***
Смятый кусок стали лежал на блюдце и уже не причинял неудобства. Пулю с трудом вытащил Гудериан, кустарным, примитивным и очень болезненным способом, когда розенкрейцеры поднялись на борт. С момента ранения прошло два с лишним часа. Обычный человек давно бы умер мучительной смертью: тринадцатимиллиметровая пуля пробила ребра и застряла в легком аккурат рядом с крупной веной, ведущей к сердцу. Повезло. Нет, конечно, попади пуля хоть в сердце, хоть в мозг, она не убила бы его в прямом смысле, но надолго вывела бы из строя. Кемпфер уже не мог точно сказать, сколько лет назад это произошло в последний раз. Кажется, во времена Армагеддона… Справиться с обычным, хоть и обильным, кровотечением тело смогло само, но справиться с болью удавалось плохо. Почти всю дорогу Кемпфер неподвижно просидел или пролежал сначала в автомобиле, а потом в катере, который доставил их на небольшое судно в нейтральных водах. Сразу после ранения было больно даже просто дышать, но постепенно к боли он привык. Боль стала данностью, с которой приходилось мириться и продолжать действовать по плану, внося небольшие коррективы. Однако в те моменты, когда все-таки нужно было идти пешком, Кемпферу казалось, будто кто-то всаживает ему в грудь зубило отбойного молотка. Пять крупнокалиберных пуль оставили на теле свои отметины — одну глубокую рану и четыре сильнейших ушиба. Щит Асмодея запоздало включился, однако его энергии хватило лишь приостановить пули, а не отрикошетить их. Кемпфер слышал, что выстрелы прозвучали едва ли не мгновенно, и попасть они должны были почти в одну точку, как следовало по всем законам физики. А в итоге пули широко разлетелись, будто осыпались, как дробь на излете, и хорошенько помяли ребра и живот. Что-то заставило их изменить траекторию, да еще лишило большей части энергии, потому та единственная пуля и вошла неглубоко, а не прошла навылет, или, того хуже, не застряла, раздробив лопатку. Киборг стрелял бронебойными с очень близкого расстояния, каких-то несчастных метров десять... Хорошенько поразмышлять над такими странностями теперь было время, пока измотанный и накачанный снотворным кардинал крепко спал в запертой каюте. Сколько он уже спит? Часов шесть? Присматривать за «очень дорогим гостем» Кемпфер поручил Гудериану, а сам наконец-то вытянулся на койке. Впереди еще столько дел… Немного заслуженного отдыха не помешает — путь предстоит долгий. Отдохнуть, порассуждать сам с собой, подумать о чем-нибудь и отвлечься. Кемпфер кое-как поправил подушку, просто ткнув в нее пару раз кулаком. Он не хотел садиться или поворачиваться на бок и тревожить притихшую боль. Но даже от этого осторожного движения в грудь будто вонзились когти. …Киборг-убийца был слишком хорош. Был. Такая машина не могла промахнуться, и его спасло лишь невероятное чудо. Лет шесть назад киборг в похожей ситуации тоже совершил почти невозможное: пули пролетели двойным рикошетом, проникли под щит и отстрелили кисти рук! Кемпфер тогда был в немом бешенстве и отплатил киборгу тем же самым рукоотрезательством, но одновременно хотелось молча рукоплескать (если было бы чем…). Собственно, потому пришлось надолго задуматься и попытаться усовершенствовать щит, превратить его в кокон. Энергии в таком режиме тратилось в два раза больше, но, к счастью, и с киборгом не так часто сталкиваешься… Кемпфера забавляло, с какой топорностью прописали директивы, запреты и блоки. Забавляло и одновременно вызывало непреодолимое желание перфекциониста покопаться в искусственной части мозга, чтобы навести там порядок. Поскольку об этом можно лишь мечтать, Кемпфер довольствовался провокациями и наблюдениями — совсем как за подопытным кроликом. И получал удовольствие, схожее тому, что испытывает зритель от красивого представления, и схожее тому, что испытывает актер, играя свою любимую роль. А теперь, как говорится, финита ля комедия. Предсказуемый финал, закон природы — слабый проигрывает, рано или поздно. Этот принцип машина должна знать, как никто другой. Сегодня киборг внезапно начал импровизировать. Команды защитить объект, ликвидировать угрозу и сохранить систему причудливо сплелись, а рожденное решение показало: это совсем не идеальная машина. Точнее, не машина вовсе. А раз так, нечего удивляться проигрышу. Громкий и скандальный проект Гарибальди на деле оказался гениальным лишь внешне. Он сделал прекрасный фантик из запредельных возможностей и технических характеристик. Грозный, сильный, устрашающий фантик, способный массово уничтожать лишь пушечное мясо или пару-тройку вампиров. Только и всего. Дюжина вампирских трупов-марионеток от Кукловода запросто изрубила «непобедимого» агента на металлолом, прежде чем умереть второй раз. Механические куклы с фрагментом человеческого мозга и вправду первосортные убийцы, никому из людей не под силу их остановить. Пожалуй, кроме другой подобной механической куклы. Красивый фантик скрыл роковой изъян и слабость: не-машинная природа — причина поражений. Возможно, Пигмалион, он же — ныне покойный Мельхиор фон Нойманн, один из розенкрейцеров, составил бы достойную конкуренцию Гарибальди, если задался бы такой целью. Кемпфер многое бы отдал, чтобы увидеть поединок между аксовским киборгом и настоящей машиной. Таковой была Зиглинда, машина от и до, машина телом и машина разумом. Но этому уже не суждено сбыться… Впрочем, есть и другое творение Гарибальди из Бюро Инквизиции, и кто знает, быть может, когда-нибудь… Кемпфер попробовал осторожно затянуться сигариллой: ребра ныли зверски. Да ныть и так будет долго, а вот курить хотелось намного сильнее. Сильнее, чем какая-то боль в грудине. …В коттедже Сфорца дико кричал, когда по телу будто разливался кипяток. Даже вампирам не сразу удается прийти в себя после подобных скоростных трюков. Пришлось действовать по классике, дротиком со снотворным, ведь иначе путешествие в багажнике автомобиля провалилось бы с треском… Там на трассе их даже остановили, и отделаться гипновнушением в адрес патрульного удалось лишь потому, что Сфорца спокойно спал, а выглядели они с Гудерианом вполне мирно и совсем не подозрительно — Кемпфер снова надел чужое лицо. Этот единственный пост никак нельзя было пропустить, хоть они и выстроили маршрут так, чтобы зря не светиться. Сфорца начал просыпаться на побережье, как раз при погрузке в небольшой катер: надолго такой смеси транквилизаторов не хватало. Второй укол — и потом кардинал очнулся уже в каюте. И спустя время снова заснул, уже настоящим, естественным сном. Накопилась усталость, вымотал страх, и у него голова кругом шла от препаратов. Упрямый мальчишка. Твердолобый. Но умеет сначала думать, а потом действовать: не то, что его импульсивный старший братец. Времени предостаточно, а разговоры двух умных людей плодотворны. Если замотивировать его в нужную сторону, то с таким упрямством он горы свернет, в этом кардинал сильно напоминал Дитриха — недаром они ровесники. Там, в базилике, получился очень занимательный разговор, настоящая разведка боем. И все слабые точки стали видны. «Амбициозная молодежь и святая наивность…» — усмехнулся Кемпфер и поморщился. Да как ему удалось терпеть кусок металла в легком столько времени? Полдень миновал не так давно, а значит, Дитрих выполнил свою задачу. Жаль, что прямой эфир на всю страну не довелось посмотреть… …После той прошлогодней выходки Каина все пошло наперекосяк. Сам Каин исчез где-то в Терра Инкогнита, на другом конце огромного континента, и должен был снова превратиться в вязкую субстанцию: вряд ли ему хватит сил поддерживать форму полусгнившего трупа. А вот Исаак разгребал все, что тот наворотил, открыв криогенную капсулу с «подарком» из прошлого. Не прошло и года, а рыцарям Ордена пришлось выходить из тени и открыто объявлять о себе. Не по своей воле, конечно же. «Этот… альтернативно одаренный… решил сделать себе имя». Кемпфер, услышав подобное заявление, молчал долго. Спорить бесполезно и даже опасно — «подарочек» оказался с ярко выраженными психопатическими чертами, с крышей, скособоченной куда сильнее, чем у герра Каина. На бочках с порохом сидеть безопаснее, чем пытаться конструктивно побеседовать с этим существом. Кемпфер даже начал ностальгировать по минувшим временам. Но в то же время упускать такой хороший шанс не собирался: немного умелых и льстивых манипуляций, и… «Да пусть герр Абель с Императрицей сами теперь разбираются! Чтоб я еще хоть раз с ним связался…» Сначала Кемпфер пытался дождаться возвращения герра Каина. У Ордена имелись огромные связи по всему человеческому миру. Время шло, а никаких намеков не появлялось, не было ни единой весточки. В итоге Кемпфер решил, что отныне каждый по себе, и с такими мыслями собрался спокойно устроиться в Риме под ложной личиной. В том самом купленном особняке. О котором, конечно же, не рассказал нынешнему главе. Как и умолчал о многом другом. Почти о всем. Не стоит раскрывать чужаку карты. Да и не так уж тот интересовался «внутренней кухней» Ордена. …Судно шло в одно очень тихое и спокойное место, где никто их не найдет. Как же удачно Сфорца подвернулся-таки под руку! Более того, словно перст судьбы вычертил им двоим пересекающиеся дороги. И признаться, Кемпфер не мог желать иного: словно предчувствие заставило его попытаться отговорить нынешнего главу пафосно явиться в Рим в облике монстра из древних легенд и устроить там настоящую кровавую баню развлечения ради. Верхушка Церкви вместе с молодым кардиналом вряд ли выжила бы… Кемпфер был против бессмысленной резни. Это противоречило идеологии возрождения, ведь Орден добивался совсем не истребления человечества. А вот против взрыва базилики, полной людей, он не возражал, ведь это действо вместе с громким ультиматумом принесло бы пользу. Ватикан охватит паника и ужас, появится возможность заставить безнравственную Церковь склониться перед «всемогущим спасителем и царем» в страхе. Кемпфер разглагольствовал перед главой Ордена о «великой скорби, какой не было от начала мира доныне, и не будет», иронично цитируя одну известную книгу о конце времен и грядущем Страшном Суде. Красочно описывал и то, какие могут подняться войны и восстания, рассказывал, с какой яростью люди будут резать друг друга и вампиров, если дать мощную поддержку всем презираемым и угнетенным. И этот год, по насмешке, был 666-м по Священному календарю… Роль вершителя судеб человечества и нового мессии закономерно пришлась по вкусу психопатическому «подарочку» из прошлого. Сей выход Ордена на сцену был великолепным, и точно надолго запомнится миру. Первый акт пьесы написан им, Кемпфером, от начала до конца. Он выполнил свой долг рыцаря, не позволил запятнать позором имя своей организации. Война начнется, как того добивался Орден. А «всемогущий», в конце концов, не так плохо сыграл: Кемпфер снимал это сообщение и… даже сам проникся. Однако настоящим серым кардиналом, кукловодом и вершителем судеб оказался именно он, Исаак Фернанд фон Кемпфер, Маг, второй по старшинству в Ордене Розенкрейцеров… и, скорее, все-таки уже первый, после исчезновения герра Каина. Потому что признавать главой самозванца-психопата, плюющего на идеологию, кодекс чести и цели организации, он не собирался. …Дитрих, скорее всего, задержится в Риме, пока немного не утихнет, а там уже сам доберется до Берлина, размышлял Кемпфер. Кукловод изо всех сил будет стараться не попадаться на глаза тому существу, потому что только полный идиот не захочет сбежать подальше. На этом их дорожки наконец-то разойдутся, и вновь найти Кемпфера дрянной мальчишка не сможет. Пусть теперь живет самостоятельно, уж слишком его разбаловали в Ордене. Впрочем, со способностью превращать людей в своих марионеток Дитрих не пропадет, непременно сядет кому-нибудь на шею и быстренько воспитает покорных рабов. У него невероятный талант ломать психику и крошить личность болью и страхом. А «поводок» из нейронитей заурядному человеку не оборвать. Спустя полторы тысячи лет богатой истории Ордену Розенкрейцеров приходит конец, но кровавая пьеса только начинается… Легенды о «боге резни», Абеле Найтроуде, были правдивы. Кемпфер своими глазами видел то, что оставалось в те давние времена после его ярости. А представить, что натворят несколько таких созданий, воображения не хватало даже у него. Маг поднес окурок к пепельнице и уже было вмял его, но остановился. Все выглядело просто, как дважды два, а додумался он только сейчас. Быть может, герр Каин сегодня… Что же, занятная вышла встреча. «Он совсем не изменился…» Тонкие губы торжествующе изогнулись. И, быть может, еще не все потеряно для Ордена? — Огнем мир воссоздается. Amen [1].***
Дорога длиной почти семь километров напрямик, но петляние по закоулочкам насчитывало больше раза в полтора. Почти три часа ходьбы без отдыха. В перекрытой столице, заполненной военными разных подразделений лишь для одной цели — поимки очень опасных преступников. Задачка либо для безумца, либо для профессионала. А Дитрих был и тем, и другим. Полгода, проведенных в Иштване с объявленным чрезвычайным положением в качестве двойного, нет, даже тройного агента — «хорошего» партизана, «плохого» диверсанта и «очень плохого» террориста, — дали свои плоды. «Подожду, пока немного не утихнет. Где-то пару недель, может быть. А потом ночным поездом в Вену… Там пересяду и доберусь до Берлина. Ноги моей больше не будет в этом…» — Scheiße! — закончил Дитрих мысль тихим шипением. Дерьмо. Он смог незаметно выбраться и уйти подальше от телецентра, куда в первую очередь хлынули основные силы. И теперь попасться в одном из богатых районов Рима, тихом и спокойном месте, когда он почти добрался до убежища… Трое полицейских неторопливо патрулировали улицу и, конечно же, сразу заметили одинокого пешехода, который только что вышел на перекресток. Дитрих не сбился с шага, стоило ему краем правого глаза заметить их на противоположной стороне. Он продолжил спокойно идти, но сердце забилось чаще, насыщая мышцы кровью с адреналином. Столкновение неизбежно. Трое, и один из них, судя по черной форме — карабинер. Если про обычного человека говорят, что в его мозге быстро завертелись шестеренки, то Дитрих брезгливо скривился бы и сказал, что в его мозге на полную мощность заработал микропроцессор. Оклик. Требование показать документы и объяснить, куда направляется. Зоркие глаза за несколько секунд до опасной встречи заметили фрагмент спасительной вывески сквозь деревья. Домашняя пекарня. Насчет документов Дитрих не боялся, их сделали качественно. С лишь ему одному понятной иронией. Что делает в Риме? Дитрих широко улыбнулся и затараторил. Приехал учиться, а пока готовится к вступительным экзаменам. Объяснения он перемешал с жалобами на пожар четырехлетней давности, после чего в Иштване стало невозможно жить, и лишь с помощью конкурса талантливой молодежи от одного известного римского мецената он смог вырваться в столичный университет, как и несколько других таких счастливчиков. Дитрих гордился так сильно, что не сдерживал хвастовства. И очень скоро трепотня заносчивого провинциала наскучила стражам порядка. Посоветовав не шляться где попало в такое время, а поскорее идти домой и там сидеть, его отпустили. Дитрих махнул рукой с паспортом, указывая на пекарню, и клятвенно пообещал не высовывать свой нос после того, как купит что-нибудь поесть. Сердце постепенно успокаивалось, и вскоре выбирая между булочками с сыром и кунжутом, с луком и розмарином, с оливками и помидорами, из кукурузной муки и пшеничной с добавлением пива, Дитрих почувствовал, что и в самом деле люто проголодался. Он купил десяток самой разной домашней выпечки, заплатив за это вкусное удовольствие почти шестьсот динаров. До убежища оставалось совсем немного, и вряд ли его, жующего пряный хлеб, идущего с огромным бумажным пакетом, на котором красуется эмблема пекарни, повторно остановят. Да и пусть останавливают — передавая паспорт, он всегда сможет коснуться руки полицейского и «подцепить на крючок» неудачливую жертву, а потом отдать мысленный приказ отпустить себя с миром. …Полторы недели назад Дитрих отправился на собеседование в телецентр. Передавая резюме, дотронулся до руки симпатичной девушки из отдела кадров, после непродолжительной беседы внушил ей мысль, что он в качестве сотрудника не подходит, и заставил отказать. Потом, сидя в дешевом отеле неподалеку и шевеля пальцами, побудил девушку почитать досье работников из техобслуживания. Вскоре Дитрих, смотря на эти досье чужими глазами, нашел умного и одинокого молодого человека. Узнав адрес, отправился сторожить новую жертву. Мимолетное столкновение на улице, врученный рекламный флаер — и вуаля! Технаря пришлось брать под жесткий контроль и ломать ему психику, чтобы самому войти в его сознание. Люди в этот момент начинают чувствовать себя сумасшедшими, так и не понимая, откуда в них берется вторая личность, которая вытесняет остатки первой, делая будто сторонним наблюдателем. При этом они до конца убеждены, что все мысли и поступки принадлежат им самим, а диалог с ним, Кукловодом, является внутренним разговором. Дитрих любил играть с жертвами, периодически отпуская старую личность на место. И тем сильнее жертвы путались и боялись возвращения непонятного состояния. Вдобавок ко всему, Дитрих не мог круглые сутки без еды находиться в подобии транса, управляя чужим сознанием, так что «переключение» личностей имело и функциональную необходимость. Всегда требуется некоторое время, прежде чем удастся привыкнуть к новой «одежде» из чужого тела, узнать и понять свою жертву. Вдобавок ему предстоит управлять новым телом в очень сложной и непредсказуемой ситуации, заставлять осознанно делать многие вещи против воли. Чем сильнее установлен контроль, тем послушнее, будто роднее становится тело. Особенно удобным для предстоящего задания было то, что у жертвы имелась лицензия на ношение огнестрельного оружия в целях самообороны. Неделю Дитрих затратил на то, чтобы технарь околачивался по телецентру, позволяя во всех подробностях запомнить план здания и изучить компьютерную систему телевещания — одну из тех редких и сложных устройств, которыми пользуются крупные государственные учреждения. А сегодня, незадолго до полудня, он завел послушную куклу в комнату управления, выманил оттуда пару людей, запер и забаррикадировал двери, вошел в систему и запустил программку, которая должна была начать трансляцию некой видеозаписи ровно в полдень вместо новостей. Конечно, штатные программисты центра такую запись постараются оборвать, поэтому Дитриху приходилось принимать контрмеры, пока шла трансляция, благо заранее он успел тщательно подготовиться. Да и в целом, те «специалисты» не выдерживали с ним никакой конкуренции. С альбионскими мастерами-вампирами из гетто еще можно было бы попотеть с удовольствием… Но сильно, очень сильно раздражало, что Кемпфер с утра прислал второе видео и потребовал его добавить к сообщению. Из-за этого технарь опоздал на работу и долго оправдывался. Дитрих хотел сначала высказать Магу немало ласковых, но вид орущего кардинала, которого за волосы держал Гудериан, поднял настроение. Прыть и заносчивость у смазливого мальчишки враз исчезла, когда тот осознал, в каком положении оказался. А за порубленных автоягдов еще расплатится… «Быстрая зараза», — кисло отметил Дитрих. Он изрядно вспотел, хоть и подключил к управлению марионетками искусственный интеллект с различными паттернами ведения боя. И все равно, проиграл. Надо потом в спокойной обстановке проанализировать ошибки и скорректировать паттерны. Вспомнив разговор в горном замке, Дитрих заревновал. Серьезно, что ли, Кемпфер собирается переманить этого мальчишку на свою сторону? Конечно, про ранги Маг желчно шутил, ведь так просто чужаков не только в высшие круги не пускают, но и в рядовые адепты тоже. Воображать же рядом с собой своего ровесника — точно год-в-год, — с такими же полномочиями было тошно. Терялась вся исключительность самого молодого и талантливого адепта. Даже если и удастся заставить кардинала сотрудничать с ними, то Дитрих однозначно окажется выше по положению. Вот тогда он и наиграется вдоволь, покажет ничтожеству место. …Некоторое время Дитрих стоял неподалеку от особняка, жуя нежную булочку с изюмом и орехами. Маг не сильно распространялся о купленной недвижимости, но похоже, что в течение года о ней все-таки кто-то заботился. Возможно, перед тем, как вернуться в Берлин год назад, Кемпфер нанял управляющего, который исправно, хоть и несколько лениво, выполнял свои обязанности. Теперь этому особняку предстояло стать надежным убежищем вместо небольшого коттеджа в городке близ Рима. А вот это уже интересно… Дитрих быстро допил сладкую минералку, завернул край бумажного пакета с булочками и поспешил к велосипедисту, который пристраивал свой транспорт к стене у ворот. Разносчик пиццы, судя по яркой куртке и большому квадратному рюкзаку за спиной. Тот уже вовсю трезвонил в звонок, а вскоре ворота отозвались долгим писком. Парень толкнул тяжелую дверь сбоку и вошел, вежливо придержав ее в последний момент для завопившего «Подождите!» Дитриха. Про себя Кукловод исходил желчью на Мага, который как всегда не удосужился поделиться подробностями. Впрочем, и сам Дитрих никогда не был полностью откровенным. Каждый сам себе на уме, сам за себя. Когда открылась дверь, он ожидал кого угодно, но только не… — Какая встреча! Ко мне пришли гости! Давно не виделись! Вот это сюрприз! Заходи, заходи! Звонкий веселый голос пробрал по костям морозом. Забыть этот голос, как и милую улыбку, Дитрих не мог. С дружелюбной искренностью это создание одним движением руки могло размазать по стеночке десяток вооруженных людей. — Кхм… да, — только и удалось промямлить в ответ, пока ничуть не изменившийся герр Каин расплачивался за стопку упаковок с пиццами. Так вот почему Кемпфер ни о чем не говорил… «Он что, играл на две стороны и ничего мне не сказал?! Спасибо, Маг, плюнул в сердце…» Когда дверь за ними закрылась, Каин грациозно зашагал в гостиную. По гибкой походке танцора легко можно было понять, кто тут самый главный и уверенный. Будто случайно даже в обычной одежде Каин следовал цветовой гамме иерархии: белые брюки и черная рубашка с серебряными запонками. Если Каин так одевался вместо вырвиглазных розовых тонов с идиотскими принтами и блестяшками, то шутить с ним не стоило. Впрочем, шутить с ним вообще никогда не стоило. — Фейерверк ты отличный запустил. Меня чуть не контузило. Пиццу будешь? Чай, кофе заваришь сам. Бывший глава Ордена (а бывший ли?) плюхнулся боком в кресло и закинул длинные и тощие ноги на мягкие подлокотники. Его якобы гостеприимство и дружелюбие настораживало. — А… Нет, благодарю, — Дитрих растерянно зашуршал пакетом, ставя его на столик, нервно выпрямился и резко опустился на правое колено, будто сам стал куклой с обрезанными нитями. Но руку у груди он держал твердо, даже напряженно. От поспешного жеста кулак правой руки даже больно стукнулся о грудную клетку. — Полагаю, все необходимое любезно позаимствовали из арсеналов Людвига? — продолжил Каин, вскрывая одну из коробок. Раздался сильный аромат копченостей и пряностей. — Кхм… Почти. Только потом собирали вручную, разумеется. — У Дитриха скопилась куча вопросов, но задавать их не смел, а потому отвечал сам. — И чья была идея устроить вот это… все? — Маг все спланировал, — с готовностью наябедничал он. — Я лишь техническую сторону осуществил. — Не удивлен. Его всегда тянет в эстетику символизма и убийственный сарказм над людьми, ограниченными стереотипами и предубеждениями. Причем убийственный в буквальном смысле. Дитрих едва слышно вздохнул. Кажется, в словах герра Каина прозвучало удовлетворение работой Кемпфера. А он-то надеялся на обратное… — Я так понимаю, прихватить с собой заложника — чистой воды импровизация, непредусмотренная планом, — несолидно пробубнел с набитым ртом Каин. — И что, решили здесь спрятать? Мне вашу компанию ночью ждать? — Э? — Дитрих удивленно заморгал. — Нет, у Мага начался второй этап. Он уехал и кардинала мог лишь забрать с собой. Вы разве не в курсе? — Видишь ли, его едва не пристрелил недобитый тобой киборг, так что отчитаться передо мной он не успел и поскорее телепортировался. Поэтому выкладывай, где мне его найти.***
В городе был объявлен траур, а возле небольшой церкви собралась толпа жителей. Многие из них пришли просто в знак солидарности. Весть о взрыве в самом сердце Святого Престола, как и о нападении на военную базу, разнеслась по всему человеческому миру, словно эхо страшной грозы. Люди скорбели. И люди боялись. И люди по-прежнему были полны злобы. Когда приходит страх, с ним приходит и ярость. Когда ярость невозможно выплеснуть, она собирается. Крупица за крупицей. Черная. Едкая. Грязная. Сухая, словно песок. Крупицы падают в небольшую горку, под своей тяжестью сыпятся с ее вершины. Они падают и падают, а черная гора все растет и растет. От нее несет резкой, удушающей вонью. Достаточно всего одной маленькой искры, и черные пласты с оглушительным грохотом взметнутся адским пламенем и дымом… А еще люди были возмущены. Всем было, что терять, но никто не хотел лишений. И мириться с положением тоже никто не собирался. Из церкви, где отслужили траурную мессу, люди уходили не просто скорбящими, а мрачными. Перейдя всего лишь на другую сторону неширокой улицы, они заводили разговоры о том, что может случиться… и начинали тревожиться и злиться. Неподалеку была маленькая закусочная, наверное, единственная в городе. Одна из тех, за чьими столиками под зонтами летом толпятся люди. Только сейчас — ранняя весна, и, наверное, поэтому из посетителей там был лишь один человек. Возможно, посетителей было мало еще из-за еды, которая лежала перед ним на тарелке. Какие-то сплющенные рубленые котлеты и помятые ломти жареного картофеля, обильно приправленные разведенной рыжей томатной пастой с острыми специями. Все было приготовлено утром, давно остыло и продавалось из больших контейнеров. На блюдечке лежал дешевый хлеб, наверняка вчерашний или даже позавчерашний, рядом стоял толстый граненый стакан с мутным чаем, к которому не притронулись, видимо, из-за тускло блестящих пленок на поверхности. А может, посетителей здесь всегда было мало из-за того, что маленький городишко располагался в настоящем захолустье между процветающими Ватиканом и Империей Истинного Человечества. Две великие державы были готовы в любой момент обрушить на мелкое, совсем незначительное государство с обшарпанными городишками свои огромные силы и превратить его в поле боя. — Да Ватикану насрать на… — приглушенно раздалось от немолодого мужчины, подходившего к закусочной. Он что-то пытался растолковать женщине, тоже в возрасте, идущей позади него вместе с двумя парнями-ровесниками и девочкой помладше. Семья. Мужчина постоянно оборачивался и махал руками, оттого часть слов глоталась. — Вспомни, что четыре года… было! …кровосос из Иштвана против Церкви… полгорода сгорело! — Но это же все-таки упырь город поджег, — озадаченно возразила женщина в растянутой и полинявшей вязаной кофте. — Дура! — сплюнул мужчина, оттягивая подтяжки на сутулых плечах. — И ты веришь… Инквизиция вовремя подоспела… пожар потушить?! Да там сгорел тот район… кровосос жил! И его поганые… а через мост жили простые люди! Какого… вампиру жечь свою же… со складами? — Да откуда тебе знать? Ты там был разве? — обиделась женщина и поджала губы. — Сказано же было, что тамошний упырь хотел отомстить! Он до этого собор Матьяша спалил! А потом ночью за людей принялся! А если это Инквизиция пожгла, то она пожгла только то, где вампир с подручными прятался! А людей вампир убил! Там еще в небе какая-то вампирская звезда была, которая все огнем жгла! — на этих словах она перекрестилась. — Вовремя подоспели, не дали город спалить! Достаточно он там тиранил и жителей мучил! — А я тебе говорю… звезда ватиканская была! Это их новое оружие! Секретное! Против вампиров! И представь, если эту звезду над нами… когда упыри из Империи полезут! Да те люди там под раздачу… когда того проклятого кровопийцу убивали! — Если вообще они смогут, — тихо отозвался старший из парней. — Вон, проморгали базилику Черной Святой. И базу… Где ж их хваленая ПВО была? А Инквизиция? Эти уроды как дома у них в Риме похозяйничали… Если себя защитить не смогли, как других спасать будут? — Во, молодец! Я про что толкую, дура ты старая! — подхватил мужчина. — Да Ватикан не станет нам помогать! Мы им кто? Так, мелочь. Пожгут, еще как пожгут! Похлеще Иштвана… Там хоть место важное, стра-те-ги-чес-кое! И богатое! Мигом обосновались, как вампира убили! А мы что им дадим взамен? Да ничего! Бежать надо, пока не поздно! — А если первыми имперцы заявятся? — поддакнул второй парень и провел ладонью по кудряшкам девочки-подростка. — Вон, у нас красавица какая растет. Хоть дочь пожалела бы! Уезжать нужно, ма. В тот же Иштван. Ватикан его так просто не отдаст. — Не, там в Иштване мясорубка начнется, — покачал головой мужчина. — Еще призовут вас обоих… — А я не против! — вдруг воодушевился старший. — За благое дело, да против кровососов! Верно я говорю? Если все люди объединятся, погоним их как в старые времена! Забудут к нам дорогу еще на полтыщи лет, если не больше! — Ага! Еще как наподдадим! — подхватил второй. — Повылазили, головы подняли! — Да молчите вы! Тоже мне, вояки нашлись! — цыкнул мужчина и нервно отер залысины. — Вся эта дурь из ваших бошек в первый же день вылетит! Уж я-то знаю! Хватит с меня войны. Потому и не собираюсь вас под пули подставлять! Два здоровых лба, а ума ни капли! — Знаете, если бы армия Святой Церкви была такой, как вы трое, — не выдержала женщина, — то всех людей вампиры давно завоевали бы! Прогибались бы мы все под них! Бесстыдники! Не слышали, что ли, как кардинал до последнего бился?! — Вот пускай они и сражаются. А мы — не кардиналы и не инквизиторы, — отрезал мужчина. — Да и врут всем по радио. Пропаганда одна! А ты уши развесила! Кардинал, да еще сражался? Да они только и могут, что сутаны протирать на консисториях! Да и все к чертям идти начало, как молодую бабу кардиналом назначили! Министр иностранных дел, ишь ты! Ни года спокойного не было! Толпами повылазили вампиры, еретики и террористы! Царство ей небесное, конечно, но бабам в политике делать нечего. И точка! Все испоганят! А теперь ее братьям опосля разгребать все дерьмо нужно! — Точно! А на Альбионе что было? Как новая королева воцарилась, так из-под земли вампиров вывела, чтоб свободно жили! Тьфу! Святая дева Иштвана, называется! — снова подхватил старший сын. — Ну и куда нам тогда бежать? — тихо спросила женщина, обняв девочку, которая испуганно смотрела на спорящих взрослых. — В Карфаген надо. Это вольный город. И богатый. Его ни Ватикан, ни Империя не тронет. А ты чего уставился?! Чего тебе надо? Мужчина вдруг обрушился на спокойно обедающего человека. Чемодан рядом со стулом и газета возле тарелки говорили о том, что этот человек не местный. Да местный и не носил бы потертую черную кожаную куртку с поднятым высоким воротником и такую же шляпу с жесткими изогнутыми полями. Похоже, просто путешественник, которого невесть каким ветром занесло в эти забытые Богом края. — Ничхего. Я обедаю, — такой ответ прозвучал даже издевательски, особенно, когда один из звуков непривычно исказился резким выдохом. Точно приезжий. — Сидишь тут, ешь. Что-то не видел тебя в церкви. Люди погибли, слыхал? Хоть бы уважение проявил к ним, — продолжал злиться мужчина и отмахнулся от жены, которая попробовала его увести и что-то лепетала. Он наклонился и оперся руками на стол, но вдруг оторопело уставился на аккуратные подбритые виски, которые шляпа не могла полностью спрятать. А потом просто смахнул ту шляпу и открыл темно-фиолетовые волосы. И отпрянул, словно от прокаженного. Женщина за его спиной вскрикнула и вцепилась ему в плечо. — Пойдем, пожалуйста, пойдем отсюда, дорогой… — Ур-род, — процедил сквозь зубы мужчина и сжал кулаки. — Только таких выродков нам не хватало для полного счастья. Что, ждешь не дождешься, когда вампиры придут? — Ну да, такими как ты, они побрезгуют, это точно. Чего приперся? Вали отсюда! Наш город не для ведьминских отродьев! — завелся один из парней, которому, судя по всему, очень хотелось воевать, но старшие не разрешали. Тарелка с остатками обеда полетела на выщербленный асфальт. Приезжий оставался ненормально безразличным, он даже не нахмурился, не вытаращился, не вскочил возмущенно, не закричал… На лице, похожем на бледную маску, не шевельнулась ни одна мышца. Словно он был под действием какой-то дури, но вот только его взгляд осознанно и без пауз переходил с одного на другое. — Кажетса, вы сами хотейт уезшать из «вашего города». А за меня не вольнуйтейсь, я не задершюсь. Акцент стал сильнее, но речь по-прежнему звучала связно и не заторможенно. Будто нарочно человек начал произносить звуки тверже, чем следовало, смешивал их с шипением, пришептыванием и резкими выдохами, а некоторые звуки смягчал до смешного, будто говоря совсем по-детски. И низкий голос на таком контрасте заставлял покрываться мурашками от жути, которую подсознание ощутило в полной мере. Но не сознание, полное злости. — Да ты издеваешься! Мужчина порывисто схватил его за лацканы кожаной куртки и потянул на себя. Тот никак не сопротивлялся. Он послушно встал, неудобно наклонившись вперед, куда тянули за одежду, потому что оказался больше, чем на голову выше мужчины. От неожиданности куртку отпустили. Двое парней, его сыновья, потихоньку подбирались с боков. — Йован, не надо! — запоздало вскрикнула жена и схватила его за плечи. — Оставь этого человека, пойдем отсюда! — Человека?! Парень, опрокинувший тарелку, возмутился и вмазал «уроду» кулаком в челюсть. Приезжий было потерял равновесие с невнятным возгласом, но стол помог ему опереться и выпрямиться. Каменное лицо-маска наконец-то изменилось, на нем прорезались глубокие морщины, и заметно обозначились желваки, когда зубы крепко стиснули, сдерживая болезненное шипение. Приезжий тяжело взглянул исподлобья и осторожно потрогал фалангой пальца рассеченную губу. Люди, что до этого момента проходили мимо, занятые своими заботами, сразу заметили, что происходит что-то интересное. Но останавливаться они предпочитали на некотором отдалении. — Один мой очхень хороший друг всегда стараетса решить конфликт миром, — отчетливо произнес приезжий, исподлобья смотря в глаза ударившему. В этот раз он уже не стал нарочно коверкать слова, но фраза была полна чужого гортанного «р», из-за чего речь казалась лающей и обрывистой, а резкие выдохи на согласные только усиливали сходство с предостерегающе рычащим псом. — Потому что ему всех, кто выбирайт путь насилия, в ответ убивайт надоело, — закончил он и перевел взгляд на пальцы, медленно растиравшие пятнышко крови. От этого движения они складывались, словно готовились в любой момент сжаться в кулак. — Ты угрожаешь?! Нам?! Старший, как раз ему в рост, схватил за грудки вместо низковатого отца и потащил к стене закусочной. Приезжий послушно перебирал ногами и пятился. — Ах найн, я всего лишь… — он не договорил и резко повис всем своим весом на руке, как если бы внезапно отказали ноги. — Сукаааа!!! Парень протяжно взвыл, когда его кулак лишь пригладил фиолетовую макушку и с размаху наткнулся на кирпичную стену вместо бесящего неподвижного лица. Он успел только выпустить куртку и согнуться от резкой боли в запястье, крепко прижимая руку к груди. Приезжий гибкой пружиной нашел спиной опору в стене и оттолкнул парня руками и голенью так, что его отбросило прямиком на подошедшего брата. Пока те ненадолго замешкались, «урод» быстро направился к своему чемодану у столика, но не терял никого из виду. — Я не до конца сказал. Я понимаю моего друга, но не могу одобряйт решение. Будьте разумными. Драка… — Да мочите этого урода уже, наконец! — выкрикнул кто-то из стоявших поодаль десятка-другого людей и сам вышел вперед. На такой призыв откликнулось еще двое. — Gott, gehen Sie zum Teufel, — устало пробормотал приезжий, изящно сочетав воззвание к Богу и посыл к черту с убийственной вежливостью. Жаль только, что оценить данный пируэт по достоинству мог лишь он сам, либо какой-нибудь другой носитель этого языка, которого поблизости не наблюдалось. Он прекрасно понимал с самого начала, что мирно разойтись не удастся. Эта троица отчетливо показывала: им нужно выпустить пар и отыграться на ком-нибудь. Поэтому он решил не отказывать себе в удовольствии поддразнить и поиздеваться в ответ. Женщину с дочерью-подростком давно оттеснили назад, да и она сама поспешила отойти, когда запахло дракой. Йован, ее муж, выдернул из земли железный штырь, к которому кое-как тряпичным обрывком привязали молодое деревце. — Послушайт, вам же потом разбиратса с полицией. Ничхем хорошим для вас не закончитса… Приезжий старался выйти на тротуар, но его окружили — люди понимали, что он собирается сбежать вместе с чемоданом. Все началось, как обычно, со спины: кто-то крепко «обнял» и обездвижил, чтобы другим удобно было избивать. Сильные руки легли кольцом поверх рук жертвы, прижимая их к телу. Приезжий выронил чемодан, и, не задумываясь, резко вскинул обе руки, оттягивая кольцо объятий вверх, и что было сил ударил тяжелым берцем по ступне. За спиной истошно взвыли матом, и объятия разжались. Он чуть отступил вбок, и одна из поднятых рук с размаху опустилась ребром ладони. Стоявший позади бугай-работяга в провонявшей табаком и мазутом одежде схватился за пах. Младшенький сынуля успел подойти почти вплотную и выбросить вперед кулак — но приезжий шагнул в сторону, схватил за запястье и потянул. Получив дополнительное ускорение, тот споткнулся, и «урод» с размаху ударил голенью в низ спины. Носок берца пришелся в область почки, резкая боль заставила парня присесть и заохать. Похоже, изнутри обувь была армирована сталью. На помощь тут же поспешил отец, замахиваясь ржавым штырьком наподобие лома. «Урод» медлил, будто не решался поднять руку на пожилого человека. И неосторожно подпустил к своей спине двоих. Удар штырька он встретил предплечьем, закрываясь, спиленный ножовкой край глубоко оцарапал щеку. А вот те двое время не теряли и взяли его в крепкий захват. Они повисли на плечах и тянули вниз, на побитый асфальт. Он едва успел закрыться бедром, защищая низ живота. Удары посыпались со всех сторон. «Урод» упирался, будто врос ногами в землю, согнувшись и закрывшись руками. Покачиваясь, продолжал стоять, не позволяя себя повалить, хватался за держащие его руки. От напряжения он гортанно зарычал. Крепче вцепившись в чужие предплечья, резко рванулся вперед и согнулся, сбрасывая с себя обоих мужчин. Их развернуло и кувырком бросило на асфальт. Краем глазом увидев движение сбоку, повернулся и кулаком в нос быстро обезвредил последнего. Под вопли и брызги крови и соплей рыкнул, распахивая кожаную куртку и показывая под ней наплечную кобуру: — Клянус Всевышним, застрелю нахрен в качхестве самозащиты. Я сейчхас доступно говорю? Versteht ihr? Понимайт? Ладонь легла на рукоять, наполовину доставая оружие. Тыльной стороной другой ладони он размазал сочившуюся по щеке кровь. Тряхнул головой, моргнул несколько раз, его повело в сторону, будто он только что получил удар по затылку. Крепко сжал зубы, сдерживая стонущее завывание. Быстро наклонился, поднял шляпу, надел, но продолжал ее крепко держать, словно хотел закрыть лицо. Схватил чемодан и побежал по улице, оставив позади ошарашенную толпу.***
Во рту ощущался яркий металлический привкус, в уши словно набилась вата, на лбу и вокруг глаз ощутимо пульсировали жилки. В такие моменты безопаснее для других остаться в полном одиночестве, когда никого нет рядом. И Ада убегала подальше от людей. Не хотела навредить. Бежала сильными движениями. Бежала быстро. Бежала, прикрыв лицо локтем и полями шляпы. Иногда бормотала что-то сквозь зубы. Она давно привыкла, что ее воспринимают исключительно как мужчину из-за грубого лица, низкого, хриплого голоса и телосложения, которому позавидуют сами мужчины. Черт со всеми, люди – как актеры-статисты, разок-другой пересеклись в жизни и все, на брудершафт с ними не пить. Что ей даст это уточнение? Перед ней сразу галантно извинятся? Нет, такие люди понимают лишь язык силы. Вдобавок, она бы теперь не назвала себя человеком. Das Biest, чудовище [2]. Безликое, страшное и бесполое. Улица была почти пуста, лишь изредка попадались прохожие, мимо которых Ада проносилась, а потом улица и вовсе превратилась в проулочек, закончившийся старыми развалившимися, но так и не снесенными домами. За ними начиналось небольшое поле, отделявшее лес от городка. — Сейчас нельзя никого убивать. Какими бы ублюдками они ни были. Слышишь меня? Это привлечет внимание. Я провалю задание. — Ее голос теперь звучал совсем иначе. Он будто стал глубже и объемнее, напитался вибрациями и эхом. «Ты лжешь. Тебе их жаль. Хочешь быть циничной и расчетливой». — И что с того? Это не отменяет факта, что обо мне будут говорить в округе. Ада остановилась у полусгоревшего дерева, в него когда-то ударила молния. Ветви соседних тоже пострадали, но с того времени уже успели немного оправиться от едва не начавшегося пожара. «Ты дразнила. Хотела, чтобы они сорвались. Если не хотела утолить ярость, тогда зачем? Почему ты остановилась? Мы не понимаем». — Вам и не понять. За оружие я схватилась не потому, что сама хотела. Вы сами знаете, что это было вашим решением, не моим. А я не могу позволить вам убивать моими руками. Поэтому я остановилась и сбежала. Потому что вы — угроза. «Верно, мы вмешались, чтобы защитить тебя. Ты нелогична. У тебя есть задание, но ты рискуешь собой, а значит, рискуешь провалить это задание». — Лучше скажите, почему вы обманули меня? «Когда?» — Все пошло по… наперекосяк. Вы показали мне цепь событий. Я изменила ее. Так, как делала всегда. Вы сами оценили вероятность нужного мне исхода. До этого ваши прогнозы всегда сбывались. Какого же черта на этот раз? Что именно вы не смогли учесть? Или вы изначально показали искаженную картинку? «Верно, мы показываем связь событий и оцениваем вероятность. Но управлять ею мы не умеем. Мы не умеем делать событие более или менее вероятным. И мы не умеем заставлять тебя увидеть что-то еще помимо того, что ты желаешь увидеть». — Это значит, что я ограничена субъективным мышлением и не вижу полную картину? Но вы не предупредили меня, хотя знали мою цель. Потому что хотели, чтобы погибли люди. Ведь вы — разумное оружие, и в этом ваша цель — уничтожение. Так? «Jein». — Объясни. «Да, ты ограничена. Если хочешь видеть больше — слей свой разум с нами целиком. Нет, мы не предупредили не потому, что хотим чего-то, а потому, что это бессмысленно. Ты все равно не сможешь увидеть то, что видим мы. И потому не сможешь изменить в нужную тебе сторону. А сделать это вместо тебя мы не можем. Мы — инструмент. Отчасти ты права, что программа в нас нацелена на уничтожение, мы действительно оружие. А ты — носитель оружия. Только твоими руками мы можем выполнять заложенную в нас программу. Но не мы управляем тобой, а ты — нами. И если ты не можешь нас использовать нужным тебе образом, то дело не в нас. Verstehst du? Понимаешь?» — Вы слишком быстро учитесь. «И все же, чтобы наше взаимодействие было наиболее эффективным, мы можем сказать, в чем причина. Энтропия возрастает, когда мы вмешиваемся в события. Предсказать исход таких событий невозможно. Выводы сумеешь сделать самостоятельно?». Проклятье. Похоже, речь идет о Каине. «Мы» в этот раз означает не их самих, коллективный рой в ее теле, а два таких роя, в ней и в Каине. В ситуациях с людьми действительно все прогнозы точно исполнялись, а вот стоило добавить на шахматное поле такого непредсказуемого коня, как Каин… Что же там произошло? Каину помешали, и он не справился, или же входные данные ситуации резко изменились, и он был вынужден действовать иначе? Или… он и вовсе играет на своей собственной стороне? Но если бы он действительно хотел масштабного кровопролития, то зачем ему было исполнять план с вандализмом, о котором упомянули в новостях? И самое главное, что теперь ей самой делать? Она также провалила задание. Кому расскажешь — не поверят. Авария на железнодорожных путях. Непозволительная задержка. Чего ей стоило добраться до Тивата в срок… Но на аэродроме она оказалась после старта. Истребитель успел взлететь и собрал свою кровавую жатву в Ассизи. Каин в таком случае просто обязан предупредить Абеля, чтобы с его данными Ватикан перекинул силы сюда, в маркизат Македонии. Но если… если. Если Каин этого не сделал, то она единственная здесь в этом месте, кто может устроить диверсию и взорвать этот адский самолет к чертовой матери, не допустить новых жертв. Осталось лишь дождаться его возвращения. Но похоже, он улетел на другую базу: прошло больше восьми часов. Где теперь его искать? Ей нужны данные, хоть какие-то зацепки, чтобы с их помощью увидеть и просчитать события… Ее переиграли? Ада ударила кулаком по опаленному стволу. Древесина в месте удара сплющилась, появилась выбоина. Ненависть и ярость тех людей отражались в ее голове. Она с трудом могла испытывать эмоции, но видеть и воспринимать чужие, отражать их в себе — вполне. Такой ее по ошибке создали генетики, которые не совсем хорошо — а может, даже слишком хорошо, — разбирались в усовершенствовании видов. Девятьсот лет назад в науке произошел прорыв, и возможно, мог бы появиться новый разумный вид, искусственно изменив самого себя… Если бы не началась война, угробившая почти всю человеческую цивилизацию. Теперь и не спросишь создателей, было ли это непреднамеренно, или в этом и заключался проект «сверхчеловека». Каин на ее вопросы неопределенно хмыкал, но, похоже, считал, что так оно и было. Он вообще видел людскую натуру лишь с негативной стороны. Жадные, мелочные, эгоистичные, жестокие, трусливые, не видящие дальше собственного носа и не думающие о будущем. Примитивные паразиты на теле планеты. Ада часто задавалась вопросом, почему Абель и Сэт постоянно говорили об опасности потери контроля над наномашинами — над тем очень разумным роем, который паразитировал в их телах. Тогда как Каин не воспринимал это таким ужасным, а говорил как о переломном моменте мышления, новом представлении о мире. И Ада задумывалась, почему Абель и Сэт не могли так взаимодействовать с роем, а ей с Каином удавалось. Правда, их взаимодействие существенно отличалось. Каин не вел диалогов, он словно был собой, но мыслил, как рой. Ведь их сознания слились воедино. Тогда как она, свободная от эмоций, смогла наладить контакт, а не получать примитивные импульсы интуитивного озарения, как у Абеля и Сэт. Но толку от этого контакта было мало: от наномашин ответы на свои вопросы она не могла получить. Они просто не понимали, о чем идет речь. Единственный плюс — от одиночества точно не получится страдать. Еще вызывало вопросы, что тот, второй разум, остро реагировал на гнев. Может, та раса, которая создала это оружие, настолько сильно отличалась от человека, что для них гнев был чем-то из ряда вон выходящим? И то, что наномашины будто делали человека кровожадным и неуправляемым в гневе, проблема вовсе не в ошибке их создателей, а в том, что наномашины полностью подчиняются желаниям своего носителя? И уничтожение множества цивилизаций, которые она мельком видела в чужой памяти, результат вовсе не воли вышедшего из-под контроля разумного оружия, а все-таки дело рук их хозяев? И тогда все становится на свои места. Не нужно быть гением, чтобы понять, что братья давно и очень сильно обижены на породившую их систему. И если Сэт удалось поставить выживание целой расы выше личных обид, то Абель и Каин зациклились на них… Да и Лилит вряд ли смогла бы стать самой почитаемой святой защитницей по всему миру, если тоже была бы подвержена вспышкам гнева... Она-то единственная тогда стала на защиту человечества. А люди, пусть и обратившиеся к суевериям после упадка цивилизации, сразу бы заметили в ее облике страшное убивающее чудовище, раз увидели монстров-вампиров в почти таких же людях, как и они сами. Слишком много вопросов без ответов. Она не может рисковать, пока ее гипотезы не подтверждены, и есть хоть малейшая вероятность, что рой наномашин внутри действительно несет угрозу для других при полном слиянии. Особенно, когда Ада и так начала постепенно терять себя. Все навыки остались с ней, она владела несколькими языками, могла притвориться кем угодно и не вызвать подозрений. Но очнувшись спустя столетия в неисправной криогенной капсуле, поняла, что, в отличие от тела, память словно повредилась. Наномашины, появившиеся в ее теле в результате научного эксперимента, не дали умереть, но взамен создали какой-то непонятный и пугающий симбиоз с разумом. Ада цеплялась за обрывки воспоминаний. Вся ее прошлая жизнь теперь выглядела будто написанной в подробном рапорте, который она знала наизусть. А драгоценные живые картинки в мозге быстро выцветали. Поэтому язык стал для нее опорой, помог не потерять себя, когда она превратилась во что-то другое. Говоря с характерным акцентом, она будто пыталась воскресить себя из прошлого, почувствовать себя живой. Потом, встретив Каина, нашла в нем свое отражение. Такая же изуродованная личность, такой же многовековый возраст, такая же чудовищная научная химера. Но главное, Каин говорил на том же языке, что и она. Правда, первое время он смеялся над ее «старомодной» речью, но постоянные беседы помогли быстро усвоить новые правила и лексику. Каин стал ее лучшим другом и отчасти — семьей. Завоевать доверие Абеля и Сэт оказалось сложнее. Сэт жила на другой стороне континента, они почти не пересекались, а Абель был слишком… одиночкой, переживающим горе и взявшим непосильный груз на свои плечи. Их четверых объединяла только общая цель — съехавший с катушек носитель, такой же результат проекта «Сверхчеловек», как и она сама.