Чёрный Крест

      — И что дальше? Какой у нас план? — Кормак снимает пропитанные кровью перчатки и вытирает руки об штаны казённой униформы. Вязкая, липкая жидкость затекла под ногти и давно превратилась в грязную коричневую корку. Шэй даже не касается трупов, но его руки постоянно в крови. Он уже даже привык. Кормак ковыряет корку на ладони, и та отваливается, но забивается ещё больше под ноготь.       — Вернёмся в штаб, а там уже посмотрим. Пока у нас слишком мало информации, чтобы решать что-то на месте, — Хэйтем спокоен, как это обычно с ним и бывает. Непоколебим в любой момент. Он вытягивает из кармана пачку сигарет, а оттуда уже сигарету.       Шэй машинально достаёт потрепанную жизнью Zipp`у и откидывает крышку и протягивает руку в сторону Кенуэя. Они стоят не так близко к друг другу, чтобы не нарушать личное пространство каждого. Ох уж это мифическое личное пространство. Свобода одного заканчивается там, где начинается свобода другого. Это всем хорошо известно.       Язычок пламени вспыхнул, едва только почувствовал свободу. Хэйтем благодарно кивает и прикуривает. Не то чтобы ему нужна была зажигалка, у него имеется своя, но отказываться мужчина не стал. Он смотрит на выход, на ту самую лестницу, что ведёт наверх к жуткой вакханалии, которую устроил их отряд и шайка бандитов, прислуживающих ассасинам. Жалкие шестерки, — мелькает в голове у Хэйтема, чему он даже усмехается, но излишне иронично. В руках Abstergo такая власть, компания пытается контролировать даже федералов, имеет своих людей везде, а разобраться с проблемой преступности никто так и не может. Вот на этом то и держатся ассасины.       — Но у нас нет времени, мистер Кенуэй, чтобы мы могли вот так вот просто вернуться в офис и вновь склониться над картой. Чёрт, да Адевале перед смертью сказал, что у Ахиллеса всё уже готово, чтобы можно было взаимодействовать со шкатулкой, и с её помощью прочитать манускрипт, — Шэй щелкает зажигалкой и бросает её в карман, — Мы даже не наступаем им на хвост, мистер Кенуэй. Нам нельзя медлить. Вообще никак.       Мужчина выдыхает дым, слегка перекатывает сигарету между пальцами и кидает взгляд на Шэя. Казалось бы, этот юношеский максимализм Кормака давно уже должен был пройти, но бывший ассасин всё ещё сохраняет за собой такое качество, как и крайнюю нетерпеливость. Хотя, нетерпеливостью подобное очень сложно назвать. Стремительность, порывистость. Вот что точно опишет ситуацию. Хэйтем делает затяжку и вновь выдыхает дым, но уже через нос.       — Вы, мистер Кормак, предлагаете нам прямо сейчас сорваться с места и рвануть неизвестно куда, неизвестно по какому следу, лишь бы быстрее добраться до ассасинов? Вы не находите это несколько нерациональным и необдуманным? Нужно знать, скольких людей мы потеряли, какие ещё силы у нас есть, более того, у нас даже нет чёткого плана. Мы даже не знаем, кого искать, а уж тем более где, Шэй. Так что давайте просто собираться и уходить отсюда.       Так вот просто взять и уйти. Кормак качает головой, хотя от него здесь ничего не зависит. Кенуэй может просто отдать приказ и ему придётся подчиняться. Вот так вот смотреть в стальные глаза своего начальника и не оказывать сопротивления. Слова Хэйтема справедливы, но Кормаку хочется броситься в бой. Как можно раньше закончить со всем этим.       — Может вы и правы, мистер Кенуэй. Но я знаю, кого нам дальше нужно искать, — Шэй потирает переносицу грязными пальцами, оставляя на лице крошку из чужой ссохшейся крови, — Иначе быть просто не может, — ему не хочется ничего говорить больше, но, видимо придётся. Он подозревал, что до этого всё рано или поздно дойдёт. Рано или поздно, плевать когда, но это имя должно появиться в списке тех, кого Кормаку придётся убить. И именно убить, а не сильно покалечить или просто обезвредить. Нужно убить. Окончательно и бесповоротно. Но ему меньше всего хочется, чтобы именно до этого дошло. Чтобы тело именно этого человека лежало у него на коленях, руках.       Хэйтем уже более заинтересованно смотрит на Кормака, но тот явно погружён в свои мысли, либо просто выглядит таковым. Но то, что сейчас у него в голове, совершенно его не радует. Это всё отражается на лице Шэя, и Кенуэй может спокойно всё это видеть. Кормак хмурится, но старается этого не показывать.       — И что это за человек? — не без осторожности, но с явным интересом спрашивает Кенуэй, словно он понятия не имеет, какое дальше будет озвучено имя.       Кормак качает головой и обреченно выдыхает. Нет, он не может так поступить. Не может соврать Хэйтему. Не из-за его глубокого, проницательного взгляда, который способны выдержать единицы, а просто потому, что он теперь на его стороне и нет никакого смысла защищать тех, кто клеймили его предателем. Незачем спасать их шкуры.       — Её зовут Хоуп Дженсен. Та девушка, с которой я тогда… — в памяти Шэя всплывают воспоминания их совместной ночи, и внутри сердце больно щемит. Так неприятно, словно в очередной раз приходится пережить смерть родного и любимого человека. Хотя, что может быть хуже, чем любить человека, но знать, что вам больше никогда не суждено даже просто взглянуть друг другу в глаза в спокойной обстановке, — Танцевал на вечере. Она одна из лучших учениц Ахиллеса. И именно с ней тогда мне довелось проводить эксперимент над шкатулкой и манускриптом. Я думаю, что они просто ищут новое, спокойное и тихое место, где можно было бы на время затаиться. Они и без того потеряли слишком много людей. Нам всего-то нужно найти Хоуп и не позволить ей проделать всё вновь. Шкатулка и манускрипт, скорее всего у неё.       Шэй поднимает глаза на Хэйтема, надеясь, что тот ничего не понял, но от Кенуэя невозможно утаить ничего. Всё то, что так старательно спрятано на задворках сознания, он считывает за несколько секунд. Ему достаточно взглянуть на человека всего один раз, и он поймёт всё. Но Кормак не хочет, чтобы его начальник всё понимал. Он всё ещё влюблён в эту девушку. Его чувства к ней ещё не остыли, хотя тамплиер пытается топить их жгучим алкоголем. Она в его мыслях и совершенно не отпускает, он сам её не отпускает.       Не вытаскивая сигарету изо рта, Кенуэй выдыхает дым. Кормак влюблён, как мальчишка, как сам Кенуэй когда-то. Но это было так давно, что воспоминания потускнели, как старый плёночный снимок. Мужчине жаль Шэя, но он не акцентирует на этом внимания, лишь задаёт совершено неуместный вопрос:       — Шэй, у тебя вчера, кажется, был день рождения?       Тамплиер с непониманием кивает головой, но Хэйтему вовсе не нужен ответ. Он лишь уточняет, прекрасно зная, что это действительно так.       — Отправляйся домой, возьми Гиста, отдохните. Слишком много работы навалилось в последнее время, — Кормак хочет возразить, Хэйтем останавливает его рукой, — Отказ не принимается. Сейчас закончим паковать вещи, поезжай домой. Хватит с тебя всего этого. Пока что. Никуда ассасины от нас не уйдут. А нормальный отдых никому не помешает, — тамплиер бросает окурок на бетонный пол, тушит его ногой, — Ничего не случится, — и, похлопав Кормака по плечу, направляется к лестнице.

***

      Кормак мечется по гостиной собственной квартиры. Пересекает её огромными шагами и вновь возвращается в то места, откуда ушёл ранее. Всё его тело напряжено, словно он ждёт каких-то дурных новостей или очень важного звонка, который в один момент может решить все его проблемы, а может и окончательно разрушить его жизнь. Но ничего такого не происходит. Тамплиер периодически опускается в кресло, сидит не больше минуты и вновь подскакивает. Его раздражает бездействие Кенуэя, но он не может ничего с этим поделать, не может его ослушаться. За ним и без того водится один косяк, который ещё нужно умудриться прикрыть, чтобы Хэйтем о нём никогда не вспомнил, а он вряд ли вообще забудет.       — Да прекрати ты мельтешить, Шэй, — произносит Гист громко, резко, привлекая тем самым внимание Кормака. И тот, наконец, останавливается и поворачивается лицом к своему другу. Кристофер держит в руках бокал со скотчем, который, видимо, достал, пока тамплиер прибывал в своих мыслях и пытался унять слепую ярость от собственного бездействия.       — Я не могу успокоиться, Крис, — выдыхает парень и вновь садится в кресло. Локтями он упирается в собственные колени и сцепляет руки в замок.       — Сам Кенуэй дал тебе выходной, сказал, чтобы ты пошёл и как следует отдохнул. А ты паришь себе мозги из-за какой-то хрени. Тебе нужно быть терпеливее, Шэй. Не всё делается сразу, особенно в нашей профессии, — на слове «профессия» Кристофер усмехается. Кормак понимает почему. Их работу на Орден Тамплиеров сложно назвать профессией. Они агенты, постоянно в работе, но в чём заключается их работа далеко не всем в Abstergo понятно.       — Это выглядело так, словно он пытался от меня быстрее избавиться, словно я у него стоял поперёк горла, — Шэй хмыкает.       — Если бы Кенуэй хотел от тебя избавиться, Шэй, то он бы, скорее всего, сделал это несколько иначе. И твоё тело не нашли бы даже лучшие оперативники из "Abstergo", а уж тем более сраные федералы. Как, впрочем, тебя бы и не существовало более, — мужчина делает глоток, — И нам всем пригрозили бы молчать. Хотя зачем молчать, если такого человека никогда не было.       Кормак невесело усмехается, кривя губы в подобие улыбки. Кристофер прав, как не странно. Если бы Хэйтем действительно хотел от него избавиться, то сделал бы это давно. У него был шанс. Хотя этому человеку никакой шанс, в сущности, и не нужен.       — Меня просто раздражает сидеть без дела, Крис. Я так не могу, я знаю что нужно делать дальше, как поступить, но меня отсылают домой, словно я только мешаю.       — А может просто Кенуэй резко решил позаботиться о состоянии славного агента, который ещё сможет ему помочь в будущем и на которого он так рассчитывает? — слова Кристофера звучат издевательски. Мужчина делает очередной глоток и ставит посуду на низкий столик. Тамплиер усмехается и качает головой. Какая глупость.       — Ты сам-то в подобный бред веришь, Гист?       — Ни капли. Это мир должен перевернуться с ног на голову. Кенуэй на подобное не способен. Хотя, наверное, всё же способен, но только если ты с ним в близких и очень доверительных отношениях. У тебя, случайно, не именно такие же отношения с ним?       Тёплые и доверительные отношения с Хэйтемом Кенуэем. Нет, Кормаку не так повезло в этой жизни, чтобы он смог вот так вот легко стать лучшим другом для их с Гистом не прямого начальника. У Хэйтема навряд ли существуют друзья. Такие люди не доверяют никому. Часто даже самим себе.       — Нет, увы, я не настолько близок с нашим начальником. Мы с ним не друзья.       — Да, — тянет Кристофер, — У Кенуэя нет друзей. У таких людей их и не бывает. Так что… Не бери ничего в голову. Возьми вон хоть, выпей, — мужчина придвигает ближе к Кормаку бутылку и чистый стакан. Шэй кивает и наливает себе немного.

***

      Мужчина снимает грязные перчатки со своих не менее грязных рук и бросает их на кожаный диван в своем кабинете. Он останавливается перед огромным панорамным окном, за стёклами которого живёт и дышит этот злой и беспощадный Нью-Йорк. Окна зданий напротив горят, но постепенно гаснут, словно умирая, чтобы завтра родиться, зажечься вновь. По кабинетам заснуют люди. И только в Abstergo никогда не гаснет свет. Вывески всегда горят, как и глаза-окна тысячей холдингов по всему миру, напоминая о том, что огромная фармацевтическая империя никогда не спит. И жизнь в её стенах кипит даже тогда, когда весь остальной мир не подозревает об этом. Где-то наступает ночь, где-то утро, а здесь не перестает кипеть работа. Ведь ассасины не спят, они готовы действовать в любое время. Кто знает, где в очередной раз они проявят себя и как напомнят о том, что всё ещё существуют. Поэтому Abstergo никогда не спит, как и неоновые вывески, как и назойливая реклама на всех таблоидах этого шумного города со своей бурлящей жизнью. Нью-Йорк — это огромный кипящий котёл, в котором варится яд из рекламы, лжи, коммерческих афер и страсти. И этот яд отравляет всех.       С огромного банера за стеклом с крыши соседнего здания на Хэйтема смотрит он сам. Влиятельный, известный мужчина, рекламирующий, как не странно, чужой продукт. Не свой. Но смотрит он сам на себя с этого дурацкого банера как-то осуждающе. Словно не одобряя действия, которые совершил за сегодня настоящий Кенуэй, да и, видимо, за всю жизнь. Хэйтем качает головой, отгоняя навязчивую мысль обратиться к собственному изображению. И кто вообще разрешил только поставить этот рекламный щит на уровне его окон? Надо срочно его убрать куда-нибудь подальше.       Хэйтем достаёт телефон из внутреннего кармана чёрной куртки, на которой нет никаких опознавательных или отличительных знаков. Он растирает по экрану грязь со своих рук, включая мобильник. На чёрном экране загорается белое яблоко. Мало кто знает, что Apple дочерняя компания Abstergo, а Стив Джобс когда-то входил во Внутреннее Святилище до своей кончины. Теперь же Тим Кук работает на них и на огромный рынок. И он в разы сговорчивее, чем старина Джобс. Телефон включается, и на экране появляется одинокий пропущенный вызов, а так же сообщение с просьбой перезвонить по возможности как можно раньше. У единиц есть номер Кенуэя, но даже эти единицы не могут никогда до него дозвониться, абонент всё время вне зоны действия сети.       Кенуэй снимает блокировку с экрана. Он перезвонит чуть позже, завтра с утра, когда Дзио уже не будет спать, как и маленький Коннор. Сейчас не стоит никого из них тревожить, хотя мужчина не отказался бы услышать милую непонятную болтовню своего отпрыска в трубку. Это только на работе и на людях Хэйтем Кенуэй непроницаемый, абсолютно бесчувственный мужчина, но его сын пробуждает в нем чувства. Для него он сразу становится заботливым отцом. По крайней мере пытается быть хотя бы не как его собственный отец, который совершенно не проводил с ним времени, да и так бессрочно скончался. По собственной глупости.       Мужчина листает список контактов, находит нужный и нажимает на кнопку вызова. На часах три часа ночи, а ему вдруг срочно понадобился кто-то. В трубке раздаются гудки. Навряд ли ему вообще ответят сейчас. Один, второй, третий…       — Доброй ночи, Чарльз. Надеюсь, я вас не разбудил. У меня есть одно важное дело, которое я могу доверить исключительно вам и никому больше.