милый друг

Я помню, как, отворивши дверь в дом, меня обдало жаром и бросило в холодный пот. Мой взгляд упал на мать, вязавшую у камина, которая очень тихо, как мне показалось, вела беседу с отцом. Я постаралась неслышно освободить себя от верхней одежды, сняла шляпу, сильно растрепав волосы, и юркнула к себе в комнатушку. Не успела я прийти в себя, как ко мне постучалась мать с расспросами о театре и новых знакомствах. Она нежно взяла моё лицо в ладоши и посмотрела в мои потерянные глаза. – Что-нибудь произошло? Я поспешила вырваться и прикрыть лицо ледяными руками, заявляя, что это всё усталость. Мне пришлось соврать, что я завела некоторые приятные знакомства, и что мне было очень грустно с ними прощаться. – Поезжай завтра пораньше, чтобы подольше с ними поболтать! – воскликнула она, едва захлопав в ладоши. Я сглотнула и отвела взгляд. Совсем не хотелось думать, что у меня впереди еще столько жизни, когда вся её живость и сила только что случилась. Мне не помнится, как мать оставила меня в одиночестве и сколько времени я просидела не пошевелившись. За чтением и письмом я сидела будто забытая свеча. Ничего не витало в моей голове, и ни единой мысли о нем. В неизвестном мне забвении я готовилась ко сну, когда заметила, что пунцовые щеки так и не вернули свой прежний цвет. Я лежала в темноте. Полная луна едва освещала снежные хлопья, что, прилипая к моему окну, почти сразу таяли. Мне долго не удавалось уснуть от тяжелой пустоты в моей голове, и я встала, стараясь не глядеть на белую гладь у подножья. Теплые руки приложились к морозному стеклу и, набрав достаточно прохлады, легли на горячие щеки. От окна сильно веяло холодом, но возвращаться под одеяло не хотелось. совсем ничего не хотелось… Я взглянула на рассеянный вальс снежинок и в голове возникла весенняя капель, под которую мы обучались алесгону на занятиях. Мне виделись чужие руки на клавишах и их непрекращаемое движение. Я должна была осознать, что этому вечеру, как и другим прошлым, свойственно закончиться, каким бы сладким он ни был. Завтра будет новый день. Он снова приедет, и будет сидеть подле. Снова что-нибудь скажет и я не смогу отвести глаз. А можно ничего и не говорить. Матушка разбудила меня раньше обычного, восклицая, что на завтрак у нас мой любимый яблочный пирог. И проснулась я на удивление в кровати, плотно завернутая в одеяло, только вот выглядела, будто всю ночь ткала занавески. Я долго наводила туалет и совсем не спешила к чаю. Прибрав волосы в аккуратную гульку и выпустив позволительные две пряди, я посмотрела на себя в зеркало. Это был не сон, а сегодня новый день. В отражении нельзя было не приметить, как блестят мои глаза, какими красивыми они сейчас кажутся. Я не зияла красным пламенем, как вчера, а обрела природный нежный румянец на скулах, что подчеркивал мою формирующуюся женскую красоту. Мне хотелось, чтобы сегодня он это заметил. Чтобы он смотрел на меня так же бесстыдно, как смотрел вчера под покровом ночи. Хотелось его руки на моей шее, пальцев в волосах… осязать его. Это было похоже на нездоровое помешательство, но я не искала себе поводов для порицания. Я ощущала свежесть и ясность моего уразумения: неотъемлемая часть чего-то большого, наконец, нашла меня и прямо сейчас воссоздает то, чему предрешено изменить мою жизнь. День за учебой тянулся долго и размеренно, и я не находила в нем радости больше, чем фантазировать о наших диалогах и последующих встречах. Мою мечтательность подметила подруга и, конечно же, хитро сощурившись, стала любопытствовать о моей жизни; но мне ловко удалось избежать лишних расспросов, поделившись с ней куском маминого пирога, которого я так и не коснулась утром. сидя на подоконнике, я провела всё время перемен, наблюдая привычный снежный вальс, и на уроках, изредка отвлекаясь на учителя, я возвращалась к ним снова. Всё шло своим чередом, только время, казалось, замедлило свой бег. Мне не терпелось поскорее добраться домой, но я понимала, что там меня по привычному ждёт обед и те же уроки в своей комнате. Спешить не было смысла. Распрощавшись с подругой на скорую руку, я сорвалась на бег, убедив её, что очень спешку домой, но спустя квартал, оказавшись на полупустой улочке, я снова вернулась к прогулочному шагу. Не помнится мне, сколько я так продолжала свой пеший ход, пока не приметила, что за мной по пятам следует едва слышный гул мотора. Я медленно остановилась, и немного погодя, машина затихла следом. Краем глаза я подметила её колеса, – моё сердце забилось в панике – и, глубоко вдохнув, я, всё-таки, осмелилась повернуться. Сквозь начисто прочищенное от снега стекло сверкнула его теплая улыбка. Наши глаза встретились, и я вздрогнула. – Прости, – вместо приветствия он вышел из машины, – не хотел тебя напугать, – неспеша обошёл впереди, открывая соседнюю дверь. – Зайдешь? Смиренно опустив голову, я скромно присела на край сиденья и почувствовала, что, не смотря на большое желание встретиться с ним, мне было трудно унять волнение. Конечно, ведь всё идет не тем чередом, не так, как я предполагала, и теперь все диалоги как карточный домик просто в пух и прах разлетелись в моей голове. Мы немного сидели в тишине, и он не знал с чего начать. – Ты не думай, я не следил за тобой…– неуверенно сказал он. И почему-то это было досадно слышать. – Мы наведовались к твоим родителям, и они попросили меня забрать тебя по дороге, чтобы вместе пообедать. Мясо с запеченными яблоками. Пирог с чаем… «чертовы яблоки» – чуть было не фыркнула я, сдерживая пыл. Он молчал, ожидая моего слова, но мне нечего было ему сказать. Я даже боялась на него посмотреть. – Я, кажется, виноват перед тобой, – заключил вдруг он. Мои сделанные пол оборота проходят мимо его глаз и он, снова заводя машину, говорит: – Давай забудем это, и просто поедем на обед. Ты ведь любишь ябл- Нет, то, что он говорил, было выше моих сил. Я не должна была позволить машине двинуться с места, заключив молчанием его правоту. Поэтому моя ладонь неглядя летит по направлению к его губам и неаккуратно бьет по щеке. – Неправда, – сдержанно восклицаю я. – Вы ни в чем не виноваты, – оттого голос звучит так хрипло и даже умоляюще. Я убираю руку и набираюсь смелости сесть поудобнее. – Никаких сожалений? – всё еще в неверии интересуется он. И я сдержала себя, чтобы не броситься к нему на руки и не уткнуться в изгиб плеча, стеная обо всем несказанном. Я лишь качаю головой, в упор глядя на него и громко выдыхаю, когда машина двигается с места. *** У крыльца среди натоптанного снега в распахнутом белом пальто стояла маминька. Она встретила нас живо, взяла меня под руку и спешно потянула за собой в дом, оставляя Тэёна стоять у машины. Обернувшись, я успела лишь ухватить взглядом чужой силуэт рядом с ним, но двери за мною закрылись и мне пришлось обратить своё внимание на темную тучу молодых людей повсюду — в гостиной, у камина, за кухонным столом — везде. Юные мужчины и девушки, заметившие моё появление, поприветствовали меня любезным поклоном и некоторые из них, даже не дожидаясь, пока я сниму верхнюю одёжку, стали втягивать меня в незамысловатые разговоры о погоде. Материнские руки усадили меня за стол, где отец обсуждал с некоторыми юношами политические дела; незаметно передо мной возникла посудина с лежавшим на ней ланчем и чья-то женская рука аккуратно приложила рядом чашку горячего малинового чая. — Согревайтесь, милочка, — лёгкая кисть опустилась на мое плечо. Я с опаской обернулась — надо мной сияло румянцем милое личико. — Меня зовут Лаура, — продолжала она. — Я рада, что мне, наконец, удалось, свидеться с вами. Мне пришлось опустить глаза, дабы выдать уверенный кивок в ответ. Она присела рядом и стала болтать о своей долгой дороге в наш городок. Я всмотрелась в её лицо: свежее на первый взгляд обличие стало проявлять первые признаки немолодых лет. Её рыжеватые локоны отливали живностью на свету, но у корней они были заметно жёстче. То же самое касалось её ресниц и тоненьких приподнятых бровей. Темные зеленые глаза искрились пёстро, в неподдельной искренности, но осевшие веки и заметные морщины выдавали её возраст. – Ты знакома с Чарли? – вдруг спросила она. – Вон он, разговаривает с твоим отцом. Она кивнула на молодого парня на той стороне стола, а тот в ответ ей стушевано улыбнулся. – Это мой сын. Правда славный? Я снова на него взглянула. Высокий, жилистый и очень молодой парень заметно стеснительной натуры и доброго нрава. С его щек не сходит румянец смущения и неловкости, но в одночасье он старается держаться уверенно. – Довольно таки, – отвечаю я. – Он очень хотел с тобой познакомиться, – её плечи заметно выпрямляются и она будто в любую секунду готова приподняться. – Как же? Откуда ему обо мне знать? – А… Это мы сейчас и узнаем. Чарли! Мой отец ведет его за собой. Мы с ним даже не здороваемся – он бросает мне хитрый взгляд исподлобья и косится на парня, после чего уходит. Юноша приветствует меня неумело, но представляет себя подготовлено. Рядом стоящая Лаура едва сдерживает своё восхищение, глядя на него. Даже когда его речь заканчивается, она одаривает его гордым кивком и как-то невзначай тоже решает куда-то срочно запропаститься. За весь ланч нас больше никто не трогает и даже не удосуживается позвать на беседу у камина, оставляя на кухне за едой. Оноре де Бальзак однажды описал балы и вечеринки в своей родной Франции, отметив, что то, что казалось одной вечеринкой, всегда на самом деле было двумя. В первые часы собрание захвачено скучными людьми, принимающими манерные позы ради одной особой персоны, способной подтвердить их осознание красоты и статуса. И лишь потом, в поздние часы, когда большинство гостей уже разъезжались, начиналась вторая, настоящая вечеринка. Тогда уже беседу разделяли все присутствующие, и вместо чопорного, словно накрахмаленного воздуха комнату заполнял искренний смех. Но в моём случае две эти вечеринки слились в одну, и я, чувствуя себя участником первого часа, не раз ловила себя на мысли о том, чтобы сбежать. Чарли не был занудой и даже не снобом, но мне было абсолютно не интересно слушать его нескончаемые новости о спортивных состязаниях в дополнении с хвастовством о собственных победах. Он очень много говорил и отчасти оттого, что просто не знал, как вести себя со мной в тишине, и я даже сочла это за достоинство. Это бесспорно лучше, чем убивать тишину рассказами о себе. В конце концов нас разняла Лаура, приковылявшая немного выпившей. Она подозвала сына к себе, тот, кажется, даже был рад наконец закончить эту бессмысленную болтовню. В любом случае, он не обошелся без ненужного поцелуя в кисть после чего, выполнив долг кавалера, под руку с матерью ушёл. К этому позднему часу у камина оставались только считанные и среди них у самой дальней стены слонялся Тэён. Под слабым светом камина его лицо показалось мне мрачным, но когда он заметил меня, то глаза его мгновенно смягчились. Я хотела было подойти к нему, но мать тут же отвлекла меня просьбой убрать пустые фужеры с гостиной. Даже не смотря на моё старание побыстрее покончить с этим, вернувшись, я уже не застала его в доме. Отец сказал, он ушел со своей сестрой. До полуночи я без особого энтузиазма занимала себя ненужными учебными хлопотами, после чего снова спустилась выпить чаю, чтобы нагнать к себе сон. Я чувствовала удушливую печаль у себя в груди, оттого, каким бессмысленным и тяжелым показался этот день. Мне довелось свидеться с ним, но я даже не смогла вдоволь насладиться его присутствием из-за своего глупого сердца. Всё произошедшее будто нарочно отдаляли меня от него и самое неприятное, что это таки удалось. Мы даже не попрощались. Нет сомнений, он даже не заметил моего румянца. А если и заметил, то не подумал ли он, что это дело рук этого Чарли? Его удрученный вид тревожил меня, даже не смотря на то, что он всё таки улыбнулся. На лестнице вдруг послышались шаги: мать спускалась за водой. – Почему скучаешь? Или может по кому? – она захихикала и всё таки бросила на меня изучающий взгляд. – Как тебе Чарли? Я сглотнула немного чая, давая себя время подумать. – Славный парень. – Правда? Ох, а мы с отцом боялись, что он тебе совсем не понравится… – О чём это вы? Она присела подле меня и улыбнулась. – Ты у меня уже совсем взрослая. Неужели ты еще не думала о браке? – О браке? – Ну вот, приехали! – Мама, вы хотите, чтобы я и Чарли… – Этого я еще не говорила, – отрезала она. – Но ведь он бы был неплохой кандидатурой, не так ли? Я ничего не ответила. Мама заправила мне прядь волос за ушко и неслышно скрылась в темноте. В ту ночь я так и не сомкнула глаз.