XXXTENTACION — Guardian angel
в холоде зимнего вечера горящие окна согревают душу особенно уютной теплотой.
13 декабря. 22:40
— Крис, — я чувствую слабую руку на своем плече, губами прикладываясь к стеклянному горлышку бутылки. По голосу узнаю, что это моя сестра и даже не поворачиваюсь, продолжая взглядом сверлить танцпол, сидя на диване в доме одного из Пенетраторов. Я бы мог сказать, что меня до жути начинают бесить все эти вечеринки, но это единственное место, где я могу хотя бы на минуту забыться. Влить в себя дешевую водку, а потом смешать ее с пивом, ничего не соображая; выловить дохуя смазливую девчонку где-нибудь на танцполе, грязно крутившую бедрами, целуя ее в неправильные, мерзко пахнущие губы. Это очередные пункты каждой треклятой вечеринки, которые я, как послушный мальчик, всегда выполняю, поддерживая свою репутацию (?). Только никто не знает, что свою популярность я давно послал к черту, а в голове сидит только рыжая девица с зелеными, такими, что сдохнуть хочется под ее пристальным взглядом, глазами; осиной талией, которая слишком хорошо подходила к моим рукам и блядски звонкий смех, продолжительно гудящий в моей голове. После этого хочется о голову бутылку разбить и потерять сознание, лишь бы сквозь землю провалиться, не видеть ничего и не слышать, особенно хренову Мун, имя которой не то, что крутится у меня в голове — оно жжет прямо на сердце, оставляя после себя незаживающие рубцы. Я не видел Эву неделю, она не появлялась в школе, не отвечала на звонки моей сестры (да, я пытался связаться с ней через Николь), вообще не желала выходить на контакт. Я бы потерял свой здравый рассудок, едва ли не сорвавшись с места и чуть ли не сняв входную дверь ее дома с петель, пока моя младшая сестренка не получила сообщение сегодня утром. Она придет на вечеринку и я покорно сижу на залитом в некоторых местах диванчике, сканируя взглядом толпу. Только вот стрелка уже указывает одиннадцать, а рыжей все нет, отчего хочется не только головой об стену биться, но и кричать всеми отборочными матами на улице, лишь бы каждый услышал. Услышал, как сильно я люблю ее, но позволил отпустить. Сам понимаю, что мудак, но так будет лучше (примитивные фразы, ха). — Чего тебе? — я снова делаю глоток крепкого пива, пальцами обхватывая зеленое горлышко. — Дерьмово выглядишь, — брюнетка садится рядом, обеспокоенно глядя на меня. Иногда моя сестра настолько заботливая, что хочется задушить ее, крича о том, что мне не нужны няньки, которые будут ухаживать за мной, будто бы мне три года. Но иногда она напоминает мне маму. Ту самую маму, которая рассказывала мне сказки на ночь, учила кататься на велосипеде и чертовски счастливо жить. Когда-то. — Ты тоже особо весельем не блещешь, — издаю смешок, переводя взгляд на Николь. — Если ты пришла читать мне очередные нотации о том, что делать нельзя, а что можно, то можешь съебывать отсюда сию же минуту. — Знаю, что грубо, но мне не хочется видеть кого-то рядом с собой. Хочется, Крис. — Она придет, — брюнетка обнимает меня. — Я уверена, что она уже в пути. — Если только в ад, — встаю с места, желая найти что-нибудь покрепче дерьмового пива.***
Пепел от тонкой сигареты падает на стеклянную поверхность пепельницы и я чувствую, как в легкие проникают клубы серо-прозрачного дыма. На кухне холодно, потому что я стою у открытого окна, наслаждаясь одиночеством и прохладным зимним воздухом, доводящих до самых мурашек. Рядом стоит наполовину выпившая мною бутылка коньяка, но я не решаюсь допить ее, прекрасно понимая, к чему это может привести. Под высоким градусом я превращаюсь в того самого Криса Пенетратора, который готов набить морду любому, заняться сексом даже с пятнадцатилеткой, забив на все свои принципы. Поэтому меня всего лишь немного кружит, но я все еще не решаюсь выйти в гостиную. И хорошо делаю. Потому что через пару минут дверь с протяжным скрипом открывается, но я не отворачиваюсь от окна — мне плевать. Человек может взять все, что хочет и спокойно уйти отсюда, но я слышу женский голос: — Привет, — меня буквально пробирает дрожь по всему телу, вышибает электрическим зарядом и хочется кинуться прямо в снег с этого окна, захлебнувшись в своих будущих мыслях. Мун стоит сзади меня и я затылком чувствую, как она приближается. Становится рядом, отчего наши руки почти что соприкасаются. От нее пахнет мятной жвачкой, такой, которую я всегда таскаю в кармане своей кожаной куртки, и я понимаю, что некоторые привычки она переняла у меня. Потому что Эва никогда не любила жвачки. Я наблюдаю за тем, как она спокойно разливает янтарную жидкость по стаканам, удивляясь ее сдержанности не въебать мне с первой же секунды прибывания в этом доме. Я ее испортил. Да так сильно, что каждой клеточкой тела чувствую, как рыжая рушится под моим взглядом, превращается в невидимую пыль, разбавляя весь этот больной коктейль солеными слезами. Которые я терпеть не могу видеть на ее лице. Потому что это не красит ее. Она должна только улыбаться. Я не смотрю на нее, делая очередную затяжку. Не смотрю, потому что прекрасно понимаю, что сам разрушу/сорвусь/съеду с катушек, потому что соскучился по ней. Не видел ее неделю после того самого дня, не прикасался к медным волосам, отчего судороги на пальцах сводит и скулить хочется, как цепной щенок, изрядно подавляющий в себе желание сорваться со цепи. — Здесь дерьмовый алкоголь, — слышу, как Эва кашляет, когда делает глоток крепкого коньяка. Малышка не ожидала. — Ты выпил это все один? Я едва ли подавляю в себе желание посмотреть на нее, но в следующую секунду мой план с треском проваливается. Глаза будто сами тянутся к ее лицу, посылая остатки моего самообладания куда подальше. Она стоит передо мной слишком милая, с едва заметными ямочками на щеках и до жути вкусным вишневым блеском на губах. А я всегда все портил. Стягивал с нее счастливую улыбку, оставляя после себя лишь боль и разочарование, на губах, вместо привычного и сладкого запаха — привкус привычных сигарет вперемешку с мятной жвачкой. Я испортил солнечного человека, какая жалость. Она локтями облокачивается о лакированную поверхность кухонной тумбы, заглядывая мне в глаза из-под своих густых ресниц, подведенных черной тушью. Смотрит на меня, будто бы ждет каких-либо действий, выглядит как ребенок у которого глаза горят при виде любимой конфеты. Как жаль, что как только она раскроет фантик и попробует ее на вкус — разочаруется. До самой боли в ребрах, до осколков своих внутренностей, пожирающих ее изнутри. А мне, в свою очередь, хочется собирать все это, есть ее боль горстями и подавиться, забрать все, что она чувствует и страдать так, как когда-то делала и она. Но как только я опускаю взгляд ниже ее лица, образ милой девочки, которая не способна ни напиться, ни танцевать среди потных тел на танцполе, куда-то улетучивается. Машет ручкой, предоставляя мне Мун, которую я знал еще до начала наших отношений. Смелую, уверенную в себе с глубоким вырезом на топе, в черной джинсовой юбке и сетчатых колготках, отчего не только хочется схватить ее за плечи и трясти, чтобы она опомнилась, но и схватить ее в свои объятья, чтобы никогда не отпускать. Я не понимаю, чем она хочет добиться своим видом — моего дикого раздражения или того, что я накричу на нее, но одно я знаю точно. Я не сделаю ни того, ни другого, потому что нас ничего не связывает. Только пустые слова, испепеляющие взгляды друг другу в спину и вечные недомолвки, терзающие нас обоих. Блять. Тушу сигарету о дно пепельницы, наблюдая за тем, как пепел остается на стеклянной посудине. Мне жутко хочется уйти отсюда, оставить ее здесь, совершено одну, но я ведь сам ждал встречи с ней, но для чего? Для того, чтобы просто увидеть? Убедиться в том, что с этой девчонкой все хорошо и она все еще не натворила глупостей? А в случае чего, вытянуть ее из этого дерьма? Однозначно. — Какого это? — она продолжает говорить, а у меня ком в горле встает. — Быть тем, у кого есть свобода и сотни девушек, готовых отдаться тебе только за твой взгляд? — Хочешь спросить меня о том, какого мне после нашего расставания? — я вижу, как ее щеки покрываются легким румянцем, про себя усмехаясь. — Делать все, что ты только пожелаешь дерьмово. Многие стремятся к этому, но сейчас мне хочется сделать так, чтобы все перестали замечать меня. Изуродовать себе лицо, лишь бы девушки не клеились, как мухи на ленту. Многие считают меня ветреным и легкодоступным. У меня нет рычагов, давно отказали тормоза и я предоставлен сам себе. У меня нет человека, который смог бы вовремя остановить меня. — Громко сглатываю, распинаясь перед Эвой как провинившийся мальчишка. — Он бы сказал: «Эй, Крис, перестань творить хуйню, ты портишь себя!», в то время как другие считают, что я делаю это ради удовольствия, ради адреналина. Многие хотят быть как я, но они не понимают, как это трудно. Быть тем парнем, с которым ты никогда не сможешь построить чего-то серьезного, потому что я чертовски сложный. Я ведь говорил тебе, Мун. Я говорил тебе, что ты не вынесешь меня. — Смотрю ей прямо в глаза, замечая насколько они зеленые. Яркие, поглощающие. — Тогда мне казалось, что все цели достижимы, — она поджимает свои пухлые губы. — Оказалось, что это далеко не так. — А ты? — я хватаю недопитую бутылку, делая глоток прямо из горла. — Какого тебе? — Замечательно, — вижу, как ее губы вздрагивают. — Я сидела неделю дома, смотрела сериалы и постепенно превращалась в прежнюю Эву Мун, которую ты знал год назад. — Ты можешь врать кому угодно, но уж точно не мне, — я слабо улыбаюсь. — Но я выучил все твои привычки. Начиная от того, что у тебя дрожат губы, когда ты врешь и заканчивая тем, что ты терпеть не можешь сериалы. — Дерьмово вышло, да? — она пытается отшутиться, но выходит, мягко говоря, хреново. — На самом деле, я смотрела детективы. — Фальшиво улыбается, а я издаю смешок, делая очередной глоток крепкого коньяка. — Тебе бы на курсы актерского мастерства пойти. Не хочешь попробоваться? — Завершим разговор, Крис? — Эва отталкивается от кухонной тумбы, а внутри меня крепким узлом перетягивает внутренности, сжимая их донельзя. Она уйдет. — Надо же, — хмыкаю. — Я тебе душу изливал, а ты сливаешься. — На самом деле, я искала тебя, — выдает рыжая. — Хотела кое-о-чем договориться. Я вопросительно смотрю на нее, бедром упираясь о края деревянной тумбы. — Раз уж мы немного поладили, — прочищает горло, отрешенно складывая руки на груди. Сверлит взглядом пол, не желая даже посмотреть мне прямо в глаза. Боится. — Мы можем оставить друг друга в покое? Быть обычными одноклассниками, не ненавидеть друг друга, можем даже иногда общаться, но не возвращать то, что было пару дней назад. Не делать друг другу больно. — То, что я тебя упустил, уже больно, Мун, — слова вылетают с моего рта прежде, чем я успел подумать, но я списываю это на ударивший в голову алкоголь. — Но я свыкнусь. Обязательно сделаю это. — То есть, сейчас я могу спокойно подойти и познакомиться с каким-нибудь парнем? Меня почему-то кидает в дрожь, когда я вижу ее рядом с другим парнем, стоящим с ней в обнимку. Кого-то, но не себя; радостно улыбающейся, дарящей вкусные поцелуи другому и мне хочется заживо зарыться под землей, делая последние вздохи. Хочется разъебаться где-нибудь в тачке, влетев в горящий уличный фонарь, лишь бы не видеть этого всего, не чувствовать себя брошенным, ненужным. Я знаю, что нужен ей. Я знаю, что она любит меня, но ей так же тяжело, как и мне. Мы не сможем принять друг друга. Меня заметно кидает в жар и я едва слышно выдаю: — Ни за что.flashback
— Мун? — я замираю в проеме, как только открываю входную дверь. — Во что ты, блять, оделась? — Оглядываю ее с ног до головы, выходя на крыльцо дома. За спиной играет громкая музыка, куча народу веселится, находя упоение в дешевой травке. Очередная вечеринка, очередная моя злость на глупости, которые вытворяет моя девушка. — Тебе не кажется или платье тебе не по размеру? — наблюдая за тем, как рыжая одергивает края фиолетового платьица, едва ли прикрывающего ее задницу. — Я же сказал тебе одеться попроще. Это похоже на кусок ткани. Она улыбается слишком широко и только тогда я понимаю, что она уже успела где-то накидаться, заметно пошатываясь. — Откуда ты такая? — хватаю рыжеволосую за руку, спускаясь со ступенек. — Я и девочки хотели немного развлечься, — она льнет ко мне, выставляет пухлые губки вперед, но я вовремя уворачиваюсь. — Ты не рад мне? — Я рад, — вытаскиваю ключи из кармана серой толстовки, нехотя подавляя в себе желание наорать на Эву посреди улицы. Но понимаю, что пьяные люди слишком ранимые и я смогу довести ее до слез за считанные секунды, молча таща девушку до своей машины. — Очень, блять, рад Эва. Но не той, кто едва стоит на ногах и вырядилась неподобающим образом. — Я нарядилась для тебя, — она снова тянется ко мне, но я быстро усаживаю ее в машину, заботливо пристегивая ремень безопасности. — Думала, что тебе понравится. — Мун, — сдержанно проговариваю, усаживаясь на водительское сидение. — Ты выглядишь безумно сексуально, но ты, должно быть, не подумала о том, что на вечеринке мы не одни? Кроме нас там еще около сотни человек, а особенно парней, раздевающих каждую девушку своими похотливыми глазками. — Так ты ревнуешь? — она берет меня за свободную руку, пока я левой выруливаю на проезжую часть. — Это мило. — Это нихера не мило, — стискиваю челюсть, сжимая ее холодные пальцы в своих. — Когда твоя девушка выряжается, как шлюха и плюет на мнение своего парня — это нихуя не мило. — Перевожу на нее свой взгляд, видя в глазах нотки разочарования и нарастающей обиды. — Ты знаешь, что я не хотел назвать тебя так. Ты вовсе не такая. — Мы больше не вернемся на вечеринку? — Если только ты явишься туда в мусорном мешке, милая.end flashback.
Стрелка часов показывает три часа ночи, когда я вылавливаю свою сестру на танцполе, грубо хватая ее за руку. Оставаться здесь мне не хочется, поэтому я принимаю решение ехать домой, волоча ничего не соображающую девушку за собой. — Надо же, — начинаю я, как только мы выходим на свежий воздух. — Сегодня ты почти что вела себя прилично. Кажется, мои нравоучения по субботам работают. — Почти что? — она приподнимает одну бровь. — Да я сегодня была гребанным ангелом, братец. Все, как ты просил. Не танцевала на барной стойке, не приставала к парням, не позволяла себе много пить. Разве я не идеальная? — Нужно почаще выливать на тебя бутылку холодной воды по утрам субботы, — мы подходим к машине. — Мне нужно покурить, погоди немного, — брюнетка роется в своей сумочке, выуживая от туда немного помятую пачку сигарету. — Ты же выпил. Разве это законно? Садиться за руль нетрезвым? — Не волнуйся. — Выглядишь дерьмово. — Ты говорила. — Эва нашла тебя? — Николь щелкает зажигалкой, облокачиваясь о капот машины. — Из-за этого ты такой убитый? — Не думаю, что ты должна совать свой нос в мою личную жизнь. — Вы оба такие гордые, — сестра пьяно улыбается, цокая языком. — Не хотите рассказывать, будто бы вы втайне занялись сексом и держите все под строжайшим секретом. — Я отпустил ее. — Так просто? — Так просто. — Знаешь, — девушка сбрасывает немного пепла на асфальт, растирая ее подошвой черных кроссовок. — Я убью тебя, если вы снова будете вместе. Звучит, наверное, странно и угрожающе, но я, черт побери, собственноручно повяжу вокруг твоей шеи петлю, предварительно натерев ее мылом. Я никогда не говорила тебе о том, как она мучилась, находясь в отношениях с тобой, не давала советов, не говорила о том, что она много раз хотела расстаться с тобой. Я до последнего надеялась на то, что до твоей бошки наконец-то дойдет самое очевидное. То, что она чертовски любила тебя, но ты всем своим видом показывал, что тебе плевать на ее чувства. Ты такой мудак, Крис. — Каким вырастили, — коротко отвечаю, с силой сжимая кулаки в карманах толстовки. — Родители здесь ни при чем, — Шистад отрицательно качает головой, бросая окурок в сторону аккуратно подстриженного газона. — Ты выстроил огромную стену перед людьми, которые хотели дотронуться до твоего сердца. — Она подходит ближе, тыкая пальцем в левое ребро. — И она сделала это, но ты прогнал ее, потому что струсил. Но когда ты понял, что она нужна тебе, ты все просрал. — Будешь читать мне морали? — Буду говорить тебе правду.