Будь моим смыслом

Для всех Рождество было семейным праздником, для Стива же с Тони это стало днем скорби.

      Насколько было больным осознание того факта, что твоего ребенка больше нет. Что он никогда не обнимет тебя, не поцелует в щечку, не спросит твоего совета. Что ты никогда не увидишь, как он говорит свое первое слово, начинает неумело ходить, учится читать, писать, идет в школу, как он потихоньку взрослеет.       Тони со Стивом знали это не понаслышке. Когда Тони узнал, что он беременный, его счастью не было предела. У них со Стивом будет ребенок, подумать только. Они будут родителями, будут нянчить милую девочку или озорного мальчишку. Тони научится петь колыбельные, будет укачивать их ребенка, когда сзади подойдет его альфа и аккуратно приобнимет его, шепнет, как он благодарен Тони за их маленькую семью.       Рожать было больно, но ведь ради счастья нужно немного потерпеть, он сможет, он ведь сильный. По их связи омега чувствовал, как Стив пытается успокоить его, передать всю свою любовь. Так что это определенно стоило того, когда их маленькая девочка появилась на свет, оповещая всех своим криком, Тони был самым счастливым человеком на свете.       У него есть все: любящий альфа, хорошие друзья и вот теперь их ребенок. А боль от родов и шрам, оставшийся после кесарева сечения, можно пережить.       Тони практически не дали подержать ее на руках, сразу же унесли. Но он запомнил, какими красивыми и ярко-голубыми, как у Стива, были ее глаза. Омега хотел запротестовать, но он слишком устал, да и все равно ее скоро бы принесли. Так что сон оказался неплохой идеей.       К сожалению, больше он ее не увидел. Врачи сказали, что что-то с сердцем, такое бывает, утешил Тони врач. Но ему было плевать.       «Мы хотели назвать ее Джессика*» — сказал тогда Тони.       Врач сразу же замолчал, а после тихо удалился. Тони было плевать, какая разница. Неужели все думали, что какие-то слова смогли исправить то, что произошло с его ребенком. Тони заснул через несколько часов с красными от слез глазами и единственным воспоминанием о его девочке.       В следующий раз, когда Старк открыл глаза — нашел в себе силы это сделать — рядом с кроватью сидел Стив. Он выглядел ужасно, хотя Тони выглядел ничуть не лучше, но они имели на это право, их ребенок, их девочка погибла.       — Прости, — тихо прошептал Тони, он был виноват, из-за него погиб их ребенок, из-за его дурацких генов, предрасположения к сердечным заболеваниям. Он не хотел, чтобы так все обернулось.       —  Я люблю тебя, — ответил на это Стив, а после присел на кровать и прижал к своей груди омегу.       Тони не был достоин этих объятий, он понимал, но этого так хотелось. Только Стив мог понять его, никакие утешения не помогали, они потеряли ребенка, только обретя. Тони помнил, как тихо рыдал, цепляясь за Стива. Альфа же крепче сжимал его в своих объятьях, сдерживая собственные слезы, они не были к этому готовы.       Стив помнил, как ему это сообщили: подошел врач с какой-то милой медсестрой, он думал, что они просто хотят сказать, что все хорошо, что, возможно, ему стоит поспать и своего мужа с ребенком он сможет увидеть завтра. Он не был к этому готов, Стив помнил, как съехал по стене, вцепляясь в волосы, изо всех сил сдерживая крик отчаяния. Помнил, как сверху до него пытались дозваться Баки с Наташей. Это ничего не меняло, их ребенок был мертв.       Они не были готовы, когда хоронили свою девочку в маленьком — слишком маленьком даже для ребенка — гробу. Тогда не было дождя, как во всех печальных фильмах, но души Стива с Тони были разбиты, они не были уверены, что когда-нибудь снова станут целыми.       Репортеров не было, вокруг было от силы человек пятнадцать, но им было все равно. Тони помнит, что тогда не смог произнести речь, Стив кажется тоже, они не были готовы. Да и что можно произнести на похоронах собственного, едва родившегося, ребенка. «Мне жаль, что я угробил твою жизнь»? Слов в тот день не нашлось.       Стив помнил, как застал в тот день Тони, рассматривающего шрам, оставшийся на животе.       — Я не верю, что ее нет, иногда мне кажется, что все это сплошной кошмар и ее даже не было. А потом я понимаю, что все это правда и единственное, что у меня осталось в воспоминаниях от нее, этот шрам.       Стив лишь обнял его, укладывая в кровать, поглаживая своего омегу по спине, укачивая его в своих объятьях. Тони не должен был засыпать в очередной раз со слезами на глазах и с огромным чувством вины. Он не заслужил этого, Стив должен был взять кусочек ответственности на себя, он — альфа, он не должен потерять веру. Но сейчас, когда уже ничего нельзя было исправить, Стив чувствовал, что сдается.       Но когда он застал Тони в комнате, которая должна была стать детской, то с глаз как будто спала какая-то пелена. Его омега в тот момент сидел в кресле качалке, прижимая к себе мишку, который по его словам, должен был стать любимым у их дочери. Он просто сидел, даже не плакал, но именно тогда до Стива дошло, он не один испытывал горе. Тони, его милый омега, верил, что он виноват в смерти их дочери. А он, тот кто поклялся его защищать, ничего с этим не делал.       Тогда Стив, кажется впервые после похорон разрыдался, утыкаясь Тони в живот, на котором остался, возможно, самый главный шрам в его жизни.       После этого дня они снова учились двигаться маленькими шажками, открывая друг другу свои печали и страхи, стараясь не вздрагивать от упоминания о своем ребенке. И через год, сидя у камина в чертово Рождество, которое так удачно совпало с днем рождения их дочери, они понимали, что шрамы по немного затягивались.       Они не излечились полностью, и возможно, что никогда не излечатся, но они научились переживать это горе вместе. И сейчас, когда люди за окном радуются, празднуя Рождество, Стив с Тони будут скорбеть. Потому что их ребенок никогда не сможет побежать под елку искать подарки, спрашивать про Санта-Клауса или украшать елку. Потому что их ребенок мертв. И никто не сможет это изменить.