***
Тамплиер сидит на кожаном диване в гостиной, откинувшись на спинку и запрокинув голову. Его глаза закрыты, а на лице маской застыло спокойствие. Он подносит тлеющую сигарету к губам и затягивается, прислушиваясь к шуму льющейся воды, доносящемуся из ванной. Вечер выдался неспокойным, хоть ничего и не предвещало беды. Неизвестные личности, которым всего лишь понадобились бриллианты из колье, которое даже не успели выставить на аукцион, проникли в здание и учинили погром. Насколько же люди бывают мелочными. Ради стекляшки готовы пожертвовать жизнями других людей. На телефоне Кормака несколько пропущенных звонков от Кенуэя, но Шэй даже не собирается ему перезванивать. Он вывел начальника и его жену из дома, но вместо того, чтобы отправиться с ними и проследить, что всё действительно хорошо, предпочёл рвануть за женщиной, которую спустя несколько лет вновь увидел живой. А Хэйтем явно начнёт его отчитывать своим спокойным, ровным голосом, не выражающим никакие эмоции, но всё равно звучащим угрожающе. Нет уж, пусть подождёт до утра. Потом со всем этим разберусь, — мысленно говорит себе Кормак. Выслушивать ругань нет никакого желания. Шэй выдыхает дым в потолок. — Каждый вечер вот так вот предаёшься меланхолии, после убийства нескольких человек? — раздаётся со стороны, и мужчина неохотно открывает глаза. Он поднимает голову и бросает взгляд на девушку, что стоит на пороге гостиной. Её каштановые волосы растрёпаны и волнами спадают на грудь, от былой аккуратной причёски не осталось и следа. Чёрная футболка с ярким принтом любимой группы тамплиера едва ли доходит до середины бедра. Кормак скользит взглядом по стройным ногам Хоуп не скрытым джинсами или длиной юбкой, — Позаимствовала футболку из твоего шкафа, надеюсь, что ты не против. — Если я скажу, что против, то ты прямо сейчас, стоя в дверях, снимешь футболку с себя? — Шэй усмехается и тушит сигарету о дно пустой пепельницы, всего лишь на несколько секунд отрывая взгляд от девушки. В голове всплывают воспоминания, кадры из прошлого. Как-то давно она уже надевала его футболку и расхаживала в ней по квартире, пока появление Лиама не испортило всё и не вынудило Дженсен натянуть на себя всё ещё мокрые после ливня джинсы. Тамплиер ещё долго потом вспоминал, как ткань касалась её тела. Здесь же никто не помешает. Никто не знает, где живёт Кормак. И неожиданных гостей можно не ждать. — Ты с годами не меняешься, Кормак. За всё это время ты так и не соизволил повзрослеть и поумнеть, — Дженсен фыркает и закатывает глаза. Она быстро проходит до кресла, но тамплиер ловит каждое её движение. Хоуп права, прошло достаточно времени, многое могло и должно было измениться, но почему-то осталось прежним. Кормак всё так же, как наивный мальчишка, истекающий половой истомой, готов следить за Дженсен и каждым её шагом. Он делал это раньше, старые привычки дают о себе знать. Не проходило и дня, чтобы тамплиер не думал о ней, не вспоминал её нравоучения и замечания, не вспоминал вкус её губ и блеск в глазах. Девушка опускается в кресло напротив Шэя и поджимает под себя ноги. Кормак усмехается, и на его губах появляется ухмылка. Все его мысли далеки от романтики. Он не думает о том, как красиво на Дженсен смотрелось платье, он лишь заинтересован узнать, осталось ли на девушке бельё после душа. Тамплиер не имеет права рассчитывать на то, что ему сегодня что-то перепадёт, но ведь зачем-то же Хоуп согласилась поехать к нему, зачем-то же она надела его футболку и пришла в гостиную, а не заняла кровать в спальне. И этот поцелуй в машине… — Ты тоже особо не изменилась. Все такая же красивая и невыносимая, — Шэй снимает с шеи бабочку и бросает её на журнальный столик рядом с пепельницей. Он терпеть не может бабочки и галстуки, эти удавки, которые легко можно использовать в корыстных целях. Подарите мужчине галстук, а если он изменит, то задушите его этим многофункциональным элементом повседневного и парадного костюма. Кормак расстегивает две пуговицы на рубашке, замечая, что Хоуп жадно вперилась в него взглядом. — С таким умением делать комплименты ты никогда не найдёшь себе девушку, которая в последствие захочет стать твоей женой, — Хоуп одним движением откидывает за спину волосы, выставляя на обозрение свою шею, где недавно красовалась тонкая цепочка с аккуратной подвеской с драгоценными камнями в виде знака ассасинов. Кормак напрягается, как зверь, который почуял добычу. Внутри вспыхивает желание припасть к шее девушки и по-собственнически оставить несколько отметин, но он сдерживается и внешне остаётся спокоен и непоколебим. — Мне работа не позволяет заводить семью. Да и единственная девушка, с которой я хотел бы её построить, предпочла мне работу и других людей, — небрежно бросает тамплиер. Давно это было. Давно они были с Дженсен в отношениях. И закончились их отношения в тот роковой день, когда Кормак выпрыгнул в окно с десятого этажа, совершая самый безумный прыжок веры в своей жизни. Тот поступок действительно не обосновать ничем, кроме как слепой верой в лучший исход, — Так что, могу позволить себе делать даже такие ущербные комплименты. — Ты предал её, — Хоуп делает акцент на слове «её». В голосе Дженсен слышится досада, и Шэй с удивлением поднимает одну бровь, кидая взгляд на свою собеседницу. — Давай не будем опять начинать эту тему. Да, предал. Пусть будет так, почему же ты тогда меня не убила сегодня? Забросила бы в багажник машины и увезла в Бронкс, а лучше сбросила бы мой труп в реку. Если мне не изменяет память, ты знаешь больше ста способов убить, — тамплиер усмехается. Да, Дженсен всегда любила его этим помыкать. Намекала на его немощность и называла убийство особым видом искусства. Дженсен закусывает губу, обдумывая ответ на этот слишком прямой вопрос. Тамплиер это видит. И что-то внутри него начинает ликовать по неизвестной ему самому причине. — Я могу убить тебя здесь, и сейчас, — фыркает девушка, но слова звучат неубедительно. Она сама это прекрасно понимает. От Кормака это не скрыть. Он уже давно не тот парень, у которого в голове один ветер и глупые шутки. — Тогда убей. Одним тамплиером станет меньше. Да и ещё каким тамплиером! Шэй Патрик Кормак. Тот самый предатель, прозвавший себя охотником на ассасинов, вставляющий палки в колёса и ломающий все планы. Ахиллес будет тобой доволен, Хоуп, — он говорит с вызовом, провоцируя Хоуп. И она ведётся на эту провокацию. Слова неприятные, резкие, дерзкие. Но они слишком правдивы. Наставник будет доволен Дженсен, если она уберёт Кормака с пути, если она станет на шаг ближе к Хэйтему Кенуэю. Хоуп смотрит на Шэя в упор. Её тёмные глаза отражают всё состояние её души сейчас. Она в смятении. Она борется сама с собой. Внутри у неё происходит открытое столкновение. — Каким ты чёрствым стал, Кормак. Это мерзко, — девушка пытается защититься, но это бесполезно. Она поступила так глупо, так опрометчиво. — Ты не сможешь вонзить мне в горло клинок, как и я не смогу сделать это с тобой, — Шэй выдыхает, собираясь с мыслями. Он волнуется, словно в первый раз это случается с ним. Горячее, страстное чувство на дне души плавит ледяную корку, — Я всё ещё люблю тебя, Хоуп… В комнате воцаряется молчание. Как в самом сопливом романтическом фильме, — мелькает в голове у Шэя едкий комментарий. Скомкано, как-то неправильно он произносит заветные для многих людей слова. Не так это выглядит в бульварных романах. Там мужчины красиво одеты в дорогие костюмы, а не сидят на диване в мятой рубашке залитой чужой кровью. — Я знаю, — тихо отвечает девушка. Её лицо не залито краской, она внешне спокойна, и даже буря в бездне тёмных глаз, кажется, затихла. Они взрослые и серьёзные люди, им уже не подобает смущаться подобных трепетных слов, — И если ты думаешь, что я отвечу взаимностью… Кормак вновь усмехается. Эта любовь, вскипающая внутри него, бурлящая, пенящаяся, волнующая кровь. Она даже сродни злобе в своём проявление, а он так просто, так легко сказал, будто ему ничего не стоит это признание. Шэй поднимается с дивана и в два шага преодолевает расстояние до кресла, где сидит Дженсен. Хотелось бы ему так же легко преодолеть годы, разделившие их. Может он смог бы вырвать её из цепких лап Ахиллеса, догм креда ассасинов. Он бы раскрыл ей глаза. Понимание привело бы её в Орден. История не любит сослагательного наклонения. Тамплиер берёт её за руку и притягивает к себе, вынуждая подняться из кресла. Он заставляет её прижаться как можно ближе, просто не оставляет выбора, но Хоуп не предпринимает никаких попыток отпрянуть. Дженсен ждала этого момента давно. Два года не двадцать, но разлука невыносима. Первое время девушка ещё злилась на Шэя, и каждый раз, когда кто-то упоминал его имя в разговоре, она клялась его уничтожить, разодрать на куски. Но по мере отступления злости в душу закрадывалась тоска. Она выжигала её изнутри. И каждый день становился серым и унылым. Дженсен касается рукой гладковыбритой щеки, очерчивает шрам, проводит большим пальцем по скуле. Хочется ей знать, где Кормак умудрился заработать подобное украшение, преобразившее его лицо, но она молчит, всматриваясь лучше в такие знакомые, но ставшие чужими черты лица, и пытается запомнить их. Шэй ластится к её руке, словно бродячий кот, которого впервые за долгое время кто-то решился одарить тёплом, вниманием и лаской. Хоуп задерживает взгляд на губах тамплиера и невольно кусает свои. Кормак кладёт руки на талию девушки, крепко обнимает, сминая и без того мятую футболку. Он впивается в её губы, не скрытые слоем матовой помады, выражая всё своё нетерпение, которое вспыхнуло в нём при одном только взгляде на её почти обнаженное тело. Хоуп отвечает на поцелуй не менее жадно, по телу проходит дрожь, она отдаётся лёгким покалыванием в самых кончиках пальцев. Братство, Орден, Кредо, Отец Понимания — всё это остаётся за пределами квартиры, где пахнет дымом от сигарет и горьковатым парфюмом тамплиера. Дженсен разрывает поцелуй, чтобы взглянуть в тёмные глаза и найти там яркий огонёк, свойственный Кормаку в моменты, когда его захлёстывает азарт, но натыкается на желание. Дикое, безумное желание. Он смотрит на неё, пожирает взглядом, хотя это всего лишь поцелуй, который не обязывает ни к чему. Шэй припадает к слишком сильно выступающим ключицам, сжимает их губами, а Хоуп теряет рваный вздох, запуская тонкие белые пальцы с идеальным маникюром в волосы тамплиера. Она сжимает тёмные пряди у самых корней, пока лёгкий запах у самого основания шеи сводит Кормака с ума. Он жадно втягивает его носом. Это Хоуп. Его Хоуп… Он медленно, остро скользит языком по нежной коже. Всего лишь отвлекающий маневр, хитрый ход, пока грубые руки поглаживают бёдра и поднимаются выше. Дженсен запрокидывает голову, открывая и без того беззащитную шею, но между тем давление руки усиливается на затылке тамплиера. Шэй оттягивает зубами кожу, давит на артерию. Знает и делает так, чтобы прикосновения доставляли максимальное удовольствие, чтобы в голове разом не осталось ни одной мысли. Вообще ни одной. Хоуп касается ладонями рубашки на груди Кормака, ловкими, уверенными движениями расстёгивает пуговицы, чтобы быстрее коснуться тела Шэя. Мужчина снимает рубашку и бросает этот кусок ткани в кресло, не отрываясь от шеи и оставляя свои следы на её теле. Девушка обводит пальцами торс, проходится по шрамам и представляет, как все это могло бы быть, как Шэй мог получить их. Неровные, кривые рубцы с изломами, отметки, своеобразные «магнитики» на память, которые даже при особом желании не получится выбросить в мусорное ведро или закинуть в коробку и в дальний ящик. Тут на груди явно кто-то пытался поработать ножом. На боку мог коснуться, вонзиться осколок от какой-нибудь гранаты, пробившей бронежилет в этом месте. А вот тут, на плече пуля прошлась насквозь. Шевалье… Хоуп даже отдергивает руку, словно ошпаренная. И все же это подлость. Кормак стаскивает с Дженсен свою футболку, не задумываясь о том, как часто ему приходилось это делать раньше. Поцелуями, словно мазками прокладывает дорожку вниз по бархатной коже. Соскальзывает на грудь и сжимая один сосок между пальцев. Обхватывает другой губами. А Хоуп даже не противится. Шэй, как всегда, как раньше уверен в себе, каждое его действие пропитана этой уверенностью, и девушка готова отдаться ему полностью. Без остатка. Опьяненная одной только безумной страстью. Хоуп беспомощно стонет, запуская пальцы в темные волосы и ногтями чуть ли не царапая кожу на голове мужчины. Вряд ли подобное ему понравится. Шэй отстраняется, но лишь для того, чтобы взглянуть в глаза Дженсен и увидеть в них ту искру, которая подожгла его запал, и теперь внутри него горит сумасшедший огонь, в котором прогорят они оба. И мужчина видит то, что ему нужно, пока Хоуп закусывает нижнюю губу, обхватывает руками за шею, чтобы прижиматься ближе. Тело к телу. Мужчина подхватывает девушку на руки, и Хоуп обнимает его ногами за талию, чтобы не упасть. Шэй навряд ли уронит ее, но однажды он уже разжал руки, и ее сердце полетело вниз, ударилось об пол и разлетелось на сотни тысяч маленьких кусочков. И все из-за его предательства, подлого поступка, который он совершил. Но ради чего? Хоуп так и не поняла, все ещё не понимает. Девушка ловит этот взгляд, этот запал на самом дне темных глаз. Одна искра даёт возможность разгореться пламени. Пламени их сносящих голову чувств. Оно охватывает с головой, топит под нахлынувшей волной, вынуждая не думать вообще. Шэй уносит Хоуп в спальню, где укладывает на постель, которая не заправлена с самого утра, как мужчина уехал в офис, а позже на задание. Белые простыни в незамысловатую серую полосочку безжалостно смяты, как и подушки, на которых спали всю ночь. Они раздавлены на матрасе и представляют собой жалкую картину. И тонкий, яркий луч от неоновой вывески падает прямо на них, освещая их мертвые тела. Кормак, Дженсен — оба они вот так же раскатаны по матрасу их жизни. Примяты. И электрический, мертвый свет падает на них. Но сейчас Шэя это абсолютно не парит. Он смотрит на Хоуп, скользит руками по ее стройному, подтянутому и крепкому телу. Прядки каштановых волос разметались по кровати, а ее взгляд затуманен желание продолжить то, что только-только начали. Холодные ладони ложатся на щёки мужчины, Дженсен притягивает его за лицо к себе, утягивает в поцелуй. Все это выглядит, как попытка компенсировать их разлуку все это время. Как много раз она могла бы его поцеловать будь они все это время вместе. Шэй отвечает на поцелуй нависая над девушкой. Он сам тянется к ремню, расстёгивает его и брюки, звеня увесистой пряжкой. Хоуп закрывает глаза. Лишь на мгновение. Она все равно знает, что делает Шэй, упиваясь поцелуем. Кормак освобождается от брюк и белья. Ткань с глухим стуком ремня падает на пол. И Хоуп открывает глаза. Смотрит, кокетливо заправляя одну прядь волос за ухо. Её губы трогает ухмылка, а руки тянутся к торсу Кормака. Она опускается ниже не только взглядом, но и руками. Жадно осматривает каждый его изгиб, проступающие рельефные мышцы — следы от упорных тренировок в рядах ассасинов и ежедневный спортзал сейчас. Он манит её так же, как она манит его своей наготой. Дженсен обхватывает ладонью член. Ведёт от самого основания до головки. Шэй дышит чуть громче, чуть чаще. В паху тяжелее от приливающей крови. Но у Кормака не дёрнется даже бровь. Он, кажется, предельно спокоен. Вот только тело его все напряжено. И случись что, так Шэй сорвётся моментально. Его внутренний таймер тихонь, отсчитывая минуты, секунды до окончательной потери самообладания. Он оглаживает ладонями бёдра, поднимается выше, соскальзываете на грудь. Ему нужно заново узнать её, почувствовать, что она принадлежит только ему и никому больше, что никто иной не завладеет ей ни сейчас, ни позже. Телефон в гостиной разрывается от звонков Хэйтема Кенуэя, вероятно, Кормака уже уволили несколько раз подряд. Окончательно. Бесповоротно. Но он в дурмане, опьянен этой девушкой. — Чего ты медлишь? — одними губами произносит девушка, заглядывая в темные глаза Кормака и пытаясь понять, почему вдруг он так заторможен, хотя чуть ли не сгорает внутри от желания. Шэй спускается ниже, встаёт на колени перед кроватью и подтягивает девушку ближе к краю, удобнее устраивая на постели. Губы касаются внутренней стороны бедра, мимолетно, легко, но по телу девушки все равно проходится приятная дрожь. Она удерживается, чтобы не податься вперед к чужим губам. Мужчина проводит языком, солоноватый привкус кожи остается на губах, на языке. — Не смей меня торопить, — Кормак отстраняется, но лишь для того, чтобы достать из тумбочки презервативы, рвануть серебристую упаковку и раскатать резинку по члену, — Ты же это прекрасно знаешь, — он возвращается к Хоуп, к её мягким губам, которые хочется целовать целую вечность, шее, на которой Кормак часто и много оставляет свои метки. Словно ему действительно так нужно доказывать, кто хозяин в данной ситуации, и кто руководит положением. Член входит медленно, размеренно. Дыхание перехватывает от скользящего движения, которое вдруг резко подается вперед до упора, выбивая остатки воздуха из легких. Не давая даже возможности осознать, что мужчина срывается, как порывистый юнец, как это всегда случалось с ним ранее, как всегда, случалось, когда под ним оказывалась именно Хоуп. Но вид задохнувшейся девушки заставляет Кормака задавать темп, не давая возможности привыкнуть, понять. Девушка обвивает тамплиера ногами за бёдра, чтобы не дать ему возможности свалить, но вряд ли теперь он куда-либо денется. Её ладони беспорядочно касаются тела мужчины в разных местах, а он целует, прикусывает, посасывает её кожу, которая хранит запах не её духов, а его шампуня из полупустой банки в ванной. Ему действительно не хватало этого. Не хватало девушки рядом с ним. И не какой-то другой, а именно этой. Он сдержанно выдыхает, но Хоуп ещё успевает подметить легкие изменения в чужом лице и взгляде. В темных глазах плавится в огне страсти удовольствие, кажется, от самого факта, что мужчина сегодня обладает ей, что сегодня он с ней. И все это за мгновение до того, как Дженсен запрокидывает голову, как прикрывает глаза и блаженно стонет. Кормак бесцеремонно сминает груди, сжимая отвердевшие соски меж пальцев.***
В спальне нет штор, которые могли бы защитить от ярких солнечных лучей. И они нагло проникают в комнату, скользят по полу и стенам, падают на лицо Хоуп. Та морщится, переворачиваясь на другой бок, в надежде вновь провалиться в сон и не возвращаться в дрянную реальность, где слишком много проблем. Она устала от бесконечной борьбы между ассасинами и тамплиерами, хочется иногда почувствовать себя обычным, нормальным человеком, которому с утра идти на работу в офис, быть может в какой-нибудь торговый центр или ещё куда-нибудь, где проводишь время до вечера и точно знаешь, что ночь ты проведешь в собственной квартире. И никто не позвонит, не потребует, чтобы ты срочно объявилась на месте, чтобы ты выполнила какое-нибудь поручение, которое чаще всего имеет цену в твою жизнь. Но сон не идёт. Дженсен открывает глаза и первое, что она видит, это спину мужчины, едва накрытого одеялом. Голова не раскалывается, в комнате не воняет перегаром. Она приподнимается на локтях и оглядывает спальню. Одежда разбросана по полу, под чужой футболкой виднеется пистолет. В мыслях сразу всплывают события прошлого вечера, культурного вечера, закончившегося стремительным побегом. Хоуп кидает взгляд на Шэя. Он спит с открытым ртом, уткнувшись носом в подушку, но черты его лица спокойны. Лёгкая улыбка трогает губы Дженсен, но она быстро пропадает. Этого человека она должна убить, пока у неё есть возможность. И тогда закончится череда смертей в рядах ассасинов. Кормак спит. Он умиротворен, покоен и беззащитен. Хоуп достаточно подняться с кровати, взять с пола пистолет и пристрелить его в упор, либо добраться до клинка и совершить всё тихо и осторожно по канонам жанра. Но одна только мысль об убийстве претит. Нет, — мысленно говорит сама себе девушка и качает головой. Нужно уходить, чтобы было меньше вопросов. Хоуп встаёт с кровати и невольно смотрит на своё обнаженное тело в зеркало, встроенное в шкаф напротив. Она ещё помнит его прикосновения, а на шее красуются несколько багровых следов. Шэю никогда не хватало терпения в подобном деле. Порывистый, резкий, страстный… Она поднимается с пола футболку Кормака и, надев её на себя, направляется в ванную. Там должна была остаться сумка с одеждой и вечернее платье. Прикрыв осторожно дверь, Дженсен достаёт из сумки джинсы и торопливо натягивает их на себя. Привычка носить с собой запасную одежду появилась у неё давно, и никогда не была бесполезной. В некоторых ситуациях просто необходимо уметь быстро менять костюм и приводить себя в порядок, чтобы не вызывать ни у кого подозрения. Хоуп одним движением застегивает лифчик и накидывает сверху слегка помятую блузку. Платье отправляется в сумку. И вместе с ней в руках девушка крадучись проходит к входной двери. Слышно, как в спальне ворочается Шэй. Дженсен на мгновение замирает, чтобы прислушаться. Но тамплиер всё так же спит. Хоуп запихивает туфли к платью, и достаёт кроссовки. На глаза попадается скрытый клинок. Чувство вины холодным душем обливает её с головы до ног. Надо вернуться и нанести последний удар Кормаку, пока не поздно. Другого удачного раза просто может не быть. Он так уязвим. Лучше момента не найти. Дженсен смотрит на этот клинок. Время неумолимо отсчитывает секунды, требуя Хоуп принять решение. От этого решения зависит жизнь Ахиллеса, Лиама, других членов братства. Шэй доберется до них всех, чтобы заполучить шкатулку и манускрипт. Он не остановится ни перед чем. Это не тот человек, которого она когда-то лично тренировала, учила убивать. И с которым проводила вечера… Это было давно. Теперь он беспощаден, хладнокровен, сделает всё, чтобы достигнуть поставленной цели. Неужели этого мало, Хоуп? Она, колеблясь, смотрит, сжимает сумку. Если она не воспользуется моментом, то ей этого не простят. Дженсен морщится, закусывает губу. Это будет подло. Она готова убить его в честном бою, но не сейчас, когда он не может ей ответить ударом на удар. Хоуп вновь прислушивается, но всё остаётся тихо. Судьба явно решила сыграть с ней злую шутку, предлагая подобный выбор. Она уже представляет осуждающий взгляд Лиама, неодобрение на лице наставника. — Прости меня, наставник… — тихо произносит Хоуп и застёгивает молнию, скрывая от собственных глаз оружие. Девушка кладёт руку на ручку двери, но замирает, а спустя секунду и вовсе её убирает. Дженсен достаёт из бокового кармана сумки ключи, на которых болтается дурацкий брелок с волком, и блокнот с ручкой. Оторвав набольшую часть от листа, она пишет записку и кладёт её на зеркало, прижимая ключами. Это твоё, Кормак, — усмехается в своих мыслях Хоуп.