Чёрный Крест

      В коридоре раздается стук. Кто-то очень настойчиво тарабанит в дверь, желая войти, но, видимо, являясь слишком вежливым человеком, чтобы просто дернуть ручку и оказаться внутри. Кормак не сразу понимает, что происходит. Он отрывает заспанное лицо от подушки и оглядывается по сторонам. Вторая половина кровати свободна, хотя ещё вчера с ним рядом засыпала девушка. Хоуп Дженсен. Видимо, ушла раньше. И как только она его не прикончила. Могла бы тихо перерезать ему глотку, пока он совершенно безоружен и беззащитен. Частая и любимая тактика ассасинов. Скрытое нападение, убийство во сне, из-за угла, чтобы все было незаметно.       Но эта ночь… Шэй хорошо помнит её. Он бросил Хэйтема и его жену на попечение водителя автомобиля, рванул в зал, убил нескольких людей, а после вместе с Хоуп оказался в своей квартире, в своей постели. И это могло бы быть просто сном, если бы не пульсирующие царапины на спине и следы от засосов на шее. Кормак чувствует их, находясь в забытье и предаваясь приятным воспоминаниям о недалеком прошлом. Но стук во входную дверь напоминает о том, что кому-то очень нужно войти, раз он вот так вот ждет и ждёт.       Кормак поднимается с постели. Вытягивает из шкафа первые попавшиеся шорты и натягивает их на себя. Мужчина потирает лицо, зевает и направляется в коридор. В дверь все ещё продолжают стучать.       — Да щас открою, — раздраженно рычит Кормак. Стук его напрягает. Можно было и позвонить, если конечно это ни кто-то из квартиры напротив или сверху, или снизу. Шэй дергает ручку, толкает дверь от себя. И чуть ли не ударяет человека стоящего по другую сторону. Благо тот, кто стоит там, вовремя останавливает её.       — Доброе утро, мистер Кормак. Очень рад, что вы соизволили проснуться, хотя бы сейчас, — Шэй слышит голос Хэйтема и видит его же. Он демонстративно смотрит на часы на своем запястье, — Уже два часа дня, а вы все ещё не на работе.       — Мистер Кенуэй, добрый день, — Шэй открывает дверь шире, отходит в сторону и запускает мужчину в свою квартиру. Тот переступает порог, не дожидаясь словесного приглашения войти, — Я проспал, простите…       — Здоровый крепкий сон, Шэй, это, конечно, хорошо, но, может быть, вы мне расскажете и объясните, что было вчера. И почему вы позволили себе самовольно отлучиться? — Хэйтем снимает пальто, вешает его на вешалку и проходит в гостиную. Он не ждет Кормака вообще. Шэй закрывает дверь и следует за тамплиером, понимая, что ему сейчас, возможно, придется выслушивать долгую и нудную нотацию. И вообще очень странно, что Хэйтем не уволил его, а решил приехать и узнать, что же с ним произошло, раз он вот так вот посмел сбежать. Обычно из-за этого люди лишаются работы. И Шэй может не стать исключением.       — Мистер Кенуэй, это очень долгая история, — Кормак остается стоять в дверях гостиной, пока Хэйтем убирает рубашку Шэя с кресла и опускается в него.       — Так у нас достаточно времени, Шэй. На работу, я так понимаю, вы, мистер Кормак, уже не успеваете. Можете даже не собираться. Так что давайте, я вас внимательно слушаю, — мужчина закидывает ногу на ногу, одна рука его ложится на подлокотник и он очень внимательно смотрит на Кормака своими стальными глазами. Этот взгляд Кенуэя почти пробирает Шэя насквозь, хотя внешне он его выдерживает и даже не подает виду, что что-то не так. А Кенуэй его словно сканирует, словно старается изучить досконально, заглянуть в самые потаённые уголки его души.       Шэй потирает лицо рукой и выдыхает, не делая вдоха. Он проходит в комнату, опускается на диван, садясь на край и без того помятой рубашки. Этот человек уже устроился в кресле и вряд ли Кормаку удастся его вытолкать за порог не ответив на вопросы, интересующие Хэйтема Кенуэя. Главное чтобы обычный опрос не перешел в допрос с пристрастиями.       — Хорошо, мистер Кенуэй. Что вы хотите узнать? Давайте вы просто спросите меня, а я отвечу, — Кормак откидывается на спинку дивана и не отводит взгляд от своего начальника.       — Не думал, что для вас, Шэй, рассказать о причинах своего подобного поведения столь проблематично, — тамплиер едва усмехается, его все же слегка забавит эта ситуация, — Хорошо, мне хотелось бы знать, с кем, куда и зачем вы, Шэй, сбежали, бросив меня и мою жену. Вы должны были оставаться с нами до самого конца, доехать до нашего дома или хотя бы получить разрешение отлучиться, а не самовольничать. Я могу просто вас уволить, но сейчас мне лишь интересно узнать обо всем. Тем более о том, почему вы не брали трубку. Это связано с той девушкой, не так ли?       Хоуп… Мысли сразу возвращаются к ней. К красивому образу девушки в вечернем платье. И к пистолету у неё под подолом. Хотела ли она убить Хэйтема? Бесспорно, иначе зачем ей нужно было там находиться? Иначе как она вообще туда попала? Не просто же пришла выгулять красивое платье. Такого просто не может быть. Либо… Либо она приходила за ним. Конечно, кто же теперь стал для них первостепенной проблемой, помимо Хэтема Кенуэя. И теперь втыкает палки в колеса, зная слишком много об ассасинах и их планах.       — Мистер Кормак? — Кенуэй щелкает пальцами, напоминая Кормаку, что он все ещё присутствует в его квартире и ждет нормального ответа.       — Эта девушка… Её зовут Хоуп Дженсен, я уже об этом вам говорил вчера. Она ассасин, ученица Ахиллеса. И та, кто занимался шкатулкой и манускриптом. Она была тем человеком с которым мы вместе провели эксперимент над шкатулкой и установили местоположение того злополучного храма Первой Цивилизации в Лиссабоне, — с тяжелым вздохом произносит Кормак, не глядя на Хэйтема. Слишком много у него с ней связано. И все, что он думает, как относится к ней, отражается на его лице, но Кормак просто не хочет видеть, что Кенуэй понимает его ситуацию и, возможно, насмехается над ним.       — Да, я помню это, — Кенуэй кивает головой и улыбается одними губами. Он помнит, уже знает все, что только можно было узнать о Хоуп. Знает о её родителях, которые давно погибли, знает о приемной семье, о махинациях со стороны нечестных людей, из-за которых, будучи совсем маленькой девчонкой, Хоуп оказалась почти на улице с тяжело больной матерью почти без цента в кармане. Все он это узнал сегодня с утра, прочитав досье, которое ему нашли его специалисты. Вот только Кенуэю интересно немного другое, какую роль играет эта девушка в жизни Шэя Кормака, — И я даже могу предположить, что вы, Шэй, бросили нас и сбежали вместе с ней. Неужели вы решили переметнуться на сторону ассасинов вновь? Однако, мне приходится усомниться в ваших убеждениях и схожести наших взглядов.       Шэй не удивляет то, что Хэйтем видит во всем этом подтекст нового предательства. Ведь он уже однажды предал. Пусть и других людей. Но мало кто хочет понять, что ассасины то предали как раз его, а не он их. Кормак кидает осуждающий взгляд на Хэйтема, хотя не имеет вообще никакого права на это.       — Я не предатель, мистер Кенуэй. Я дал клятву до самой смерти быть верным Ордену.       — Тогда что это было вчера, Шэй? Я более чем уверен, что клятву верности Братству вы тоже давали, но теперь вы, как не странно, находитесь на противоположной стороне.       Кормак смотрит прямо в глаза Хэйтему, зная, что ответить ему нечего, кроме правды. Ложь будет слишком очевидной. И Шэю не хочется лгать.       — Я не знаю, что это было, мистер Кенуэй. Я просто дал волю чувствам. Не смог контролировать себя. В последний момент перестал думать о своей основной задаче. Переключился на личные переживания и…       — И рванули спасать человека, которого любите.       Кормак кивает. Хэйтем озвучил все за него, сняв обязанность произносить это вслух. И он ему благодарен.       — Именно так, мистер Кенуэй. К сожалению.       Кенуэй кивает головой. Когда-то он сам был таким. Безумно влюбленный молодой человек, который просто не представлял жизни без женщины, что теперь просто сводит его с ума, пьет его кровь. Их отношения… Они сходят и сходят на нет, но Хэйтем все ещё пытается отчаянно хвататься за обломки их совместной жизни, глазами высматривает спасательный круг, который им так никто и не сбросил. И, видимо, не собирается.       — Так что мне с вами делать, Шэй? Понять и простить, или может сделать так, как я должен поступить по всем правилам?       — Поступайте, как посчитаете нужным, мистер Кенуэй, но если, — Шэй смотрит в глаза Кенуэю, — Вы все же оставите меня, то такого больше не повторится. Я буду держать себя в руках.       — Знаете, мистер Кормак, вам доверял полковник Монро. И я склонен вам верить. Искренне надеюсь, что вот такая вот оплошность — последняя, — Кенуэй хмыкает, но следом тут же возвращает свою привычную вежливую улыбку, — А теперь, Шэй, поговорим о деле. Я же не просто явился, чтобы разбудить и отчитать вас.

***

      Это западня. Было понятно с самого начала, что преимущество сегодня на стороне тамплиеров, никак не ассасинов. Но они всё ещё продолжают оказывать сопротивление. Абсолютно бесполезное, способное привести к смертям абсолютно неповинных людей. Там наверху вооруженные до зубов бойцы, работающие на тамплиеров, шерстят толпу, разыскивая разбежавшихся во все стороны противников. Вот только всё это происходит где-то на два этажа выше, вот только Шэй сейчас внизу, под землей, но не в грязной и замызганной канализации Нью-Йорка, а в хорошо обустроенном бункере. И откуда только у ассасинов столько денег, чтобы можно было оборудовать под одним из офисных зданий. И как только Орден допустил подобное строительство и не уследил за всем этим? Впрочем, неважно. Сейчас самое главное — сосредоточиться на происходящем, на цели задания. Мастер ассасин стремился сбежать, спрятаться, как крыса, но его настигли.       Хэйтем Кенуэй меряет шагами помещение. Весь в пыли, грязи и штукатурке он выглядит ничуть не хуже, чем когда на нём идеальный, безупречно отглаженный костюм. Он наворачивает круги, вокруг Адевале, который тоже не стоит на месте. Шэю остается только ждать удобного момента для атаки, чтобы всё было сделано точно. Он не имеет права на ошибку, как это всегда и бывает.       — Ну и где твоя верная шавка, Хэйтем Кенуэй? Ты, кажется, и шагу ступить не можешь без своего верного пса, — ассасин рычит, сплевывает под ноги, — Шэя Кормака.       Только сейчас, в непосредственной близости, Шэй может разглядеть, какой же всё же старый Адевале. Даже в современном мире некоторые люди на пороге своих семидесяти лет выживают из ума, а он ещё хорош, держится в уме, здравии и на своих двоих. Кормака даже не обижают слова, он знает, что скоро всё это закончится. У Кенуэя же тоже на лице не дрогнул ни один мускул. Он словно выточен из ледяного спокойствия и никогда не теряет самообладания.       — Вас это не касается, я бы лучше подумал сейчас о том, где все ваши прихвостни, Адевале. И почему они не спешат к вам на помощь, — голос у Хэйтема ровный, спокойный, словно он сидит в своём кресле в кабинете в офисе, а не находится рядом с противником, который уже без пяти минут покойник. — Не так уж вы им и нужны. Как и то, ради чего вы сражаетесь. Бесполезная трата времени.       — Мне ещё хватит сил одолеть тебя, Кенуэй. Ещё неизвестно кто из нас окажется сегодня на столе в морге, — ассасин стискивает крепче пистолет, держит его направленным на Хэйтема, готовый стрелять в любую секунду. Но в засаде сидит не менее подготовленный Шэй.       Главное не зазеваться и не увлечься развивающимся диалогом представителей двух противоборствующих сторон. Кенуэй явно ждёт, когда же Кормак окажется достаточно близко, чтобы закончить это всё. Вот только Шэй уже давно рядом.       — Я знал твоего отца, Хэйтем. Он был ассасином. И твой выбор бы никогда не одобрил. Сразу же пристрелил на месте, — Адевале впивается взглядом тёмных, слегка замутненных от старости глаз в Хэйтема, ожидая хоть какой-то реакции, выпада. Хоть чего-нибудь!       — Моего отца здесь нет. Он уже давно покойник, а мнение покойника меня меньше всего интересует, — Кенуэй непоколебим, он явно не так пылок натурой, как некогда был Эдвард, и провокации на него не действуют.       Атмосфера накаляется до предела. Самое время. Всё это лучше простого сигнала, призыва к атаке. Шэй делает несколько шагов, абсолютно неслышных. Его руки сжимают пистолет. Винтовку лучше приберечь для другого случая. Самое главное, чтобы не изменилось лицо Хэйтема, чтобы он не показал, что кто-то теперь тоже здесь, находится рядом с ними. Кормак за спиной ассасина. И пистолет нацелен на него. Он делает шаги, единовременно с Адевале. Кенуэй не выдаст его, он отличный напарник, и его абсолютно невозможно прочесть.       Пальцы сводит от напряжения. От того, как сильно Кормак вцепился в оружие. Убить человека для него не сложно. Тем более он убивает не людей.       — Твой отец…       — Хватит, — резко чеканит Кенуэй, прерывая своего собеседника, — Я слышать ничего не хочу об этом человеке. Абсолютно ничего.       На последнем слове Хэйтема, встречаясь с ним глазами, видя эту серую, закалённую сталь, Кормак давит на спуск. Вот и всё.       Адевале не успевает даже понять, что происходит, как пуля вгрызается в его тело между лопаток, и он падает на колени, роняя оружие, которые носком ботинка отталкивает в сторону Хэйтем. Шэй подходит к наставнику ассасинов. Его рука опускается на плечо Адевале, и он резко разворачивает его к себе, чтобы взглянуть в лицо ещё одному человеку, возомнившему себя богом. Вот только Адевале был почти легендой, идолом для всего Братства Ассасинов. И лично Кормаку он ничего не сделал.       — Прости, Адевале.       Глаза ассасина замылены от боли, а на тёмной одежде проступает пятно. Алая кровь сочится из почти сквозной раны, растекается по всему торсу, пропитывает каждый дюйм ткани, что жадно впитывает каждую каплю. Кормак сдавливает руку на чужом плече.       — И ты смеешь просить прощения? Твое место в аду, предатель, — хрипит Адевале, понимая, кто перед ним сейчас находится. Тот самый малолетний подонок, сумевший навтыкать палки в колёса ассасинам. Мужчина сплевывает под ноги Кормаку. Даже стоя на коленях, готовый принять свою смерть, он не станет уважать предателя. Шэй сжимает зубы.       — Я войду туда гордо, зная, что я был прав.       — Не имеет значения… Все, что нужно, уже у Ахиллеса.       Наставник опускает голову. Его тело слабеет. Каждое слово дается с трудом. Боль отяжеляет тело, каждая его часть словно наливается свинцом. И мужчину всего тянет к земле. Хэйтем наблюдает за всем этим, опустив оружие, но так окончательно его и не убрав. Жизнь научила Кенуэя тому, что даже на смертном одре каждый член Братства будет виться, как кобра, и будет рад выдать какую-нибудь гадость. А вот Шэй опускается на одно колено перед ассасином, ловит его взгляд. Их лица очень близко. Чувствуется прерывистое, хриплое, далеко не свежее дыхание старика.       — Я убью всякого, кто защищает его, если придется. Он не должен преуспеть, — цедит Кормак, и клинок с его запястья вонзается в чужую шею со зловещим шипением, а дальше и бульканьем.       — Ты… превратился… в чудовище, Шэй.       Адевале теряет связь с реальностью, этим самым миром. Кормак отпускает наставника, позволяя его телу упасть на бетонный пол, а крови начать заливать все под ногами.       — Может, и так, — он поднимает взгляд на Хэйтема, тот лишь кивает головой.