WOAS

Кларис теряется в бесконечном мерзотно-растворимом, что горьким осадком на языке и кофте (ей собственная невезучесть почти привычна, неуклюжая девчонка бесполезна — может, умей она хоть посуду помыть не разбив дорогой фарфоровой кружки, «родители» были бы добрее). Но Клэр не умеет и отчаянно по этому поводу не жалеет, «родители», что в воспоминаниях, горьких, как этот дешёвый кофе, остаются единственно-верным «тираны», её никогда даже не пытались понять — скучать по таким людям заведомо провальная идея. (Кларис и не пытается) А потому и сожалеть о своём побеге она не собирается, да и некогда, на самом деле — ледяной ветер упорно забирается сухими руками под тоненькую, ничерта не греющую куртку, что Фонг судорожно дрожащими ладонями схватить успела. Ей думать о правильности своих поступков банально не хватает сил и времени, собственные нелепые, почти карикатурные, портреты с призывным тускло-алым wanted поверх изображения, смотрят на неё укоризненно с каждого второго стенда. И Клэр бы радоваться такому вниманию, сперва в голову даже забредает шальная мысль — «родители меня ищут», но жизнь в очередной раз жестоко разбивает мечты о суровую, не терпящую наивных и верующих, реальность. Родителям глубоко плевать, видимо слишком уверены, что она захлебнётся в собственной подростковой жажде протеста и в конечном итоге вернётся, а вот супермаркету, в котором она расплатилась краденной кредиткой за треклятый кофе и пачку печенья, нет. Кларис больше не питает лживых иллюзий (родители отучили доверять и научили быть сильной), оставаться в прожженном непониманием и разукрашенном её портретами штате нет никакого смысла, а Фонг его и не особо ищет. /// Какой-то провинциальный тихий городок, где её не станут искать, встречает вычурно-красочной вывеской «Ривердейл», свежим запахом весенне-летнего леса и духом умопомрачительного спокойствия, обволакивающего с первых мгновений пересечения городской черты. Кларис откровенно задыхается от свободы, бьющей в лицо тёплым ветром и запахом вкусного кофе (настоящего, с корицей и карамельным сиропом, а не та дрянь, что приходилось вливать в себя, чтобы не заснуть посреди оживлённого переулка). Кларис, наконец, впервые может не оглядываться, но тень недавнего прошлого преследует ночными кошмарами, противостоять этому абсолютно не получается — Фонг окончательно путается в собственных мыслях и действиях. От заброшенной будки, судя по проектору и ещё паре характерных вещей, кинотеатра, в которой Кларис приходится ночевать, тянет ветхлостью и сыростью, но Клэр и нуждается в полной стерильности и дорогущих хоромах; у неё есть подобие кровати, пара купюр в кармане прохудившейся кофты да полная свобода выбора — для такой, как Фонг предостаточно. Джагхед находит её, свернувшейся на чём-то вроде матраца, продрогшей до самых костей — осень выдалась непривычно холодной — и пьющей очередной отвратительный кофе; Кларис приходит к выводу, что та быстрорастворимая дрянь, пестрящая своей упаковкой на кассе каждого второго супермаркета, независимо от штата такая же пресная. Джонс не то, чтобы удивляется — замок в помещении чисто формальный, а на ближайший километр — это единственное, что мало-мальски похоже на здание, но это не мешает ему впасть в неконтролируемый ступор на пару мгновений. Кларис шугается от скрипнувшей двери и проливает остывший напиток, очень некстати вспоминается собственная невезучесть и угловатость — Фонг вечно везде не к месту, даже в чёртовой заброшенной будке на окраине провинциального города. Уйти с избитым, но действенным «мне не нужны проблемы» было бы правильно, но у Джагхеда слишком большое сердце и вера в людей слишком прочная — он останавливает. Кларис от заботы теряется, парень отдаёт тёплую куртку со странным принтом и надписью, делится принесённой пиццей и начинает беседу. Джагхед не задаёт лишних вопросов, не требует никаких объяснений и не собирается звонить в полицию — Джонс делает для Клэр за один вечер больше, чем кто-либо за всю жизнь. /// Решение познакомиться с бандой змеев, упомянутой Джагом вскользь во время той самой беседы, приходит в голову Кларис в тот же вечер, Джагхед не то, чтобы был в восторге, но это действительно лучше, чем хлюпенькая холодная будка. И, как ни странно, это срабатывает — Клэр принимают, хоть и не без проблем. И это действительно срабатывает, Клэр обретает семью, друзей, возможность по утрам пить любимый карамельный латте с корицей и амаретто, а не давится сухим сэндвичем, даже некое подобие цели в жизни, только парень, у которого вихры чернявых волос неаккуратно спрятаны под любимую шапку и страшные заговоры в голове плетутся и расплетаются на страницах ноутбука, из головы никак не выходит. Говорят, родителей любят, потому что они первые о тебе заботятся, но Клэр ведь поломанная, неправильная — о ней первым заботится странный парень. Впервые Кларис приходит в ту самую будку почти через месяц, оказывается, в маленьком городе найти дорогу куда-то почти дьявольски невыполнимая задача; Джонс обнаруживается спящим за столом рядом с картонными стаканчиками (Клэр опытно отмечает, что там был американо) и открытым ноутбуком, Кларис улыбается и задевает плечом огромную кипу бумаг, что пылятся здесь, кажется, уже целую вечность. Бумаги ожидаемо падают с предсказуемым громоподобным в тишине ночи грохотом, Джагхед вскидывается, моментально просыпаясь и роняя телефон, валяющийся на столе рядом, на пол. — Прости, я честно не хотела. — Мы стоим друг друга. Клэр усмехается и подаёт телефон, а после, скорее от незнания куда деть руки, чем от реального желания собирать весь этот хаос, что устроила её неуклюжесть, начинает поднимать бумаги. Они в ту ночь так и не засыпают, каким-то невероятным образом успевая обсудить практически всё на свете, начиная от спора между типичным обожателем крепкого бодрящего кофе и любительницы карамельных сиропов, заканчивая фразой «сирота при живых родителей». Они не говорят о своих родителях и детстве, не напрямую, но их общность, практически родство душ ощущается ещё с первой встречи; они брошенные, не нужные, не родителям и семье точно — это заметно, почти осязаемо, но рядом друг с другом спокойно, даже не одиноко; они учатся доверять — хотя бы друг другу — заново. Одной встречей всё не заканчивается, Фонг приходит каждый четверг и вторник, а Джагхед привыкает; учится заказывать не только любимый чистый американо, но и латте с корицей, учится делится проблемами в школе, учится рассказывать о своей гениальной задумке и тайных амбициях писателя, а Кларис, в свою очередь, привыкает заходить за его любимой пеперони, потому что он забывает поесть, просиживая целыми днями за своим гениальным романом-детективом, привыкает вспоминать все известные синонимы к словам «преступление» и «город», потому что «Клэр, бесконечное повторение одинаковых слов неприемлимо» и периодически выкидывать груду картонных стаканчиков, потому что они оба — неисправимые кофе зависимые неряхи. Кларис привыкает к Джонсу, становится зависима; он идентичный, поэтому и родным становится почти мгновенно, а потому, если её вдруг заставят выбирать между кофе и Джагхедом, она даже, возможно, выберет Джагхеда.