Позволь мне любить тебя

Ты всегда хороша несравненно, Но когда я уныл и угрюм, Оживляется так вдохновенно Твой веселый, насмешливый ум; Ты хохочешь так бойко и мило, Так врагов моих глупых бранишь, То, понурив головку уныло, Так лукаво меня ты смешишь…

— Возможно, ты не понял, но когда я звал тебя разбирать бумаги, я имел в виду, что мы оба будем разбираться с бумагами, а не я один. Брат избирает абсолютно спокойный тон голоса, словно невзначай рассказывает ему интересный факт, ни коим образом их не касающийся. Однако Тор, который только и ждет, пока на него обратят внимание, отчетливо различает за деланой будничностью упрек, который, впрочем, дает понять, что брат не забыл о нем, окунувшись в работу с головой. А значит, можно начинать действовать. Максимально медленно отлепляя голову от сложенных перед собой рук, он наскоро пытается принять вид голодного щенка, увидевшего в руках у хозяина сочный бифштекс. К сожалению, все его старания оказываются напрасны: Локи сосредоточенно выписывает витиеватые буквы на пожелтевшем от старости пергаменте, время от времени сверяясь с прочими записями, что, впрочем, не мешает ему говорить, все так же не глядя в его сторону: — А ведь я даже специально за стол тебя усадил, чтобы не получилось как в прошлый раз. Под «прошлым разом» подразумевается, на самом деле, процентов семьдесят из всех случаев, когда Тор оставался «в гостях» у брата, чтобы вместе с ним закончить огромное количество работы в срок, а в итоге попросту засыпал, нагло развалившись во весь свой немаленький рост на его кровати. Локи жалел его и ни разу не нарушил сладкий сон, но сам едва успевал покончить со всеми царскими обязанностями до рассвета. Комната Локи же действительно имела все шансы называться их общей, но причины тому крылись вовсе не в зарождающихся романтических отношениях, как бы того не хотелось одному из братьев. Ежесуточно создавалось более сотни всевозможных документов и отчетов, которые поступали в руки лично царям и требовали немедленного их с ними ознакомления и утверждения оных. Поэтому, покончив со всеми встречами-церемониями-заседаниями-аудиенциями, братья устраивались в покоях Локи, которые в один момент превратились в настоящее хранилище важнейших государственных документов, и, собрав в кучку последние крупицы кофеина, оставшиеся в организме после последних визитов в Мидгард, с головой зарывались во все пребывающие бумаги. Правда, не сказать, чтобы подобные посиделки по ночам сильно тяготили — несмотря на формальное равноправие царей, Локи за весьма короткий срок успел незаметно прибрать к рукам основную часть королевских обязанностей. И, в отличие от Тора, которому, нет-нет, да удавалось вздремнуть хотя бы раз в трое суток, Локи и вовсе пришлось практически забыть о сне. Но младший брат не обращал внимания на такие мелочи. Прежде сон для него являлся чем-то вроде глотка свежего воздуха после целого дня, проведенного в плену гнетущих зависти и одиночества; его маленьким Раем — местом, где он мог стать, кем пожелает, где его окружала любящая семья и верные подданные и где он был по-настоящему нужен. С вступлением на трон — а может, и гораздо раньше, после окончательного примирения со старшим братом, — потребности поиграть в прятки с реальностью больше не возникало, и Локи, по-настоящему счастливый Локи, полностью отдался сбывшейся спустя столько лет мечте. Бывали дни, когда братьям удавалось покончить с работой уже после того, как начинало светать — примерно за час до официального приступления к царским обязанностям. Тогда они валились рядом на кровать, уставшие не меньше, чем после долгой битвы, и лишь изредка лениво перебрасывались двумя-тремя фразами, нужными больше для контроля за тем, чтобы никто (особенно Тор) не задремал. Но короткие, ничего не значащие фразы постепенно перерастали в живую, интересную беседу. О чем — вряд ли кто-то из них впоследствии смог бы вспомнить. Наступающий день стирал дорогие сердцу воспоминания, прибавляя к имени титул, а на лицо нацепляя надменную маску серьезности. Единственное, что прочно отложилось в памяти Тора — цикличное обещание Локи как-нибудь освободить хотя бы несколько часов и выбраться на прогулку. Куда — не важно, главное — вместе, как в старые-добрые времена, до того как свобода, увы, стала недостижимой мечтой для тех, кто сами устанавливают правила. Всякий раз, когда брат давал обещание, Тор мысленно клялся, что, мол, вот тогда-то он и признается, расскажет ему без утайки все, что разъедало его изнутри на протяжении нескольких лет. Во всяком случае, так он думал, пока не узнал о консервативных взглядах на отношения, пожалуй, ярчайшего из ныне живущих представителей радикального направления. Тор опускает подбородок на сложенные перед собой руки и протяжно вздыхает. Ноль внимания. Тор сердито хмурится, но тут же одергивает себя и, стараясь не выпадать из образа, переходит в наступление: — У тебя когда-нибудь было такое, что ты любишь кого-то, но не признаешься, потому что боишься окончательно потерять его? — спрашивает он тихо. Брат страдальчески закатывает глаза. — Нет, — звучит твердый, исчерпывающий ответ. Локи не задумывается ни на секунду. Что он скажет, Тор знал заранее, просто нужно было с чего-то начать важный для него разговор. Он замолкает и не спеша обдумывает следующий ход, когда Локи вновь предпринимает попытку воззвать к его совести: — Прошу тебя, брат, отбрось уже наконец свою меланхолию хотя бы на пару часов и займись действительно важными вещами — такими, как наша общая работа, например. — В его голосе слышится настоящее отчаяние. Он тяжело вздыхает и, прикрыв глаза, добавляет: — Когда закончим — можешь хоть всю комнату в слезах утопить, я… — А когда мы ее закончим? Локи впервые за несколько часов отрывается от рукописей и удивленно поднимает глаза на брата. Тор все так же полулежит за его столом и пристально-грустно смотрит на него из-за аккуратной стопочки старинных книг. Брат открывает было рот, но, видимо, так и не найдя, что ответить, захлопывает его через считанные мгновения и, прикинув в уме оставшееся время до рассвета, вскидывает руки в знак капитуляции: — Ладно. Выкладывай. Только быстро и сразу ближе к сути. Тор выпрямляется и тянет губы в победоносной улыбке. Пол дела сделано. Он вновь принимает серьезный вид и упирается локтями в стол, чуть горбясь. — Тут вот какое дело… Он осекается, когда Локи с хрустом прогибается в спине, сладко потягиваясь, после чего скатывается вниз по подушке и принимает горизонтальное положение. Тор на секунду теряет дар речи, мысли снова спутываются в неясный клубок, завиливая куда-то не туда, но их бурный поток прерывает его же зачинщик, по-своему расценив затянувшееся молчание: — Я тебя слушаю, слушаю. Просто с закрытыми глазами речь лучше воспринимается. Рассеянный взгляд Тора становится мрачным, Локи, напротив, расплывается в широкой улыбке. — Я шучу. Рассказывай. Тор чувствует некоторую скованность, какой прежде не наблюдалось ни в присутствии брата, ни кого-либо еще, но пересиливает себя: — Да я, в общем-то, все уже объяснил. Мне кое-кто нравится, но я совсем не уверен, что, ну… скажем так, в его вкусе. Мы общаемся, и я боюсь своим признанием только испортить наши отношения. Тор переводит дыхание и утыкается взглядом в сложенные перед собой руки, боясь пошевелиться. Гулкий стук в грудной клетке отдает в виски, а из-за повисшей тишины начинает звенеть в ушах. Каждая секунда сменяется вечностью, и, когда их количество переваливает за сотню, а Тор уже решает, что брат все-таки уснул, со стороны ложа раздается задумчиво-снисходительное хмыканье. — Прежде скажи мне, чей совет ты хочешь услышать: брата или бога Обмана? — Брата, — сразу отвечает «оживший» Тор. Локи поворачивает голову и смотрит на него с упреком. — Ну так пойди и найди себе брата, чего ты ко мне-то лезешь? — И заливается смехом. Тор удерживается от того, чтобы немедленно опустить Мьельнир на голову брата только потому, что ему действительно важно узнать, что он ему скажет. Поэтому Тор лишь кривит лицо в презрительной гримасе и, когда смех немного стихает, спрашивает возможно даже слишком небрежно: — А какого мнение великого бога Обмана? — Как отрадно, что ты наконец признал мое величие. Смеющийся Локи не успевает уклониться, и толстенный свод законов, к которому он частенько обращался за помощью во время работы и который до этого преспокойно лежал на столе, влетает в его плечо. Выглядит все так, будто мелкий нарочно пытается уйти от ответа, прикрываясь дурацкими шуточками, но Локи снова его удивляет. — Я думаю, тебе нужно сказать ей правду, — вдруг говорит он, и диаметрально противоположный тон его голоса свидетельствует о том, что он говорит серьезно. Тор не отрываясь смотрит ему в глаза какое-то время, а затем громко фыркает: — «Сказать правду»? И это советует мне бог Коварства? Тонкие губы брата трогает легкая улыбка. — Нет. Бог Коварства советует тебе признаться в своих чувствах и, в случае отказа, перевести все в шутку. А потом утопиться в слезах. Ну, или убить ее. Зависит от твоих предпочтений. Тор усмехается про себя, смекнув, что, пожалуй, второй вариант ему больше по вкусу. С минуту взирает на брата, пока тот с отчаянным усердием трет глаза, чтобы не заснуть, но при этом иметь возможность поваляться еще хотя бы чуть-чуть, а затем снова лезет с вопросами: — А что, если он… этот человек больше не захочет со мной разговаривать? — Что значит «если»?.. Эй, эй! Шекспира положи на место! — Локи вскидывает руки, готовый то ли отбиваться, то ли пытаться поймать дорогую сердцу книгу. Тор замахивается, но быстро передумывает кидаться ценными фолиантами и с тяжелым вздохом возвращает книгу обратно на стол. Локи только удивленно хлопает глазами: — Да что с тобой? Прежде барышни толпами бегали за тобой, а сейчас ты не знаешь, что делать с всего одной? Что в ней такого особенного? Тор открывает рот, и Локи, поняв, что он собирается ответить на риторический вопрос, быстро продолжает: — Если не можешь поговорить с ней об этом, напиши. Хотя нет! — поспешно восклицает он, представив на секунду, из каких формулировок будет состоять такое письмо. — Лучше сделай ей какой-нибудь подарок. Что-нибудь особенное. И не забудь куда-нибудь втиснуть открытку. С каждым его новым словом хмурое лицо Тора становится на тон светлее и наконец озаряется широкой улыбкой, а горящие глаза окончательно резюмируют о захвате брата какой-то новой безумной идеей. Локи облегченно вздыхает и решает, что свое дело он сделал и теперь может с чистой совестью вернуться к работе. Право, знал бы заранее, что Тор заговорит с ним о «любви», — ни за что не стал бы давать никаких обещаний помочь. Впрочем, это же Тор — мог бы и догадаться. Тор, к этому времени тоже пришедший к своему решению, тепло благодарит его за дельный совет. — Для тебя — что угодно, — беззаботно пожимает плечами Локи, мысленно зарекаясь впредь вызываться брату на помощь. — Любовь стоит того, чтобы ее добиваться, как по мне. Локи давит зевок, берет в руку перо и возвращается к чтению длиннющего исписанного мелким убористым почерком пергамента. Проходит несколько минут умиротворенной тишины, прежде чем он произносит фразу, которая становится последней каплей: — Конечно, если объектом твоей симпатии не являюсь я. Локи смеется над шуткой, но угрюмый вид брата заставляет его замолчать. Лицо Тора стремительно темнеет, а глаза превращаются в две острые льдинки. Одного такого взгляда обычно хватало, чтобы избавить Локи от желания не только шутить, но и в принципе открывать рот в течении как минимум нескольких часов. Но на сей раз брату этого показалось мало. Когда Тор угрожающе медленно поднимается из-за стола, Локи с немалым удивлением и интересом ощущает, как к горлу подкатывает что-то, отдаленно напоминающее страх. Но все впечатление портит первая же фраза, брошенная приближающимся братом. — Руки подними. — Прости, что? — выдыхает слегка сбитый с толку Локи. — Именем правителя Девяти Миров, руки вверх! Локи хлопает глазами, переваривая услышанное, а затем расплывается в привычной хитрой улыбке, все же приподнимая ладони на уровень головы. — Что, за свои неаккуратные слова я теперь стал… А-ай! Окончательно опешивший, но все еще всецело доверяющий брату Локи на время теряет бдительность и не успевает достойно среагировать, когда чужие пальцы впиваются в незащищенные ребра и принимаются наспех проверять их целостность. Он вскрикивает и быстро скатывается на спину, пока Тор с гнусной улыбочкой удобно устраивается на бедрах брата, придавливая их своим весом к кровати и полностью отрезая пути к отступлению. Локи извивается и сдавленно смеется, впрочем, не особо сопротивляясь — то ли щекотка не доставляет ему значительного дискомфорта, то ли он сам понимает, что это бессмысленно. Зато в детстве подобная «пытка», при последующем обещании никогда больше не проказничать, могла удержать брата от озорства на целую неделю. Далее врожденная любовь к шалостям побеждала страх перед смертью от смеха, которой частенько грозился рассерженный Тор, и все начиналось заново. Тор одной рукой скручивает запястья брата и заводит их ему за голову, а пальцами второй перебегает с боков на живот — когда-то самое уязвимое перед щекоткой место. Под ладонью — тугие волокна играющих под кожей мышц. Безумно хочется пробраться сквозь слои твердой ткани к гладкой коже, но без помощи самого Локи провернуть это было бы весьма проблематично. Заблудившийся в хохочущем бреду брат не догадывается, что Тор воспринимает эти невинные прикосновения как нечто большее, нежели простые детские забавы. Как не замечает еще одной вещи… Неожиданный стук в дверь раздается как раз тогда, когда Тор почти накрывает губы брата своими. Почти. Секундное замешательство дает Локи шанс. Каким-то неуловимым движением он высвобождает руки, и через мгновение Тор уже обнаруживает себя на полу, потирающим саднящий подбородок. Он оглядывается на брата, не совсем уверенный, за что именно тот его ударил. Локи лежит на постели, раскинув руки в стороны, тяжело дыша и время от времени изможденно посмеиваясь. Потом все же находит в себе силы приподняться, и сразу перехватывает удивленный взгляд Тора. — Руки не распускай, — напустив на себя возмущенный вид, строго говорит он, но блуждающая на его лице полуулыбка и едва тронувший щеки бледный румянец выдают его чувства с головой. Стук в дверь повторяется. Локи со стоном сползает с ложа и идет открывать, на ходу оправляя костюм и чуть взлохматившиеся пряди волос. Остановившись у двери, он вдруг поворачивается к Тору. — Ты можешь тише смеяться? Уже весь дворец на ноги поднял, — нарочито громко произносит он. Тор собирается запустить в него подушкой, но Локи уже дергает на себя ручку двери. — Приношу свои… Локи запинается, завидев в дверях стража. — Извините, если я не вовремя, — смущенно мямлит тот, видимо, испуганный резкостью движений обычно спокойного и сдержанного правителя. Локи машинально вглядывается в молодое, почти десткое лицо облаченного в доспехи юноши. Новенький. — Нет-нет, — чуть задыхающийся, но все такой же невозмутимо-веселый Локи дружественно улыбается ему. — Даже наоборот. Что-нибудь случилось? Страж мгновенно вытягивается в струнку. — Прибыл поставщик зерна, — по-военному громко отрапортовывает он. Локи заторможенно хлопает глазами, а вот Тор каким-то чудом находится куда быстрее. — О, ворюга объявился! — обрадованно восклицает он, вскакивая на ноги. Теперь понимание проступает и на лице Локи, который с неделю тому назад как раз и нашел в отчетах погрешность на кругленькую сумму. Оставалось лишь поймать преступника с поличным. — Я приму заказ. — Не утруждай себя. Я сам обо всем позабочусь. Тор замирает и удивленно вскидывает брови. — Но я… — А у тебя, помнится, оставалась целая стопка важных бумаг, которые ты обещался разобрать. Так что… — Локи широко улыбается и с силой хлопает брата по обоим плечам. — Желаю приятного, а главное плодотворного времяпровождения! Локи жестом приказывает стражу проводить его и, когда тот уже выходит за пределы его покоев, оборачивается к обалдевшему брату и делает совершенно несолидную, непростительную для особ королевских кровей вещь — показывает ему язык. И быстро скрывается за дверью. — Вот же… — качает головой Тор, смеясь про себя. Пальцы все еще будто вибрируют, помня недавние прикосновения к извивающемуся телу. На мгновение его лицо озаряется довольной улыбкой, но она тут же тускнеет, когда он осознает, с каким количеством бумажной работы ему придется разбираться в одиночку и сколько у него осталось на это времени. С обреченным вздохом он падает на широкую кровать, на то самое место, где пару минут назад сидел Локи, берет в руки первый попавшийся на глаза свиток и принимается его внимательно изучать. А сам еще долго не может успокоить яростно бьющееся в груди сердце.