Последний дух Запада

IV

      — Мда, с такой раной у Вас будут серьёзные осложнения. Нужны препараты получше моих. Я могу продезинфицировать, наложить повязку, но с костью не всё так радужно. А Вашими рукам я и вовсе поражаюсь — столько шрамов! Вы были рабочим или военным?       Лагал сидел в избе, отданной в распоряжение полевого врача, который прибыл вместе с отрядом егерей. Врач, молодой оживлённый человек, в таком же, как и все солдаты, зелёном мундире, только с белыми погонами и полосой справа, познакомился с Лакрисом ещё вчера, обрабатывая пулевое ранение.       — Скорее военным, — ответил тот, — Говорите, мне надо в столицу? Так я туда и направляюсь.       — Отлично. Тогда посмею обратиться с одной просьбой. Отряд отбывает завтра, нам нужно восполнить силы и запасы, но есть одна проблема — капитан в тяжёлом состоянии, — врач кивнул на противоположную сторону дома, где за занавеской находилась ещё одна кровать, — заразился, наверное, чем-то от этой твари. И, знаете, я не берусь утверждать, но это очень похоже на витамортению.       Эта тяжёлая болезнь началась незадолго до того, как Лакрис покинул страну, и уже сейчас она сильно распространилась и среди людей, и среди нагов, и даже среди вечноживущих эльфов! Разносили заразу, в основном, монстры из Светлых лесов. Витамортения уносила жизни, как ветер — осенние листья. С больными происходило что-то странное, они несколько дней бредили, температура тела повышалась, а потом они вставали и…       — Я бы хотел, чтобы Саграда Нара-Кора доставили как можно скорее, вы можете его взять? Я знаю, знаю, он будет большой обузой, но ведь его ещё можно спасти! Может, через дня два будет поздно, понимаете? — озабоченно тараторил врач.       — Прекрасно понимаю, сделаю всё, что в моих силах. Можете доверять моему плечу, как родному, — заверил Лакрис.       — Благодарю, грим, — доктор крепко пожал распаханную шрамами руку.       Через час Лагал уже оседлал лошадь, запряжённую в телегу, где уже поместился закутанный в шинель капитан. Личное оружие его предусмотрительно передали в руки Лагала, а то мало ли, что́ он может выкинуть в бреду. Весь егерский отряд собрался проводить капитана. Сержант, что остался за главного, просил:       — Позаботьтесь о Нара-Коре, как о брате. Мы много людей потеряли, нужно сражаться за каждую жизнь, если есть хоть малейшая надежда. Когда вы передадите его в руки докторов, как-нибудь сообщите в руководство армии, мы должны знать, где он.       — Конечно, непременно сообщу, — уверенно отвечал Лакрис. Ему пришлось рассказать, но только солдатам, о своей истинной сущности духа. Теперь они с трепетным уважением смотрели на него, одного из последних.       — Мы все благодарны Вам. Давайте пожмём прегриму руку, — весь отряд по очереди наградил его крепкими рукопожатиями.       — Пуссть добро будет Вам попутчиком, — прощалась нагайна Лизоф, подавая Лагалу фетровую широкополую шляпу. — Это ссына, возьмите. Ох, и задам я ему, когда придёт домой, негодник Эндрю!       Лагал промолчал, лишь рассеянно кивнул в знак признательности. Он надел шляпу и повесил на шейный шнурок. Учтивость его куда-то улетучилась, и он погрустнел.       Небольшая толпа стояла недолго, провожая всадника взглядами, и разошлась, хотя Лакрис, впрочем, и не оборачивался. Взгляд упирался в высокие горы в конце тропы, чьи вершины, украшенные белым покроем, уходили далеко в пелену облаков. А внизу, тонкой полоской, уже совсем близко, зеленели леса, оживленные рощи — владения лесных фалаи*. Тусклый шар Сатвиры* освещал тусклые пейзажи сквозь плотный серый занавес небес. Воздушные волны не прекращали с головой накрывать путника, обжигали холодом лицо и завывали, заглушая стук телеги, топот подков и бредовую болтовню капитана Нара-Кора.       Лагал Лакрис старался сосредоточиться на пейзаже, звуках и посещать комнату раздумий в своей голове. Он старался не думать ни о чём, ведь стоило закрутиться мыслям — все они сходились к одной-единственной и, теперь ненавистной, — Эндрю, сыну Лизоф, смотрящего на него поверх мушки короткоствольного «Варго», и вопрошающего: «Почему ты не ссказал матери, почему? Неужели ты боишшься предсстать перед правоссудием?»       — Нет, — шептал человек, — пусть это остаётся на совести судьбы.       Повозка въехала в длинную сень леса, вечнозелёную, хвойную, украшенную сплошным ковром сухих шишек и жёлтой хвои. Ветер сюда почти не проникал, а лишь шуршал высокими макушками елей, покачивая худые стволы. Некоторые деревья трещали, некоторые уже лежали, сломленные ураганами минувших дней, но таких было меньше — сухие деревья вообще не попадались на глаза, что показывало результативность дотошности линьюл * фалаи, однако сами хранители леса не спешили появляться. Среди обнажённых кустов и, напротив, пестревших зеленью, еловых стволов изредка мелькали местные братья меньшие: вспыхивали, словно яркие языки пламени, рыжие бока цокающих белок, лавировали чёрно-белые силуэты птиц, чьи голоса мелодично растекались по чаще, нарушая тишину приятными звуками.       Недолго всадник пересекал обитель природы, зато уже не видел деревни, откуда попал в дивную рощу, как незаметно из-за деревьев возникли двое. Высокие, длинноволосые эльфы с идеальной внешностью, одеждой которым служили тёмно-зелёные камзолы с меховой подшивкой, закрепленные верёвочками, расписанные золотистыми узорами хвойных ветвей, — иголочка к иголочке, — подтянутые поясом, однотонные штаны. Такое одеяние показывало способность маскировки и чувство прекрасного. А ещё, наверняка есть другие, ведь не могли два воина выйти к неизвестному: наверняка по ветвям уже рассыпан вооружённый отряд.       Оба эльфа на дороге — один белокурый, другой же имел каштановый цвет волос, — держались мирно, но Лакрис не провёл бы с этими двумя в одной комнате и десяти минут, ни за какие деньги. Пары глубинно-голубых и обжигающе карих очей могли испепелить муху, пролетающую мимо без разрешения. Руки у них, сложенные за спиной, выглядели пустыми, но Лакрис был готов поклясться, что видел какое-то притяжение в воздухе между руками и каждым револьвером на правом бедре эльфов. Каштаново-волосый начал диалог буднично-угрожающим тоном, как бы одно не противоречило другому:       — Путник касха, ты вступил во владения фалаи, клана Живущих со зверьми. Представься нам, и мы откроемся тебе. Мы — открытый и честный народ, скрывать нам нечего, кроме дюжины жасти * в засаде, но будь уверен — первым твоим убийцей выступим мы двое по одному — сохраняя кодекс озарул*, потеряй ты хоть тира * благородства и рассудительности.       — Лагал Лакрис, человек, дух-воин второй ступени, уроженец Разнарадализа. Прибыл из земель Фригуса и иду в Кодиматрис, дабы отстоять честь разрушенного Братства, — представился человек.       — Ложь неуместна в этих линь*, — невозмутимо ответил эльф. — Однако, если твои уста произносят озар*, я с готовностью протяну тебе руку, зарул*, — смысл этих слов буквален, дух может узнать духа, коль близко не связан с ним, физическим прикосновением.       Лагал кивнул, слез с коня и протянул эльфу изуродованную ладонь. Тот был на пару-тройку дюймов выше самого чела, хотя рост Лакриса не считался для людей «средним». Протянул руку и эльф, пожал по локоть, как требовали традиции народа. Ничего необычного не было, эльф-дух, какими поголовно являлись все уроженцы третьего и четвёртого поколения, просто почувствовал, кто́ перед ним стоит. В глазах его, ранее непроницаемых, матовых, отразилось нечто положительное. Нельзя сказать что́ — надежда ли, радость или вера. Этому место в его памяти.       — Твоё дело — дело озарул. Я не смею стоять у тебя на девайу*, Лагал Лакрис, — сохраняя железные нотки в голосе, молвил эльф. — Удачи тебе. Рагратфал * смотрят и говорят, твой девайу благороден, — фалаи верили, что смерть — не грустный конец, поэтому не хоронили умерших в слезах, они верили, что мёртвые перешли в иное духовное состояние и всё ещё наблюдают за ними.       Лакрис оставил хранителей позади и продолжил свой нелегкий путь к Копигорну. Тропа расширялась, разветвлялась, пересекалась с множеством других дорожек, но непременно вела к подножию гор.       На подходе к городу тропу преграждала высокая, собранная из брёвен («без единого гвоздя»), оборонительная стена. Двое бирюзовых полотен с изображением герба Линьюл спускались по еловым брёвнам: с длинноплечим луком, гордо выкатив грудь и подняв подбородок, красовался рыжий лис с хвойным венком меж торчащих ушей — символ Говорящих со зверьми. Сквозь миниатюрные бойницы смотрели зоркие фалаи, не проявляя интереса к одинокому путнику. Ворота, ведущие к городу, были широко распахнуты, будто о приходе чела их уже предупредили. Иногда Лагал поражался способностям ментального общения эльфов.       Выйдя из тени деревьев, человек увидел каменные башни с маленькими окошками-глазками, наблюдающие за путниками, проходящими широкие ворота, открытые весь день. Чёрные облака рабочего дыма, поднимающиеся над стеной; словно улей, усыпанный десятками пещерных коридоров, склон горы, украшенных подпорками, рельсами и висячими фонарями; и ниже, справа, Аяцкие пещеры, девственно пустые и нетронутые, благо разжигать вторую Золотую войну никто не хотел.       Заехав в город, он непременно почувствовал запах Копигорна — это и стружка, и угарный дым костров, очагов, и запах пота, которым дышал город, всё сливалось в запах работы. Одноэтажные, сложенные из кирпича, квадратные дома и длинные фабричные здания, вот что представлял «интерьер» поселения. Шум работы полностью наполнял город, такие звуки, как стук, лязг, скрип, треск, грохот, шипение и далее по бесконечному списку его голосов. Люди, эльфы, иногда наги, на узких грязных улицах, бегали и суетились. Экипажи здесь не ходили, только одинокие скакуны с шорами на глазах. Всё же большая, по Копигорским меркам, телега прошла по улицам, не без нескольких искромётных замечаний прохожих, и добралась до другого конца города.       Широкое белокаменное здание вокзала с треугольным скатом крыши и арками на колоннах представляло выход на перрон. Внутри, среди многочисленного кагала, лежали двое путей, освещенных сквозь высокий купол. Два санитара в белом, любезно согласившиеся оказать помощь тяжелобольному, держали капитана на носилках (телегу и коня Лагал отдал на совесть старого конюха за сто двадцать Кодиматриских раг*). Долго продолжался гомон будущих пассажиров перед прибытием, пока далёкий, но звонкий протяжный гудок не заставил их замолчать и завороженно уставиться в сторону, откуда исходил звук.       Сначала маленькая точка вдалеке превратилась в конус трубы, курящийся дымом, хвостом тянущийся за ней; в железный локомотив, который тащил за собою многоножку состава. Стучащий шум колёс сменился на режущий ухо скрип, выбивающий снопы искр из рельс. Волной теплого воздуха обдало ожидающих на платформе, тем же потоком сорвало шляпу, что удержал шнурок с головы Лакриса. Локомотив и вагоны смирно остановились пред перроном. Руками проводников двери отворились, и один людской поток смешался с другим, сталкиваясь, пенясь руганью, разбрасывая во все стороны брызги беспричинных оскорблений.       Еле уберегая носилки, санитарам и Лагалу удалось проникнуть в вагон и урвать место для больного. Отплатив благодетелям благодарностью, Лакрис простился с ними и самим Копигорном. Очередной протяжный гудок завыл на весь вокзал, проводники затворили двери, и состав двинулся вперёд. Сначала медленно, потом немного быстрее, зашипел и стремительно стал чеканить по рельсам Железного пути. Равнинные просторы, редкие деревья и горбатые холмы, частые реки проносились мимо машины, стрелою прорезающей раздолья Запада. В покачивающемся вагоне, созерцая эту природу, Лагал Лакрис, дух второй ступени, наконец получил давно потерянный сон. …