Джим и Боб

      Пятница выдалась на редкость скверная. Мортон косячил, компьютер глючил, потерялись вчерашние рапорты, к тому же с самого утра ныли колени. Справиться с накопившейся усталостью не помогли ни бургеры, ни сигареты, ни разговор с сыном. Тим тоже выбесил, но Боб толком не помнил почему и просто считал минуты до конца рабочего дня. Дальше его ждали выходные: можно подольше поспать, посмотреть повтор матча с Флоридой или почитать новости, лежа в кровати. С каких пор его отдых сделался настолько стариковским? Боб с надеждой покосился на экран телефона, время не поменялось, зато пришло сообщение от Джима. Точно, его нужно сегодня забрать с корпоратива. Боб вздохнул и с болезненным шипением потер правое колено.       Стареть не хотелось категорически. Да, он шутил про то, что из него скоро начнет сыпаться песок, дразнил Тима и Молли — «молодежь», ласково называл Джима Старушкой и с упоением наблюдал за тем, как тот кривился и хмурился, но... Смех смехом, а закрывать глаза на перемены получалось едва ли.       Боб смирился с очками, как и с походами к стоматологу, и даже вынужденная диета из-за обострившегося гастрита уже не пугала. Очки можно забыть дома, прием у врача перенести, сославшись на скопившиеся дела, а принесенную из дома куриную грудку с брокколи выкинуть под шумок и попросить кого-нибудь из подчиненных купить острой лапши или бургеров. Конечно, потом Бобу становилось стыдно, а иногда и откровенно паршиво, особенно после острой лапши. Потому подобные бунты случались редко. Так-то он прекрасно понимал, что забота о здоровье — не придурь близких, а важная часть спокойной, комфортной жизни, и немалый залог того, что ему удастся дожить до этой самой старости. Но как же страшно…       Джим в распахнутом пальто поверх нарядного костюма неловко ввалился в машину, хлопнул дверью, обдал запахом вина и нового одеколона. Непривычно крепкого, мускусно-сливового.       — Ого, — усмехнулся Боб.       — Что? Я в полном порядке. Подумаешь, выпили немного…       — Молчу.       — Вот-вот, а то ишь, — фыркнул Джим, но тут же примирительно погладил по плечу. — Спасибо, что заехал. Так лениво вызывать такси. Да и дорого.       Бобу нравился слегка пьяный Джим, он сразу делался раскрепощенным и вместе с тем умиротворенным, в движениях появлялась свобода, а в глазах — игривые искры. Его можно было легко раскрутить на какую-нибудь мелкую авантюру, вывести на откровенный разговор или просто любоваться им, как сейчас, дожидаясь возвращения домой. Боб старался вести аккуратно и отрывал взгляд от дороги только на светофорах. Заботливо приоткрыл окно.       — Сначала мы вели себя о-очень прилично, но потом Аннет начала мешать коктейли собственного сочинения. Тут, конечно, мы немножко увлеклись. Новенькие быстро набрались, особенно тот… из отдела кадров. Забыл, как его зовут, такой смугленький.       — Мне стоит волноваться?       Джим отмахнулся:       — Еще чего! Говорю ж, он отключился раньше всех. Мы его еле-еле растолкали. А потом пришлось убирать за всеми, таскать тяжеленные столы. И, кажется, я потянул плечо, — вздохнул, откинувшись на спинку и блаженно подставив лицо ветру. — Но, знаешь, я рад, что пошел.       — Не все ж тебе работать. Корпоративы на то и нужны, чтобы расслабляться.       Сказав это, Боб включил проигрыватель с вставленной внутрь флешкой. Перемотал до трека «За каждым твоим вдохом». Джим, рассматривавший рождественскую подсветку, обернулся:       — Я люблю эту песню.       — Я знаю.       — Боб, какого черта?       — Что? — спросил он непринужденно и как бы невзначай прибавил громкость.       — Ты — чертов провокатор, — абсолютно беззлобно вздохнул Джим и придвинулся ближе, так, чтобы их с Бобом плечи соприкоснулись.       Да, это то, чего ему сейчас хотелось. Ночная дорога, почти полупустая, так что можно прибавить газа. Музыка, перебивающая внезапную городскую тишину. Мечущийся по салону сквозняк, выдувающий из головы любые тревожные мысли. И Джим рядом.       Вот он убрал назад выбившиеся со лба пряди. Вот ослабил галстук, и в одном лишь этом жесте столько красоты, что Боб готов прямо сейчас простить бестолковых подчиненных, плюнуть на все дела и умчаться куда-нибудь в ночь, где нет ни проблем, ни болезней, ни старости. Только вдвоем.       Боб чувствовал, как молодел с каждой секундой их триумфального «путешествия» до дома. С одной стороны, ужасно хотелось поделиться приятными переживаниями, с другой, было боязно нарушать атмосферу. Боб понимал: тут лучше промолчать, — а потому ограничился ладонью на бедре Джима. Тот не стал возражать. Лишь еще немного увеличил громкость на проигрывателе.       Доехали быстро, даже слишком. На улице — никого, хотя пятница закончилась всего пару часов назад. Они припарковались возле фонаря, Боб выключил двигатель.       Первый поцелуй вышел сумбурный. Второй — чуть лучше.       Джим помог найти нужную кнопку и отодвинуть водительское сиденье назад. Взобрался на колени к Бобу.       Сердце стучало где-то в висках. Они сто лет не целовались в машине и нет, поцелуй на прощанье перед работой не в счет, а тут буквально возле самого дома, вплотную прижавшись друг к другу. Боб расстегнул пуговицы на пиджаке, провел пальцами вдоль груди по белой рубашке. Отточенным движением украл галстук, бросил на бардачок. Вот с пальто оказалось куда труднее справиться, особенно не размыкая поцелуя, но и это получилось. Пальцы Джима приятно щекотали загривок, от каждого их прикосновения по телу волнами пробегали мурашки.       Дыхание сбилось, в глазах потемнело. Но было так хорошо и понятно, Боб буквально чувствовал, как хмелел сам, пока зацеловывал длинную шею с выступающей жилкой. И когда он с готовностью обхватил Джима за талию и интуитивно рванулся вперед, раздался оглушительный гул.       — Черт! — выдохнул Джим.       Они случайно нажали на гудок.       Замерли, уставившись друг на друга широко раскрытыми от испуга глазами, взъерошенные, с пятнистым румянцем (Боб украдкой взглянул на собственное отражение в зеркале). Вокруг по-прежнему царила абсолютная тишина. Как назло, ни звуков дороги, ни шума выкрученного на полную мощность телевизора не было слышно. Оттого свое же дыхание мерещилось невыносимо громким, каким-то чересчур тяжелым.       Первым нарушил молчание Джим.       — Ну, мы даем. Не, ладно я, я никакущий, но ты-то? — он с усмешкой толкнул Боба в плечо и начал собирать одежду.       Можно, конечно, попытаться удержать. Схватить за руку, назвать каким-нибудь дурацким ласковым именем, но момент упущен.       — Тут вообще-то люди ходят. Прикинь, нас бы соседи увидели?       — Увидели бы, — повторил Боб, голос прозвучал неожиданно хрипло.       Колени все-таки болели.       Иллюзия молодости не продержалась долго. Обидно. Вот прямо до дрожи. До скрежета зубов. Захотелось со всей дури ударить по рулю и плевать, что скажут и тем более подумают соседи, но рука Джима снова легла на плечо.       — Пойдем уже.       Боб с тоскливой нежностью покосился на его узкое, сейчас как никогда красивое лицо и послушно кивнул:       — Пойдем.

Декабрь 2019