Сломанные люди

Кутепов освобождается ближе к вечеру, силясь быстрее покончить с делами и провернуть еще одну сделку за сегодня, которая к бизнесу никакого отношения не имеет, зато для него физически необходима. Дзюба удивляется, когда начальник по телефону отменяет последние на сегодня переговоры, перенеся их на завтра, и командует ехать в кофейню, где утром произошел странный инцидент. Когда звенит колокольчик, оповещая о новом клиенте, Зобнин бегло кидает взгляд на Илью, тут же возобновляя работу: в кафе довольно людно, так что дел у Ромы предостаточно. Илья же, скользнув взглядом по парню, занимает свободный столик и без интереса изучает меню, находит первое попавшееся название и, подойдя к барной стойке, делает заказ, который Зобнин принимает, почти не смотря на клиента, одаривая его дежурной вежливостью. Рома разносит заказы торопливо, потому что даже в небольшом кафе аншлаг — это непросто, особенно если учесть, что Марио снова нехорошо: тот сидит на кухне, пытаясь отдышаться, и в десертах посетителям временно отказывают. — Ваш заказ, — улыбаясь, произносит Зобнин, ставя ароматный напиток на стол, а Кутепов даже не смотрит на кружку, въедаясь взглядом в парня, отмечая, что тот, судя по всему, уже успел о нем благополучно забыть. — У меня есть к вам деловое предложение, — подает голос Илья, когда Рома уже готов удалиться и продолжить принимать и выполнять заказы, но оборачивается и смотрит на Кутепова с удивлением, — вас заинтересует. — Извините, я сейчас несколько занят, — чуть в замешательстве отвечает Рома, но Кутепов улыбается несколько странно и говорит с уверенностью: — Я подожду. Илья успевает полностью справиться с кофе, провести несколько телефонных переговоров и даже немного поработать на заблаговременно захваченном из машины ноутбуке, когда в кафе становится менее людно, и Зобнин, выполнив последний заказ, вспоминает об ожидающем его посетителе и подходит к Илье. Вопросительно смотрит, и когда тот указывает жестом на место напротив, прикрывая крышку ноутбука, Рома усаживается в мягкое кресло и ждет, с интересом смотря на странного посетителя. Илья сначала без стеснения скользит оценивающим взглядом по Зобнину, словно внутрь заглядывая, отчего тот съеживается весь и неловко вжимается в стул, сразу узнавая в Илье утреннего незнакомца и чувствуя себя от этого еще более неуютно. — Видите ли, — начинает Илья, и напряжение Зобнина несколько спадает, когда он вникает в суть начавшегося разговора, — так уж вышло, что вы — моя родственная душа. Это как обухом по голове, ледяной водой в лицо и ударом в душу — неожиданно, резко и с разбегу, так, что у Зобнина чуть ли не нервный тик начинается. Рома зависает на мгновения, и Илья терпеливо ждет, когда парень переварит полученную информацию. Зобнин смотрит непонимающе, и Кутепов закатывает глаза, облокачиваясь о спинку кресла, как-то сверху вниз смотря на парня, так что тот вообще выпадает из реальности, все же стараясь соображать конструктивно. — Наша связь — моя головная боль, — Кутепов морщится недовольно, потому что даже упоминание о недуге выводит его из равновесия, но потом добавляет все же, — и в прямом, и в переносном смысле. Боль проходит временно, стоит мне вас коснуться. Рома сидит с открытым ртом, ошарашенный творящимся хаосом, который врывается в его жизнь внезапно и стремительно, отчего воздух вокруг накаляется. Пытается собрать мысли в кучу и поверить в реальность происходящего, но мозг упрямо кричит: «Бред», потому что встречу со своей родственной душой если он и представлял когда-то, то уж точно не в форме странно холодных деловых переговоров. Да и родственную душу он видел в несколько другом амплуа: уж точно не человека-айсберга со стеклянными глазами, леденящей душу морозной надменностью. Человек напротив кажется ему странным до одури, отпугивающим, отстраненным, излишне самоуверенным и отталкивающим деловым подходом, который здесь так неуместен, что вся ситуация кажется полным идиотизмом. Зобнин даже сказать ничего не может, следя за непроницаемым выражением лица и надменным взглядом, и это начинает раздражать, потому что Роме очень хочется, чтобы все сказанное Кутеповым оказалось глупой шуткой. Он ждал встречи со своей родственной душой еще со школьной скамьи, когда вокруг образовывались пары, и девчонки с задорным смехом отвечали игриво на поцелуи сверстников, а Рома лишь наблюдал, находясь в трепетном ожидании, потому что пока не чувствовал, что кто-то из его знакомых подходила на роль потенциальной возлюбленной. Рома вопреки распространенному мнению о том, что родственные души — редкость сейчас, и далеко не каждому суждено встретить ее в жизни, не сомневался, что человек, связанный с ним намертво и навсегда, существует где-то. Зобнин думал, что разменивать себя на кого-то, к кому не тянет до одури, глупо и неправильно, и продолжал жить, лелея в душе трепетную интригу: кто же его родственная душа и что их объединяет. Богатое воображение щедро подкидывало горячие подробности предполагаемой встречи и образа того самого человека, Роме какое-то время хватало этого, и пожирающее одиночество он отгонял предвкушением будущей встречи. Но сейчас реальность щедро остужает его пощечиной, словно смеясь в лицо и одаривая холодной надменностью и странностью, которыми буквально обволакивает Зобнина с головой, и он раздражается донельзя, злясь на весь мир за такую насмешку в виде леденящего взгляда и скучающего деловитого тона, которые, как утверждает их обладатель, — родные для Зобнина. — И что дальше? — только и может он выдавить из себя, обескураженный всем происходящим и кипящий изнутри от безадресной обиды и огорчения. Кутепов улавливает гамму эмоций на его лице, отмечая колкий взгляд и поджатые губы, но у него слишком плотный график, очень деловой подход и крайне безразличное отношение к людям, так что он не зацикливается, а продолжает тем же тоном гнуть свою линию: — Так как это мешает мне жить, предлагаю сделку, — Зобнин буквально взрывается изнутри на этой фразе, вздрагивает как от удара, и что-то в нем дает трещину, а потом Илья добивает деловым предложением: — в качестве средства избавления от недуга я буду касаться вас. Разумеется, не бесплатно. Зобнин вспыхивает, покрываясь красными пятнами, и видит, читает в лице напротив холодный расчет и нездоровый, как ему кажется, рационализм, тотальное безразличие, которые в сердце врезаются на всей скорости. И, кажется, там места живого не оставляют, разрушая так долго хранимую трепетную интригу и ожидание чего-то чудесного и волшебного, во что Рома верил как ребенок со школьных лет, и что жить ему помогало, выталкивая из души одиночество и чувство собственной никчемности уверенностью в том, что родной человек заполнит зияющую дыру и подарит ощущение нужности. Зобнин даже рад, что с Ильей у них такая связь, построенная на боли и недомоганиях, потому что его переламывает пополам чувство разбившегося ожидания, и осколки давней мечты больно врезаются в легкие. Он хочет плюнуть Илье в лицо и прогнать вон, потому что, кажется, еще чуть-чуть, и расплачется прямо здесь, корчась как маленький от вгрызающейся в сердце обиды. Но решает поступить иначе, растянуть удовольствие, подарив исцеление, а потом перекрыть доступ к лекарству и узнать, способен ли холод в глазах Кутепова уничтожить его самого. — И каково же предложение? — выдавливает он из себя, стараясь унять дрожь в собственном голосе, смотря с вызовом, зло, но обида затапливает его изнутри, и больно до дрожи в коленях. Зобнин и не думал, что за простое касание ему могут предложить когда-то пол суммы ежемесячного платежа по кредиту, но старается виду не подавать. — Договор заключать будем или отделаемся устным соглашением? — бросает Зобнин с подчеркнутым ехидством, буквально ядом извергаясь, а Кутепов лишь в той же манере отвечает бесстрастно: — Думаю, устной формы будет достаточно. Кутепов не понимает или просто не хочет понимать, что так поступать нельзя, и что связь обоюдная, двусторонняя, и его одной головной болью не ограничивается, а также касается и самого Зобнина, разбивая его в эти минуты и разрывая на части. Зобнин старается держать себя в руках, внутренне перегорая, но с ухмылкой протягивает руку и крепко сжимает протянутую в ответ ладонь, отмечая со злым оттенком: — Первое рукопожатие бесплатно. Кутепов чувствует, как было начавшаяся головная боль отступает покорно, чуть улыбается уголками губ и встает с места, накидывая пальто, мыслями уже полностью погружаясь в работу, кидает напоследок: — До встречи. Дзюба медленно трогается, беря курс на дом Кутепова, предвкушая конец рабочего дня и скорую встречу с Игорем, в то время как Зобнин, разбитый и уничтоженный ударом судьбы под дых, еще некоторое время сидит неподвижно, стеклянным взглядом наблюдая в панорамное окно, как быстро снуют по тротуару прохожие, спеша по своим делам. — Все нормально? — осторожно спрашивает Марио, полностью оправившийся от недавнего приступа и вышедший из кухни сообщать Роме о том, что готов снова приступить к работе. Зобнину хочется разреветься, крича и топая ногами, а еще заехать по лицу новоиспеченной родственной душе. Роме хочется ответить, что его мечту растоптали, уничтожили магию трепетного ожидания и волшебство любви, в которую он верил наивно, но он вместо всего этого отвечает с улыбкой: — Задумался просто, — и идет к барной стойке принимать очередной заказ от только что вошедшего посетителя. Рома решает, что пора бы закрываться, когда колокольчик задорно оповещает о новом клиенте, и в посетительнице Зобнин моментально узнает девушку родственной души Марио. Та сразу находит его взглядом и идет напрямик, кокетливо улыбаясь, отчего Роме уже становится не по себе. Незнакомка подходит максимально грациозно, стараясь эффектно откинуть за спину копну распущенных волос, расстегивает пальто, открывая вид на весьма пикантный вырез декольте. — Привет, — звучит максимально приторно, так что Зобнин настораживается все больше, невольно зацикливая взгляд на агрессивно-красной помаде. — Привет, — отвечает вежливо и нейтрально, улыбнувшись все же и заинтересованно ожидая дальнейшего развития событий, уже прекрасно понимая, что девушка явно зашла не за кофе. Повисла неловкая пауза: Кристина ожидает первого шага от Ромы, но тот лишь вопросительно смотрит на нее, кажется, не понимая излишне сочных намеков в виде откровенного выреза и кокетливой улыбки, так что она решает взять дело в свои руки: — Если честно, — немного мнется, не зная, как правильно подобрать слова, явно не ожидавшая, что придется начинать первой, — ты был таким напористым тогда. Рома не сразу понимает, что она намекает на поцелуй, а девушка тем временем продолжает, картинно потупив взгляд: — И мне это понравилось, если честно, — она вновь стреляет в Зобнина ярким взглядом, буквально въедаясь в него искусством соблазнения, — я хотела бы познакомиться с тобой поближе. Рома не сразу знает, что делать в такой ситуации, а потом вдруг думает о том, что хоть к кому-то судьба благосклонна, благодарит небеса за такую невероятно удачную возможность помочь-таки Марио. Улыбается девушке лучезарно, так что та тает от его теплоты, а потом произносит мягко: — Почему бы и нет. Девушка, кажется, довольна донельзя, предлагает с готовностью: — Можешь меня проводить, заодно и узнаем друг друга получше. Рома кивает согласно, а Кристина мило добавляет, что как только посетит дамскую комнату, они могут идти. Зобнин не теряется, думая про себя, что вообще все складывается как нельзя лучше, и произносит с обворожительной улыбкой: — Если ты оставишь мне на это время свой телефон, то увидишь в «контактах» сюрприз в виде моего номера. Кристина подмигивает парню и, разблокировав смартфон, оставляет его на барной стойке, проходя к туалету, а Зобнин быстро берет телефон в руки и ищет в списке контактов нужный номер. Благо, Денис там всего один, в иконке красуется его фото, и секунд хватает, чтобы быстро переписать цифры, так что когда девушка возвращается, Зобнин возвращает ей телефон и произносит с наигранным огорчением: — Совсем забыл, сегодня никак не могу, — Кристина меняется в лице сразу, а Зобнин продолжает, упиваясь возможностью хоть на ком-то выместить накопившуюся за день обиду и агрессию, тем более, что дама этого явно заслуживает, добавляет: — точнее, никогда не могу. Я предпочитаю не изменять своей паре. Зобнин не слышит, что говорит ему Кристина, кажется, та кричит или даже хлещет его по лицу, убегает, громко хлопая дверью. Просто вместо того чтобы проучить пассию Черышева, Рома добивает себя окончательно, потому что при фразе «пара» всплывает в памяти холодный взгляд, а в ушах звучит назойливо надменно и ранящее до глубины души недавно сказанное Ильей: «Так как это мешает мне жить»… Зобнину больно до бесконечности, потому что его существование, оказывается, мешает жить тому, кого он ждал последние несколько лет, живя в трепетном волнении и предвкушении любви, в которую искренне верил. Сегодня он предлагает Марио закрыться чуть раньше, чувствуя острую необходимость раствориться в собственной комнате и просто попытаться выжить в реальности, в которой отныне не существует главной его мечты.

***

Головин возвращается домой позднее, чем планировал, потому что прогулка затягивает его на весь день, и впервые за последнее время свободно дышится по-настоящему, но все же временные рамки и необходимость прийти домой вовремя невидимыми цепями привязывают его к собственному приговору, и дышать полной грудью снова не получается. — Какие люди, — слышится знакомый голос, так что Саша тут же узнает его обладателя и подсаживается рядом на лавку, наблюдая за тем, как Кучаев, не взглянув на него больше, поглощает спиртное из полупустой бутылки, — отпустили, значит? Они разговаривают несколько минут, перекидываясь скудными новостями, чувствуя неловкость, потому что их жизни, ранее сплетенные узами школьной дружбы и пьяным хулиганством, теперь, кажется, полностью разорвали связь. — Теперь пай-мальчиком заделался? Домой к десяти, а то злой дядя отругает? — беззлобно бросает Костя, на что Саша не отвечает, с удивлением замечая, как сильно изменился за время его отсутствия друг. Кучаев был всегда задорно-дерзким, громким и излишне разговорчивым, первым нарывался на неприятности и устраивал разборки из ничего, включался в разговоры активно и сам задавал тон и темы, а сейчас безучастно впрыскивает редкие фразы, как-то грустно усмехаясь собственным мыслям и, кажется, половину сказанного Сашей пропускает мимо ушей. Они прощаются вскоре, потому что на часах «21-55», и Головину пора бы вернуться домой, а Костя провожает его взглядом и медленно поднимается, кидая недопитую бутылку в ближайшую урну. Идет неторопливо в нужную подворотню, прислоняется к стене и ждет, внушая себе самому со злостью, что нужно бежать куда подальше, но тело не подчиняется, и он продолжает стоять неподвижно, вслушиваясь в шаги пешеходов. Чалова узнает сразу, даже не видя, понимает, что идет именно он: по походке. Отклеивается от стены и шагает прямо навстречу, хищно улыбаясь и сжимая кулаки, бурля внутри потоками обуреваемой злости. Федю холодный пот прошибает, потому что неделю уже Кучаева ни видно, ни слышно было, будто испарился куда-то, но вот снова здесь, идет прямо на него, сверля недовольным взглядом. И Феде так не хочется повторять все это снова, что он невольно думает: «А не свернуть ли за угол, пока есть такая возможность», но все же идет вперед, стараясь не смотреть на парня. Кучаев хватает его за грудки, сильно сжимая в кулаках куртку и больно вдавливает спиной в холодный бетон, отчего Чалов кривится болезненно, накрывая чужие руки своими и стараясь ослабить хватку. Костя смотрит в глаза напротив, приближается вплотную, буквально дыша в губы Феди. Тот лишь глаза прикрывает вымученно, потому что устал от всего: от учебы бесконечной, нападок необоснованных и родственной души в виде Кости Кучаева. Ситуация комичнее некуда: его ненавидит до дрожи и вжимает в стену, желая, наверно, ударить или избить, человек, которому судьбой предназначено быть самым близким и защищать от таких вот людей, как он сам. Чалов безвольно опускает руки и просто стоит, ощущая частое дыхание, обжигающее лицо, цепкие пальцы, не чувствуя сейчас в себе сил сопротивляться, готовый ответить, только если парень, действительно, полезет в драку. Но Кучаев лишь отстраняется резко, больно встряхивая Чалова, смотрит в глаза с некой беспомощностью, перекрывающей недавнюю злость, и уходит поспешно, почти сбегает, так что Федя окончательно запутывается в его поведении, не находя смысла и логики в действиях Кости. Но он настолько устал от всего за последнее время, что искать-то не очень и хочет. Возвращается домой и тут же ложится спать, с удовлетворением думая о том, что за выходные успел переделать все домашние задания на неделю и может позволить себе полноценный сон без ночных посиделок за ноутбуком и ворохом нудных конспектов. В коридоре давно темно: обитатели дома разошлись по комнатам и готовятся ко сну, и только у Миранчуков царит тяжелое молчание. Братья сидят напротив друг друга, каждый думает о чем-то своем, но это «свое» именуется одним общим: «Смолов». И что-то прочное и крепкое между ними постепенно становится хрупким и неустойчивым, оба парня боятся потерять это чувство совсем, разбив его ненароком о собственные надписи на груди. Одинаковые, излишне сочные, крупные, разъедающие что-то ценное и личное аккуратными буквами и каллиграфическим почерком. Антон подходит ко всему всегда проще, с детской наивностью, не задумываясь о «но» и «против», поэтому прерывает тишину неуверенно, присаживаясь слишком близко и беря за руку брата, осторожно поглаживая кожу: — Он — наш, — улавливает взгляд брата и продолжает, невесомо целуя его в висок, приободряясь тем, что собственные мысли кажутся правильными, — общий. Нам не нужно делить его между собой и ссориться самим. Леша улыбается грустно, но возразить не в силах, упиваясь такой необычной нежностью младшего, который обычно резок и излишне импульсивен, и Антон не унимается: — Ты же понимаешь, что мы должны быть вместе, — снова невесомо целует куда-то в щеку, сильнее сжимая руку в своей, и добавляет тут же, полностью приободренный собственными словами и отсутствием возражений: — втроем. Леша и сам это прекрасно понимает, но, в отличие от Антона, знает, что Смолов не побежит с ними под ручки в мир плюшевых пони, потому что это их мир — ненормальный и неправильный, а другие живут и мыслят иначе, не готовые принять без проблем тот факт, что вообще-то у них не родственная душа, в единственном экземпляре, а родственные души. — Все будет нормально, — словно прочитав мысли брата, Антон ободряюще улыбается, — он поймет все. Со временем. А мы его подтолкнем к пониманию. Леша уже предвкушает весь тот бедлам, который устроит его брат, воодушевлённый собственной идеей всеобщего единения, и прекрасно понимает, что сглаживать углы и исправлять ситуацию предстоит именно ему. Но от мыслей Антон отвлекает уже более резким и настойчивым поцелуем, и Леша, наконец, узнает в напоре и несдержанном предвкушении настоящего Тошу, покорно ложится на кровать и отвечает на требовательные ласки, забываясь на время в родных объятиях. Зобнин сидит в углу тускло освещенной комнаты, стараясь выжечь все плоды больного воображения, столько лет дававшие ему жить нормально, делая каждый день своеобразной подготовкой к чему-то большему. Сейчас это кажется глупым и идиотским: он делал ставку на человека, которого сам себе и придумал, уже воплотил в реальность и ждал его появления, а дождался Илью, разбившего его вдребезги холодной расчетливостью и тотальным безразличием к своей родственной душе, которая для Ильи — источник проблемы и средство избавления от боли. Жаль только, что боль самого Зобнина теперь уже ничто унять, кажется, не в силах. Марио спит спокойно, не мучимый кошмарными приступами, размеренно дыша и переворачиваясь периодически с боку на бок, так что Рома, скорее по привычке заглядывающий к нему несколько раз среди ночи, успокаивается и вскоре ложится спать, надеясь, что уснуть у него сегодня все-таки получится. Артем мирно посапывает на плече Акинфеева, который лениво поглаживает его по голове, невесомо целуя в макушку и в полудреме шепча мягко: — Спокойной ночи, Тема. И только Далер не ложится, поминутно смотря на часы, ждет, когда же появится Лунев, ходит по комнате кругами как загнанный зверь и мучается так до самого утра, не сомкнув глаз, потому что Андрей так и не появляется.