***
Гроб из лакированного дерева накрыт красно-белым полотнищем с пятьюдесятью белыми звёздами и обложен множеством венков и цветов. В основном, конечно красные розы, но кто-то принёс и лилии, и нарциссы. Неважно, цветы сгниют, часть отправится в могилу к гробу, а остальные положат к могильному камню. Хэйтем стоит в первом ряду и держит в руках букет. Он смотрит перед собой, вслушиваясь в речь человека, облаченного в военную форму. Полковник всегда хотел, чтобы его похоронили именно по всем военным канонам. Хэйтем организовал даже самолёты, чтобы всё было действительно так, как нужно. Кенуэй не верит в жизнь после смерти, не верит в существование Ада и Рая, ему пришлось увидеть то, что в какой-то степени опровергает существование этих вышестоящих инстанций. По правую руку от тамплиера стоит Кормак, так же в первом ряду. Тот самый Шэй Кормак, который в последние минуты жизни Джорджа находился с ним рядом. Хэйтем знает, что парень вынес его из полыхающего здания, убил одного ассасина, но миссию все равно провалил. Хэйтем ещё не разговаривал с ним, даже не собирался, но сейчас он думает, что всё же это стоит сделать, когда всё успокоится, когда эта огромная толпа народа разойдётся, когда все разъедутся по домам. Человек в форме заканчивает свою речь, строевым шагом подходит к гробу. Он отдает честь и сворачивает флаг, которым накрыта крышка. Он сворачивает полотно, подносит и отдает в руки Хэйтему, потому что больше некому, потому что никого из родственников рядом нет. Мужчина принимает флаг, но понятия не имеет, куда его, чёрт возьми, дальше надо будет деть. Ведь никто об этом ничего не рассказывает, на форумах и сайтах похоронных агентств не имеется подробного описания процесса. Краем глаза Кенуэй видит, как Кормак опускает голову. Со стороны это выглядит, как скорбь. И Хэйтем уверен, что это она и есть. Не все здесь искренне скорбят, но Шэй… он честен в своем горе и скорби. Солдаты из конвоя берут гроб и опускают его в заготовленную заранее яму. Теперь уже навсегда полковник исчезнет из жизни людей, а не как это бывало ранее, когда ему приходилось притворяться чуть ли не мертвым, чтобы сбить ассасинов с толку. Всё это закончилось. Можно бесконечно думать о том, как это можно было предотвратить или вообще не допустить, но какая разница, если все это всегда будет со словами «можно было». Все случилось так, как случилось. Хэйтем качает головой, отгоняя свои мысли, но чувствует, что на него смотрят. И это Кормак. Наверное, теперь он думает, что Кенуэй не может контролировать себя и свои действия, вторящие мыслям. Какой бред. Священник отправляет Джорджа Монро в последний путь напутственным словом и опускает розу туда вниз, к гробу. И именно это должны сделать все остальные. Хэйтем выбирает розу из букета и бросает её вниз, самый первый после священника. Он видит все это в какой-то замедленной съемке. Если бы это был кадр из кино, то его лицо, вся его фигура снималась бы снизу из гроба, чтобы усилить эффект, нагнести атмосферу, сделать обстановку более печальной. Но это никакое не кино, даже не близко. Это суровая реальность. Следующим несколько шагов к гробу делает Шэй и ещё несколько людей. Все они опускают цветы, отпускают их, как хотят и пытаются отпустить человека, на похоронах которого все сегодня собрались. Но Шэй держит цветок слишком долго, всего на несколько секунд дольше, чем все остальные, Хэйтем это подмечает, хотя другим это вряд ли заметно. Мальчишка не хочет и не готов отпустить. Кенуэй бы и сам не отпустил Джорджа. Все по очереди опускают цветы в могилу и отходят подальше, чтобы не толпиться и не пихать друг друга локтями. Как только все отдали честь, комья земли засыпают гроб, ударяют по его крышке, чтобы скрыть труп и закончить с этой формальностью, которая впервые не кажется Кенуэю жутко затянутой. Это последняя возможность близким к Джорджу людям попрощаться. И она вот-вот исчезнет. Вряд ли кто-то захочет потом мотаться на кладбище. — Очень жаль, что все произошло именно так, — доносится со стороны. Человек явно обращается к Хэйтему, и Кенуэй оборачивается. Он встречается взглядом с мужчиной в коричневом пальто, тот сжимает в руках дипломат и букет цветов. Хэйтем смутно помнит, что это за мужчина, но он с ним явно знаком. — Мистер Редфилд, верно? — Да, можно просто Дэниел, — кивает мужчина, делая шаг и оказываясь ближе к мужчине, — Мне очень жаль. — Да, мне тоже, — сглатывая ком в горле, произносит Хэйтем и кивает головой. Он возвращает взгляд к гробу, который уже почти скрыла земля. — Джордж был хорошим человеком. Очень хорошим. Он много сделал для некоторых людей из Ордена и других людей. Особенно для него, — Дэниел кивает на Кормака, стоящего неподалеку. Всё упирается в этого Шэя… Кенуэю не хочется разговаривать вообще ни с кем, и он не понимает, зачем мистер Редфилд лезет к нему с попыткой завязать разговор, попытаться как-то посочувствовать. Но Хэйтем не тот человек, которому нужно сочувствие. — Да, я знаю, мистер Редфилд. Полковник Монро был очень ценным человеком для Ордена и лично для меня. Также я думаю, что он был очень близким человеком для мистера Кормака. — Это действительно так. Джордж очень старался для него. Буквально сыном считал. А то сам Хэйтем не видел, что полковник так старался на благо Кормака, заботился о нем. Сейчас, когда у Кенуэя все документы Джорджа Монро на руках, когда почти всё имущество после оглашения завещания отошло в фонд Ордена Тамплиеров, одна квартира всё ещё остается за Шэем. Он будто знал, что может бессрочно скончаться до того, как Кормак обзаведется собственным жильём, транспортом и может даже семьёй. Позаботился о «сыне». — Именно так, мистер Редфилд, именно так. А теперь, прошу меня простить, — Хэйтем кивает, — Мне нужно идти. До свидания, Дэниел, — Кенуэй направляется к могиле, где последним штрихом становится идеально белая надгробная плита. Люди начинают расходиться, конвой укладывает венки и букеты. Хэйтем не дослушивает то, как прощается с ним сотрудник его же компании. Им на брудершафт не пить. Кенуэй подходит к Кормаку, когда они остаются почти полностью одни, машины за коваными воротами Нью-Йоркского кладбища уезжают, Хэйтем осторожно опускает руку на плечо Шэя. Парень вздрагивает всем телом и поднимает голову, отрывая взгляд от могильной плиты. Он оборачивается на мужчину, и его глаза округляются ещё больше. Мужчина может понять это удивление. Последний их нормальный разговор состоялся перед выездом в Олбани. И то они говорили с ним не напрямую, а косвенно, даже не взглянули тогда друг другу в глаза. — Я соболезную, — тихо произносит Кормак, отводя взгляд. На дне его глаз залегла тоска, он словно ищет помощи в выгравированных на мраморной плите словах, пытается спастись, — Я не смог тогда ничего сделать… Я попытался, но никто не пришёл на помощь, — голос парня ломается, на последних словах резко садится, и они уже тонут в глухом выдохе. — Случилось то, что случилось. Я уверен, что вы сделали всё возможное, мистер Кормак. И Джордж явно был благодарен вам за ваши старания и вашу преданность ему. Так что не вините себя во всех грехах. Это не приведёт ни к чему хорошему. Часто себя обвиняют те люди, что, в общем-то, никак и не виноваты в ситуации. Так что успокойтесь, мистер Кормак, мы уже ничего не исправим в данной ситуации, а, значит, нам лишь остаётся двигаться дальше, чего бы это не стоило, — Хэйтем убирает руку с плеча Кормака и склоняется над могилой. Он опускает букет и осторожно устраивает его между двух венков, чтобы не развалить ничего. — Да, вы, наверное, правы, мистер Кенуэй, — Кормак облизывает сухие и потрескавшиеся губы, пока мужчина не смотрит на него, — Наверное, Джордж не хотел, чтобы я себя винил во всём, и… — Кормак замолкает. Хэйтем оборачивается на него, парень что-то ищет по карманам своего пиджака и в итоге достаёт из внутреннего, — Возьмите, мистер Кенуэй. Кенуэй смотрит на чужую раскрытую ладонь, на ней лежит перстень с крестом. Мужчине не составляет труда понять, что он принадлежит полковнику Монро. Больше половины жизни он носил его не снимая, и вот теперь он отдельно от него, тускло поблескивающий в сером свете. — Да, спасибо, — Кенуэй забирает кольцо и отправляет его к себе в карман. Иногда кольца переходят от одного тамплиера к другому. Раньше это было весьма жёстко, частью Ордена становились не все, кольца и подвески изготавливались на заказ, были пышные церемонии посвящения, сейчас это уже потеряло свою помпезность. Каждая дочерняя компания посвящает своих новичков по-разному. Строгого регламента или какого-то устава нет. Лишь клятва верности Ордену и перстень, в противном случае — смерть. — Он мне его отдал, но будет лучше, если оно останется у вас. — Хорошо, — Кенуэй мысленно усмехается. Даже перед собственной смертью Джордж попытался пропихнуть мальчишку в Орден. Хотя бы так, — Мне нужно поклясться, что я его не потеряю? — губы мужчины трогает мимолетная усмешка, но она быстро пропадает с его лица, а взгляд вообще ничего не выдаёт. Все такой же холодный, стальной. — Что?.. — Кормак хмурится, — Паршивая шутка, мистер Кенуэй. Вот тут Хэйтем уже действительно усмехается. — Я знаю, — мужчина легко берет себя в руки, — Не знаю, известно ли вам, мистер Кормак, но полковник завещал вам квартиру, так как больше родственников и доверенных лиц у него нет. Так что та квартира, где вы проживаете, теперь официально принадлежит вам. Не удивляйтесь, если к вам заявятся люди с документами и просьбами что-то подписать. — Я учту это, — Кормак кивает, вновь всматриваясь в могильную плиту абсолютно пустым взглядом, который не выражает ничего. Но Кенуэй то понимает, что из него просто высосали все чувства и глубоко в душе зияет пустота, если не просто чёрная дыра, которой требуется ещё больше и больше. И она истощает человека. Сам он прошёл через это, но случилось это слишком давно, хотя и наложило свой отпечаток на то, каким человеком он всё же стал. — Не углубляйтесь в свои переживания, Шэй. Это может испортить вам всю жизнь. Возьмите себя в руки, — Хэйтем разворачивается и уже хочет уйти, — Надеюсь, что мы ещё встретимся с вами в более приятной и тёплой обстановке, а повод встречи не будет общим горем и трауром. До свидания, мистер Кормак. — До свидания, мистер Кенуэй. Мужчина глубоко вздыхает, делает несколько шагов по направлению к выходу, но, подумав, произносит: — Найдите Чарльза Ли и оставьте ему свою почту. Я свяжусь с вами позже.***
В комнате приглушен свет, шторы на окнах плотно задернуты, и ни один луч света не пробивается сквозь них, хотя Шэй знает, что на улице сейчас день. Довольно яркий и солнечный, хотя синоптики обещали, что весь день будет идти дождь. Только, видимо, точно не угадали с местом. На душе у Кормака действительно пасмурно, хмуро и вот-вот начнётся гроза, а может и самая настоящая буря, которая разнесет все мысли, уничтожит все, что только можно и не утихнет до самого рассвета. И все больше нарастает тенденция к постоянному отрицанию окружающей действительности. Сейчас Шэй думает, что ему не стоило искать какого-то Чарльза Ли, не стоило оставлять ему свои контакты, чтобы посреди ночи пришло сообщение от Хэйтема Кенуэя, что через несколько дней он желает, чтобы Кормак был на встрече, организованной для него же. Маленькое торжество, церемония, или как все это вообще проходит у тамплиеров? Сохранила такую же помпезность, которая была ранее и о которой Шэй узнал из архива в одном из офисов компании, на которую работает. Тонике длинные лампы на полу, они совсем ничего не освещают, но из-за них по стенам и потолку ползут темные, угрожающие тени, которые, кажется, в любой момент готовы на тебя напасть. Занятный эффект, наверное, это и нужно в подобный момент. Внизу в особняке, куда ему сказано было приехать, изначально было светло, да и сейчас там горят множественные люстры, блестит в свете хрусталь, или из чего сейчас делают все эти висюльки? Внизу теплый свет, казалось, даже как-то грел. Здесь же непривычно холодно, хотя Кормак сомневается, что открыт балкон или работает кондиционер. Сама обстановка воплощает в себе холодную торжественность момента, который вот-вот произойдёт. Шэй делает несколько шагов к длинному столу, вокруг которого стоят люди. Почти никого из здешних Кормак не знает, даже если бы и знал хотя бы приблизительно, то вряд ли вообще вспомнил. Лишь Чарльз Ли, который стоит по правую руку от зачинщика данной встречи, вот его Кормак помнит, Кристофер Гист — друг и товарищ. И, естественно, Хэйтем Кенуэй. Мужчина стоит с другой стороны во главе стола. Его руки сложены за спиной, а сам он выглядит слишком серьёзным, впрочем, как и всегда. Это обычное для него состояние. Вряд ли кто-то думает, что Хэйтем хоть иногда, но улыбается нормально, а не так, как это бывает при встрече. Его улыбка учтива, но не передаёт ничего из того, что действительно мужчина чувствует к людям. Кормак знает, что будет дальше, предполагает. Он смотрит на Кенуэя, но тот, как всегда, абсолютно не читаем. — Шэй Кормак… — Хэйтем выдерживает паузу, и Кормак весь обращается в слух, — Клянешься ли ты отстаивать принципы Ордена и бороться за его ценности? — в голосе тамплиера слышится торжественность, как и во всем этом мероприятие. — Клянусь, — уверенно отвечает Кормак. Он чётко осознает, что бороться одному с такими противниками, как ассасины, ему будет сложно. Ему нужна поддержка, а кто, как не тамплиеры, могут хоть немного сдержать ассасинов или остановить их. — Никогда не выдавать наших тайн и не рассказывать о наших делах? Когда-то Кенуэю и самому пришлось через это пройти, кажется, он ненамного был младше Шэя. Разве только Реджинальд с малолетства воспитывал в нём тамплиера, вопреки всему тому, что успел заложить когда-то отец. Но он вот так же стоял перед Реджинальдом, тот произносил слова, а Хэйтем отвечал, что клянётся. Прошли годы, а он все ещё в Ордене. Он во главе него. — Клянусь. — С этого момента до самой смерти, любой ценой? — Кенуэй делает ударение, чуть ли не на каждом слове. Вопрос звучит угрожающе, но Шэй никогда не подумает о том, чтобы предать Орден. Если только ему вновь не придётся пережить то, что он пережил тогда в Португалии. Он будет верен. До конца. — Клянусь, — вновь повторяет Кормак, не опуская взгляда. Он смотрит прямо перед собой, на лицо, в глаза Хэйтему. Тот смотрит на него. И в его взгляде одобрение. Он все сделал правильно. — Тогда добро пожаловать в Орден. Теперь ты тамплиер, предвестник Нового Света, — Хэйтем растягивает губы в улыбке. Он кивком головы указывает на стол и Шэй опускает глаза. Он видит чёрную бархатную коробочку, которую не заметил ранее, берет ее в руки и открывает. Внутри на красном бархате покоится кольцо, начищенное до блеска. На красном кресте из драгоценных камней играют причудливые блики света, а сам металл словно мерцает в полумраке. Вряд ли это кольцо полковника Монро. То было истерто временем, испещрено мелкими «шрамами», ведь полковник никогда не снимал кольца, оно прошло с ним через всю его жизни, почти всю. Он даже умирал с ним в руках. Шэй поднимает взгляд на Кенуэя, задаёт немой вопрос, нужно ли ему его надеть. И Хэйтем кивает. Кормак извлекает из коробки кольцо и надевает его на безымянный палец левой руки. У Кенуэя оно надето на этот же. Наследие, передающееся из поколения в поколение. Древние рыцари тамплиеры тоже носили свои кольца на этой же руке, на этом же пальце, как и все собравшиеся здесь, как и Хэйтем Кенуэй. Конечно, кроме этого на левом лацкане его пиджака закреплён значок с крестом, но за неимением такового Шэй обойдётся лишь кольцом на безымянном пальце. Может быть, он тоже когда-нибудь сможет ходить исключительно в дорогих костюмах, а одним из украшений будет именно такой же крест. — Да направит нас Отец Понимания! — Да направит нас Отец Понимания! — повторяют за Кенуэем собравшиеся и Шэй вместе с ними. Кто этот Отец Понимания? Откуда ему знать. Некое духовное лицо. Кто-то, кто выше их всех, возможно, этот кто-то давно мёртв, но именно он наставляет тамплиеров на правильный путь. И из века в век его постоянно упоминают в своих письмах, сообщениях, дневниках и записках тысячи людей. И, ведь, кажется, он действительно наставляет. И они действительно совершают правильные вещи и их действия менее деструктивны, чем у ассасинов. Все по очереди подходят к Шэю и пожимают ему руку, поздравляя с вступлением в Орден и желая удачи. Первым это делает, конечно, Кристофер, который стоял к Кормаку ближе всего. Возможно, с кем-то из этих людей Шэю придётся иметь дело позднее и они ему помогут. Без сомнений одним из них будет Кристофер Гист. Когда в зале не остается никого, кроме Хэйтема и Кормака, первый подходит к нему ближе и тоже протягивает руку. Шэй пожимает её. — Поздравляю, мистер Кормак. Теперь вы с нами, как этого и хотел Джордж. Он был очень высокого мнения о вас. И надеюсь, что он не ошибался, — мужчина складывает руки за спиной, — Буду рад с вами сотрудничать, Шэй. — Я тоже, мистер Кенуэй. Постараюсь вас не подвести и не разочаровать, если выдастся шанс работать лично с вами, — улыбнулся одними губами, а Кенуэй усмехается. — А вы весьма амбициозны, мистер Кормак. Нам нужны такие люди. И может быть, нам удастся поработать вместе, но я ничего вам не обещаю. Я работаю исключительно с доверенными людьми. А таких не много, — Хэйтем указывает рукой на приоткрытую дверь, — Пройдемте, мистер Кормак. — Тогда я постараюсь заслужить ваше доверие, мистер Кенуэй. Я вас не разочарую. — Посмотрим, Шэй, посмотрим.