Время не лечит
Время делает равнодушным. »
4 месяца спустя.
Пьяный гул раздражал ушные перепонки трезвого человека. Крики, вопли, дотошный смех — это все можно было услышать в ночном «1703».
Фладд не сразу обнаружил своего пьяного друга в баре. Большая туша Кашина лежала на мягком диване, рассматривая что-то в телефоне. Пьяный взгляд рыжего упал на дредастого друга, отчего на лице завиднелась улыбка.
— Саш, ну че ты так долго? Пить будешь? — товарищи обменялись рукопожатием, а тело, лежащее на диване, приобрело сидящее состояние.
— Не, мою от перегара выворачивает, — усмехнулся рэпер, присаживаясь рядом.
— Как там малые? — вскинул бровь блоггер, отхлебывая со дна бокала оставшийся виски.
— Заезжал к ним утром. Никита как всегда…убитый. Скорбит по смерти отца, да и никак не может отпустить прошлое. Яна все более раздражительна. 4 месяц, хоть стреляй, — горько вздохнул парень, осматривая знакомых, сидящих за барной стойкой.
— Жаль обоих, но — это опыт, переживут, — процедил длинный. Веки призакрылись, а внутри появилось острое желание выкурить.
— Долго он ещё будет в Испании? — резко Поинтересовался Бузе, протягивая другу сигарету, как будто читая его мысли.
— Я больше не держу с ним контактов, — выбросил рыжий, закуривая синий Винстон. Внутри что-то кольнуло, хоть имя подлеца Саша не произнёс. Даня, как и Никита старался прожить этот момент своей жизни, забыть его и никогда не вспоминать под добрым словом.
***
— Давайте помянем, — с нотками грусти говорил очередной родственник на застолье.
Атмосфера нагнетала всех, но ничего сделать было нельзя. Пили все, кроме Яны, которая в положении сидела вся на нервах, пытаясь успокоить своего друга.
Лицо Никиты выражало всю серость Санкт-Петербурга, впрочем, как и последние месяца. Мальчик молчал, не в силах проронить и слова над гробом собственного отца. Буквально в момент он потерял все.
Страшно.
— Поплавок, отведи его домой. Я не хочу, чтобы он продолжал это видеть, — процедила такая же серая Кадникова.
— Хорошо, Оксана Викторовна, — вздохнула инстаграмщица, поднимаясь с места. Девушка аккуратно взяла под руку товарища, смотрящего в свой бокал, пытаясь там что-то найти.
Все эти месяца я продолжаю любить тебя, даже, когда ты меня не помнишь. Я умираю без тебя, пожалуйста, вернись. Каждый день демоны гаснут, а ненависть к тебе переходит в верность. Вернись. Прошу.
***
Дверь захлопнулась — слов не было. Уставшие ноги девушки подкосились, отчего пришлось сесть на коридорный пуфик.
— Боже, как же я буду ненавидеть этого ребёнка за все мои мучения, — горестно произнесла Яна. Её взгляд упал на Кадникова, который молча направлялся в ванну.
Мёртвое молчание перестало её пугать.
— Не говори так, — Мастерофф остановился у ванны, обернувшись к подруге. На его лице проскочила улыбка, просящая о помощи. Но увы. Её никто не замечал.
Телефон девушки начал разрываться от нагнетающих звонков. Кто-то активно названивал ей, в то время, как Яна пыталась перевести дух, сняв каблуки.
Подняв трубку, девушка услышала голос, который она так любила.
— Поплавок, вы как там? — интересовался Саша, в голосе которого был какой-то детский лепет.
— Только с похорон. Ты чего такой радостный? — вскинула бровь девушка, направляясь на кухню.
— Настроение хорошее, — послышалась усмешка с другой стороны. — Как там Никита?
— Ему ещё хуже. Саш, я боюсь за него, — говорила Яна, прижав телефон плечом к уху. Её тонкие руки поставили чайник на плиту, наблюдая за языками пламени.
— Поплавок, это — опыт, переживёт, — цитируя своего друга, молвил Бузе. — Ладно, я побежал на студию. Люблю тебя и нашего малыша, — сбросил.
— И я тебя… — девушка не успела проговорить в трубку, как услышала гудки. Рано вздохнул, инстазвезда направилась на балкон, прихватив пачку сигарет Кадникова.
Усевшись на холодный кафель, она взглянула на затянувшееся тучами питерское небо.
Страшно. Подкурив Филипп Моррис, Яна закрыла веки, прислонив к виску ладонь.
Я понимаю это, и замираю с куском недосказанных слов во рту, испугавшись самой себя. Я уже не твоя маленькая девочка. Я — иллюстрация на тему «как не надо себя вести».
Она вновь берет телефон, посмев сделать дозвон ему. Слезы рефлекторно катятся по выпуклым скулам, стекая на оголенную шею. Тихие гудки не могут сравнится с мертвой тишиной, но он поднимает, делая ей еще больнее.
— Да? — крайнее, что она услышала, перед тем, как окончательно сломала себе жизнь.
— Это не твой ребенок…
