Чёрный Крест

      — Вот так, давай. Я тебе помогу, — молодая хрупкая медсестра подхватывает ноги Кормака, пока здоровый амбал-санитар, пересаживает его в инвалидную коляску. Девушка сгибает ему ноги в коленях, помогает как можно удобнее устроиться. Всего неделя прошла с того момента, как с его ног сняли гипс, но врач уже считает, что тамплиеру нужно начинать держаться удобнее в новом «седле». Он прям так и сказал, что Кормак сменил одни колёса на другие. И эту шутку Шэй не оценил. Можно было завернуть и лучше. Острее, надменнее, циничнее. Врач не нёс никакого подтекста в своих словах, просто пытался пошутить, но Кормак теперь всё видит исключительно в серых тонах, медленно переходящих в чёрный. И в этой его новой призме пессимизма нет даже лучика просвета. Всё сероё, всё грустное, пожирающее изнутри. Прям как та пустота, что поселилась внутри тамплиера.       — Тебе нужно стараться привыкнуть к креслу, чтобы дальше мы могли начать занятия. Мистер Кенуэй очень просил, чтобы ты не раскисал и поскорее приступал к занятиям на ноги. Но до этого ещё долго, так что пока нашей основной задачей является то, что нам нужно научить сидеть тебя ровно и без посторонней помощи, — блондинка задорно щебечет, пархая вокруг Кормака, словно глупенькая птичка. Своей жизнерадостной улыбкой и этим звонким голоском она старается подбодить тамплиера, но тот только больше хмурится. К чему вся эта суета, если ему чёрным по белому написали в карточке, что он теперь до конца жизни обездвижен и привязан к креслу с этим ублюдским мешком с катетером, который прилеплен к ноге и по ощущениям отвратительно тёплый.       Ещё и упоминание Хэйтема Кенуэя в монологе заставляет Шэя скалиться из-за пассивной агрессии. С прошлого раза тамплиер так и не заявлялся более. Только несколько раз Кормак слышал его голос в коридоре, пока он здоровался с заведующим отделением и обсуждал вопросы с его лечащим врачом, но глаза в глаза они больше не виделись. Видимо, напор Кормака всё же отпугнул Хэйтема, хотя этот человек не из пугливых. И вряд ли просто из-за чужого агрессивного и нервного состояния побоялся бы встретиться лицом к лицу. Впрочем, Шэя это не заботит. Меньше всего он желает видеть тамплиера. Папка с документами и диктофон, лежащие в тумбочке рядом с его личными вещами, и так давят на него, как огромная бетонная плита. Лучше бы он не перечитывал каждую ночь досье на Хоуп. Жилось бы ему от этого в разы спокойнее.       — А можно попросить передать Хэйтему Кенуэю, что я и без его ублюдских советов решу, как мне жить. И стоит ли мне вообще вставать на ноги, если я чёртова обуза для общества. Лишний груз, который нужно просто бросить на обочину. Или сгрузить на попечение таким, как вы, и отсчитывать каждый месяц кругленькую сумму за моё содержание, — злобно и раздражённо произносит Кормак, уже представляя тот счёт, что он бы получил на руки, если бы не его страховка, которую полностью оплачивает мировой фармацевтический гигант. Да и эта клиника находится под протекцией этой известной корпорации. Так что содержание здесь этому мужчине обходится совершенно бесплатно.       — Не стоит агрессировать, мистер Кормак, — медсестра явно пропускает недовольство Кормака мимо ушей. Она такая молодая, но явно уже наслушалась и больших гадостей, чем просьба послать мужчину от чужого имени. Сколько развалившихся семей она видела? Сколько убитых горем людей прошли через её руки? Амбал-санитар уже давно покинул палату, а она, закончив покрывать его ноги покрывалом, потолкала коляску на выход. И откуда только у неё столько силы, — Встанете на ноги. Не обещаю, конечно, что вы заживёте прошлой жизнью, но всё же сможете быть как все люди. Мы поставим вас на ноги, будете усердно тренироваться и со всем справитесь. Парень вы явно не промах. Так что легко справитесь со всем этим. Главное не скатиться в хандру и депрессию.       Девушка выкатывает коляску в коридор. Она толкает её впред по направлению к лифту. Шэй давно не покидал свои четыре стены. Он даже уже забыл о том, как выглядит мир за окном и какое сейчас время года. Кажется, уже конец зимы. Потому что Рождество он праздновал здесь в отделении. Он и не вспомнит. Но девушка везёт его не на улицу. У неё на него в этот момент другие планы.       — Я уже скатился в хандру и депрессию. Если я не говорю, что хочу сдохнуть, и не разношу всё вокруг, то это не значит, что я хочу жить. Я чувствую себя бесполезным куском дерьма, который в коляске катит хрупкая девушка. Настолько я беспомощный, что уже не я таскаю женщин на руках, а они меня, — в голосе тамплиера нет ни грамма сочувствия к себе, слышно, как каждое слово сквозит ненавистью и отвращением к себе.       — Именно поэтому я и тащу вас сегодня на занятия. А после них вас ждёт разговор по душам с первоклассным психологом, — девушка нажимает на кнопку вызова лифта, но тот, видимо, находится на их этаже, потому что двери сразу же разъезжаются в стороны. Медсестра свободно вталкивает Кормака в кабину и заходит следом, — Старайтесь относиться ко всему с позитивом, мистер Кормак. Это не просто, но иного выхода из ситуации у вас нет. Как говорила моя покойная мама: «Если не можешь изменить ситуацию, то измени своё отношение к ней», — девушка нажимает на кнопку третьего этажа, и двери лифта закрываются.       Кормак хрипло и раздраженно смеётся. Какая глупость. Ещё он не ходил к мозгоправу, чтобы вылечить какие-то свои болячки. Тем более, как этот мозголом ему поможет и, самое главное, чем?       — Как ваз зовут? — тамплиер обращается к медсестре, кидая на неё мимолётный взгляд, пока лифт поднимает их наверх.       — Эмили, — с добродушной улыбкой отвечает девушка.        — Так вот, Эмили. Не знаю, какое дерьмо вы могли пережить в жизни, но сейчас не лучший момент, чтобы пытаться меня подбодрить или хоть как-то войти в мою ситуацию. Я выгляжу, как последний дебил, сидя в этом сраном кресле, так что катите меня уже дальше.       — Любому человеку можно помочь, мистер Кормак, если только этот человек не отказывается, как дурак, принять эту помощь.       — А я не прошу помощи, — грубо бросает тамплиер, — Мне не нужно помогать. Мне нужно было просто взять и сдохнуть. Просто взять и скончаться в луже собственной крови, а потом загореться вместе с бензином!        — У нас разные взгляды на ситуацию, — девушка поджимает губы и крепче сжимает ручки коляски. Лифт останавливается, открывает двери, и она уверенно выкатывает мужчину на новый этаж, где до этого он никогда не бывал. Его глазам открывается большой спортивный зал, отгороженный стеклянной стеной, так что можно свободно наблюдать за тем, как люди занимаются на ковриках или тяжёлых тренажерах. Какой-то мужчина всё пытается устроиться рядом со штангой, но его решительности не хватает, чтобы наконец совладать с ней.       Эмили завозит Кормака прямиком в зал. И те немногие, кто занимались здесь под наблюдением своих сопровождающих, обращают на него внимание. И Шэю это не нравится. Он видит в чужих глазах жалость, скрывающую радостные мысли, что не они сами оказались в подобной ситуации. Мужчина хмурится, сжимает правую руку в кулак, но вынуждает себя расслабиться, выдохнуть, хотя он всё равно продолжает наблюдать за всеми исподлобья, готовый кинуться, как загнанный зверь, не осознавший, что задняя лапа застряла в капкане и с места он уже не сдвинется.        Шэя подкатывают к девушке, занимающейся разминкой. Будь Кормак в другом положении, он бы оценил её упругую задницу, обтянутую спандексом. Но сейчас он совершенно не настроен на подкаты, ведь думать о том, что одна из любимых функций организма утрачена безвозвратно, мучительно больно. Так что тамплиер предпочитает просто прикрыть глаза, пока девушка не выпрямляется и не разворачивается к ним с Эмили лицом.       — Познакомьтесь, мистер Кормак. Это доктор и по совместительству тренер Джиллиан Холл. Она специализируется на подготовке людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, а именно здесь, — Эмили хлопает по спинке кресла, а обворожительная брюнетка очаровательно улыбается и протягивает ладонь Кормаку. Тот всё же не может показаться невежливым и осторожно жмёт тёплую руку своего тренера.        — Можете просто звать меня Джиллиан. Я думаю, мы с вами сработаемся, мистер Кормак, — брюнетка уже хочет похлопать тамплиера по плечу, но тот останавливает её жестом руки.       — Это навряд ли. Я не планирую выбираться из этого кресла, а уж тем более задерживаться в этом сраном мире, где я теперь дерьмо на обочине жизни. Выбросили и забыли. Но, конечно, Джиллиан, можете звать меня просто Шэй, — Кормак не хочет, чтобы к нему прикасались. По крайней мере именно сейчас, когда любое прикосновение вызывает лишь отвращение и полное омерзение. Только Её руки должны были скользить по его плечам. Только она должна была быть рядом с ним.        — Однако, вы весьма негативно настроены, мистер Кормак. Уверяю вас, мы сможем сделать всё, но только если вы согласитесь сами на подобное, — девушка старается быть более жизнерадостной, старается подбодрить Шэя, но эта дурацкая улыбка на её лице только больше вгоняет тамплиера в хандру, — Эмили, помоги мне.       Две хрупкие на вид девушки подхватывают Кормака, предварительно сняв с его ног покрывало, и вытаскивают из кресла. Эмили ногой отталкивает коляску, словно она ничего не весит. И они обе опускают тамплиера на мат. Кормак чувствует себя тряпичной куклой, не способной самостоятельно сидеть. Это сравнение приходит на ум само, от чего становится более мерзко. Он — здоровый мужик, которого тащат две девчонки. Это он должен носить таких на руках, а не они его. Это он должен быть мужчиной! А теперь в нём от мужчины только пометка в паспорте и медицинской карточке. Больше ничего.        Его укладывают на мат, и теперь его взору доступен исключительно потолок. Хотя, можно повернуть ещё голову на бок и рассмотреть чужие колени. Спину напрягать нельзя, но он может попытаться опереться на локти. Вот только даже не станет этого делать. Джиллиан садится на мат рядом, а Эмили отходит к скамейке, укатив с собой чужую коляску.       — Смотри, если ты не будешь помогать мне, то мы с тобой не справимся. Мне будет сложной одной тащить тебя на себе. В прямом и переносном смысле. Сейчас ты лежишь на матах. И это твоё обычное положение. Весь день ты остаёшься лежать так. Нам нужно освоить переворачивания. Если раньше были задействованы при этом движении и нижние конечности, — девушка кладёт ладонь на ноги Шэя и слегка похлопывает по ним, — То сейчас все придётся делать только с помощью рук. Самая твоя активная часть теперь — это грудной отдел и руки, — вместе с этими словами Джиллиан перекладывает ладонь на чужую грудь.       Кормак непроизвольно стискивает зубы. Можно обойтись и без этих лишних прикосновений. В другой раз в другой обстановке Кормак бы только радовался женскому вниманию, но сейчас оно его только раздражает. Этих дам вынужденно приставили к нему, все эти улыбки наиграны. Он чувствует, как они пытаются спрятать за ними жалость, засунуть её куда подальше. Но у них не получается. И у него самого это тоже не получается. Он жалкий калека, которому не суждено больше нормально жить. Он даже не мужчина, хоть мужественность и не определяется стояком на сексуальную и привлекательную девушку в лосинах и коротком спортивном лифчике. А трубка в головке члена, унижает его ещё больше. И Кормаку было бы проще, не знай эти девушки, что он в такой жалкой и унизительной ситуации, но эта чёртова Эмили как раз сегодня занималась данной процедурой. Хуже уже явно не будет. Если только на горизонте не появится Кенуэй с его желанием поглумиться и ложной надеждой на нормальную жизнь.       — Слушай, может уже просто начнём заниматься и ты перестанешь меня лапать? — из-за собственных мыслей Кормак начинает закипать, что вынуждает его срываться, казалось бы, на людях, которые ни в чём не виноваты.       Джиллиан убирает руку. И следом, не стесняясь того, что Шэй её слышит, произносит:       — Может нужно было сначала отвести его к мозгоправу, а потом уже ко мне?       — Доктор Стивенсон ещё занят, — обреченно выдыхает Эмили.

***

      — Мистер Кормак, рад вас видеть, — со сдержанной улыбкой произносит мужчина средних лет. Он поднимается из своего кресла, когда Кормака ввозят в кабинет. Медсестра почти сразу покидает помещение, оставляя мужчин один на один. Врач обходит свой стол, чтобы оказаться ближе к Шэю и, вероятно, наладить, таким образом, контакт, — А я как раз получил вашу карту. И хочу сказать, очень хорошо, что вы изъявили желание ко мне заглянуть.       Изъявили желание… Шэй мысленно хмыкает. Даже если бы он не захотел, то его все равно бы припёрли сюда. Так что ему ничего не оставалось, кроме как согласиться. Может и правда этот мозгоправ посоветует ему что-то дельное или окончательно его убедит в безвыходности его чёртового положения.       Кормак кивает на приветсвие и давит внутри привычное желание сесть в кресло. Он уже сел. Окончательно и навсегда. Так что можно теперь даже не присаживаться, когда приглашают это сделать. Два колеса стали больше, но тоньше. Мужчина сжимает правую руку в кулак так, что проступают вены. Без регулярных тренировок его тело слабеет. Он чувствует, что сжимает кулак уже не так сильно, как это было раньше, хотя порядком отросшие ногти впиваются в кожу и оставляют иссиня-фиолетовые следы. Зато он хотя бы чувствует эту боль.       — Не желаете чаю? Может, хотите кофе? — врач тем временем заходит за спину Кормака, кладёт руки на ручки коляски и подкатывает его ближе к креслу, которое обычно предназначено для пациентов. И уже сам опускается в него, чтобы сидеть напротив Кормака и смотреть на него, подмечая малейшие изменения в его настроении и поведении.       — Нет, не хочу, — коротко и резко чеканит Шэй, внимательно глядя на врача.       — Хорошо. Тогда, давайте для начала познакомимся. Я доктор Мэттью Стивенсон. И я помогаю пациентам с их реабилитацией, а также просто поддерживаю их в сложные периоды жизни. Надеюсь, мы с вами сможем хорошо посотрудничать, и вы расскажете всё, что вас беспокоит. Нам нужно выстроить доверительные отношения. Без них я не смогу вам помочь, мистер Кормак, — врач всё так же сдержанно улыбается. Это его дежурная улыбка, но всё же она излучает хоть какое-то тепло, в отличие от улыбки Хэйтема Кенуэя. Который лишь делает вид, что он доволен жизнью и все люди в этом мире не являются для него мусором под ногами. При мысли о Кенуэе Кормак недовольно и грозно скалится, но спешит вернуть себя в реальность.       — А если мне не нужна помощь?       — Знали бы вы, мистер Кормак, как часто я слышу этот вопрос от своих пациентов, — врач усмехается, откидываясь на спинку кресла, но становится сразу же предельно серьёзным, — Давайте договоримся, Шэй. Если вам действительно не нужна моя помощь, то после трёх обязательных сеансов мы с вами закончим наши встречи и никогда больше не увидимся, но сейчас вы просто можете рассказать мне всё, что угодно, любые ваши душевные переживания и тревоги. А я выслушаю и постараюсь помочь вам решить ваши проблемы. Просто говорите. Всё, что только захочется, но честно.       Такой расклад вполне устраивает Кормака. Лучше потерпеть данного товарища некоторое время, чтобы потом больше никогда не увидеть его лица и не жить с мыслью, что он самостоятельно не в силах справиться со своими проблемами и ему приходится из-за них тратить время на сраного психотерапевта. Шэй кивает, глядя мужчине прямо в глаза. Всего несколько сеансов и он свободен. Относительно. Невероятно удачный расклад.       — Прекрасно, мистер Кормак. Тогда приступим. Можете говорить всё, что придёт вам в голову. Я просто послушаю и совершенно никому об этом не расскажу, — доктор упирается локтями в подлокотники кресла и складывает руки в подобие домика — намекает, что готов выслушать Кормака.       Шэй несколько минут медлит, задумчиво переведя взгляд в сторону. Он словно смотрит сквозь пространство и время, выбирая, что бы такое сказать врачу, а что стоит сохранить в своей памяти и не упоминать вообще никак. Навряд ли данный врач знает о делах тамплиеров, но лучше лишний раз не упоминать ни о каких таких тайных организациях. Не выгодно.       Мужчина тяжело вздыхает, возвращая себя в реальность. Врач ждёт, пока Кормак надумает, стоит ли говорить правду. Не стоит, но кое-что рассказать можно. — Меня предали друзья, — ровным голосом (как казалось самому Кормаку) произносит Шэй, — Несколько лет назад, но я так и не смог им это простить. Считаю, что предательству нет прощения.       Перед глазами сразу встают картинки из прошлого. Тот злополучный день, когда он готов был умереть, отчаянно защищая правду. Так с этого дня он и продолжает её защищать, борется за жизни невинных, обычных людей. Но все ещё данное событие отзывается тупой болью где-то под сердцем. Хотя давно пора бы было об этом забыть.       — Что такого совершили ваши друзья, что вы не готовы их простить и просто не можете это сделать? — врач внимательно следит за мимикой Кормака и за каждым его движением, чтобы уловить малейшие изменения поведения и понять, врёт ли его подопечный.       — Стреляли мне в спину, — резко произносит тамплиер, словно пытается скрыть за этой резкостью все негативные эмоции и переживания, вызываемые воспоминаниями. Это не уходит от врача, но тот никак не показывает это. Совершенно ничего. Даже сама фраза не смущает его. Правильно, это можно воспринять всего лишь как метафору. Хотя, лучше назвать предательство ножом в спину, как это и принято. Нож между ребер. Нужно подобраться достаточно близко, чтобы резко вогнать лезвие по самую рукоять. Вот такая вот цена у доверия — холодное остриё в спине, кровь, стекающая по рукоятке тёмными тягучими каплями, похожими на маленькие рубины, не имеющие огранки.       — Любое предательство похоже на выстрел в спину, мистер Кормак. Я прекрасно это понимаю. Нам тяжело пережить тот факт, что люди, которым мы доверяли, продали нас за гроши. Нашему мозгу сложно осознать, что…       Кормак перебивает врача:       — Мне действительно выстрелили в спину. Попали в плечо. Мой бывший лучший друг. От которого я ожидал чего угодно, но никак не выстрела, когда я, чёрт возьми, отвернусь.       Это событие навсегда останется в памяти Шэя. Жесткий факт, с которым он никогда не сможет смириться. Сложнее только принять тот факт, что он собственными руками прикончил девушку, которую любил. Вот только чувства не разбились об асфальт вместе с её телом, а остались сосущим ощущением под ложечкой, защемлением где-то в районе сердца, больным уколом тупой иглы.       Врач молчит, подбирая нужные слова, а Кормак ожидает чужой реакции. Не то чтобы ему это было очень нужно, но хотелось бы понимать, как обычные люди, сталкивающиеся с пулевыми ранениями и смертью только косвенно, отреагировали бы на подобную ситуацию. Как бы они её восприняли. Правильно ли сам Кормак понимает то, что чувствует. Ему всегда было сложно разобраться с собственными чувствами и их правильностью. Имеет ли место быть здесь агрессия? Злость? Просто бессильная ярость и непонимание? Так ли он должен был всё это понять?       — До определенного времени я действительно думал, что это сделал он. Пытался понять, представить его лицо в тот момент, как он стрелял. Но не мог. И всё же оказался не прав. Стрелял не он. Стрелял совершенно другой человек. Мне полегчало после осознания, что он не предал нашу дружбу. Но дороги назад уже не было, — Кормак переводит взгляд с врача на его рабочий стол, замечает дурацкую статуэтку с подвешенными шариками, фоторамку, отвёрнутую фотографией в другую сторону. Что там? Семья? Дети? Может награждение каким-нибудь дипломом. Кормак окидывает взглядом весь кабинет, ловит взглядом различные дипломы и даже хмыкает. Куча бумажек, напоминающих, что человек рядом с ним хоть что-то из себя представляет. Он отвлекается, чтобы не переходить от Лиама к более жесткому эпизоду своей дурацкой и бесполезной жизни. Ставшей бесполезной…       — И что было дальше? — слегка понизив голос, произносит врач, но в его словах проскальзывает заинтересованность, которую он пытается скрыть. Не должно её быть там.       — Дальше? — Кормак отводит взгляд от дипломов на стене и переводит его на врача, — Дальше было всякое дерьмо. И теперь я здесь, — тамплиер ударяет по подлокотнику своего кресла, — Сраный инвалид, сидящий в коляске и не имеющей возможности самостоятельно передвигаться. Это не должно было случиться со мной. Но, чёрт возьми, случилось. Я торчу тут. С вами, блять, разговариваю о своей всратой жизни.

***

      — Мистер Кенуэй.       Стеклянные двери просторного кабинета разъезжаются в сторону, пропуская нежданного гостя. Чарльз Ли заходит уверенным шагом в чужой кабинет, а Хэйтем чувтвует, как вместе с ним в помещение пробирается навязчивый запах, тонко намекающий, что Ли — владелец не одной собаки. Кенуэй поднимает голову, старается не хмуриться, а просто серьёзно смотреть на своего неугомонного заместителя, старающегося быть постоянно с ним рядом. Может на эту должность следовало поставить Кормака? Тот хотя бы не столь дотошный и не стал бы бегать за ним каждый день из-за любого постороннего чиха или пылинки на плече дорого костюма владельца огромной империи.       Вот только осознание, что Шэй Кормак сейчас вряд ли захотел бы занять данную должность, да и не смог бы по весьма печальным причинам это сделать, заставляет лишь покачать головой и не весело усмехнуться. Мысли о Шэе вгоняют в мрачность и тоску. Заставляют хандрить.       — Слушаю.       — Только что звонили по поводу мистера Кормака из нашей клиники. Новости весьма неутешительные, как сказал сам врач.       Кенуэй весь напрягается, но внешне остаётся спокоен. Хотя и подмечает это странное волнение на счет Шэя. Можно было бы списать это всё на то, что Кормак — его подчинённый, но у Кенуэя их тысячи. И ни к кому, кроме Кормака, он не питает такой сильной симпатии. Разве только к полковнику Монро, но тот давно лежит в толще холодной земли в деревянном ящике. И это кажется тамплиеру странным. Он не должен испытывать таких сильных слабостей. Он и без того сделал очень опасный ход, обзаведясь семьёй. Теперь в любой момент, если кто-то прознает, что он — главный в Ордене, то его семья в первую очередь окажется под прицелом, но далеко не видеокамер, а обычных винтовок. И этого ему никак нельзя допустить. Самое ценное в его жизни: семья. А теперь ещё и этот парень, разбившийся на мотоцикле и оказавшийся в инвалидном кресле.       — И что же там сказали? — Хэйтем сцепляет руки в замок, кладет на стол, но не показывает свою взволнованность. Он всегда хорошо скрывает эмоции. И никто не может понять, что же творится в его голове, и что же он думает на счёт происходящего вокруг.       — Звонил главврач и хотел бы с вами встретиться, чтобы обсудить мистера Кормака и его поведение, а так же финансирование со стороны нашей компании.       — А что не так с финансированием? Я лично слежу за отчислениями с нашей стороны в эту клинику. Весь персонал Abstergo лечится именно там, а некоторые и проходят практику, после чего переходят к нам, — Кенуэй хотел бы спросить совершенно другое, но сейчас задаёт тот самый вопрос, который логично было от него услышать. Не о здоровье Кормака, а лишь о бизнесе и проблемах, которые иногда возникают. Делает вид, что все его мысли исключительно о деньгах.       — На счёт этого ничего главврач не сказал. Он больше говорил о мистере Кормаке и о его выходках. И просил, чтобы вы подъехали в ближайшее время для личного разговора.       — Отлично, значит, я этим и займусь, как только мне принесут отчет по поиску Яблока.       Ничего не выдает беспокойства. Мужчина спокоен. Хочет быть спокоен. Он не клялся Джорджу Монро, что будет приглядывать за этим парнем. Но почему-то с чужой смертью он ощутил, как бремя ответсвенности за этого, казалось бы, взрослого человека легло на его плечи. Они не договаривались. Не условились. Просто Джордж негласно переложил всё на него. Оставил бывшего ассасина на его попечение. Но он ведь не маленький, — проскакивает у Хэйтема в мыслях. И он знает, что совершенно прав в данном суждении, вот только подобие совести, а точнее её остатки, не позволяют ему просто так всё бросить. Можно было бы оставить. Можно. Но что тогда он скажет Монро, если когда-нибудь его встретит в будущем где-нибудь на Том Свете, если этот Тот Свет вообще есть?       Хэйтем потирает переносицу. Он ничего никому не должен. Он никому ничего не обещал. Это его осознанное решение. Он просто будет помогать Кормаку. Разберется с данной проблемой. Он сам решил так. Сам так хочет. И это не потому что Хэйтем чувствует себя виноватым в смерти полковника Монро. Но ещё одну смерть будет тяжело перенести. Особенно такого талантливого тамплиера. Не стоит терять полезных людей. Но Хэйтем знает, что уже теряет. Но он должен был раскрыть Шэю глаза на происходящее.       От мыслей отвлекает голос Чарльза. Тамплиеру хочется, чтобы того здесь не было, но он всё равно его выслушивает.       — Отчёты по Яблоку скоро будут, мистер Кенуэй. Я лично займусь данным вопросом, — немного заискивающе произносит Ли. Чего он хочет? Просто желает получить премию? Выслужиться? Получить место Хэйтема? Получит, когда-нибудь. Чарльз прекрасно знает, какое положение Кенуэй занимает в Ордене Тамплиеров. И если его убрать, то можно получить безграничную, абсолютную власть. Быть богатым, успешным и потерять свою жизнь и личность полностью. На этой вершине ты не принадлежишь себе совершенно. Ты идол. Твоя личность, твоё слово имеет вес. Но ты уже не тот человек, которым был раньше. И если именно этого желает Чарльз, то ему стоит пересмотреть свои идеалы и представления о жизни.       — Не стоит, мистер Ли. Пусть этим занимается тот, кто занимается. А вы просто делайте то, что должны — исполняйте мои поручения. А номер врача оставьте. Я сам позвоню и поговорю. Идите, Чарльз.