически жевал пончики, совсем не ощущая вкус, часто плакал в одиночестве, упершись взглядом в окно. А когда его заставали в таком состоянии, начинал наигранно улыбаться, пряча слезы, и болтать всякую чушь, что вызывало легкое раздражение у собеседников. Его оптимизм и воодушевление напрочь исчезли по завершению миссии, Абель ходил неприкаянной тенью, тощей и высокой, а его черные одежды священника более чем походили на балахон. Свое мнение он не озвучивал, вяло отвечал на вопросы, и конкретного ответа никто не добился — Найтроуд витал в облаках, переспрашивал, весь его внешний вид красноречиво просил оставить в покое… Это очень быстро надоедало, и от него отставали.              К чему единогласно пришли все аксовцы, так это к тому, что Трес стопроцентно будет подле младшего брата герцогини Миланской, и иронично подтрунивали над невозмутимым киборгом «за глаза», называя верным псом. Но никто даже не подозревал, какие логические рассуждения, выводы и противоречия сталкивались в сложном мозгу машины.              Вторым верным союзником стал кардинал Борджиа. То, что с его помощью все и осуществилось, уже не являлось секретом для аксовцев. Никто не сомневался, что в память о своих безответных чувствах к Катерине Антонио сделает все. Пока он был рядовым агентом, к нему относились как к досадному, но гениальному недоразумению, и он не раз выводил коллег из себя своей излишней манерностью и хитрожопостью вкупе с трусостью. Но надо отдать должное, он также не раз вытаскивал их из неприятностей и безвыходных ситуаций с помощью своей феноменальной памяти и острого ума. Когда же Студент вскоре благополучно получил статус кардинала, все вздохнули с облегчением, а его неудачные любовные похождения стали притчей во языцех.              

***

      Губы Вито едва заметно двигались в такт звучавшим песнопениям. От тонких голосов детского хора бегали мурашки и сбивчиво стучало сердце. Мечта, бережно хранимая в самом далеком и потайном закоулке души, исполнилась немного не так, как того желалось. Почти сразу после первых неуверенных шагов по дороге веры, сделанных вместе со своим наставником Микеле, юноша несбыточно мечтал петь в хоре. Неважно где, хоть в церкви какого-нибудь захолустья на границе Ватикана. Просто петь под старыми каменными сводами, где веет неким теплом от покрытых трещинами деревянных статуй, где воздух пропах ладаном и свечами, а солнечный свет дробится узкими окнами в переливающийся поток…              …Несмелые шаги по ковровой дорожке, скрадывающей звуки. Фигуры людей в торжественном облачении. Их много, они повсюду, кажется, они будто готовы протянуть руки и помочь дойти до вершины и принять в свою большую семью ещё одного. Но в чьих рукавах могут быть спрятаны ножи, которые вонзятся в спину за неоправданное ожидание? На чьих лицах маски?              …Холодные и жесткие камни пола. Хрупкое тело распростерлось на них лицом вниз с раскинутыми крестом руками. Негромкий голос коротко отвечал на вопросы, и каждый ответ — это клятва, от которой не отказаться, это незримые цепи обещаний и ответственности, добровольно и с желанием надетые на себя. Похоронить прошлое, родиться заново, обрести будущее.              …Приятный запах масла на ладонях. Прикосновения рук к голове такие разные: ласковые, словно объятия родителей (это были ладони Борджиа), недолгие и небрежные, как простая формальность (у кого-то незнакомого, чье лицо перепуталось со многими другими лицами), и… тяжелые, заставляющие склонить голову еще ниже, будто бы их владельцу недостаточно, что перед ним преклонили колени. Слишком высокомерный, властный жест. Он последний, седьмой, и его слова посвящения прозвучали решительно, словно окончательная точка. Ди Медичи. Недовольство можно прочитать в холодных серых глазах, которые смерили отпрыска Сфорцы, когда тот поднялся со ступенек лестницы. Ди Медичи раздражала эта предписанная покорность. Хотя, не так, ведь покорность со стороны младшего брата только грела душу, но здесь и сейчас этот наивный ребенок так волнительно воспринимал все происходящее с ним, что по его виду было ясно — он не понял скрытого смысла в излишне сильных руках.              …Спокойная, светлая пустота внутри. Кажется, что все сейчас происходит с кем-то другим, не с ним. На грани сознания замелькали воспоминания о темной и тесной кабинке-конфессионале с резной решеткой, и жгучий румянец стыда вновь иллюзорно обжег щеки. Отрывистые и яркие образы: дрожащий голос шепчет слова, бледные пальцы взволнованно сминают узорчатое кружево и тут же поправляют его нервными движениями. Пятна света расплываются, голос садится, немного сипит, а потом прерывается тихим кашлем, и звучит снова, ломано и неуверенно, то отчетливо, то хрипло. Запах дерева, блеск золота на обложке Библии, витиеватые буквы и цветные миниатюры на страницах, спокойный и твердый голос того, кто сидит напротив, скрытый полумраком.              Обрывистые воспоминания перебились ощущением легкости и полета, а затем вкус горечи во рту вернул на грешную землю. Вино легко обожгло горло горечью, и ненадолго перехватило дыхание. Все уже осталось позади…              

***

      …Моника негодующе цыкнула и постучала стальным каблуком по плитам пола. Почти два часа после церемонии она ошивалась без дела по коридорам неподалеку от выделенных ее шефу комнат. Но ведьму раздражало не долгое ожидание, а вежливая просьба Вордсворта не ввязываться в конфликты. Такое отношение сильно задевало. Ей-богу, будто она не опытный агент, а какой-то несмышленый ребенок, требующий постоянного контроля. Несмотря на взбалмошный и стервозный характер, Ардженто все же прекрасно осознавала последствия своих поступков.              Придумывая все новые изощренные способы расшатать нервы милашки-шефа (хоть какое-то развлечение), Моника наткнулась на задумчивую Ноэль, застывшую возле подоконника. Она хмурилась, покусывала губы, постукивала ноготками по стене и смотрела куда-то в пустоту. Светло-зеленые глаза изредка отливали неестественным стеклянным блеском и выдавали посвященным в ее тайну, что сейчас еще одна штатная ведьма отдела Эй-Экс смотрит на мир намного глубже и читает следы эмоций и намерений. Ардженто остановилась сбоку, неодобрительно дергая уголком губ — для ее коллеги все люди были как открытая книга.              — Расслабься, Ноэль, — примирительно усмехнулась она. — Я не собираюсь приносить дополнительных проблем нашему дорогому шефу. Так что избавь меня от своего всевидящего взора, очень прошу.              Монахиня отстраненно повернула голову в ее сторону и моргнула несколько раз, словно смывая пелену с глаз. Вскоре она смотрела как обычный человек, без пугающего выражения лица.              — Видок у тебя не очень, подруга. Не выспалась? Или на тебя давит всеобщее уныние? — продолжила Ардженто и скучающе бросила взгляд куда-то вбок.              — Это тоже, — слабо улыбнулась Ноэль. — Но я сейчас думала о другом. Не знаю, стоит ли говорить об этом шефу… Умом я понимаю, что слова «нехорошее предчувствие» звучат не слишком убедительно. Тем более, весомых доказательств у меня нет, так, одни домыслы.              — И чем вызвано твое волнение? — Ардженто даже повернулась к ней лицом, настолько ее заинтересовали слова. У нее, наемницы по прозвищу «Черная Вдова», была отличная чуйка на всякие интриги, заговоры и прочие вещи, сулящие мощный выброс адреналина.              — Возможно, у меня паранойя в связи с последними событиями, но… ди Медичи. Мне не понравилось то, что я увидела. Он был так… доволен. И это его высокомерие, торжество… Он словно упивался победой, а позади него собрался темный и грязный туман… Злорадство. Багровая ненависть. И много фальши. Это пугает.              — Да ничего нового ты не открыла. Дураку понятно, что он распинается перед Сфорцей, чтобы показать себя заботливым братом. А с каким пренебрежением он «случайно» заставил поклониться… Не удержался, в общем, чтоб не почесать свое самолюбие. Спорим, он только для этого и участвовал в церемонии?              В ответ на эту издевку Ноэль лишь грустно улыбнулась.              — Как думаешь, шеф очень обидится, если я прогуляю его торжественное назначение кардиналом? — хитро прищурилась Ардженто.              

***

      Вордсворт украдкой смотрел по сторонам, но ничего, кроме моря затылков и алых головных уборов, не видел. Пальцами он неслышно выстукивал какой-то ритм по рукояти трости, краем уха слушал долгую речь кардинала ди Медичи, и где-то в душе тихонько ныла свежая рана. Боль утраты пришла позже, когда все благополучно завершилось, и он получил заслуженную передышку.              Пятнадцать лет он был рядом с ней. Умная, болезненная девушка, едва ли не подросток, повзрослела за одну страшную ночь, но нашла в себе силы идти дальше, так как хорошо понимала, что ее растопчут, если она не заявит о себе. Ей было уже не до первой влюбленности и не будет больше дел до любви никогда. В их первую встречу Вордсворт отчетливо осознавал, кто стояла перед ним. А чуть позже он перестал сомневаться в своем выборе. Они, четверо взрослых людей, подставляли свои плечи и шли вместе с этой девушкой наверх, по лестнице с лезвиями в ступеньках. Видели, как многие, кто шел рядом с ними, срывались и разбивались, как по их телам шли другие, да и что греха таить, они сами тоже шли по головам.              Молодая герцогиня Миланская, единственная выжившая из древней знатной семьи, и в ее слабых руках — богатство и власть. Дочь Грегорио ХХХ, предыдущего понтифика, миледи архиепископ города Милан, первая женщина на такой должности — немыслимо! Кардинал Святой Римской Церкви, а вскоре — сестра нового понтифика и его правая рука. В девятнадцать лет — глава министерства иностранных дел, кардинал-секретарь, дальновидный политик с трезвым взглядом на реальность, Стальная Леди. Глава отдела специальных операций Эй-Экс, расчетливая Миланская Лисица, собравшая возле себя всю ересь, обязанную ей жизнью и оттого готовую эту жизнь отдать.              Пятнадцать лет. Пятнадцать лет интриг, борьбы, дворцовых войн, покушений, предательств, пролитой крови, вины, жестоких решений, раскаяния, страха… Катерина Сфорца ушла первой. Не по своей воле, но достойно.              Вордсворт не мог избавиться от грызущего чувства вины. Если бы он принял решение вернуться раньше… Они бы успели… «Ты оказал большую услугу, Уильям, — говорил его внутренний голос. — Хорошо, что все опоздали. Обрести семью и сразу же ее потерять — то еще счастье. Так что будь прагматиком, Уильям. Ты поступил правильно».              — Профессор, — раздался негромкий женский голос, и кто-то тронул его за плечо.              Он обернулся — рядом стояла сестра Иоанна, одна из киборгов Инквизиции. Она коснулась своего уха и кивнула, намекая на передатчик. Вордсворт щелкнул кнопкой на корпусе миниатюрной рации, чем-то отдаленно похожей на крупный пирсинг ушной раковины, и услышал ее голос уже отчетливо.              «Прошу извинить, но, похоже, нам придется одолжить одного вашего агента. Нам нужна помощь в осмотре места происшествия. Прошлым утром не вернулись с ночного патрулирования два карабинера Бюро Инквизиции. Их тела обнаружили полчаса назад. Нам нужен Трес. Люди не в состоянии достать трупы, не наследив, да и достать их далеко не безопасно. Будет проще, если ваш агент окажет содействие».              С каждым новым предложением Вордсворт мрачнел все больше. Теперь понятно, почему девушка-киборг решила воспользоваться встроенным в нее передатчиком, а не говорить вслух. Трес стоял в паре десятков шагов от них и внимательно наблюдал — безусловно, он тоже слышал разговор и ожидал распоряжений.              — Бартоломео с этим не справится? — шепнул Профессор.              «Он сейчас носится как в одно место ужаленный — на нем безопасность мероприятия. И похоже, дело вашей специализации. Вокруг трупов почти нет следов крови, а они буквально нанизаны на арматуру», — тактично объяснила Иоанна.              Вордсворт скривился от известий. Опыт подсказывал, что чаще всего за преступной деятельностью вампиров стоял Орден Розенкрейцеров, и все ниточки пока вели к этим трупам. Поэтому он вздохнул и кивнул Тресу, разрешая идти. Умная машина коротко бросила в эфир «Принято», и бесшумно покинула зал.              Ди Медичи постепенно заканчивал разглагольствовать; так прошло еще минут десять. Иоанна отошла в сторону и оставила Профессора с неясной тревогой на душе и усиливающимся раздражением от постоянных щелчков фотоаппаратов, которые отвлекали от раздумий. Моника где-то пропадала, не поставив в известность, остальные агенты стояли группками у стен, а бравая Инквизиция, видимо, сейчас разгребала появившиеся проблемы. Из всех ее сотрудников в зале были только сестра Паула, да брат Якоб, личный телохранитель кардинала ди Медичи.              Вордсворт иногда посматривал на Иоанну, словно ждал от нее новых известий. Однако она сама будто ждала докладов от коллег и о чем-то размышляла, скрестив руки. Ее лицо было как всегда хладнокровно-бесстрастным, вот только жесты выдавали волнение — левая рука постоянно двигалась. Иоанна то подпирала кулаком подбородок, то поправляла пальцем очки на переносице и забывала его убрать, то дотрагивалась до разъемов на шее с подключенными тонкими проводами. Вордсворт проследил за ее взглядом и немного оживился: долгая речь ди Медичи закончилась, и теперь начиналась сама церемония. Алый силуэт неторопливо подошел к ступенькам папского престола. На возвышении стоял Алессандро и с робкой, но дружелюбной улыбкой ожидал брата, которого сейчас следовало официально провозгласить кардиналом.              — Стойте! Подождите! — крикнули позади Вордсворта, и в тот же момент мимо него промчалась Иоанна, направляясь к престолу.              Одновременно Профессор заметил очень быстрое движение сбоку от Витторио, который замер у первой ступени и вместе со всеми оглянулся на крик. Видимо, этот смазанный силуэт напавшего заметил и сам юноша, поскольку сразу же отреагировал так, как его учили. Широкая и длинная мантия взметнулась в лицо силуэта, а сам Вито выскользнул из нее и молниеносно отдалился от напавшего... с точно таким же нечеловеческим ускорением. И сразу попался в крепкие механические руки Иоанны. Когда из огромной мантии выпуталась удивленная сестра Паула, все было закончено: девушка-киборг так же быстро заломила будущему кардиналу руку и приставила пистолет к виску.              — Не двигаться! — прозвучал голос Иоанны, но он почти растворился в гуле других голосов. Поэтому ей пришлось заорать: — Тишина!              Вито в ее руках вздрогнул и скривился — похоже, девушка-киборг немного не рассчитала количество децибел. Алессандро испуганно смотрел на них, у Франческо нахмурились брови, Антонио подался вперед и привстал с кресла, другие кардиналы переглянулись между собой и их потрясенные и недоумевающие голоса эхом разнеслись по залу. Вордсворт болезненно сморщился. Он вспомнил разговор с шефом, где тот признался в том, что сейчас и произошло...              — Пожалуйста, тишины, — настойчиво повторила Иоанна, к счастью уже не так громко.              — Сестра Иоанна! — наконец воскликнул ди Медичи. — Что происходит?! Какие у вас есть основания угрожать пистолетом моему брату?!              — Прошу извинить, ваше высокопреосвященство, но будет лучше, если вы и его святейшество отойдете подальше от нас, — четко сказала она. — Я не хочу голословно обвинять, поэтому буду рада получить разумные объяснения от вас, герцог Миланский. Потому что сорок три минуты назад мне доложили, что два наших карабинера найдены обескровленными и нанизанными на железную арматуру у заброшек около Тибра. А две с половиной минуты назад братом Бартоломео найдены следы УФ-геля в этом здании. Учитывая произошедшее не далее, чем минуту назад, и тот факт, откуда вы прибыли, постарайтесь дать мне веский повод убрать пистолет от вашего виска.              Вордсворт понимал, что вмешиваться они не имеют права, и очень волновался, сможет ли Сфорца найти подходящие слова в свое оправдание. Все как не слава Богу — даже в случае необходимости они не смогут помочь. Особенно если, не приведи Господь, произойдет что-то такое, что вынудит их к открытому противостоянию. Трес уехал, оружие агенты сдали на входе в зал — простая формальность. Здесь посторонним вход запрещен, все «свои», как говорится, и риск возникновения столкновений минимален. Кто же мог предположить, что так все обернется! И как же паршиво осознавать собственную беспомощность!              Пока Вордсворт лихорадочно размышлял, его пальцы быстро отщелкали кнопкой передатчика короткую морзянку в эфир, но Трес молчал. Точно так же молчала и Моника. На неисправность грешить невозможно, а незаметная проверка показала, что агенты друг друга слышали. До него тем временем донесся голос их «подопечного» шефа.              — Сестра Иоанна, я понимаю вас, и согласен, что со стороны это выглядит более чем подозрительно. Мои соболезнования, что отдел Инквизиции потерял сотрудников при столь драматичных обстоятельствах. Что касается этого недоразумения, то прошу извинить за то, что я напугал всех своим поступком. Сестра Паула двигалась с ускорением, и у меня сработал рефлекс. Да, я умею не только фехтовать, но также владею ускорением. Однако это умение приобретено за счет препаратов и тренировок. С таким же успехом можно обвинять и саму сестру Паулу, и агента де Ватто в том, что они являются вампирами. Я, и мой отдел, на должность главы которого меня назначили, готовы оказать посильную помощь в расследовании этих инцидентов с убийством и следами геля.              Профессор одобрительно кивнул. Хоть голос шефа и звучал испуганно, речь была убедительной, можно надеяться, что все разрешится миром. Однако вслед за Иоанной с некоторым опозданием начали появляться остальные агенты Бюро. Орсини, Маттиас, Андреас, сестра Юдит, к слову, непредсказуемая личность с минимально известной биографией… До полноты картины не хватало Бартоломео и Симоны. А за ними в зал слаженно вбежали карабинеры, на вскидку около дюжины-полторы. То, как все появились из трех входов и слаженно отсекли аксовцев от попавшего в неприятности шефа, говорило о многом. Даже Якоб и Паула встали перед понтификом и кардиналом ди Медичи, готовые к любым неожиданностям. Все было профессионально и четко сделано ради защиты главных лиц Ватикана.              — Сотрудничество — это похвально, — ответила Иоанна. — Однако, надеюсь, вы понимаете, что слов недостаточно. Я не имею права довериться словам без доказательств — ранее случалось, что вампиры покушались на жизнь его святейшества.              — То есть, вы предполагаете, что в Империи мы вышли не на младшего брата Катерины Сфорцы, а на вампира, игравшего его роль? — неожиданно спросил Вацлав, выступая вперед. — Сестра Иоанна, вы в полной мере осознаете абсурд этих слов? Вам ведь известно, что личность герцога держалась в тайне…              — Но, тем не менее, у меня нет объяснений, как вам удалось самостоятельно найти его в огромном городе, — отрезала она. — Я склонна считать, что поиски были организованы заранее, со стороны Империи, а вы просто забрали с собой того, кого вам выдали. Будьте спокойны, мы еще обсудим с вами детали, и, надеюсь, вы впятером проявите благоразумие и не окажете сопротивления. А пока, герцог Миланский, — Иоанна снова обратилась к юноше, — вам следует развеять мои опасения самым простым способом. Вы ведь знаете, что вампиры не переносят серебро?              — Да, это так. К чему вы клоните? — спросил Вито.              — Конечно же, выпустить в вас серебряную пулю я не могу, — дерзко усмехнулась Иоанна. — Тест будет недостоверным, кричать вы будете отнюдь не от серебра, а от боли. Поэтому, почему бы вам не принять внутрь небольшую дозу соединения серебра, который для вампиров словно яд?              — Вы с ума сошли! Нитрат серебра, применяемый для обезвреживания вампиров, в такой концентрации опасен и для человека! — закричал уже и сам Вордсворт. — Это разве можно назвать «чистым экспериментом»?!              — Успокойтесь, Профессор. Давайте не будем делать друг друга идиотами? Ацетат или бензоат серебра не являются опасными веществами. Конечно, приятного мало, выпить такую гадость, но не смертельно. А вот вампир даст очень характерную реакцию на серебро.              — Почему же нельзя провести генетическую экспертизу? — Вордсворт не терял надежды.              — Если герцог Миланский согласен постоять под прицелом около недели, пока будет идти анализ, я не против, — хмыкнула Иоанна. — Впрочем, если моя версия окажется верной, это не докажет ровным счетом ничего. Доппельгангеры меняют свой облик за счет изменения своей структуры, а это возможно лишь в случае перестройки их ДНК…              Повисла пауза. Вордсворт виновато взглянул на юношу, внимательно наблюдавшим за ним: они оба, и не только они, понимали, что Иоанна своими благими побуждениями не оставила никому выбора. Профессор признавал свое поражение. Разыгранная шахматная партия близилась к логическому завершению. Инквизиторы искусно завели их всех в тупик.              «Да не может быть… Слишком фальшивая игра. Слишком странно все выглядит, словно они кричат о своих намерениях. Они пользуются противостоянием наших отделов и провоцируют на агрессивный ответ. Так открыто действовать, не заботясь о том, что вызывают вполне логичные подозрения… А может, на это и идет расчет? — мелькнуло в голове Профессора. — Но даже если и так, мы не можем высказать недоверие — это будет оскорблением и прямым обвинением не только самих сотрудников Бюро, но и их начальства, кардинала ди Медичи. Слишком серьезные обвинения без доказательств — такие вещи никому не прощаются…»              — Я согласен, — прервал гнетущую тишину Витторио. — И надеюсь, это досадное недоразумение сейчас благополучно разрешится.              — Вы приняли разумное решение, — одобрительно кивнула Иоанна. — Пошлите кого-нибудь к сестре Симоне в лазарет.              Кто-то из карабинеров сразу же побежал выполнять распоряжение. Уильям крепко сжимал рукоять трости все долгое время ожидания, пока в зал не вернулся тот самый военный.              — Подождите, — Вордсворт вдруг перегородил ему дорогу. — Сестра Иоанна, вы позволите мне осмотреть раствор? Конечно же, я не хочу никого обвинять, но покушения на Катерину Сфорцу также имели место, причем от лиц, которые входили в ее круг доверия.              — Не имею ничего против, — кивнула Иоанна. — Можете хоть даже выпить воду, которой мы его разбавим.              — С вашего позволения, — отпарировал Вордсворт и внимательно осмотрел содержимое стеклянной баночки.              Беглый, но внимательный осмотр не показал ничего странного. Упаковка не вскрывалась, маркировка выглядела естественно, сам раствор был прозрачным, что соответствовало указанному веществу. Профессор с сомнением покачал головой, но вернул баночку.              — Если позволите, это можно добавить в воду с моего столика, — вдруг раздался ехидный голос Борджиа. — Как видите, я не отравился ею. В ней нет добавок, так как я не очень люблю минеральные напитки.              — Не имею ничего против, — повторила Иоанна. — Брат Маттиас, будьте добры, займитесь этим.              Инквизитор подошел к кардиналу Борджиа и иронично взял из его рук стакан и бутылку. Он демонстративно, с легким издевательством налил немного воды, также демонстративно вскрыл склянку и вылил ее содержимое. Затем смешал раствор в покачивающемся стакане, словно настоящий химик, и с вежливой улыбкой подал его юноше.              Вито немного помедлил, прежде чем поднести его к губам. Внимательный взгляд черных глаз следил за этим движением, и что-то внутри юноши (то ли достоинство, то ли уязвленная гордость или нечто другое) заставило не отводить глаза. Он словно хотел показать бывшему наемнику со всей ясностью, что не очень-то и проникся трепетом перед его зловещей репутацией.              Игра в гляделки продолжалась ровно до тех пор, пока он не сделал глоток. На короткое мгновение Вито не сразу понял, что произошло, и почему он кричит, кашляет и бьется в крепких руках киборга, но красочные ощущения, похожие на то, что сейчас он выпил едва ли не кипящее масло, не заставили себя ждать.              Затуманенное болью сознание родило странное видение, что лики нарисованных ангелов на стенах содрогнулись от крика, никогда еще не звучавшего в этом зале.